Главная » Книги

Толстой Лев Николаевич - Севастополь в мае, Страница 3

Толстой Лев Николаевич - Севастополь в мае


1 2 3

. Французы тоже смеются.
  - Ils ne sont pas jolis ces betes de russes [Они некрасивы, эти русские скоты - франц.], - говорит один зуав из толпы французов.
  - De quoi de ce qu'ils rient donc? [Чего это они смеются? - франц.] - говорит другой черный, с итальянским выговором, подходя к нашим.
  - Кафтан бун, - говорит бойкий солдат, рассматривая шитые полы зуава, и опять смеются.
  - Ne sortez pas de la ligne, a vos places, sacre nom... [Не выходите за линию, по местам, черт возьми... - франц.] - кричит французский капрал, и солдаты с видимым неудовольствием расходятся.
  А вот в кружке французских офицеров наш молодой кавалерийский офицер так и рассыпается французским парикмахерским жаргоном. Речь идет о каком-то comte Sazonoff, que j'ai beaucoup connu, monsieur [графе Сазонове, которого я хорошо знал, сударь - франц.], - говорит французский офицер с одним эполетом, - c'est un de ces vrais comtes russes, comme nous les aimons [это один из настоящих русских графов, из тех, которых мы любим - франц.].
  - Il y a un Sazonoff que j'ai connu, - говорит кавалерист, - mais il n'est pas comte, a moins que je sache, un petit brun de votre age a peu pres.
  - C'est ca, monsieur, c'est lui. Oh, que je voudrais le voir ce cher comte. Si vous le voyez, je vous pris bien de lui faire mes compliments. Capitaine Latour [ - Я знал одного Сазонова, - говорит кавалерист, - но он, насколько я знаю, не граф, небольшого роста, брюнет, приблизительно вашего возраста.
  - Это так, это он. О, как я хотел бы встретить этого милого графа. Если вы его увидите, очень прошу передать ему мой привет. Капитан Латур - франц.], - говорит он, кланяясь.
  - N'est ce pas terrible la triste besogne, que nous faisons? Ca chauffait cette nuit, n'est-ce pas? [Не ужасно ли это печальное дело, которым мы занимались? Жарко было прошлой ночью, не правда ли? - франц.] - говорит кавалерист, желая поддержать разговор и указывая на трупы.
  - Oh, monsieur, c'est affreux! Mais quels gaillards vos soldats, quels gaillards! C'est un plaisir que de se battre contre des gaillards comme eux.
  - Il faut avouer que les votres ne se mouchent pas du pied non plus [ - О! это ужасно! Но какие молодцы ваши солдаты, какие молодцы! Это удовольствие - драться с такими молодцами!
  - Надо признаться, что и ваши не ногой сморкаются - франц.], - говорит кавалерист, кланяясь и воображая, что он очень мил. Но довольно.
  Посмотрите лучше на этого десятилетнего мальчишку, который в старом, должно быть, отцовском, картузе, в башмаках на босу ногу и нанковых штанишках, поддерживаемых одною помочью, с самого начала перемирия вышел за вал и все ходил по лощине, с тупым любопытством глядя на французов и на трупы, лежащие на земле, и набирал полевые голубые цветы, которыми усыпана эта роковая долина. Возвращаясь домой с большим букетом, он, закрыв нос от запаха, который наносило на него ветром, остановился около кучки снесенных тел и долго смотрел на один страшный, безголовый труп, бывший ближе к нему. Постояв довольно долго, он подвинулся ближе и дотронулся ногой до вытянутой окоченевшей руки трупа. Рука покачнулась немного. Он тронул ее еще раз и крепче. Рука покачнулась и опять стала на свое место. Мальчик вдруг вскрикнул, спрятал лицо в цветы и во весь дух побежал прочь к крепости.
  Да, на бастионе и на траншее выставлены белые флаги, цветущая долина наполнена смрадными телами, прекрасное солнце спускается к синему морю, и синее море, колыхаясь, блестит на золотых лучах солнца. Тысячи людей толпятся, смотрят, говорят и улыбаются друг другу. И эти люди - христиане, исповедующие один великий закон любви и самоотвержения, глядя на то, что они сделали, с раскаянием не упадут вдруг на колени перед тем, кто, дав им жизнь, вложил в душу каждого, вместе с страхом смерти, любовь к добру и прекрасному, и со слезами радости и счастия не обнимутся, как братья? Нет! Белые тряпки спрятаны - и снова свистят орудия смерти и страданий, снова льется невинная кровь и слышатся стоны и проклятия.
  Вот я и сказал, что хотел сказать на этот раз. Но тяжелое раздумье одолевает меня. Может, не надо было говорить этого. Может быть, то, что я сказал, принадлежит к одной из тех злых истин, которые, бессознательно таясь в душе каждого, не должны быть высказываемы, чтобы не сделаться вредными, как осадок вина, который не надо взбалтывать, чтобы не испортить его.
  Где выражение зла, которого должно избегать? Где выражение добра, которому должно подражать в этой повести? Кто злодей, кто герой ее? Все хороши и все дурны.
  Ни Калугин с своей блестящей храбростью (bravoure de gentilhomme [храбростью дворянина - франц.]) и тщеславием, двигателем всех поступков, ни Праскухин, пустой, безвредный человек, хотя и павший на брани за веру, престол и отечество, ни Михайлов с своей робостью и ограниченным взглядом, ни Пест - ребенок без твердых убеждений и правил, не могут быть ни злодеями, ни героями повести.
  Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, - правда.
  
  1855 года, 26 июня.

Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (23.11.2012)
Просмотров: 375 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа