| Главная » Книги |
Замятин Евгений Иванович - Герберт Уэллс, Страница 3
Замятин Евгений Иванович - Герберт Уэллсnbsp; прерафаэлитские декорации перерисовал футурист, основательно
знакомый с новейшей физико-химической философией и вдохновленный
неким религиозным замыслом".
Огромные колонны, кривые и спирали. Солнца и планеты мелькают, сверкают сквозь златоискрящиеся глубины пола из
кристаллического эфира. Огромные, крылатые тени, выкованные из
звезд, планет, свитков закона, пламенеющих мечей - непрестанно поют
"Свят, свят, свят". Один из собеседников, конечно, Бог, "о котором"
- добавляет Уэллс - не без основания хочется сказать, что ему
необычайно скучно глядеть, как все, что ни случается, уже непременно
известно ему". И Бог с живейшим интересом слушает, что говорит
другой участник диалога - Сатана.
После одного непочтительного замечания Сатаны Архангел Михаил хочет поразить Сатану мечом. Но Бог останавливает
ретивого Архангела:
- "А что же мы-то будем делать без Сатаны"? - "Да, - говорит Сатана, - без меня пространство и время замерзли бы в некое хрустальное совершенство. Это я волную
воды. Это я волную все. Я - дух жизни. Без меня человек до сих пор
был бы все тем же никчемным садовником и попусту ухаживал бы за
райским садом, который ведь все равно не может расти иначе, как
правильно... Только представить себе: совершенные цветы! совершенные
фрукты! совершенные звери! Боже мой! До чего бы это все надоело
человеку! До чего надоело бы! А вместо этого разве я не толкнул его
на самые удивительные приключения? Это я дал ему историю..."
И все же Сатана находит, что человек глуп и слаб. Сделал-ли он хоть сколько-нибудь заметный шаг вперед за эти 10.000
лет? Люди все так же без конца, бесцельно истребляют друг друга. И
скоро конец: скоро все человеческое обиталище охладится, замерзнет,
- конец.
- "Конец в том, - возражает Бог, - что человек будет властвовать над миром. В человеке - Мой дух".
Сатана предлагает Богу кончить их вечную шахматную игру: игра становится слишком жестока, все человечество сейчас - это
Иов, и не будет-ли самым милосердным сразу убить всех?
Между высокими собеседниками завязывается спор об Иове: кто выиграл тогда, во времена Иова, и кто проиграл? Бог
утверждает, что тогда выиграл Он, Бог, потому что, не взирая на все
несчастия - неугасимый, неумирающий огонь все же остался в человеке.
И вот Бог разрешает Сатане еще раз повторить опыт с Иовом. Этот новый, сегодняшний Иов - английский школьный учитель м-р
Хасс. Одно за другим на него обрушивается целый ряд несчастий: он
получил известие, что его единственный сын, летчик, погиб на
французском фронте; после пожара м-р Хасс раззорился, рухнуло его
любимое дело - школа; и, наконец, он заболел раком. Сегодня, может
быть, последний день м-ра Хасса: сегодня ему сделают операцию. Перед
операцией к нему приехали три джентльмена: один из его бывших
сотоварищей по школьной работе и два капиталиста, вложившие свой
капитал в школу, - приехали, чтобы уговорить его отказаться от
управления школой. И вот дальше, на протяжении 200 страниц -
двухчасовой спор о религии, о Боге между этими джентльменами, при
участии врача, который лечил м-ра Хасса. У каждого из участников
спора - уже своя, готовая религиозная концепция; у одного
портативный, карманный обывательский Бог, отнюдь не мешающий, даже и
в страшные дни войны, жить комфортабельно и делать дела; другой -
верующий адепт спиритизма (из разговора мы, кстати, узнаем, что
знаменитый английский физик Оливер Лодж выпустил огромный том под
названием "Раймонд", где излагает результаты своих спиритических
опытов, и узнаем, что Анри Бергсон очень одобряет эту книгу); третий
из спорящих - доктор, последовательный материалист, - у него нет
никакого Бога; и наконец четвертый - новый Иов, м-р Хасс, явно
излагает теологию самого Уэллса. В прежнюю формулу Уэллса: "мир
целесообразен - следовательно, есть управляющий миром высший Разум -
Бог" - в эту формулу жестокая бессмыслица войны внесла поправку.
Сейчас человеческая жизнь, полная жестокостей, болезней, несчастий,
нищеты - сейчас она нелепа, неразумна, бессмысленна; но человек в
силах все это победить, он победит непременно, он построит
прекрасную жизнь на земле - и больше: он разобьет хрустальную тюрьму
нашей планеты в пространстве и с земли шагнет в невидимые дали
вселенной. А раз так, раз это будет неизбежно, раз есть сила,
толкающая человека на этот путь, то есть и Бог. И этот путь человека
начертан вовсе не каким-нибудь слепым, стихийным процессом, - нет:
стихии сами по себе неразумны, мир и человек, предоставленные
стихиям, идут к закату, к ущербу. Нет - это высший организующий
Разум - Бог - и это Его неугасимый огонь горит в человеке.
Так говорит новый Иов, измученный несчастиями, в свой предсмертный час. И его пламенная вера в мощь человека - ergo в
Бога - вознаграждена: операция кончилась удачно, получена
телеграмма, что сын м-ра Хасса не погиб, а в плену у немцев. В
великой шахматной игре Сатана еще раз проиграл...
Отголосок все того же грандиозного, извечного спора между Сатаною и Богом слышен и в последнем романе Уэллса "Джоана и
Питер". Но только здесь вся колоссальная, космическая шахматная
доска помещается внутри микрокосма - человека. Этот человек - Питер,
английский летчик во время последней войны. И уже не Сатана, как в
предыдущем романе, а Питер выступает в парике и мантии обвинителя в
этой тяжбе человечества с Богом. Весь израненный, изуродованный
после боя с немецким авиатором, Питер в бреду бросает Богу упрек:
- "Отчего Ты не проявляешь себя? В мире так много зла... Эта ужасная трата жизней на войне... Как Ты можешь переносить
всю эту жестокость и грязь?"
- "А. что? Это вам, людям, не нравится?" - "Нет". - "Тогда измените все это". И дальше современный Бог излагает новую, современную главу теологии. "Я вовсе не
самодержавный злой тиран, как некоторые из вас думают; если бы это
было так, я бы уже давно тебя первого пристукнул громом. Нет, я
управляю на демократических началах и предоставляю вам самим
работать за себя". Я вам не мешаю. Отчего вы, например, не
уничтожаете своих королей? Вы можете". Люди могут, но они
недостаточно хотят.
И Питеру становится все более ясным, что "Великий Древний Экспериментатор" прав и мудр; зло так же целесообразно в
космическом организме, как боль в организме человека: это -
предупреждение, что надо поторопиться лечить болезнь.
Бог мудр и Он есть, и стоит ли спорить о том, что Он такое? Пусть для одних Он такая же реальная личность, как сам
Питер, пусть для других Он еще более абстрактная идея, чем (-1.
Важно одно, что во всех великих религиях одна и та же великая мысль:
научить людей всеобщему братству. Не смешно-ли биться на смерть
из-за вопроса о том, как именно произносить слово "братство?"
Так из этого последнего романа Уэллса мы узнаем еще одно слагаемое в уэллсовской формуле - Бога. И если мы
проинтегрируем эту формулу - станет совершенно ясно, что и в своих
религиозных построениях Уэллс остался все тем же Уэллсом. Станет
ясно: конечно же, его Бог - это Лондонский Бог, и конечно, лучшие
фимиамы для его Бога - это запах химических реакций и бензина из
аэропланного мотора. Потому что всемогущество этого Бога - во
всемогуществе человека, человеческого разума, человеческой науки.
Потому что это не восточный Бог, в руках которого человек - только
послушное орудие: это Бог Западный, требующий от человека, прежде
всего, активности, работы. Этот Бог знаком с английской
конституцией: он не управляет, а только царствует. И хоругви этого
современного Бога, конечно, не золотые и не серебряные, а красные:
этот Бог - социалист.
Сухая, циркульная окружность ограниченного землей социализма и уходящая в бесконечность гипербола религии - такое
разное, такое несовместимое. Но Уэллс, сумел разорвать окружность,
сумел разогнуть ее в гиперболу, один конец которой упирается в
землю, в науку, в позитивизм, а другой теряется в небе. Это
удивительное искусство логически-невредимым проходить сквозь самые
тесные парадоксы - нам уже знакомо: мы видели его в сказках Уэллса,
где он сумел сплавить в одно фантастику и науку. И сейчас кажется,
что Уэллс просто не был бы Уэллсом, если бы у него не было этих трех
романов о Боге.
На последнем из трех романов - "Джоана и Питер" стоит остановиться несколько дольше: это - самый сегодняшний из всех
романов Уэллса. Там есть Англия - накануне и во время войны; там
есть эхо вчерашней и сегодняшней России. И, наконец, в этом романе
есть остроумные, большой художественной ценности страницы,
написанные каким-то обновленным и помолодевшим Уэллсом. Вот,
например, несколько строк из начала романа, где рассказывается о
детстве Питера, о первых его впечатлениях от вселенной:
"Теория идеалов играла в философии Питера почти такую же важную роль, как в философии Платона. Но только Питер
называл их не "идеалы", а... "игрушки". Игрушки - это упрощенная
квинтэссенция вещей, чистая, совершенная и управляемая. Реальные
вещи неудобны, чересчур сложны, неподатливы. Ну хотя бы реальный
поезд: это - жалкая, огромная, неуклюжая, ограниченная вещь, которая
должна непременно ехать либо в Кройдон, либо в Лондон. А игрушечный
поезд доставит вас куда угодно: в страну чудес, в Россию, вообще
куда захочется. Там есть, например, великолепная мягкая кукла, по
имени "Полисмэн", с сияющим красным носом и вечной улыбкой. Вы
можете взять Полисмэна, треснуть им по голове Джоану, подругу
детства - и ничего. Насколько неудобней настоящий, живой полисмэн:
попробуйте-ка схватить его за ногу и запустить в угол - пожалуй, уж
не будет улыбаться, как игрушечный, а начнет ворчать, или даже что
похуже".
И дальше - живет перед вами весь оригинальный детский мир Питера, где вещи - одушевленные существа, а люди - это
вещи. Удобный и питательный предмет - нянька Мэри, и рядом
"медноглазое чудище с тройным брюхом, по имени Комод, которое не
спускает с вас глаз и всю ночь скрипит по комнате". Неудобная,
слишком громкая, раздражающая вещь, по имени "Дадди" - "отец" и
рядом живой, фарфоровый мопс Нобби, защитник от комодов, каминов,
отцов - и вообще от всего страшного.
Незаметно из идеального, игрушечного мира Питер переходит в реальный мир, попадает в одну школу, другую, третью, в
Кэмбриджский университет. И, наконец, последняя ступень воспитания
Питера и Джоаны - это война, которая научила их самому важному,
самому глубокому. "История воспитания двух душ" - такой подзаголовок
дал Уэллс всему этому роману.
Во всяком своем романе Уэллс выбирает один какой-нибудь бастион в крепости старого мира и на этот бастион ведет
главную аттаку. В последнем романе этот бастион - современная
английская школа, вся постановка воспитания в Англии. Этому вопросу
отведены целые главы, но для русского читателя они наименее
интересны.
Гораздо интереснее для нас то, что в этом романе Уэллс говорит о России. Незадолго до войны Уэллс был в России и,
ясно, именно тогдашние свои впечатления он описывает на тех
страницах книги, где рассказывается о путешествии в Россию Питера и
его опекуна Освальда.
Вот какою увидел Уэллс Москву: "Красные стены Кремля; варварская каррикатура Василия Блаженного; грязный странник
с котелком в Успенском соборе; длиннобородые священники; татары -
оффицианты в ресторанах; публика в меховых шубах - так нелепо
богатая на английский взгляд". Затем - поразительная панорама Москвы
с Воробьевых гор, синева снега, цветные пятна крыш, золотое мерцанье
бесчисленных крестов. И отсюда, сверху, глядя на Москву, Освальд, -
или, вернее, Уэллс - говорит:
- "Этот город - не то, что города Европы: это - нечто свое, особенное. Это - татарский лагерь, замерзший лагерь.
Лагерь из дерева, кирпича и штукатурки"...
- "Тут лучше начинаешь понимать Достоевского. Начинаешь представлять себе эту "Holy Russia", как род
эпилептического гения среди наций - нечто вроде "Идиота"
Достоевского - гения, настаивающего на моральной правде, подымающего
крест над всем человечеством"...
- "Да, Азия идет на Европу с новой идеей... У них, русских, есть христианская идея в том виде, в каком у нас, в Европе,
ее нет. Христианство для России - обозначает братство. И этот город
с его бесчисленными крестами - в гармонии с русской музыкой,
искусством, литературой"...
Холодный, застегнутый, деловой Петербург англичанину, конечно, показался гораздо больше похожим на Европу, на
англию. ничего татарского, азиатского англичанин здесь уже не
увидел, пока не попал... в русский парламент, в Государственную
Думу. Над всем парламентским злом царил, все заслоняя собою -
чудовищно-огромный портрет. "Фигура самодержца, вчетверо больше
натуральной величины, с длинным, неинтеллигентным лицом, стояла во
весь рост, попирая кавалерийскими сапогами голову Председателя
Государственной Думы. "Вы и вся Империя существуете для меня", -
явно говорил глуполицый портрет, держа руку на эфесе шашки. И эта
фигура требовала лойяльности от молодой России".
Последние главы романа тоже связаны с Россией: в России - уже пожар, и искры от него долетают в Англию. Англия уже
прошла жестокую школу войны; побывавшие в этой школе - и Питер, в
том числе - поняли, что по старому жить нельзя. Старое нужно
разрушить, чтобы на его месте построить мировое государство, Союз
Свободных Наций. Главное теперь - работать, работать, не щадя своих
сил. "Мы должны жить теперь как фанатики, - говорит Питер на
последней странице романа. - Если большинство из нас не будут жить
как фанатики - этот наш шатающийся мир не возродится. Он будет
разваливаться все больше - и рухнет. И тогда раса большевистских
мужиков будет разводить свиней среди руин".
Так суммирует Уэллс мнение (надо добавить - радикально-настроенного) английского интеллигента о сегодняшней
России. Нечего и говорить о джентльменах лэди, которые не спят ночей
из-за страшных "Bolos" как сокращенно называют в Англии большевиков.
Эта часть общества представлена в превосходно сделанной
каррикатурной фигуре лэди Сайденгэм.
Свои личные взгляды на коммунистическую Россию, свои впечатления от недавнего пребывания у нас, - Уэллс изложил в
ряде статей, напечатанных в газете "Sunday Express" и изданных затем
отдельной книгой под заглавием "Russia in the shadow". Статьи эти
дают обширный, - часто, впрочем, легковесный, из окна вагона -
материал, но он уже не укладывается в объем настоящей задачи -
показать Уэллса-художника. Я приведу оттуда одну только фразу,
которая, мне кажется, может быть взята эпиграфом ко всем этим
статьям. "Я не верю, - говорит Уэллс, - в веру коммунистов, мне
смешон их Маркс, но я уважаю и ценю их дух, я понимаю его".
И тот Уэллс, портрет которого дан на этих страницах, не мог иначе сказать. Еретик, которому нестерпима всякая
оседлость, всякий катехизис - не мог иначе сказать о катехизисе
марксизма и коммунизма; неугомонный авиатор, которому ненавистней
всего старая, обросшая мохом традиций земля, не мог иначе сказать о
попытке оторваться от этой старой земли на некоем гигантском
аэроплане - пусть даже и неудачной конструкции.
- Аэроплан - в этом слове, как в фокусе, для меня вся наша современность, и в этом же слове - весь Уэллс, современнейший
из современных писателей. Человечество отделилось от земли и с
замиранием сердца поднялось на воздух. С аэропланной
головокружительной высоты открываются необъятные дали, одним
взглядом охватываются целые нации, страны, вес этот комочек засохшей
грязи - земли. Аэроплан мчится - скрываются из глаз царства, цари,
законы и веры. Еще выше - и вдали сверкают купола какого-то
удивительного завтра.
Этот новый кругозор, эти новые глаза авиатора - у многих из нас, кто пережил последние годы. И эти глаза уже давно у
Уэллса. Отсюда у него эти прозрения будущего, эти огромные горизонты
пространства и времени.
Аэропланы - летающая сталь - это, конечно, парадокс: и такие же парадоксы везде у Уэллса. Но парадоксальный как
будто - аэроплан весь, до последнего винтика, насквозь логичен: и
также весь, до последнего винтика, логичен Уэллс. Аэроплан, конечно,
чудо, математически расчитанное и питающееся бензином: и точно такие
же чудеса у Уэллса. Аэроплан дерзающий на то, что раньше дозволено
было только ангелам - это, конечно, символ творящейся в человечестве
революции: и об этой революции все время пишет Уэллс. И поднимаясь
все выше, аэроплан, конечно, неминуемо упирается в небо: и так же
неминуемо уперся в небо Уэллс. Ничего более городского, более
сегодняшнего, более современного, чем аэроплан, я не знаю - и я не
знаю писателя более сегодняшнего, более современного, чем Уэллс.
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОЕ ДЕРЕВО УЭЛЛСА. Для аристократии феодальной и для аристократии духа - гениев и талантов - основы "знатности" полярно противоположны.
Слава аристократа феодального в том, чтобы быть звеном в цепи предков как можно более длинной; слава аристократа
духа в том, чтобы не иметь предков - или иметь их как можно меньше.
Если художник - сам себе предок, если он имеет только потомков - он
входит в историю гением; если предков у него мало или родство его с
ними отдаленно - он входит в историю как талант. И очень метко Уэллс
в автобиографии замечает: "Писательство - это одна из нынешних форм
авантюризма. Искатели приключений прошлых веков - теперь стали бы
писателями". История литературы - как история всякого искусства и
науки - это история открытий и изобретений, история Колумбов и
Васко-де-Гам, история Гуттенбергов и Стефенсонов. Гениев,
открывающих неведомые дотоле или забытые страны (Атланты, быть
может, знали Америку) - история знает немного; талантов,
совершенствующих или значительно видоизменяющих литературные формы -
больше. И к числу их, несомненно, следует отнести Уэллса.
Но какого Уэллса? Уэллсов - два: один - обитатель нашего, трехмерного мира, автор бытовых романов; другой - обитатель
мира четырех измерений, путешественник во времени, автор
научно-фантастических и социально-фантастических сказок.
Первый Уэллс, конечно, талантлив. Но этот Уэллс - новых земель не открыл; у этого Уэллса много знатной родни. Второй
Уэллс - с предками связан очень отдаленными родственными узами, и он
почти один создал новый литературный жанр. И, конечно, не будь
второго Уэллса - первый в астрономическом каталоге литературы не
попал бы в число звезд очень ярких.
Есть две основных линии в английской литературе; я назвал бы их Home-Line и Abroad-Line. Одна воплощает англичанина у
себя дома, на Островах Соединенного Королевства; другая -
неутомимого мореплавателя, искателя новых земель, мечтателя и
авантюриста (авантюрист - непременно мечтатель). И два Уэллса -
реалист и фантаст - отражают в себе эти две основных линии.
Одна линия - Home-Line - в Диккенсе достигла вершины еще не превзойденной. И первый Уэллс, трезвый реалист,
скептик, иногда добродушно, иногда зло насмешливый - определенно
ведет свой род именно от Диккенса. Тут - прямая, кровная степень
родства; о ней подробнее говорилось выше И тут Уэллс - только одна
из ветвей от мощного ствола Диккенса; другие ветви, идущие отсюда
же: Эллиот, Мерелис, Гарди, Шоу, Гиссинг, Беннет, Голсуорси.
Уэллс - автор социально-фантастических и научно-фантастических романов - со второй линией, Abroad-Line,
связан родством гораздо более сложным и тонким - и гораздо более
отдаленным; тут он скорее начинает, чем завершает; тут у него - нет
прямых предков и, вероятно, будет много потомков.
Социально-фантастические романы Уэллса... Первое литературное определение, какое приходит в голову и какое часто
приходилось слышать: утопии социальные утопии Уэллса. И тогда,
естественно, за Уэллсом встал бы длинный ряд теней, начиная с
"Утопии" Томаса Мора, через "Город Солнца" Кампанеллы, "Икарию" Кабэ
- до "Вестей Ниоткуда" Уилльяма Морриса. Но эта генеалогия была бы
неверна, потому что социально-фантастические романы Уэллса - не
утопии.
Есть два родовых и неизменных признака утопии. Один - в содержании: авторы утопий дают в них кажущиеся им идеальным
строение обществ", или, если перевести это на язык математический -
утопия имеет знак (. Другой признак, органически вытекающий из
содержания - в форме: утопия - всегда статична, утопия - всегда
описание, и она не содержит или почти не содержит в себе - сюжетной
динамики.
В социально фантастических романах Уэллса этих признаков мы почти нигде не найдем. Прежде всего, в огромном
большинстве случаев его социальная фантастика - определенно со
знаком -, а не . Своими социально-фантастическими романами он
пользуется почти исключительно для того, чтобы вскрыть дефекты
существующего социального строя, а не затем, чтобы создать картину
некоего грядущего рая. В его "Грядущем" - ни одного розового или
золотого райского отблеска: это скорее мрачные краски Гойи. И тот же
| |
| Просмотров: 296 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры