еселение народов, и разложению Западной
Римской империи. Мелкий землевладелец закладывался за ближайшего крупного,
чтобы избежать государственных позывов к дальним походам; отсюда такое
ограничение военной обязанности в феодализме, отсюда мелкость феодальных
войн.
У нас в России то же явление в Московском государстве, то же стремление
служилых людей не расставаться со своими землями, отбывать от военной службы,
стремление, последовавшее также за периодом сильного движения дружин, беспрестанно
перебегавших со своими князьями из области в область.
Но в Саксонии, в этой украйне Восточного царства (regnum orientale,
как называют летописцы Германию), вольные люди, не получившие привычки
к военным движениям, неохотно входили в феодальную зависимость от сильных
землевладельцев, тем более что последние были чужие люди, явившиеся в их
страну вследствие франкского завоевания. В Саксонии труднее, чем где-либо,
можно было принудить свободных людей отказаться от своей независимости,
и они вспомнили о ней при первом удобном случае.
Во время усобицы между внуками Карла Великого старший из них, Лотарь,
зная неудовольствие саксонцев, принужденных отказаться от своей независимости,
и желая отвлечь их от своего брата Людвига Германского, обещал им восстановление
прежнего быта. Недовольные образовали союз под необъясненным еще именем
"стеллинга" (stellinga), истребили или выгнали знатных людей из страны.
Но Лотарь оставил без помощи своих союзников, и Людвиг Германский нанес
им страшное поражение. Пленные не получили милости: сто сорок два из них
были обезглавлены, двенадцать - повешены. Это различие в способе казни
указывает, что первые были старые свободные люди (фри-линги), принужденные
к закладничеству, последние же были прежние закладчики, меньшие люди (lassi),
низведенные потом до полной зависимости или рабства и вошедшие вместе с
фрилингами в стеллингу.
Попытка соединить все владения Карла Великого под одною властью, попытка
материального соединения в то время, когда по возрасту народов было на
очереди полное материальное разъединение и связь могла оставаться только
в области нравственной,- эта попытка, необходимо неудачная, тяжко отозвалась
на судьбе болезненного Карла Толстого, бывшего орудием попытки. Германия,
как восточное царство, украйна западного мира, не могла спокойно дожидаться
кончины больного императора, обязанного проводить столько же времени на
берегах Сены, как и на берегах Майна.
Против Карла Толстого поднялся герцог Арнульф Каринтийский, побочный
сын Карломана, сына Людвига Германского. Германия стала за Арнульфа, и
Карл должен был отказаться от верховной власти в восточном царстве. Германия
стала за Арнульфа, ибо незаконное происхождение в глазах тогдашних народов,
еще не вполне христианских, не могло иметь того значения, какое получило
впоследствии. (И у нас на Руси, кроме княжны Рогнеды, никто не вспоминал
о происхождении Владимира Великого от наложницы-рабы.) Притом же германцам
предстоял выбор между Арнульфом и побочным же сыном Карла Толстого, которому
отец хотел доставить престол. Они должны были предпочесть Арнульфа, который
по личным достоинствам был способен управлять восточным царством, то есть
защищать украйну от враждебных соседей.
В этом восточном царстве, в этой украйне уже обозначилось явление, замеченное
нами и в Галлии, когда она была украйною: большая сила видна на востоке,
на самом порубежье, где происходит постоянная борьба с чуждым народом.
В этой борьбе отличился и Арнульф, владелец порубежной страны на юго-востоке,
Каринтии. Франкская Галлия имела свою Австразию, где была ее главная сила;
Германия будет иметь свою восточную область, свою Австрию, которая будет
долго сильнейшим владением в Германии, пока не усилится северо-восточное
порубежье, марка Бранденбургская.
Постоянная борьба с опасными соседями необходимо возбуждала энергию
в народе германском и его правителях; и немудрено, потому что в Германии
в описываемое время мы видим больше крупной деятельности, больше подвигов,
чем в новорожденной Франции и ветхой Италии. В челе германского народа
мы видим людей более крупных, и неудивительно, что они, перенявши роль
старых знаменитых украинцев, Карловингов австразийских, одни в состоянии
удержать за собою власть над Римом и титул императорский. Франция не мешает
им в этом; у ней нет еще средств для крупной внешней деятельности; она
довольствуется тем, что может сохранить свою независимость от германского
владельца, носящего титул римского императора.
Франция, освободившись от опасного украинского положения, перенятого
Германией, имеет возможность предаться процессу внутреннего развития, что
окажется для нее прочнее, выгоднее; тогда как Германия, выигрывая во внешнем,
теряет во внутреннем.
При Арнульфе Германия освободилась от опасности со стороны славян, пытавшихся
в Моравии образовать сильное самостоятельное государство, самостоятельное
не в одном политическом, но и в церковном отношении, образовать среди западных
славян то, что после могло образоваться только среди самых отдаленных,
северо-восточных славян. И если Германия освободилась от опасности со стороны
моравских славян, и освободилась с помощью венгров, то явилась новая опасность
со стороны этой дикой орды, которая не скоро уселась и успокоилась в дунайской
долине.
Особенно стали опасны венгры Германии по смерти Арнульфа, при малолетнем
сыне его Людвиге, когда каждый год та или другая немецкая область подвергалась
их опустошительным набегам. Одним словом, Германия испытывала теперь то,
что после перенявшая на себя значение европейской украйны Русь испытывала
от печенегов, половцев и татар. При таких значительно усиленных ударах
со стороны поганых украинское народонаселение, истощивши все средства
борьбы, прибегает обыкновенно к покупке отдыха. И король Людвиг должен
был платить ежегодную дань венграм. Этот Людвиг, по прозванию Дитя, был
последний Каролинг в Германии. После него и здесь, как во Франции, по прекращении
Каролингской династии королевский титул должен был перейти к одному из
сильнейших владельцев областей; в Германии эти люди имели еще другое значение:
здесь, каково бы ни было их происхождение, они были начальниками, герцогами
племен.
Выбран был Конрад Франконский и должен был вступить в борьбу с герцогом
Генрихом Саксонским. Потом поднялся против короля герцог Арнульф Баварский;
изгнанный Конрадом, он возвратился с венграми, как изгнанные русские князья
возвращались с половцами. Царствование Конрада прошло во внутренней борьбе,
и летописцы говорят, что на смертном одре он советовал брату своему Эбергарду
уступить престол Генриху Саксонскому.
Пусть это известие выдумано летописцами, писавшими при Саксонской династии,
но современники не могли не признавать особенной силы, особенных средств
за этим северным порубежным племенем и за его вождем, уже известным своею
отвагою и вместе ловкостью, осторожностью. "Генрих непременно добьется
королевства,- говорил умирающий Конрад своему брату.- Так лучше уступи
ему его добровольно и приобрети его дружбу, а то будет беда франкскому
народу и тебе с ним".
Предание говорит, что Генрих ловил птиц в то время, когда явился к ему
Эбергард Франконский с предложением Конрадова наследства: отсюда и прозвание
Генриху - Птицелов. Царствование этого Птицелова особенно для нас замечательно,
потому что, несмотря на сухость, краткость источников, в деятельности Генриха
выпукло обозначаются черты украинского владельца. Толпы венгров напали
на Германию и прорвались в пределы самой Саксонии. Генрих засел со своею
дружиною в родном замке, у подножия Гарца, и не думал вступать в битву
с врагами. Наконец по счастливому случаю один из венгерских вождей попался
в плен к немцам, которые привели его в замок к своему королю. Венгры предложили
выкуп за пленника; Генрих не соглашался; потом переговоры кончились тем,
что Генрих согласился выпустить пленника и обязался платить ежегодную дань
венграм, которые за это обязались девять лет не опустошать Саксонии и Турингии
- только; остальные же части Германии оставались открытыми для их опустошений.
Немецкие историки, которые не находят слов, как бы сильнее заклеймить
поведение западных Каролингов, покупавших золотом мир у норманнов, разумеется,
с трудом переваривают это известие летописца: для них Генрих Птицелов -
герой, носивший в голове целую систему государственного строя, но для нас
Генрих просто умный, ловкий и энергический украинский владелец, воспользовавшийся
счастливым случаем для заключения девятилетнего перемирия и воспользовавшийся
этим перемирием для приобретения больших средств к борьбе.
Одним из средств усиления является у Генриха постройка городов. Страна
обширная, девственная, народонаселение живет разбросанно, особняком, привыкло,
любит жить так, жить просторно, свободно, у себя, не скучиваясь на небольших
пространствах, огороженных стенами, на виду у чужих, в постоянных столкновениях
с чужими. Но страна порубежная окружена врагами. Нападут враги - разрозненное
народонаселение бросится в разные стороны, ища спасения в горах и лесах,
но множество его захватывается врасплох в жилищах или нагоняется во время
бегства и становится добычею врагов. Надобны средства, которые бы избавляли
от такой беды.
И вот, как только являются начатки центральной власти в стране, представители
этой власти начинают строить города, то есть окружают известные удобные
места стенами, валами, рвами, и волею и неволею сводят туда жителей. Разумеется,
им выгоднее всего населять эти города людьми отважными, воинственными,
лучшими людьми по-тогдашнему. Город, населенный такими людьми, удержит
и отобьет врага; кроме того, при слухе о неприятеле окрестное народонаселение
найдет в стенах города безопасное убежище.
Но при постройке городов достигались не одни военные цели: города в
мирное время стягивали к себе окрестное народонаселение, становились правительственными
центрами для власти светской и церковной и в то же время центрами промышленными
и торговыми. В России, в этой европейской украйне, первый князь, Рюрик,
уже начинает рубить города; ему подражают почти все его преемники,
переселившиеся на юг, где со стороны степей рубка городов было дело необходимое;
новосрубленные города населяются лучшими людьми, за недостатком
своих населяются пленниками. Переходит князь с Юго-Запада на пустынный
Северо-Восток, первое его дело - строение городов и свод в них народа отовсюду,
и потом та же деятельность продолжается постоянно: русские города вырастают
незаметно в пустынях, и по берегам Нижней Волги и ее притоков, и за Уральскими-горами
вплоть до Восточного океана.
Зная хорошо значение этой деятельности правительств украинских стран,
мы с особенным любопытством читаем известия немецкого летописца о деятельности
Генриха Птицелова как знаменитого строителя городов с целью безопасности
государственной - urbes ad salutem regni fabricavit (города построил ради
благополучия царства (лат.).- Примеч. ред.).
Для снабжения новых городов жителями Генрих употреблял и такой способ:
он брал из сельского народонаселения девятого человека в новый город; этот
девятый должен был держать в городе наготове двор, в котором восемь человек,
оставшихся для земледельческих работ в селе, могли найти убежище на случай
неприятельского нашествия.
В России, где и в XVII-м веке даже в центральных областях город удерживал
это значение, какое он имел в Германии при Генрихе Птицелове, то есть значение
убежища для окрестного народонаселения на случай неприятельского нашествия,
в России такие дворы в городах имели особое название, сохранившееся в памятниках:
они назывались осадными дворами; помещик жил постоянно в деревне,
но в ближайшем городе имел осадный двор, куда переезжал в случае
неприятельского нашествия. Чтобы заставить разбредшихся саксонцев тянуть
к городам как правительственным центрам, Генрих велел держать суды и устраивать
всякого рода собрания и торжества в городах.
Любопытно известие о том, как Генрих населил город Мерзебург: он призвал
вольных, гулящих людей, разбойников, дал им землю и оружие и запретил беспокоить
своих немцев, но позволил разбойничать на счет славян сколько угодно. Так
образовался знаменитый мерзебургский легион, наделавший много зла славянам.
Здесь мы видим опять украинское явление. Пустынные порубежья всегда
и везде служат притоном для людей сомнительной репутации, для людей, поссорившихся
с обществом и принужденных оставить его. На пустынном порубежье эти люди
разминают свое плечо богатырское, не щадя ни своих, ни чужих, пока с усилением
мирной колонизации государство мало-помалу не приберет степного рыцарства
в свои руки и не принудит его к правильной службе себе. Известно продолжительное
и важное значение казачества на русском порубежье.
Благодаря обилию источников это явление достаточно объяснено, но историк
бывает особенно рад, когда может прошедшее явление объяснить настоящим,
что дает яркое освещение и наглядность делу. В Северной Америке между Соединенными
Штатами, из которых движется колонизация на запад, и краснокожими индейцами
находится пустыня, и в этой пустыне по общему закону являются рыцари пустыни
- люди, не ужившиеся в Европе, не ужившиеся и в Соединенных Штатах, удалившиеся
в пустыню на запад и наводящие ужас на пограничных жителей, путешественников
и торговцев.
Но между рыцарями пустыни попадаются люди и не с такой печальной славой:
попадаются люди, бежавшие в пустыню по разным семейным обстоятельствам,
от преследования заимодавцев; наконец, очень многие между ними принадлежат
к числу молодых горячих голов, которым тесно в цивилизованном обществе
и привольная, дикая жизнь в пустыне пришлась больше по сердцу, именно люди,
подобные нашим казакам-богатырям, которые шли в дикое поле разминать свое
плечо богатырское, которым было грузно от силушки, как от тяжелого бремени,
по выражению старых песен6.
Таких-то рыцарей пустыни, водившихся в порубежье между германским и
славянским миром, Генрих Птицелов употребил на службу первому против второго.
Время от смерти Карла Великого до Генриха Птицелова было для славян относительно
временем отдыха. При Генрихе происходит усиленный напор немцев на славян.
В 928 году он ходил за Эльбу и примучил славянские племена по рекам Гавелю
и Шпре; потом обратился к юго-востоку, основал здесь город Мейсен; в то
же время подчиненные Генриху саксонские графы примучивали северных славян
между Эльбою и Одером.
Мы употребляем слово из древней русской летописи "примучивали",
потому что оно совершенно идет к делу; немцы употребляли такой способ покорения:
взрослое мужское народонаселение истребляли, а женщин и детей уводили в
плен. Немцы в этих войнах обязаны были своим успехом коннице, которой не
было у славян. Генрих Птицелов усилил у себя конницу, видя, что без нее
нельзя бороться с венграми, которых войско все состояло из конницы.
Испытав счастие в войне со славянами, он решился по прошествии девятилетнего
перемирия вступить в борьбу с венграми. Но этот враг был так страшен, что,
по свидетельству летописца, Птицелов старался возбудить в немцах религиозное
одушевление, чтобы принудить их к борьбе с венграми. "Мы все отдали венграм,-
говорил он на сейме.- Только церковные сокровища остались нетронутыми.
Должен ли я теперь коснуться и этого сокровища и отдать его врагам?" Религиозное
одушевление было возбуждено. Венгерские послы, приехавшие за деньгами,
были отпущены с пустыми руками. Вслед за тем толпы венгров вторглись в
Турингию и положили ее пусту, поступая точно так же с немцами, как те поступали
со славянами: мужчин выше девятилетнего возраста всех убивали, женщин и
детей забирали в плен. Но Генрих ждал венгров с большим войском и заставил
бежать. Немцы перестали платить дань венграм.
6 См. Курбский, "Русский рабочий у северо-американского
плантатора", гл. VII // Русский рабочий у североамериканского плантатора.
Воспоминания, очерки и заметки А. Курбского. СПб., 1875.