Замакойс Эдуардо - Висенте Бласко Ибаньес

е; ротъ крошечный, какь точка, кожа блестящей сверхъестественной бѣлизны. Только въ зрачкахъ было что-то поразительное: взглядъ точно шелъ издалека и горѣлъ такимъ удивительнымъ блескомъ, что, казалось, просвѣчивалъ сквозь полотно".

   Удовлетворенный своимъ создан³емъ, Реновалесъ однако не былъ покоенъ. Онъ хотѣлъ большаго, хотѣлъ снова обрѣсти Хосефину, слышать ее, сжать въ своихъ объят³яхъ, еще разъ обладать ею. Чтобы добиться своей цѣли, онъ ищеть по улицамъ и въ театрахъ женщину, которая походила бы на нее. Наконецъ, ему кажется, что онъ ее нашелъ. Это "Прекрасная Фреголина", кафешантанная пѣвица. Дѣвица - не изъ неприступныхъ - отправляется въ студ³ю художника. Ренавалесъ заставляетъ ее надѣть платье и чулки, принадлежавш³е "той - другой". Только въ такотъ видѣ онъ можетъ ее писать. Она соглашается. При видѣ ея художнику кажется на мгновен³е, что Хосефина въ самомъ дѣлѣ воскресла: это ея тѣло, ея глаза, затуманенные и грустные. Но энтуз³азмъ его быстро проходитъ, силы покидаютъ его. Нѣтъ, это не она, не она! И между тѣмъ, какъ "прекрасная Фреголина" быстро одѣвается, испугавшись мысли, что передъ ней сумасшедш³й, Реновалесъ плачетъ безутѣшными слезами надъ гибелью послѣдней иллюз³и. О юность, юность! Зачѣмъ ты миновала?

   Въ слѣдующемъ году, вернувшись послѣ семимѣсячнаго путешеств³я по центральной Европѣ, Турц³и и Малой Аз³и, Бласко Ибаньесъ выпустилъ книгу "Востокъ". Это прелестная вещь, видѣн³е романиста, полное интереса и воодушевлен³я. Въ ней встрѣчаются превосходныя страницы, напр., посвященныя описан³ю Гинебры, "города убѣжищъ", какъ авторъ мѣтко его называетъ, или "элегантной Вѣнѣ" и "голубому прекрасному Дунаю" или глава "ночь Силы". Все это незабвенныя страницы, въ которыхъ чувствуется трепетъ жизни. Словно грядущ³я поколѣн³я приближаются и въ безмолв³и священной ночи слышатся ихъ шаги!

   Романъ "Кровавая арена", вышедш³й вскорѣ послѣ этого, имѣлъ огромный успѣхъ. Сюжетъ такой же простой, какъ просты встрѣчающ³еся въ немъ характеры.

   Тореро Хуанъ Гальярдо въ своемъ родѣ тоже "завоеватель", arriviste, который благодаря своей смѣлости, ловкости и силѣ становится однимъ изъ самыхъ иэвѣстныхъ матадоровъ. Онъ молодъ, красивъ и богатъ. Все улыбается ему. Импрессар³о перебиваютъ его другъ у друга, газеты помѣщаютъ его портретъ, на улицахъ толпа останавливается, чтобы поглазѣть на него, самыя прекрасныя модныя кокотки, ради которыхъ разоряются свѣтск³е люди, пишутъ ему, предлагая сладость своихъ поцѣлуевъ... Въ Севильѣ Хуанъ Гальярдо вступаетъ въ связь съ доньей Соль, вдовой дипломата, племянницей маркиза де Мораима. Ее зовутъ "Посланницей" и хотя она и родилась, въ Андалус³и, она скорѣе типъ экзотическ³й, космополитическ³й цвѣтокъ, интересный и рѣдк³й, напомимающ³й Леонору, прекрасную в_а_л_ь_к_и_р_³_ю съ садическими наклонностями въ романѣ "Въ апельсинныхъ садахъ". Ея душа отличается обворожительной сложностью и такою же обворожительной фривольностью. Все приводитъ ее въ восторгъ и ко всему она охладѣваетъ. Едва почувствовавъ голодъ, она уже пресыщена. Она наѣздница, способная низвергнуть быка, женщина влюбленная въ мужество и силу и въ то же время чувствительная, способная приколоть осеннюю розу къ курткѣ разбойника. Связь между доньей Соль и Хуанъ Гальярдо продолжается не долго и на этотъ разъ покидаетъ его она.

   Среда, въ которой развертывается дѣйств³е, позволяетъ романисту нарисовать нѣсколько ясно очерченныхъ типовъ и набросать не мало андалузскихъ сценъ и картинъ, среди которыхъ особенно выдается своей точностью и богатымъ великолѣп³емъ колорита описан³е знаменитой Святой недѣли въ Севильѣ.

   Карьера великихъ тореровъ блестяща и поразительна, какъ карьера конквистадоровъ, но быстро кончается: иногда, потому что мускулы слабѣютъ, иногда потому что мужество уходитъ, исчезаетъ жажда крови, а вмѣстѣ съ ней и храбрость. Существуетъ немало тореровъ, смѣлыхъ и превосходныхъ бойцовъ лишь до той поры, когда они получаютъ первую рану отъ роговъ быка. Это и случается съ Гальярдо. Оправившись послѣ серьезной раны, онъ чувствуетъ себя слабымъ тѣломъ и - что еще хуже - слабымъ духомъ. Онъ потерялъ вѣру въ себя. Всспоминан³е объ испытанныхъ страдан³яхъ разслабляетъ его волю. Онъ боится близко подходить къ быкамъ. Его ноги автоматично уходятъ отъ нихъ. Страхъ овладѣваетъ имъ. Публика замѣтила это, газеты распространили извѣст³е и звѣзда знаменитаго матадора начала клонить къ закату. И какъ быстро, унизительно и печально погасла она. Тщетно пытался онъ взять себя въ руки, побѣдить свою слабость, чтобы вновь завоевать утерянную славу. Умерло его былое мужество. Онъ сталъ другимъ. Въ Мадридѣ донья Соль и Хуанъ Гальярдо вновь встрѣчаются. Тopepo напоминаетъ ей о своей прежней любви, которая все еще жжетъ его сердце, но она только пожимаегь плечами. Кто вспоминаетъ о прошломъ? Правда, она его любила... немного... но это былъ мимолетный капризъ, нервная эмоц³я, о которой не стоитъ говорить. Разговоръ между элегантной авантюристкой-аристократкой и невѣжественнымъ, грубымъ бойцомъ непродолжителенъ, но зато напряженъ и полонъ ѣдкой горечи. Онъ не зналъ, что сказать. Она, видя его ошеломленнымъ, глядитъ на него съ любопытствомъ и пренебрежен³емъ. Точно она видѣла сонъ.

   Она вспоминаетъ одного раджу, котораго знала въ Лондонѣ, и пытается объяснить тореро впечатлѣн³е, произведенное на нее этимъ индусомъ, красивымъ и грустнымъ, съ мѣднымъ лицомъ, лѣнивыми движен³ями и жиденькими усами.

   "Онъ былъ красивъ, молодъ, и глядѣлъ на меня обожающими загадочными глазами дикаго животнаго, а я находила его смѣшнымъ и смѣялась каждый разъ, когда онъ лепеталъ по англ³йски какой нибудь восточный комплиментъ. Онъ дрожалъ отъ холода, кашлялъ отъ тумана, двигался, какъ птица подъ дождемъ, размахивая своими одеждами, какъ мокрыми крыльями. Когда онъ мнѣ говорилъ о любви, глядя на меня влажными глазами газели, мнѣ хотѣлось купить ему пальто и шляпу, чтобы онъ не дрожалъ. И все таки я утверждаю, что онъ былъ красивъ и что онъ могъ на нѣсколько мѣсяцевъ дать счастье женщинѣ, жаждущей чего нибудь необычайнаго - это былъ вопрось обстановки, театральной инсценировки. Вы, Гальярдо, не знаете, что это значитъ".

   Она была права. Тореро смотрѣлъ на свою собесѣдницу съ открытымъ ртомъ, какъ будто она говорила иа незнакомомъ ему языкѣ. Молодая женщина, все болѣе удивляясь при видѣ его, подумала.

   "И она могла въ течен³е нѣсколькихъ мѣсяцевъ любить этого невѣжественнаго, грубаго парня. Его невѣжество и глупость могли ей казаться наивнымъ простодуш³емъ! Она даже требовала, чтобы онъ не мѣнялъ своихъ привычекъ, чтобы отъ него пахло быками и лошадьми, чтобы онъ не заглушалъ духами атмосферы животности, окружавшей его особу!"

   И донья Соль, снисходительная къ себѣ, улыбаясь, воскликнула:

   - Ахъ, среда! На как³я только безумства она насъ не толкаетъ!

   Развязка романа великолѣпна - это одна изъ самухъ мощныхъ и блестящихъ страницъ Бласко Ибаньеса.

   Хуанъ Гальардо падаетъ на аренѣ послѣ несравненнаго, самоуб³йственнаго удара, лучшаго во всей его жизни. Онъ умираетъ не потому, что эго приводитъ въ отчаян³е неблагодарность доньи Соль. Это былъ бы слишкомъ жалк³й конецъ для такого мужественнаго борца. Нѣтъ, онъ умираеть взь силу самолюб³я, артистическаго тщеслав³я, онъ хочетъ показаться публикѣ, измѣнчивой и непостоянной, которая также быстро возвышаетъ и окружаетъ божескими почестями своихъ кумировъ, какъ быстро ихъ и низвергаетъ. Постигш³й его несчастный случай не прерываетъ праздника. Зрѣлище продолжается. Въ циркѣ, залитомъ свѣтомъ солнца, въ ложахъ и на мѣстахъ "ревѣлъ звѣрь, единственный, истинный".

   "Мертвые повелѣваютъа" наряду съ романами "Дѣтоуб³йцы", "Въ апельсинныхъ садахъ" и "Проклятый хуторъ", на мой взглядъ одно изъ лучшихъ произведен³й Бласко Ибаньеса. На этихъ романахъ покоится его слава.

   Это удивительный, превосходный романъ, соединяющ³й красоту изображенныхъ въ немъ пейзажей съ кропотливымъ и проницательнымъ изучен³емъ характеровъ и съ мастерскимъ синтетическимъ изложен³емъ глубокой трансцендентальной философ³и.

   Хаиме Фебреръ, послѣдн³й отпрыскъ старой благородной разорившейся фамил³и, послѣ весело и легкомысленно проведенной ранней молодости возвращается въ родную Майорку и, чтобы поправить пошатнувш³яся дѣла, думаетъ жениться на Каталинѣ Вальсъ, единственной дочери богатѣйшаго еврея. Хаиме человѣкъ свободомыслящ³й, исколесивш³й всю Европу. Онъ считаетъ себя свободнымъ отъ всѣхъ смѣшныхъ провинц³альныхъ предразсудковъ, отравляющихъ жизнь обитателей маленькихъ городовъ. Но какъ только онъ объявляегъ о своемъ намѣрен³и, всѣ знающ³е его и даже тѣ, кто никогда съ нимъ не кланялся, начинаютъ смотрѣть на него съ изумлен³емъ и гнѣвомъ. Самъ Пабло Вальсъ, дядя Каталины, прекрасно понимающ³й всю выгоду этого брака для его семьи, тѣмъ не менѣе благороднѣйшимъ образомъ совѣтуетъ Хаиме, отказаться отъ такого плана: онъ зналъ его мальчикомъ, любитъ его и не желаетъ, чтобы онъ сталъ несчастнымъ. Потомокъ самой католической фамил³и Майорки, давшей м³ру столько кардиналовъ, инквизиторовъ и рыцарей мальт³йскаго ордена, хочетъ жениться на комъ же, на ч_у_э_т_ѣ! Это невозможно! Что скажетъ островъ?

   И даже, если бы онъ рѣшился жить въ другомъ мѣстѣ, гдѣ на земномъ шарѣ найдетъ онъ уголокъ и убѣжище, гдѣ на него не обрушится всеобщее проклят³е и презрѣн³е? Къ тому же, сколько бы онъ ни любилъ Каталину, онъ не найдетъ съ ней счастья. Рано или поздно онъ ее возненавидитъ. Ужели одна женщина и одинъ мужчина смогутъ уничтожить унаслѣдованную отъ прошлаго, вѣками накоплявшуюся, вражду двухъ расъ?

   Хаиме Фебреръ не любитъ Каталину и позволяетъ себя убѣдить. Чгобы какъ можно скорѣе покончить съ положен³емъ вновь испеченнаго жениха, онъ переѣзжаетъ на островъ Ибису. Но и здѣсь онъ не находитъ исцѣлен³я. Роковымъ образомъ и здѣсь повелѣваютъ мертвые.

   На Ибисѣ Хаиме Фебреръ поселяется въ старой башнѣ, своей собственности, прозванной "башней пирата" и здѣсь въ этомъ деревенскомъ уединен³и влюбляется въ Маргалиду, дочь Пепа, владѣльца "Канъ Майорки", потомка скромныхъ мужиковъ, вассаловъ самыхъ славныхъ предковъ Хаиме. Хотя разоренный бѣднякъ, Хаиме продолжаетъ для него быть "господиномъ", чѣмъ то въ родѣ человѣка высшей расы, одиноко стоящимъ среди окружающихъ, благодаря своимъ умственнымъ способностямъ и высокому происхожден³ю. Страсть, которую Фебреръ питаетъ къ Маргалидѣ, выводитъ всѣхъ, даже ея отца, изъ себя. Такой бракъ невозможенъ, нелѣпъ. "Сеньоръ" сошелъ съ ума! Какъ на Майоркѣ, такъ и на Ибисѣ, прошлое мѣшаетъ будущему, задерживаетъ его шеств³е. Всюду вл³ян³е истор³и, расы, всюду неодолимая власть прошлаго.

   Онъ горько смѣялся надъ своимъ оптимизмомъ, надъ увѣренностью, съ которой онъ отвергъ всѣ свои идеи о прошломъ. Мертвые повелѣваютъ: ихъ власть, ихъ могущество неоспоримо. Какъ могъ онъ въ порывѣ любовиаго восторга презрѣть эту великую, неутѣшительную истину? Ясно дали ему почувствовать всю уничтожающую тяжесть своего могущества мрачные тираны нашей жизни. Почему въ этомъ уголкѣ земли, въ его послѣднемъ убѣжищѣ смотрятъ на него, какъ на чужеземца? Что сдѣлалъ онъ для этого?... Безчисленныя поколѣн³я людей, чей прахъ, чья душа смѣшались съ землей родного острова, оставили въ наслѣдство нынѣ живущимъ ненависть къ иностранцу, страхъ и непр³язнь ко всему чужому и съ нимъ ведутъ войну? Кто прибывалъ изъ другихъ странъ того встрѣчали съ непр³язненной отчужденностью по приказу уже несуществующихъ.

   Когда, презрѣвъ старинные предразсудки, онъ пытался подойти къ женщинѣ, женщина таинственно отступала, испуганная его приближен³емъ. А отецъ, во имя своего рабскаго уважен³я, противился неслыханному поступку. Его попытка - попытка безумца, союзъ пѣтуха и чайки, о которомъ мечталъ странный монахъ, вызывавш³й смѣхъ у крестьянъ. Того захотѣли люди, образовавъ нѣкогда общество и раздѣливъ его на классы. Безполезно подымать бунтъ противъ установленнаго. Жизнь человѣка коротка и не хватитъ силъ биться съ сотнями тысячъ жизней, ранѣе существовавшихъ и невидимо караулящихъ, подавляющихъ ее массой матер³альныхъ создан³й - памятниками ихъ прохожден³я по землѣ, и уничтожающихъ ее своими мыслями; мысли эти наполняютъ окружающую атмосферу и обязательны для всѣхъ, кто родится, безсильный изобрѣсти что либо новое.

   Мертвые повелѣвають, и безполезно живымъ отказываться отъ повиновен³я. Всѣ мятежныя попытки выйти изъ рабства, порвать вѣковую цѣпь - ложь. Фебреръ вспомнилъ о священномъ колесѣ инд³йцевъ, будд³йскомъ символѣ, которое онъ видѣлъ въ Парижѣ на восточной религ³озной церемон³и въ одномъ музеѣ. Колесо - символъ нашей жизни, мы воображаемъ, будто идемъ впередъ, потому, что мы двигаемся. Мы воображаемъ, будто прогрессируемъ, потому что направляемся все дальше и дальше. Но когда колесо совершитъ полный оборотъ, мы оказываемся на старомъ мѣстѣ. Жизнь человѣчества, истор³я, все - безконечное "возвращен³е вещей". Народы рождаются, растутъ, прогрессируютъ; хижина превращается въ замокъ, а затѣмъ въ фабрику. Образуются громадные города съ милл³онами жителей, затѣмъ наступаетъ катастрофа, войны за хлѣбъ, котораго не достаетъ многимъ и многимъ, протесты ограбленныхъ, велик³я уб³йства, города пустѣютъ, становятся развалинами. Трава обступаетъ величественные памятники. Метропол³и мало по малу проваливаются въ землю и вѣками покоятся подъ холмами.

   Дикая роща покрываетъ столицу далекихъ временъ. Проходитъ дик³й охотникъ тамъ, гдѣ нѣкогда встрѣчали псбѣдителей - полководцевъ съ почестями полубоговъ. Пасутся овцы и насвистываетъ пастухъ въ свирѣль надъ руинами, нѣкогда трибунами мертвыхъ законовъ. Снова собираются люди въ группы, и выростаютъ хижина, деревня, замокъ, фабрика, громадный городъ и, повторяется тоже самое, всегда тоже самое - разница лишь въ сотняхъ вѣковъ; и также повторяются люди съ одинаковыми лицами, идеями и предразсудками на пространствѣ годовъ. Колесо! Вѣчное возвращен³е вещей!

   И всѣ отпрыски человѣческаго стада мѣняютъ хлѣва, но отнюдь не пастуховъ. А пастухи постоянно одни и тѣ же, мертвые, первые, кто думалъ, чья первобытная мысль, словно снѣжная глыба, катится и катится по склонамъ, растетъ и, клейкая, захватываетъ все встрѣчающееся на пути!

   Люди, гордые своимъ матер³альнымъ прогрессомъ, механическими игрушками, изобрѣтенными ради ихъ благополуч³я, воображаютъ себя свободными, высокостоящими надъ прошлымъ, эмансипировавшимися отъ первоначальнаго рабства. А все, что они говорятъ, было сказано другими словами сотни вѣковъ тому назадъ. Ихъ страсти - тѣ же самыя. Ихъ мысли, признаваемыя оригинальными, - отблески и отражен³я старинныхъ мыслей. И всѣ поступки, которые они считаютъ хорошими или дурными, почитаются таковыми, ибо такъ опредѣлили мертвые. Мертвые - тираны, кого долженъ былъ бы человѣкъ снова убить, если бы желалъ настоящей свободы!.. Кому удастся осуществить этотъ велик³й освободительный подвигъ? Явится ли паладинъ достаточно могуч³й, способный убить чудовище, тяготѣющее надъ человѣчествомъ, громадное, подавляющее, какъ сказочные драконы, хранящ³е подъ своими тѣлами безполезныя сокровища".

   Эта мысль пропитываетъ душу автора и то и дѣло навертывается на его перо. Она истинная героиня романа, героиня незримая и страшная, раскинувшаяся, какъ небо отъ одного горизонта къ другому.

   "Никогда живые не были одни: всюду ихъ окружали мертвецы и болѣе многочисленные, безконечно болѣе многочисленные они давили живыхъ тяжестью времени и числа".

   "Нѣтъ, мертвые не уходили, какъ гласила старая поговорка, мертвые оставались неподвижно на пути жизни, сторожа новыя поколѣн³я, заставляя ихъ ощущать власть прошлаго грубыми терзан³ями души, каждый разъ, какъ тѣ пытались сойти съ ихъ дороги".

   Я не могъ воздержаться отъ искушен³я выписать эти страницы, потому что онѣ не только ясно выражаютъ самый духъ романа, о которомъ я говорю, но и являются благодаря своему особому построен³ю, звучному и колоритному, лучшимъ образчикомъ стиля Бласко Ибаньеса, стиля, часто небрежнаго подъ вл³ян³емъ вдохновляющаго автора безпокойства, но всегда яркаго, мужественнаго и сочнаго.

   Какъ раньше на Майоркѣ, такъ теперь на Ибисѣ всѣ точно сговорились, чтобы разстроить любовь Хаиме и Маргалиды. Однако на этотъ разъ Хаиме Фебреръ не сдается, страсть воодушевляющая его, искренна и крѣпка и обстоятельства, мѣшающ³я осуществлен³ю его желан³я, не только не подавляютъ его, а напротивъ дѣлаютъ его смѣлымъ. Въ концѣ концовъ онъ женится. Оправляясь послѣ тяжелой раны, нанесенной ему однимъ изъ ухаживателей Маргалиды, Фебреръ, обращаясь къ другу, произноситъ слѣдующую мудрую фразу. "Пабло, убьемъ мертвыхъ!" Это значитъ: убьемъ прошлое, будемъ жить свободные отъ глупыхъ предразсудковъ, утвердимъ нашу личность, мужественно работая для будущаго, которое, быть можетъ, принесетъ намъ счастье.

   Признаюсь, по мѣрѣ того, какъ я подвигался впередъ въ чтен³и романа, меня охватывало все возраставшее тяжелое чувство. Врываясь въ великолѣп³е средиземнаго пейзажа, въ красоту с³яющаго голубого неба, въ плодород³е зеленыхъ нивъ, съ ихъ зеленью влажнаго изумруда, глубокая меланхол³я, словно стонъ скорби, то и дѣло омрачала ликован³е природы. To были мертвые. Когда поэтому жизнь, побѣдивъ роковую властъ прошлаго, торжествуетъ, читатель испытываетъ такое же невыразимое облегчен³е, какъ тогда, когда онъ просыпается отъ ужасовъ кошмара.

   Романъ кончается оптимистическимъ аккордомъ, полнымъ здоровой силы, улыбающимся, какъ лучъ утренняго солнца:

   "Нѣтъ, не мертвые повелѣваютъ, а жизнь, и то, что выше жизни, - любовь".

   Такъ заканчиваетъ Бласко Ибаньесъ свой романъ и это такъ естественно, если принять во вниман³е, его энергическ³й темпераментъ. Уничтожимъ прошлое! Пусть его покроетъ каменной плитой будущее, которое есть надежда и вѣра.

   Укажу въ заключен³е на "Луна Бенаморъ".

   Эта повѣсть проникнута грустной поэз³ей вокзаловъ и портовъ. Въ космополитическомъ обществѣ, кишащемъ на улицахъ Гибральтара, Луисъ Агирре знакомится съ еврейкой Луной и хочетъ жениться на ней. Хотя дѣвушка въ нero влюблена, она не соглашается, такъ какъ ихъ раздѣляетъ разная вѣра. Ихъ боги не позволяютъ имъ соединиться. Она выйдетъ замужъ за единовѣрца. Такъ оно и случается. Развязка полна пессимизма.

   На этотъ разъ побѣдили мертвые.

  

  

   Вспоминая о томъ впечатлѣн³и, которое на меня произвели произведен³я Бласко Ибаньеса, я долженъ сказать, что они представляются моему воображен³ю, какъ странно-кошмарные и великолѣпныя цвѣты, голубые, черные и кроваво-красные. Всѣ они больш³е и свѣж³е, пышно распускающ³еся на фонѣ пейзажа, въ которомъ преобладаютъ тѣ два главныхъ цвѣта, въ которые рядится жизнь - зеленый цвѣтъ моря и полей, и золотой цвѣтъ солнца. А тамъ дальше на горизонтѣ трагическая развязка почти всѣхъ его романовъ образуетъ темную лин³ю, говорящую о несправедливости и страдан³яхъ.

   Я не хочу упустить представляющагося мнѣ случая освѣтить хотя бы бѣгло истинное мѣсто, занимаемое Бласко Ибаньесомъ въ истор³и новѣйшаго испанскаго романа.

   Такъ какъ онъ былъ, какъ мы видѣли, ярымъ сторонникомъ экспериментальнаго метода и началъ писать, когда слава Э. Золя распространилась за предѣлы Франц³и во всѣ страны свѣта, то авторъ "Проклятаго хутора" былъ объявленъ "ученикомъ Золя" и "представителемъ натуралистической школы въ Испан³и". Это легкомыспенное утвержден³е, брошенное какимъ-то "професс³ональнымъ критикомъ", было радостно подхвачено "толпой" писателей, а потомъ и публикой. "Ман³я классификац³и", столь выгодная для умственной лѣни большинства, такъ какъ позволяетъ въ одну фразу вложить цѣлую сложную писательскую личность, закрѣпило то, что въ сущности было лишь произвольнымъ мнѣн³емъ. Въ продолжен³и многихъ лѣтъ господствовала эта точка зрѣн³я. Тщетно Бласко Ибаньесъ выпускалъ въ свѣтъ романы археологическ³е, какъ "Куртизанка Сонника" или чисто лирическ³е, какъ "Въ апельсинныхъ садахъ". Репутац³я его ради вящщаго спокойств³я и удобства публики уже установилась, онъ былъ внесенъ въ каталогъ и снабженъ ярлычкомъ. Критика - безмозглая критика, оцѣнивающая произведен³я по ихъ цѣнѣ и кричащимъ краскамъ обложки, объявила его "главнымъ представителемъ испанскаго натурализма" и было совершенно напрасно, если романистъ своими книгами доказывалъ, что не принадлежитъ къ этой школѣ. Публика не принимала его отставки, какъ будто онъ занималъ постъ, который не долженъ былъ оставаться вакантнымъ.

   Никто не будетъ, конечно, отрицать, что между творчествомъ Э. Золя и Бласко Ибаньеса существуютъ явныя точки соприкосновен³я. Но это не значитъ, что послѣдн³й рабски слѣдовалъ по стопамъ Золя, хотя техника ихъ романовъ и имѣетъ очень много общаго. He являются же "учениками" Золя чудесный Альфонсъ Додэ, гигантъ Мопассанъ, Мирбо, Марсель Прево и т, д. хотя всѣ они и сторонники экспериментальнаго метода. Сквозь энергическ³й и сильный темпераментъ названныхъ писателей дѣйствительность, недѣлимая и единая, преломляется самымъ различнымъ образомъ.

   Даже больше. Исключая "Жить на показъ" (Arroz y Tartana), произведен³я юношескаго, написаннаго подъ чарующимъ впечатлѣн³емъ автора "Жерминаля", остальныя произьеден³я Бласко Ибаньеса обнаруживаютъ моментами съ большей энерг³ей личность плодовитаго испанскаго романиста. Бласко Ибаньесъ человѣкъ импульсивный, импресс³онистъ, глубоко безпокойная натура, творящая "вспышками", не прибѣгая къмѣрѣ и линейкѣ, съ щедростью водопада. Золя, напротивъ, былъ художникъ методическ³й, холодный, распоряжавш³йся временемъ, какъ скупецъ. Прежде чѣмъ сѣсть писать, онъ приводилъ въ порядокъ свои замѣтки и работалъ, положивъ часы на столъ. Золя былъ одаренъ холодно-взвѣшивающимъ умомъ и уравновѣшанной волей. Флегматично, съ большой "проницательностью" раскапывалъ онъ дѣйствительность, съ однообразной упрямой медленностью стараго вьючнаго животнаго подъ ярмомъ. Объ этомъ свидѣтельствуетъ его тяжеловѣсный стиль. Эмиль Золя былъ кромѣ того аскетъ, одинок³й и печальный мистикъ, съ преобладавшей "внутренней жизнью", поглощенный никогда не утихавшимъ желан³емъ нагромождать цѣлыя горы книгъ.

   Бласко Ибаньесъ, напротивъ, натура патр³архальная, плодовитая, бьющая черезъ край, и въ его произведен³яхъ дышетъ глубокая искренняя неувядающая любовь къ жизни.

   Произведен³я Бласко Ибаньеса, разсматриваемыя въ ихъ совокупности, представляютъ наблюдателю не мало точекъ зрѣн³я, достойныхъ вниман³я и изучен³я.

   Его сильный характеръ, его сангвиническ³й и воинственный темпераментъ, наконецъ, едва замѣтное, слегка восточное, презрѣн³е къ женщинѣ, свойственное этому безпокойноиу искателю наслажден³й, причина того, что женщины не играютъ въ его произведен³яхъ главной роли.

   Онъ любитъ женщину, даже очень.... но ему претятъ ея нервозность, и слабость, узость ея умственнаго горизонта, односторонность ея инстинктовъ, направленныхъ только на любовь, какъ будто внѣ этого чувства для мужчины не существуетъ широкаго и богатаго поля дѣятельности. Въ садахъ Армиды, исполненныхъ любовнаго шопота, ему скоро становится скучно. Женщина, красивая, обворожительная, отдающаяся, отшлифованная утонченной культурой, по его мнѣн³ю, хороша только для тѣхъ короткихъ мгновен³й, которыя чувствительные люди патетически называютъ "минутами самозабвен³я". Но сильный мужчина долженъ убѣгать отъ бѣлыхъ рукъ, обвивающихся вокругъ его шеи, и итти своей дорогой, продолжая священную борьбу за прогрессъ и счаст³е человѣчества, за завоеван³е вселенной. За исключен³емъ романовъ "Въ апельсинныхъ садахъ" и "Куртизанки Сонники" въ остальныхъ его произведен³яхъ "милому врагу" благоразумно отведено скромное второстепенное мѣсто. Необходимо при этомъ замѣтить, что какъ пѣвица Леонора, такъ и афинская гетера Сонника - женщины энергичныя, скорѣе мужественныя, напоминающ³я женщинъ только - своей красотой.

   Нѣкоторыя изъ этихъ женщинъ воплощаютъ самую спекулятивную, самую артистическую часть души автора. Онѣ - "мечтательницы". Къ этому типу принадлежатъ лишь немног³я. Леонора, ведущая бродяч³й образъ жизни, олицетворен³е "любви, одинъ только разъ проходящей въ жизни человѣка въ вѣнкѣ изъ цвѣтовъ, со свитой поцѣлуевъ и смѣха", и театральная грѣшница донья Соль ("Кровавая арена") принадлежатъ къ одной и той же расѣ. На обѣихъ сильно дѣйствуетъ музыка и обѣ были бы способны отдать свою дѣвственность за поцѣлуй, полученный среди очаровательной мелод³и Шуберта. Обѣ онѣ непостоянны и испытываютъ острыя, странныя эротическ³я настроен³я. Обѣ скучаютъ, разочарованы въ себѣ, ихъ привлекаетъ своей романтической необычайностью лишь то, чего онѣ не имѣютъ, и едва достигнувъ того, чего онѣ искали, онѣ уже съ пресыщен³емъ отворачиваются. Всюду несутъ онѣ съ собой свой адъ: онѣ никогда сильно не полюбятъ, не испытаютъ наслажден³й, доставляемыхъ великими иллюз³ями, никогда не будутъ знать того состоян³я покоя, которое знакомо безпокойнымъ умамъ, когда они на время останавливаются на пути своихъ горькихъ переживан³й. Для нихъ нѣтъ ничего существеннаго, все вопросъ обстановки и инсценировки.

   Въ произведен³яхъ Бласко Ибаньеса рѣдки также и сильныя женщины, такъ какъ онъ убѣжденъ, что сила рѣдко находитъ себѣ пр³ютъ въ груди женщины, болѣе приспособленной кормить дѣтей и служить для утѣхи и наслажден³я мужчинѣ, чѣмъ надѣвать броню и итти навстрѣчу опасностямъ. Нѣкоторыя изъ его героинь, несомнѣнно, принадлежатъ къ этому типу сильныхъ женщинъ, какъ Долоресъ, красивая рыбачка въ "Майскомъ цвѣткѣ" или Нелета, эта маленькая желѣзная женщина въ "Дѣтоуб³йцахъ", у которой муки родовъ едва вырываютъ вздохъ.

   Дѣйствующ³я въ романахъ Бласко Ибаньеса женщины могутъ быть раздѣлены на двѣ группы: а именно "кроткихъ" и "католически настроенныхъ". По мнѣн³ю автора "Проклятаго хутора", ни независимость сужден³й, ни мятежная воля не являются чертами, свойственными испанской женщинѣ, пр³ученной воспитан³емъ и наслѣдственностью къ покорности. Вотъ почему, желая объяснить мятежный темпераментъ доньи Соль и Леоноры, онъ изображаетъ ихъ характерами экзотическими, выросшими вдали отъ родной почвы. Таково единственное средство освободиться отъ скучной нормальности кастельянской души, сухой и однообразной, какъ сама страна.

   Испанская женщина сильна, но только въ пассивномъ противодѣйств³и. Если же порой она пробуждается, чтобы перейти въ бурную аттаку, то это лишь въ тѣхъ случаяхъ, когда на нее дѣйствуетъ и ее вдохновляетъ религ³я, единственная послѣ любви и порой болѣе сильная, чѣмъ оиа, пружина ея поступковъ.

   Преобладаютъ "кротк³я". Онѣ образуютъ прекрасный букетъ блѣдныхъ головокъ, склоненныхъ затылковъ, безкровныхъ губъ и рабскихъ глазъ, задумчиво глядящихъ на печаль жизни. Это молчаливыя женщины, которыя проходятъ безъ шума, характеры замкнутые, привыкш³е покоряться сначала отцу, потомъ мужу, наконецъ дѣтямъ.

   Къ этой группѣ принадлежатъ швея Тоника въ "Жить на показъ", несчастная Росар³о въ "Майскомъ цвѣткѣ", работающая всю недѣлю, чтобы у ея "хозяина" Тонета всегда были деньги на табакъ и трактиръ, Тереса въ "Проклятомъ хуторѣ", упорная и неутомимая въ борьбѣ съ землей, бѣдная Подкидышъ, влюбленная въ Кубинца тайной и безнадежной любовью рабыни (Дѣтоуб³йцы), любовью, которую она никому не открываетъ и которая обнаруживается романтическимъ образомъ лишь, когда она видитъ его мертвымъ и цѣлуетъ въ губы; кающаяся грѣшница, близкая къ смерти Саграр³о въ "Толедскомъ соборѣ", мученина Фелис³ана, умирающая на послѣднихъ страницахъ "Дикой орды" не столько отъ родовъ, сколько отъ горя, нищеты и холода, несчастная мѣщанка Хосефина, жертва ложнаго воспитан³я въ "Обнаженной" и нѣжный пугливый ягненокъ Маргалида въ романѣ "Мертвые повелѣваютъ". Рядомъ съ этими обыкновенными, кроткими безличными женщинами, одаренными лишь одной добродѣтелью, удобной, но безплодной: покорностью, стоятъ женщины "католички", воинственныя, деспотическ³я, непримиримыя защитницы традиц³и. Это донья Бернарда, фанатическая мать Рафаэля Брюлля и его невѣста Ремед³осъ, дѣвушка съ атрофированными чувствами, для которой бракъ просто любопытная новинка, донья Кристина и ея дочь Пепита (Вторжен³е) и страшная донья Хуана, старая дѣва-милл³онерша, лишающая племянника Хаиме Фебрера наслѣдства за его преступное желан³е жениться на еврейкѣ. (Мертвые повелѣваютъ)...

   Если принять во вниман³е страстный темпераментъ Бласко Ибаньеса, его импресс³онистическую, почти интуитивную манеру видѣть свои сюжеты, лихорадочную быстроту, съ которой онъ пишетъ, группируя характеры и пейзажи вокругъ главной идеи, то нѣтъ ничего удивительнаго, что его романы неизмѣнно - истор³я мужественнаго, властнаго человѣка, неспособнаго колебаться, идущаго къ своей цѣли, ни на шагъ не уклоняясь отъ прямого пути. Этотъ предпр³имчивый герой, суровый и трезвый, охваченный одной только навязчивой идеей "пробиться", появляется во всѣхъ его романахъ: это своего рода materia prima ero творчества. Причина та, что романистъ безсознательно любуется самимъ собою и самого себя изображаетъ въ своихъ герояхъ. Висенте Бласко Ибаньесъ не только истинный художникь, но и борецъ, активный волевой темпераментъ, не способный глядѣть сложа руки на м³ровую борьбу... Отсюда огромное первенствующее значен³е, которое имѣютъ въ его романахъ "завоеватели", конквистадоры. Ссылаться на его романы это то же самое, что перечислять типы этой выносливой и мужественной расы, для которой самъ авторъ послужилъ моделью. Скромный арагонск³й борецъ донъ Гарс³я (Жить на показъ) снова появляется болѣе или менѣе видоизмѣненный, но съ тѣми же основными моральными чертами, въ лицѣ, "ректора" (Майск³й цвѣтокъ), героическаго Батисте (Проклятый хуторъ), Тони (Дѣтоуб³йцы), удивительнаго Санчесъ Моруэта (Вторжен³е), въ лицѣ Пабло Дюпонъ (Винный складъ), или ген³альнаго художника Мар³ано Реновалесъ (Обнаженная) и многихъ другихъ. Говоря о Санчесъ Моруэта, авторъ замѣчаетъ:

   "Онъ любилъ и страдалъ, какъ всѣ, сражающ³еся за идеалъ. Онъ зналъ, что значитъ вступить въ поединокъ съ судьбой, чтобы подчинить ее себѣ и оплодотворить ее въ насильственномъ актѣ любви. Онъ "выбился", какъ знаменитые политики и велик³е артисты, начавш³е свою карьеру снизу, познавш³е нищету и глядѣвш³е опасности въ лицо".

   Это въ нѣсколькихъ сжатыхъ и выразительныхъ строчкахъ истор³я самого автора и эти торжествуюш³я слова повторяютъ, одинъ за другимъ, каждый въ своей сферѣ, всѣ герои его романовъ. Это люди, родивш³еся и живущ³е срѳди неутомимой, никогда не прекращающейся борьбы. Это борцы, для которыхъ жизнь, по глубокому замѣчан³ю Ницше, "лишь средство позволить восторжествовать воли".

   Эпическая борьба, которую герои Бласко Ибаньеса вынуждены вести съ землей и съ людьми, образуетъ нѣчто въ родѣ безконечнаго мрачнаго "фона", нѣчто въ родѣ нескончаемой жестокой трагед³и. Жизнь есть борьба и страдан³е. Проходятъ дни и годы, самые крѣпк³е люди сгибаются подъ тяжестью лѣтъ, а жесток³й турниръ не прекращается. Ни отдыха, ни прибѣжища нѣтъ для борцовъ. Время ослабляетъ ихъ мужество, трудъ подрываетъ ихъ силы. Жизнь возвращаетъ одинъ за однимъ каждый полученный ударъ. Днемъ и ночью всегда она готова возобновить бой. He знаетъ она ни утомлен³й, ни отступлен³й. Она страшный врагъ, не признающ³й отдыха и никогда не выкидывающ³й бѣлаго знамени.

   Съ своимъ удивительнымъ умѣн³емъ выводить массы, съ своей напоминающей Бальзака, способностью излагать происхожден³е цѣлыхъ семействъ Бласко Ибаньесъ создалъ въ своихъ романахъ какъ бы огромный караванъ, картину человѣчества, идущаго завоевать любовь, богатство и справедливость.

   Иногда, словно для отдыха и развлечен³я, авторъ вставляетъ нѣсколько легкихъ страницъ, проникнутыхъ тонкимъ, добродушнымъ юморомъ. Таковы типы П³авки, умирающаго отъ несварен³я желудка на виду насмѣшливыхъ сосѣдкй и тряпичника Заратустры, столь же преданнаго философ³и, какъ и вину Вальдепеньясъ, таковы и разговоры Исидра Мальтраны съ маркизомъ Хименесъ, который заказываетъ ему политическ³й трактатъ со многими цитатами внизу каждой страницы.... и много другихъ эпизодовъ, въ томъ же родѣ, гдѣ улыбка всегда смѣшана съ нѣсколькими горькими каплями легкой ирон³и.

   Но это лишь очень непродолжительные "моменты", коротк³я вспышки, быстрыя, какъ морган³е глазъ, и не успѣли они миновать, какъ снова сгущается ночь всеобщаго страдан³я, ночь безъ луны и безъ зари. И вѣковая борьба возобновляется, распростираясь отъ одного полюса къ другому, какъ землетрясен³е. Борьба происходитъ на морѣ (Майской цвѣтокъ), на нивѣ (Проклятый хуторъ, Винный складъ), подъ землей, въ темныхъ шахтахъ (Вторжен³е). И точно гигантская борьба съ природой еще недостаточна, чтобы поглотить всѣ силы человѣческой активности, пюди борются еще между собою, ради любви (Въ апельсинныхъ садахъ), ради славы (Обнаженная). во имя прогресса (Толедск³й соборъ), противъ властныхъ призраковъ прошлаго (Мертвые повелѣваютъ). И всѣ эти эпизоды жгучаго безпокойства, честолюб³я и заботъ образуютъ гигантск³е крики, безпредѣльную жалобную пѣсню, наполняющую пространство и оспаривающую у времени его вѣчность.

   Этимъ объясняется пристраст³е Бласко Ибаньеса кѣ трагическимъ развязкамъ. Только идиллическая любовь Маргалиды и Хаиме Фебрера кончае ся радостно и утѣшительно. Обыкновенно же романъ имѣетъ печальный исходъ и когда въ немъ не проливается кровь, какъ въ "Обнаженной" или "Въ апельсинныхъ садахъ", онъ проникнутъ невыразимой скорбью, печальнымъ диссонансомъ.

   Почему? Развѣ Бласко Ибаньесъ не оптимистъ? Нѣтъ, романистъ исполненъ радостной вѣры въ побѣду, здоровой гордости своею мощью. Но какъ человѣкъ, много боровш³йся, онъ знаетъ, какихъ неимовѣрныхъ силъ стоитъ побѣдить серьезность препятств³й, пройти длинный и трудный путь, ведущ³й къ счастью, путь, на которомъ милл³оны душъ падаютъ отъ отчаян³я. Завоеватель великодушно забываетъ въ эту минуту о самомъ себѣ, чтобы пожалѣть лег³оны слабыхъ, не сумѣвшихъ достигнуть своей цѣли. Да, жизнь, разъ она побѣждена, подобна преданной и покорной женщинѣ. Безъ сомнѣн³я, счастье, справедливость находятся здѣсь подъ нашими руками, но нужно обладать чудодѣйственной волей, чтобы завоевать ихъ. Они такъ далеки и такъ высоки, а борьба за нихъ такъ жестока!

  

  

   Я снова посѣтилъ Бласко Ибаньеса въ его домикѣ на улицѣ Саласъ. Мнѣ хотѣлось провѣрить свои впечатлѣн³я, собрать нѣсколько данныхъ о его жизни и произведен³яхъ.

   Кабинетъ писателя просторенъ и неправиленъ, съ двумя окнами, выходящими въ садъ, на группу деревьевъ. Въ глубинѣ нѣсколько полокъ съ книгами. Портреты Мопассана, Золя, Бальзака и Толстого, кажется, царятъ надъ комнатой. Они висятъ рядомъ и между ихъ задумчивыми лицами, хранящими мучительные слѣды умственнаго напряжен³я, существуетъ какая-то особая, скорбная гармон³я. Стѣны украшены старинными предметами и превосходными эскизами Хоакинъ Coрольи. Все на мѣстѣ. Картины, обои, мебель все безъ сомнѣн³я находится тамъ, гдѣ должно находиться, и однако я чувствую вокругъ себя какое-то скрытое лихорадочное безпокойство, какъ будто коверъ, картины и кресла, въ силу какого-то необъяснимаго магнетическаго вл³ян³я, живутъ той же сильной и вѣчно мятежной жизнью, какъ душа самого писателя.

   Сидя противъ меня, положивъ ногу на ногу, откинувшись нв спинку кресла, Бласко Ибаньесъ куритъ и смотритъ на комнату. Время отъ времени онъ поднимаетъ вѣки и въ его позѣ, въ беззаботномъ, привѣтливомъ тонѣ его бесѣды чувствуется пр³ятное утомлен³е, скрытое свѣтлое самочувств³е человѣка, совершившаго большое напряжен³е и довольнаго своимъ дѣломъ. Когда будущее намъ улыбается, мы предпочитаемъ смотрѣть на него такъ, съ закрытыми глазами.

   Все молчитъ кругомъ. Вѣтерокъ радостно шепчется въ свѣтлой, свѣжей зелени деревьевъ сада. Солнечный свѣтъ рисуетъ въ сумеркахъ кабинета прямую дрожащую лин³ю, сверкающую, какъ золотая шпага.

   Снова я испытываю то неопредѣленное чувство удовлетворен³я, о которомъ говорилъ выше. Мы, которые много боролись съ жизнью, которые по опыту знаемъ гиг³еническое значен³е борьбы и напряжен³я, мы любимъ общество тѣхъ людей, которыхъ Морисъ Барресъ назвалъ "профессорами энерг³и". Они на самомъ дѣлѣ и являются ими, и не потому, что они вкладываютъ въ свою дѣятельность удивительную силу, а потому что отъ нихъ какъ будто исходитъ какое то магнетическое, чисто физическое излучен³е, подчиняющее себѣ слабыхъ, дѣлающее ихъ болеѣ радостными, сильными и мужественными.

   Я думаю:

   "Этотъ человѣкъ пробился"!

   И онъ въ самомъ дѣлѣ "пробился", достигъ славы художника и матер³альной обезпеченности, граничащей съ богатствомъ, какъ и должно быть въ разцвѣтѣ силъ, когда грудь еще горитъ энтуз³азмомъ, а м³ръ кажется волшебнымъ садомъ, когда на каждой дорогѣ насъ еще поджидаетъ тайна, а на устахъ каждой женщины мы находимъ каплю сладкаго безум³я.

   Богатство, любовь, удовлетворенное честолюб³е должны быть украшен³ями и подарками молодости, какъ ими въ дѣтствѣ являются игры и театры мар³онетокъ. Предложить старику славу - одно изъ лучшихъ, если не лучшее украшен³е жизни - это то же самое, что подарить тридцатилѣтнему мужчинѣ куколку съ закрывающимися глазами. Оба одинаково поступятъ съ своимъ подаркомъ, съ грустью посмотрятъ на него и подумаютъ:

   "Почему вы явились такъ поздно"?

   Бласко Ибаньесъ добился славы еще задолго до старости, когда могъ ею еще вполнѣ наслаждаться, милость, которую снискали лишь очень немног³е, ибо борьба за жизнь такъ ломаетъ и подрываетъ людей, что одни остаются разбитыми, а друг³е, хотя и выходятъ изъ сражен³я побѣдителями, но такими ослабѣвшими и изможденными, что у нихъ не остается силъ наслаждаться побѣдой.

   Я говорю Бласко Ибаньесу о его произведен³яхъ и замѣчаю съ удивлен³емъ, что онъ знаетъ ихъ хуже меня. Я цитирую имена, типы, возстанавливаю цѣлыя сцены, а онъ пожимаетъ плечами.

   "He помню"! - говоритъ онъ.

   Въ его памяти сохраняются лишь главныя лин³и произведен³й, детали онъ забываетъ.

   "Я - прибавляетъ онъ - человѣкъ, котораго захватываетъ только настоящее и еще больше, чѣмъ настоящее, будущее. Прошлое для меня не существуетъ. Я презираю и забываю его. Это помогаетъ мнѣ, очевидно, жить, сохранять хорошее расположен³е духа. Мног³е говорятъ, что я добръ. He вѣрьте. Я ни добръ, ни золъ, я страшно импульсивный человѣкъ, немедленно, подъ первымъ ударомъ впечатлѣн³я, слѣпо иду я туда, куда влечетъ меня ураганъ моихъ нервовъ: а потомъ не остается ничего, ни ненависти, ни сожалѣн³я, ничего. Достаточно, чтобы надъ моей душой пронеслась мечта и все, что было въ ней, стирается.

   Онъ продолжаетъ говорить просто, съ добродушной и фамильярной небрежностью. По контрасту я вспоминаю многочисленныхъ французскихъ писателей, которыхъ зналъ; всѣ они обращаютъ такъ много вниман³я на внѣшность, всѣ они рабы мелочей, всѣ они такъ театральны. Бласко Ибаньесъ приписываетъ свою способность забывать не благородству своего характера, а своей силѣ.

   - Только слабые, - продолжаетъ онъ, - вспоминаютъ по прошеств³и многихъ лѣтъ о тѣхъ непр³ятностяхъ, которыя они испытали, потому что въ ихъ воспоминан³яхъ о вынесенныхъ страдан³яхъ всегда скрыто немного страха. Воцаряется молчан³е. Маэстро улыбается.

   - Вы не повѣрите, - восклицаетъ онъ, - что самую тяжелую дуэль я принялъ по добротѣ!

   - По добротѣ? - переспрашиваю я.

   - Да, по добротѣ характера... Мнѣ трудно это объяснить, но это такъ. По добротѣ, ибо если бы я отказался драться, мой противникъ очутился бы въ щекотливомъ положен³и.

   Инцидентъ меня заинтересовываетъ, онъ чрезвычайно оригиналенъ. Бласко Ибаньесъ разсказываетъ.

   Лѣтъ восемь или девять тому назадъ, выходя изъ палаты, онъ имѣлъ по поводу происшедшей республиканской демонстрац³и серьезное столкновен³е съ однимъ полицейскимъ офицеромъ. Такъ какъ его противникъ былъ военный и считалъ въ своемъ лицѣ оскорбленнымъ все офицерское сослов³е, то его секунданты обставили вызовъ неслыханно тяжелыми услов³ями, а именно: противники должны были стрѣлять на разстоян³и двадцати шаговъ, имѣя въ своемъ распоряжен³и полминуты для прицѣла и выстрѣла, При такихъ услов³яхъ поединокъ былъ равносиленъ уб³йству. Президентъ палаты рѣзко возсталъ противъ того, чтобы депутатъ дрался за слова, произнесенныя съ высоты трибуны, и даже угрожалъ ему лишен³емъ депутатскихъ полномоч³й. Ссылаясь на необычныя и ужасныя услов³я, его секунданты отказались явиться на мѣсто поединка. "Это глупость, - говорили они, - вы не должны драться".

   И они были, конечно, правы.

   - Но, - такъ объясняетъ Бласко Ибаньесъ свое поведен³е въ этой романической истор³и, - если бы я отказался отъ дуэли, мой соперникъ очутился бы въ неловкомъ положен³и передъ своими товарищами и могъ бы повредить своей карьерѣ. А я не хотѣлъ ему нанести ущерба, я не чувствовалъ къ нему никакой непр³язни.

   Подумавъ, романистъ пришелъ къ заключен³ю, что самое лучшее - оставить все, какъ оно есть, и безъ колебан³я явился на мѣсто поединка, приведя за неимѣн³емъ секундантовъ двухъ свидѣтелей. Онъ ждалъ, пока выстрѣлитъ офицеръ, и пуля ударила ему прямо въ печень. Выстрѣлъ былъ бы смертеленъ, если бы чудеснымъ образомъ пуля не сплюснулась о пряжку кушака. Ударъ былъ такъ силенъ, что отнялъ у нero дыхан³е и заставилъ его пошатнуться. Къ счастью, пуля отскочила и онъ былъ только контуженъ. Дуэль была объявлена законченной и между тѣмъ, какъ знаменитый врачъ Санъ Мартинъ лѣчилъ романиста, увѣряя его, что онъ въ этотъ моментъ вновь родился, одинъ изъ секундантовъ офицеръ, именно тотъ, который придумалъ варварск³я услов³я дуэли и который годъ спустя умеръ въ домѣ умалишенныхъ, поспѣшилъ къ нему съ поздравлен³емъ.

   - Хорошо, очень хорошо! - воскликнулъ онъ, пожимая ему руку. Я радъ, что все такъ кончилось, потому что, доложу вамъ, я одинъ изъ вашихъ поклонниковъ и читалъ всѣ ваши романы. Они мнѣ очень и очень нравятся.

   Бласко Ибаньесъ просто отвѣтилъ:

   - И захотѣли, чтобъ я больше не писалъ! Въ этомъ отвѣтѣ сквозитъ истинный юморъ.

   Маэстро закончилъ свой анекдотъ слѣдующимъ парадоксомъ:

   - Вы видите, что можно идти стрѣляться съ человѣкомъ изъ желан³я не повредить ему.

   Мы перемѣнили тему. Я спрашиваю его:

   - Мнѣ говорили, что вы адвокатъ?

   - Да, это правда!

   - И вы никогда не выступали?

   - Нѣтъ, выступалъ немного... какъ только кончилъ университетъ. Но я не люблю этой професс³и: она сухая, мелочная. Мнѣ хочется написать романъ съ типами и сценами изъ жизни суда, которую я, къ счастью или несчастью, знаю очень хорошо.

   - Когда?

   - О! He знаю. Времени нѣтъ.

   Я догадываюсь, что мысль его далека отъ темы нашего разговора и не ошибаюсь. Друг³е планы занимаютъ въ настоящее время честолюбиваго романиста.

   Бласко Ибаньесъ посвящаетъ меня въ послѣд