Веселитская Лидия Ивановна - Мимочка

ь, и вся кавалькада понеслась бѣшенымъ карьеромъ. У него была съ собой бурка, которую онъ накинулъ на плечи Мимочкѣ. Прискакавъ въ Карасъ, всѣ забились въ какой-то сарай, чтобы укрыться отъ дождя. Гроза продолжалась. Молн³я сверкала между горъ, и громъ гремѣлъ надъ головами вымокшей компан³и. Всѣ были веселы и возбуждены быстрой ѣздой; особенно баронесса была въ восторгѣ и находила свой пикникъ необыкновенно удачнымъ. Прислуга разставляла въ сараѣ столы и скамейки, ставили самоваръ, выкладывалась провиз³я, вино... Стали пить чай. Въ сарай прискакала еще компан³я доктора Бабанина, тоже измокшая. Баронесса пригласила ихъ къ чаю. Общество соединилось, и стало еще веселѣе. И Мимочка, сбросивъ бурку, пила коньякъ, который подливалъ ей Валер³анъ Николаевичъ. Онъ же подавалъ ей чай, и служилъ ей, и занималъ ее, и ей было такъ весело, что она даже перестала печалиться о томъ, что у нея развились локоны.

   Когда гроза стихла и на небѣ выплыла луна, компан³я размѣстилась въ трехъ лодкахъ и каталась по озеру. Кто-то пѣлъ, баронесса гребла. Докторъ Бабанинъ; въ черкескѣ и съ нагайкой въ рукѣ, переплылъ верхомъ озеро. И домой вернулись поздно, поздно. Мимочка устала, но не жалѣла о томъ, что поѣхала. И какой былъ воздухъ послѣ грозы! Какая ночь! луна!

  

  

   Начался рядъ свѣтлыхъ, беззаботныхъ дней. Вставая, Мимочка уже знала, что сейчасъ она увидитъ его. И дѣйствительно, они встрѣчались на утренней музыкѣ. А разъ они были вмѣстѣ - это было уже хорошо, это было главное, все остальное было второстепенно. У нихъ установились хорош³я дружеск³я отношен³я, въ которыхъ не было ничего, ничего предосудительнаго. Они встрѣчались, гуляли, говорили, смѣялись надъ баронессой и ея знакомыми. Онъ разсказывалъ ей эпизоды изъ прошлаго баронессы, потомъ разсказывалъ ей, что онъ дѣлалъ безъ нея, съ кѣмъ видѣлся, о чемъ думалъ, и затѣмъ они сговаривались, какъ провести вечеръ: ѣхать ли верхомъ, идти ли въ концертъ. Если не о чемъ было говорить, - онъ говорилъ о любви, декламировалъ Фета, Мюссе или Байрона, но никогда не позволялъ себѣ ничего лишняго, и конечно, и она не допускала,

   Мимочка знала, какая прическа, как³я изъ ея платьевъ нравятся ему, и старалась угодить ему. Она ласкала Рекса, а Валер³анъ Николаевичъ, со своей стороны, пр³обрѣлъ благосклонность и расположен³е Мосеньки. Онъ давалъ Мимочкѣ драгоцѣнныя указан³я насчетъ туалета. У него былъ тонк³й и изящный вкусъ; онъ зналъ толкъ и въ кружевахъ, и въ сочетан³и красокъ. Вообще онъ многому, многому могъ научить Мимочку.

   Оба они любили музыку и не пропускали ни одного концерта. И когда Мимочка, сидя съ нимъ рядомъ, слушала романсы, ей казалось, что это совсѣмъ не та музыка, которую она слышала зимой, сидя рядомъ съ Спиридономъ Ивановичемъ, въ залѣ Дворянскаго Собран³я. Или Козелковъ пѣлъ лучше Фигнера, или она теперь такъ поправилась, что все казалось ей въ другомъ цвѣтѣ, только это была совсѣмъ, совсѣмъ другая музыка. Maman рѣдко являлась въ концерты: и расходъ останавливалъ (для себя mаman была скуповата), да и надо же было кому-нибудь оставаться съ Вавой, которая любила рано ложиться спать и терпѣть не могла курзала. И Мимочка ходила въ концерты съ Валер³аномъ Николаевичемъ. Просидѣвъ вечеръ въ залѣ, они возвращались домой. Онъ велъ ее подъ руку и тихо напѣвалъ только-что слышанныя мелод³и. А она поднимала къ звѣздамъ свои глаза мадонны, и затѣмъ переводила ихъ на него, и глаза ихъ встрѣчались и говорили другъ другу что-то нѣжное и дружелюбное, чего не смѣли выговорить уста, потому что онъ ничего-ничего себѣ не позволялъ и она не допускала.

   Имъ было хорошо. И все, что окружало Мимочку, все, что она видѣла и слышала, эти темныя горы, и зеленый лѣсъ, и мерцанье звѣздъ, а с³янье мѣсяца, конск³й топотъ, шелестъ вѣтокъ, говоръ толпы, романсы пѣвцовъ и пѣвицъ, свистъ кузнечиковъ - все это было декорац³ей и оркестромъ въ той новой и сладкой ар³и, которую пѣлъ ей голосъ природы.

   Разбираться въ своей душѣ ей было некогда, да она и не умѣла. Тревожиться не было повода. Ничего не случилось. Ей просто доставляло удовольств³е знакомство и общен³е съ такимъ умнымъ, съ такимъ милымъ человѣкомъ. Вотъ съ кѣмъ не скучно, такъ не скучно! И Мимочка говорила Вавѣ: - Я еще не встрѣчала такого умнаго и образованнаго человѣка. Какъ онъ говоритъ по-французски, по-нѣмецки, по-англ³йски! Какой умъ, какая память! Съ нимъ можно говорить цѣлый день и не замѣтить, какъ пройдетъ время. - Вавѣ онъ не нравился, но что она понимала, глупая дѣвчонка! За то maman полюбила и ласкала Валер³ана Николаевича и говорила Мимочкѣ: - А Валер³анъ Николаевичъ не зайдетъ къ намъ сегодня? Попроси его на чашку чая. - И Валер³анъ Николаевичъ приходилъ, и пилъ чай, и терпѣливо слушалъ разсказы maman, и былъ такъ рыцарски почтителенъ съ Мимочкой, что maman едва удерживалась отъ желан³я обнять его. Maman находила его красавцемъ; она находила, что онъ даже лучше гусара Анютнна, стяжавшаго такую громкую славу на минеральныхъ водахъ.

   И Катя-горничная, застегивая ботинки на крошечныхъ ножкахъ Мимочки, говорила, ловко дѣйствуя крючкомъ: - Какой хорош³й баринъ, какъ они мнѣ нравятся! Даша номерная съ ихъ человѣкомъ знакома, такъ, говоритъ, очень хорош³й баринъ. У нихъ свой домъ въ К³евѣ. И такой добрый баринъ, говоритъ...

   "О, да, думала Мимочка, и главное - такой умный!" Вечеромъ, ложась спать, она старалась припомнить, что онъ ей говорилъ. Это было трудно, потому что онъ говорилъ такъ много. Но что она помнила хорошо - это его взгляды. Какъ онъ посмотрѣлъ на нее, когда они повернули на Грязнушку, а потомъ - когда онъ напѣвалъ "Азру" и она спросила у него слова. О, как³е у него глаза, как³е глаза! Хорошо, что онъ такъ уважаетъ ее, потому что, не уважай онъ ея, кажется, она боялась бы за себя. Теперь, конечно, она спокойна. Она уже достаточно узнала его для того, чтобы быть увѣренной въ томъ, что онъ никогда ничего себѣ не позволитъ. Она - порядочная женщина, она не такая, какъ Нетти. Она его любитъ, какъ друга... Будь она свободна - можетъ быть, она полюбила бы его иначе. Конечно, зная его, она не выбрала бы другого... Но она не свободна, и любитъ его только какъ друга. Это такъ хорошо, такая дружба!..

   И въ темнотѣ Мимочка открывала глаза и представляла себѣ свой романъ въ будущемъ. Она ему нравится. Понемногу онъ увлечется ею, полюбитъ ее, полюбитъ настолько, что поѣдетъ за ней въ Петербургъ. И онъ будетъ страдать отъ ея жестокости, бѣдный! милый! - все будетъ страдать и, наконецъ, объяснится. И она сама будетъ страдать, во скажетъ ему: "И я васъ люблю, давно люблю, но долгъ и мои обязанности... Мы должны разстаться". И они разстанутся, бѣдные!.. Какъ они будутъ страдать. Но что-жъ, когда нельзя иначе... И Мимочка вздыхала и переворачивала подушку, и поправляла сбившуюся простыню. Въ комнатѣ, съ открытой на балконъ дверью, было душно и жарко. А рядомъ неугомонная вдова пѣла:

  

  

   А офицеръ съ иниц³ативой кашлялъ и громко зѣвалъ.

   - Они тебѣ заснуть не даютъ, несносные! Я сейчасъ закрою дверь, - говорила mamam, вставая, и, понижая голосъ до шопота, чтобы не разбудить уснувшую Ваву, она прибавила: - Представь, что я сегодня видѣла: они при мнѣ поцѣловались. Такъ, pour tout de bon... Я выхожу на балконъ юбку встряхнуть, а они какъ сидѣли, такъ и поцѣловались... Шопенгауеръ на столѣ, а они цѣлуются. Какая гадость!

  

  

   День шелъ за днемъ, не принося съ собой большихъ перемѣнъ. Леченье Мимочки близилось въ концу, и maman отмѣчала уже въ своемъ календарѣ день переѣзда въ Кисловодскъ.

   Вава лечилась, гуляла, читала и бесѣдовала и спорила до хрипоты со своими новыми друзьями о безсмерт³и души, о женскомъ вопросѣ, о мысляхъ и взглядахъ Льва Толстого.

   Мимочка беззаботно и весело флиртовала съ Валер³аномъ Николаевичемъ. Катя-горничная не менѣе весело флиртовала съ Давыдомъ Георг³евичемъ, а maman играла въ пикетъ съ желчнымъ сановникомъ или сворачивала себѣ шею, слѣдя за чужими романами. И Вава, и Мимочка поправлялись и хорошѣли съ каждымъ днемъ, и maman, съ радостью отмѣчая это, говорила своему партнеру:

   - Вотъ вѣдь какъ у насъ любятъ хвалить все иностранное и унижать свое родное. Чего-чего намъ не говорили о Кавказѣ! А какъ мои здѣсь поправились! Еслибы вы видѣли мою дочь весною... Это былъ призракъ! Мы боялись чахотки. Вы знаете, наши воды выше заграничныхъ.

   Старичокъ-партнеръ даже не улыбался и, сдавая карты костлявыми пальцами, возражалъ maman. Онъ не брался судить о дамскихъ болѣзняхъ, - это было внѣ сферы его компетентности. Можетъ быть, дамы здѣсь и поправляются, можетъ быть... Но что касается нашего брата-мужчины, то онъ смѣло можетъ сказать, что здѣсь поправляются только здоровые. Поправляются здѣсь доктора; эти разбойники славно поправляютъ здѣсь свои обстоятельства... Олухи, которые не умѣютъ отличить геморроя отъ катарра кишечника (старичокъ перемѣнилъ уже четырехъ докторовъ и признавался maman, что не перевариваетъ и пятаго). Они здѣсь волочатся, флиртуютъ, скачутъ верхомъ, какъ ошалѣлые, а больные терпятъ всяк³я невзгоды. И чего смотритъ правительство? У коммиссара подъ носомъ берутъ взятки. Грабежъ, расхищен³е, безпорядокъ... Дайте срокъ!.. Если пятый докторъ не уморитъ сановника, онъ еще напишетъ о нихъ статью подъ заглав³емъ: "Наши воды и наши врачи". И они себя узнаютъ, они себя узнаютъ... Дайте срокъ!..

   Maman кротко и снисходительно улыбалась, разбирая свои карты. Стоило ли спорить съ человѣкомъ, замученнымъ собственнымъ желудкомъ и печенью! Гдѣ ему было переварить своего доктора, когда онъ не могъ переварить и своего обѣда!.. И съ добрѣйшей улыбкой, голосомъ, который maman умѣла сдѣлать мягче миндальнаго масла, она говорила ему: - А знаете, что я посовѣтовала бы вамъ попробовать. Простое, но испытанное средство. Зять мой много лѣтъ страдалъ упорнѣйшимъ катарромъ. И лечился, и ѣздилъ на воды. А знаете что ему помогло. Я васъ научу. Щепоточку, такъ чуть-чуть на кончикѣ ножа... - и т. д.

  

  

   Былъ жарк³й, жарк³й день. Мимочка, выйдя изъ ванны, поднялась въ гору и сѣла на скамейку, на которой она обыкновенно отдыхала послѣ ванны. Она была въ легкомъ батистовомъ платьѣ и, несмотря на это, едва дышала. Жара непр³ятно дѣйствовала ей на нервы; въ тому же и на душѣ у нея было неладно. Наканунѣ они поссорились, и теперь ей было стыдно и досадно на себя. Онъ разсердился на нее вчера и сказалъ, что въ Кисловодскъ не поѣдетъ, а поѣдетъ прямо изъ Желѣзноводска въ деревню къ баронессѣ, которая его приглашала. Разсердился онъ за то, что Мимочка не захотѣла вчера ѣхать съ нимъ вдвоемъ верхомъ и сказала ему, что это "неловко"! О, какая она дура, какая дура! Теперь она рада была бы отдать полжизни, чтобы вернуть это слово. Какъ это было грубо и глупо! Она показала, что она боится. И чего ей бояться? Развѣ она не ѣздила вдвоемъ съ Варяжскимъ, развѣ она не ѣздила съ офицеромъ своей дивиз³и, развѣ баронесса не ѣздила вдвоемъ съ нимъ, съ Валер³аномъ Николаевичемъ? И что-жъ? Шокировало это кого-нибудь? - нисколько. Неловко, неловко!.. О, какая она дура! И что онъ теперь о ней думаетъ? Боже мой, что же ей теперь дѣлать, какъ поправить это? Теперь они разстанутся холодно и враждебно, и если онъ о ней и вспомнитъ когда-нибудь, то только какъ о дурѣ и ид³откѣ. Но нѣтъ, это невозможно; неужели они такъ и разстанутся?

   Вотъ и онъ. Онъ подошелъ къ ней съ серьезнымъ и торжественнымъ выражен³емъ лица и холодно поклонился ей. Потомъ заговорилъ о погодѣ и, попросивъ позволен³я сѣсть съ ней рядомъ, сѣлъ на противоположный конецъ скамейки. О, какимъ холодомъ вѣяло теперь отъ его элегантной фигуры! Вершина Эльборуса не могла быть холоднѣе. И отъ сосѣдства этого Эльборуса у Мимочки холодѣли ручки и ножки, и ей хотѣлось плакать.

   А солнце было жаркое и воздухъ горяч³й и удушливый. Природа томилась зноемъ. Потрескавшаяся, сухая земля молила небо о дождѣ; пышно разросш³яся деревья стояли угрюмо и лѣниво; ни одинъ листокъ не шевелился; по всей скалѣ снизу до верху звонко свистали кузнечики.

   Разговоръ не клеился. Мимочкѣ было стыдно донельзя. Она чувствовала, что теперь она уронила свое генеральское достоинство, и мучилась, придумывая, что бы ей сказать.

   Валер³анъ Николаевичъ молча наслаждался ея волнен³емъ, ея смущен³емъ. Мимочка нравилась ему не только своей наружностью, но и своей молчаливостью и ненаходчивостью. Какъ она умѣла слушать! Въ глазахъ Валер³ана Николаевича это было драгоцѣнное качество, потому что онъ любилъ говорить одинъ. Какъ надоѣли ему эти болтливыя женщины съ претенз³ями на умъ и остроум³е, которыя что-то читаютъ, о чемъ-то болтаютъ, перебиваютъ, не дослушавъ, придираются къ смыслу сказаннаго, запоминаютъ слова... То ли дѣло Мимочка! Въ ней бездна женственности. Въ ней есть то, что поэтъ называетъ: das ewig Weibliche... Она не умна, да; но въ ней это такъ мило. И на что ей умъ? Что прибавилъ бы онъ къ этому чистому, ясному взгляду? У нея, есть тактъ и грац³я. Хоть она и не умна, но она очень мило держитъ себя: ни лишней развязности, ни лишней застѣнчивости. Очень, очень она мила, и давно уже никто ему такъ не нравился. Развязку онъ предполагалъ въ Кисловодскѣ, а вчерашнимъ вечеромъ, по программѣ его, должна была послѣдовать предварительная поѣздка en tête-à-tête для того, чтобы приручить Мимочку и успокоить ея тревогу, такъ какъ онъ видѣлъ, что она все-таки насторожѣ... И вдругъ она не поѣхала. Скажите! Такъ вотъ мы какъ!.. Хорошо! Теперь надо наказать ее за это и заставить ее попросить его пр³ѣхать въ Кисловодскъ.

   И онъ сидѣлъ подлѣ нея, грустно и холодно глядя передъ собой и сбивая палкой верхушки травы. Разговоръ не клеился.

   Мимо прошла сестра актрисы Ленской. Старичокъ, тающ³й отъ близости красавицы, какъ свѣча подъ лучами кавказскаго солнца, велъ ее подъ руку.

   Мимочка заговорила о ней. Ленск³я очень интересовали ее, потому что она долго ревновала къ нимъ Валер³ана Николаевича, и она часто разспрашивала его о нихъ. Онъ? смотря но настроен³ю, или превозносилъ ихъ до небесъ, или смѣшивалъ съ грязью. На этотъ разъ Ленская подвернулась въ удачную для нея минуту. Валер³анъ Николаевичъ принялся возвеличивать ее. Это была женщина. Она достойна была носить высокое, святое имя женщины... Она жила и давала жить другимъ. Она, какъ солнце, освѣщала, согрѣвала всѣхъ, кто дышалъ въ ея близости.., Когда она состарится и будетъ умирать, совѣсть ни въ чемъ не упрекнетъ ее. Она земное совершила. Она любила и жила... Это не манекенъ для примѣриванья парижскихъ туалетовъ, это живое существо съ теплой кровью; въ ней играютъ нервы, въ ней кипитъ жизнь... Это не кукла, которую дергаетъ за шнурокъ общественное мнѣн³е... И полились грозныя филиппики противъ свѣтскихъ женщинъ, этихъ эгоистокъ, этихъ черствыхъ, пустыхъ кокетокъ... Хорошо ихъ воспитываютъ! Маменьки пропитываютъ ихъ нелѣпой моралью, съ такимъ же усерд³емъ, съ какимъ онѣ перекладываютъ свои ковры и шали камфорой и т. п., чтобы сохранить ихъ отъ моли. И онѣ достигаютъ цѣли. Моль не тронетъ ихъ шалей, и страсть не коснется ихъ благовоспитанныхъ дочекъ. Но и дышать въ ихъ присутств³и тяжело. Человѣкъ задыхается... Съ ними скучно, да? да!.. невыносимо скучно! И удивительно ли, что отъ нихъ бѣгутъ къ такимъ женщинамъ, какъ Ленская!

   Мимочка чуть не плакала. Ему скучно съ ней... ему всегда было скучно съ ней... Она - манекенъ для примѣриванья туалетовъ... Онъ уйдетъ отъ нея къ Ленской. Какъ ему не стыдно, какъ не стыдно!.. А онъ продолжалъ громить свѣтскихъ женщинъ, пересыпая свою рѣчь стихами и цитатами. Любовь двигаетъ м³ромъ. Есть женщины, недостойныя счаст³я любви, недостойныя высокихъ, святыхъ минутъ... Женщина, которая не умѣла любить - это дѣва безъ елея... И Христосъ скажетъ ей: отойди, я не знаю тебя... Бодрствуйте... Да... И придетъ старость, грозная, безпощадная старость, съ сѣдыми волосами, съ морщинами, и возьмется холодной рукой за сердце, и сердце ужаснется и возжаждетъ жизни, и будетъ поздно, поздно!.. И стишокъ изъ Мюссе, и стишокъ изъ Фета...

   Валер³анъ Николаевичъ все пуще и пуще увлекался своимъ краснорѣч³емъ. Голосъ его то понижался до шопота, то возвышался... Онъ не оглядывался на Мимочку, онъ обращался не къ ней; онъ глядѣлъ прямо передъ собой, какъ бы обращаясь къ господамъ присяжнымъ. И Мимочкѣ казалось, что и кузнечики, и черные стволы деревьевъ, которые какъ бы играли роль присяжныхъ, говорили въ одинъ голосъ: "Виновна, виновна и не заслуживаетъ снисхожден³я".

   Мимочка знала, что она виновата, но она рѣшительно не знала, какъ поправить дѣло, какъ сдѣлать, чтобы онъ пересталъ сердиться и пр³ѣхалъ бы въ Кисловодскъ. Она взглядывала на него. Какъ онъ былъ хорошъ! Онъ снялъ шляпу, и она видѣла его бѣлый лобъ, его волнистые волосы, его блестящ³е глаза... Она чувствовала свое влечен³е къ нему... и боялась уже разсердить его,., Ну, что ей сказать, что ей сказать? Господи!..

   И она все ниже и ниже опускала головку и чертила зонтикомъ по песку, пока онъ говорилъ свои страшвыя вещи.

   Мимо проходили неуклюж³я армянки въ своихъ кисейныхъ покрывалахъ и тупо таращили на бѣдную Мимочку свои круглые черные глаза. Проходящ³е мужчины лукаво улыбались и оглядывались на Мимочку, посвистывая...

   А Валер³анъ Николаевичъ продолжалъ гремѣть тономъ вдохновеннаго пророка.

   Женщины не хотятъ и не умѣютъ быть умными. Когда солнце для нихъ с³яетъ, когда небо имъ улыбается, онѣ опускаютъ шторы въ окнахъ... Все для нихъ игра, забава, шутка... Ни одна изъ нихъ не умѣетъ возвыситься до серьезнаго чувства... Кокетки, не стоющ³я того, чтобы человѣкъ съ душой тратилъ на нихъ время, тратилъ на нихъ сердце... Хорошо сказалъ Гейне ... И какую горькую правду сказалъ Байронъ... А Моптескьё, велик³й законовѣдъ... Мимочка окончательно перестала понимать. Собственныя имена всегда отуманивали ее. У нея уже дрожали губы отъ желан³я заплакать. И зачѣмъ онъ кричитъ на нее здѣсь, гдѣ всѣ проходятъ мимо и гдѣ она не можетъ ничего сказать изъ страха, что заплачетъ?

   Воспользовавшись минутой его молчан³я, Мимочка встала и сказала: - Кажется, мнѣ пора домой. - Онъ вѣжливо и холодно поклонился ей. - А вы не проводите меня? - Если прикажете. И они пошли въ гору. Онъ игралъ тросточкой; Мимочка смотрѣла въ землю, а Рексъ лѣниво шелъ за ними, помахивая хвостомъ и удивляясь, какъ имъ не надоѣли ихъ глупые переговоры. - Когда же вы ѣдете въ Кисловодскъ? - спросилъ Валер³анъ Николаевичъ. - Завтра. А вы? - и Мимочка взглянула на него самымъ нѣжнымъ, самымъ просящимъ взглядомъ. - Я не ѣду туда совсѣмъ.

   Они помолчали.

   - Васъ такъ тянетъ домой? - начала опять Мимочка.

   - Я поѣду не домой. Я вамъ говорилъ, кажется, что баронесса приглашала меня къ себѣ въ имѣн³е... Баронъ - мой товарищъ по училищу, и я радъ буду повидаться съ нимъ! Да и она такая милая женщина...

   И опять они шли молча. Мимочка боролась, не зная, попросить его пр³ѣхать въ Кисловодскъ, или нѣтъ. Если она попроситъ, зачѣмъ она его объ этомъ попроситъ и какъ онъ приметъ это? А если не попроситъ, - онъ такъ и не пр³ѣдетъ. Нѣтъ, она попроситъ, она попроситъ. И все еще она не рѣшалась и говорила: - Скажите мнѣ как³е-нибудь стихи. - Сказать вамъ стихи? Извольте. - Онъ сорвалъ по дорогѣ цвѣтокъ и сталъ декламировать:

  

             Elle êtait belle, si la nuit

             Qui dort dans la sombre cbapelle, и т. д.

  

   Когда онъ эффектно произнесъ послѣдн³й куплетъ, они уже стояли у двери дома, гдѣ maman ждала Мимочку къ обѣду, а она такъ и не попросила его пр³ѣхать. Она замѣтила, что, кажется, еще рано, что, вѣроятно, Вава еще не вернулась, такъ что они могутъ еще пройтись. Валер³анъ Николаевичъ предложилъ ей руку, и они пошли дальше, потомъ они вернулись и пройти мимо дома въ другую сторону. Понемножку Мимочка разговорилась, и когда въ трет³й разъ они остановились у двери комнаты, въ которой maman вторично разогрѣвала супъ на керосиновой кухнѣ, все нужное было сказано. Онъ обѣщалъ ей, что пр³ѣдетъ въ Кисловодскъ на мѣсяцъ (т.е. на все время, пока онѣ тамъ будутъ), а она обѣщала ему въ первый же вечеръ поѣхать съ нимъ верхомъ. Зачѣмъ ему это? Ну, да все равно. Благо помирились.

  

  

   И Вава, и Мимочка такъ пр³ятно проводили время въ Желѣзноводскѣ, такъ полюбили его, что по переѣздѣ въ Кисловодскъ не хотѣли ничѣмъ восхищаться и стояли на томъ, что Желѣзноводскъ гораздо лучше. Вава говорила, что Желѣзноводскъ теплый и темно-зеленый, а Кисловодскъ холодный и блѣдно-голубой; а Мимочка говорила, что у нея здѣсь кривое зеркало н кровать гораздо хуже желѣзноводской. Къ тому же здѣсь было много петербургскихъ знакомыхъ: княгиня X., съ дочерью и племянницей, генералъ Бараевъ, другъ Спиридона Ивановича, и еще кое-кто... Будутъ теперь надоѣдать имъ и сплетничать, и прости желѣзноводское приволье!

   Скоро, впрочемъ, и Вава, и Мимочка вполнѣ успокоились на этотъ счетъ. Оказалось, что княгиня не встаетъ изъ-за карточнаго стола, что княжна ловитъ маленькаго адъютанта съ цѣлью привести его къ алтарю, что кузина ея романически и безнадежно влюблена въ одного очень блѣднаго и очень интереснаго господина, у котораго сбѣжала жена и который лечится здѣсь отъ tabes dorsualis, что генералъ Бараевъ неотступно ходитъ за красивой вдовой, съ которой намѣревается проѣхать по военно-грузинской дорогѣ. Словомъ, оказалось, что всяк³й здѣсь занятъ собой и своими развлечен³ями. Княжна и кузина ея встрѣтились съ Мимочкой и Вавой любезно и восторженно-дружелюбно, но ясно было, что онѣ не имѣютъ ни малѣйшаго желан³я пользоваться ихъ обществомъ и думаютъ только о томъ, какъ бы имъ не мѣшали въ ихъ прогулкахъ и поѣздкахъ. И Мимочка, и Вава вздохнули свободно. Весь кружокъ послѣдней былъ уже въ сборѣ, за исключен³емъ студента, уѣхавшаго съ Морозовымъ въ Крымъ. Ваву радостно привѣтствовали, и въ первый же день ихъ переѣзда компан³я предприняла восхожден³е на Крестовую гору, видъ съ которой настолько ей понравился, что дня черезъ два она стала находить, что Кисловодскъ еще лучше Желѣзноводска. Положительно тутъ было лучше. Тутъ были бѣлыя березы, журчащ³я горныя рѣчки; а чего стоилъ одинъ этотъ чудный чистый воздухъ, пьянящ³й и возбуждающ³й. И потомъ здѣсь было болѣе пестроты, больше Востока, больше Кавказа.

   Maman съ удовольств³емъ приняла предложен³е княгини занять мѣсто четвертаго партнера, только-что уѣхавшаго въ Крымъ. Винтъ былъ одной изъ страстишекъ maman, и ужь куда же это было интереснѣе, чѣмъ пикетъ съ желчнымъ и озлобленнымъ сановникомъ.

   На четвертый день по пр³ѣздѣ Мимочка надѣла бѣлое платье и красную шляпку и вышла съ Вавой въ паркъ. Обѣ пили еще кумысъ почему и направились къ кумысной. Проходя галлереей Нарзана, онѣ встрѣтили Валер³ана Николаевича, и какого Валер³ана Николаевича! Въ бешметѣ, въ черкескѣ, въ папахѣ, въ кинжалахъ. И что это былъ за джигитъ! Высок³й, стройный, чернобровый! Это былъ сюрпризъ Мимочкѣ. Рексъ величаво шелъ за своимъ господиномъ.

   - Не смѣшно это? - спросилъ Валер³анъ Николаевичъ дамъ, здороваясь съ ними. - Я всегда вожу съ собой этотъ костюмъ, но въ началѣ сезона, въ Желѣзноводскѣ у меня не хватаетъ мужества надѣвать его. А здѣсь я уже смѣло облекаюсь въ туземное платье, тѣмъ болѣе, что здѣсь я почти не схожу съ лошади. Окрестности такъ хороши! Вы еще никуда не ѣздили?

   - Никуда. Съ кѣмъ же бы я поѣхала!

   - Какъ я радъ! Окрестности такъ хороши! И мнѣ такъ хотѣлось самому показать вамъ всѣ мои любимыя мѣста. Такъ сегодня мы ѣдемъ?

   - Ѣдемъ. Вы сказали о лошадяхъ?

   - Какъ же. Наши лошади здѣсь, такъ что не придется и искать новыхъ. Османъ вчера переѣхалъ.

   Выпивъ кумысъ, Мимочка и Вава повели Валер³ана Николаевича поздороваться съ maman, которая играла въ карты на воздухѣ. Maman обрадовалась ему и представила его княгинѣ, которая оглядѣла его въ лорнетъ, когда онъ отошелъ отъ ихъ стола, и тоже нашла, что онъ красивѣе Анютина.

   А Валер³анъ Николаевичъ и Мимочка пошли дальше въ конецъ главной аллеи, потерявъ по дорогѣ Ваву, которая встрѣтила кого-то изъ своихъ. Мимочка с³яла. Ссоры между ними какъ не бывало; опять они въ хорошихъ дружескихъ отношен³яхъ. Мимочка и сама не ожидала, что такъ сильно обрадуется ему. Да, онъ ей нужнѣе всѣхъ. Съ нимъ жизнь совсѣмъ не то, что съ другими. И онъ такъ веселъ, такъ доволенъ, такъ радъ. Чему онъ радъ? Тому, что онъ съ ней, конечно. А она развѣ не рада тому же? Такъ рада, такъ рада! Ахъ, какъ хорошо!

   Послѣ обѣда Мимочка прилегла отдохнуть. Но спать она не могла, а лежала и радовалась его пр³ѣзду. Можно ли было теперь спать? Она отдыхала уже, только думая о немъ. Можетъ же присутств³е, близость другого человѣка вносить такую радость, такой свѣтъ въ ея жизнь. Ну, вотъ онъ и здѣсь. И опять они вмѣстѣ среди имъ чуждой пестрой толпы. Это все, что ей нужно. Быть вмѣстѣ и быть молодой и красивой для него и черезъ него. Потому что если, напримѣръ, сегодня она такъ хороша - вѣдь это отъ его пр³ѣзда. Радость краситъ ее. О, какъ она его любитъ! Такого съ ней еще никогда, никогда не. бывало. И главное, тутъ нѣтъ ничего дурного. Развѣ это можетъ быть дурно, разъ что это будитъ въ ней лучш³я стороны души?.. Она ничего, ничего не боится... Неужели она его любитъ любовью?.. Ну что-жъ, если и любовью? Сердца не удержишь, не остановишь; вонъ какъ оно бьется... Конечно, онъ никогда объ этомъ не узнаетъ. Она ничего не допуститъ, да и онъ никогда себѣ не позволитъ... Что-жъ, что она его любитъ? Самая чистая, самая честная женщина можетъ увлечься... Въ томъ-то и сила, чтобы, несмотря ни на что, остаться честной... Поѣдутъ, поѣдутъ верхомъ и опять цѣлый вечеръ вмѣстѣ, вдвоемъ! Какъ хорошо, какъ хорошо!..

   Потомъ она стала одѣваться... Никогда въ жизни ея туалетъ ей такъ не удавался. Волосы сами собой укладывались на головѣ, застегнутый лифъ сидѣлъ какъ перчатка, и когда Мимочка, надушивъ платокъ и принявъ изъ рукъ Кати хлыстъ, бросила на себя послѣдн³й взглядъ въ зеркало, на нее выглянуло оттуда такое ангельское, поэтическое личико съ с³яющими глазами и счастливой улыбкой, что она чуть не послала сама себѣ воздушнаго поцѣлуя. А лошади были уже поданы. Онъ сидѣлъ верхомъ и черезъ окно разговаривалъ съ maman.

   - Пожалуйста, Валер³анъ Николаевичъ, смотрите, чтобы она не ѣздила слишкомъ быстро и слишкомъ много. Ей такъ вредно всякое утомлен³е, а она теперь все храбрится и такъ неосторожна... Давно ли мы поправились... Смотрите же, я вамъ поручаю ее...

   - Будьте покойны, Анна Аркадьевна!

   Мимочка, сойдя съ крыльца, легко вскочила въ сѣдло и, улыбнувшись maman, поѣхала съ Валер³аномъ Николаевичемъ и немножко отставшимъ отъ нихъ Османомъ. А maman поглядѣла имъ вслѣдъ и подумала: "Вотъ такъ парочка! Живи мы въ Аркад³и, а не въ Петербургѣ, вотъ бы намъ какого мужа надобно. Ну, да все дѣлается. къ лучшему. Такой бы и не женился, искалъ бы денегъ, а потомъ бѣгалъ бы, измѣнялъ... Les beaux maris ne sont pas les meilleurs... И кавалеровъ всегда можно найти сколько угодно, а такого мужа, какъ Спиридонъ Ивановичъ, не каждый день найдешь"...

   И maman въ раздумьѣ принялась за свою прическу. собираясь къ княгинѣ. А гдѣ же Вава? Гдѣ барышня?

   - Онѣ сейчасъ тутъ были.

   - Сейчасъ тутъ были! Я тебя спрашиваю, гдѣ онѣ теперь? О чемъ ты думаешь, скажи, пожалуйста? За что ты жалованье отъ Юл³и Аркадьевны получаешь? Тебѣ сказано - ни на минуту не оставлять барышню одну. Сейчасъ иди ихъ искать!

   Катя покорно выслушала maman, затѣмъ, подобравъ разбросанныя юбки и шпильки Мимочки, причесалась, надушилась Мимочкиной туалетной водой и, надѣвъ сѣренькую кофточку и шляпку съ крыломъ, поспѣшила въ паркъ, гдѣ въ концѣ тѣнистой аллеи ждалъ ее Давыдъ Георг³евичъ, уже подаривш³й ей кавказскую брошку и два колечка съ бирюзой.

  

  

   Выѣхавъ изъ Кисловодска, Валер³анъ Николаевичъ и Мимочка поскакали по проселочной дорогѣ. Ѣхали они то галопомъ, то шагомъ. (Валер³анъ Николаевичъ ѣздилъ только такимъ аллюромъ, какой нравился Мимочкѣ - не то, что Варяжск³й!) При первой паузѣ онъ заговорилъ о лошадяхъ, разсказалъ Мимочкѣ, как³я у него лошади въ К³евѣ, как³я въ деревнѣ. Потомъ, переѣзжая бродки, они вспомнили Печорина и княжну Мери, и онъ заговорилъ о Лермонтовѣ, о литературѣ... Мимочкѣ было все равно о чемъ молчать, только бы слушать его. Потомъ онъ заговорилъ о природѣ, а она, любитъ ли она природу? О, да! Мимочка забыла, что она прежде любила природу только гдѣ-нибудь на музыкѣ. Ей казалось, что она любитъ и всегда любила природу. Развѣ ей не нравилось скакать по этой зеленой степи, которая колыхалась какъ море? Развѣ не нравились ей эти нѣжныя очертан³я горныхъ цѣпей, окаймлявшихъ горизонтъ? О, да, она любитъ природу. Прежде она ее совсѣмъ не знала. Въ Петербургѣ, въ Парижѣ природу видишь только на картинахъ, на выставкахъ...

   Среди этой, мирной бесѣды они встрѣтили коляску, въ которой сидѣлъ генералъ Бараевъ со своей вдовой. Генералъ любезно раскланялся съ Мимочкой, которая кивнула ему головкой. Валер³анъ Николаевичъ началъ подшучивать надъ генераломъ.

   - Это Бараевъ, другъ моего мужа, - сказала Мимочка.

   При упоминан³и о ея мужѣ по лицу Валер³ана Николаевича всегда пробѣгала тѣнь. Мимочка уже знала это и теперь пожалѣла о томъ, что такъ некстати вспомнила о своемъ мужѣ. Оба замолчали и погнали лошадей, какъ будто упоминан³е о бѣдномъ Спиридонѣ Ивановичѣ заставило ихъ торопиться къ цѣли поѣздки.

   - Куда же мы ѣдемъ сегодня? - спросила Мимочка, когда лошади устали и снова пошли шагомъ.

   - Мы ѣдемъ въ "Замокъ Коварства и Любви".

   - Замокъ? Тамъ, правда, замокъ?

   - Нѣтъ, замка никакого нѣтъ; а есть скалы, живописно расположенныя скалы... Красивый уголокъ... И со скалами этими связано предан³е. Вамъ не наскучитъ слушать, если я вамъ его разскажу?

   - Напротивъ. Я очень рада.

   - Ну-съ, такъ слушайте. У одного купца была дочь, разумѣется, молодая и прекрасная.

   - Отчего; разумѣется?..

   - Оттого, что иначе не стоило бы о ней говорить. Ну-съ, и эта дочь полюбила юношу, тоже молодого и прекраснаго. Молодые люди полюбили другъ друга такъ, какъ только можно любить подъ такимъ солнцемъ и среди такой природы. (Это, кажется, ничего не поясняетъ вамъ, mais passons.) Молодые люди любили другъ друга, но, какъ это почти всегда бываетъ, судьба и обстоятельства были противъ нихъ. Отецъ дѣвушки отвергъ искан³я влюбленнаго юноши, который былъ бѣденъ, и нашелъ дочери другого жениха, тоже богатаго купца. Молодые люди попробовали бороться, по отецъ былъ непреклоненъ, Тогда молодые люди рѣшили умереть. Въ одно прекрасное утро они пришли на эти скалы, - сейчасъ вы ихъ увидите, - стали на край пропасти, чтобы броситься внизъ и разбиться о камни, простились другъ съ другомъ, простились съ жизнью, со свѣтомъ, съ природой. "Бросайся!" - сказала дѣвушка: - "и я за тобою". Онъ улыбнулся ей, бросился въ бездну и умеръ. А она.,.

   - А она?

   - Она вернулась домой и вышла за богатаго купца!

   - О, какая!..

   - Коварная, не правда ли? Она вышла за купца, а скалы навсегда сохранила воспоминан³е о его любви и о ея коварствѣ. Смотрите, - онѣ уже видны, видите? Лѣвѣе... Мы, впрочемъ, спустимся туда внизъ...

   - Такъ вы бывали уже здѣсь?..

   - О, не разъ! Но ни разу не былъ въ такомъ миломъ обществѣ...

   - Что это? Un compliment?

   - Нѣтъ, не шутя. Знаете, я люблю эти скалы, этотъ дик³й живописный уголокъ, гдѣ каждая тропинка, каждый камень будитъ во мнѣ столько чувствъ и мыслей, не имѣющихъ ничего общаго съ моей скучной, сѣренькой будничной жизнью... И когда я бывалъ здѣсь: я всегда думалъ о томъ, какъ бы хорошо привезти сюда съ собой милое, поэтическое существо, словомъ, пр³ѣхать, какъ я пр³ѣхалъ сюда сегодня. И когда я вернусь домой, я скажу: "Нынѣ отпущаеши!"...

   Въ головѣ Мимочки промелькнуло: "Не позволяетъ ли онъ себѣ?"... Но нѣтъ; онъ уже опять говорилъ о лошадяхъ. Потомъ оба замолчали. Надо было спускаться внизъ по крутой, узенькой тропинкѣ. Османъ ѣхалъ впереди, указывая дорогу.

   Темнѣло. Луна не показывалась.

   - Какой же это лунный вечеръ? Вы говорили, что будетъ луна?.

   - Погодите, погодите. Будетъ и луна.

   - Но мы тутъ ничего не увидимъ. - Мимочку начинала смущать эта темнота. :

   - Какъ не увидимъ? Развѣ вы не видите скалъ? Какъ хорошо это ущелье! А луна сейчасъ взойдетъ.

   - Да, но пока мы будемъ ждать луну, будетъ поздно, и когда мы возвратимся?

   - Поздно? Отчего поздно? При лунѣ ѣхать будетъ свѣтло какъ днемъ. И куда поздно? Развѣ вы собираетесь на вечеръ?

   - Нѣтъ, я никуда не собираюсь. Но maman будетъ безпокоиться.

   - Не будетъ она безпокоиться, потому что вы со мною. И къ чему думать о возвращен³и, когда здѣсь такъ хорошо! Впрочемъ, женщины не умѣютъ отдаваться настоящей минутѣ. Мнѣ жаль ихъ!.. Развѣ вамъ здѣсь не нравится? Я думалъ, что вы болѣе чутки къ красотамъ природы... Взгляните на эти скады, на это небо, на эти звѣзды... Помните это, изъ Мюссе:

  

             J'aime! voilà le mot que la nature entière

             Crie au vent qui Temporte, à l'oiseau qui le suit!

             Sombre et deraier soupir que poussera la terre

             Quand elle tombera dans l'êternelle nuit!

             Oh! vous le murmurez dans vos sphères sacrêes,

             Etoiles du matin, ce mot triste et charmant!

             La plus faible de vous, quand Dieu vous a crêêes,

             A voulu traverser les plaines êthêrees,

             Pour chercher le soleil, son immortel amant.

             Elle s'est êlancêe au sein des nuits profondes.

             Mais une autre l'aimait elle-même; et les mondes

             Se sont mis en voyage autour de firmament.

  

   - Какъ это хорошо, не правда ли! Мнѣ жаль, что я не вижу вашего лица. Я хотѣлъ бы знать, такъ ли вы смотрите, какъ всегда.

   - А какъ я смотрю всегда?

   - Холодно, строго... Генеральшей.

   - Генеральшей? Стало быть, я смотрю тѣмъ, что я есть.

   - Не клевещите на себя. Вы женщина. Вы и должны смотрѣть женщиной, вотъ такой женщиной, какая стояла тамъ на вершинѣ скалы, колеблясь между жертвой и измѣной.

   - Но я вовсе ее хочу походить на нее.

   - Отчего?

   - Оттого, что она поступила очень гадко.

   - Вѣроломно, да, но она поступила какъ женщина, какъ слабая, фальшивая женщина. И это мнѣ нравится. Я люблю слабость въ женщинѣ. И не люблю женщинъ сильныхъ, героинь. Пусть прославляетъ ихъ кто хочетъ, - я никогда не буду ихъ поклонникомъ. Душевная сила такъ же мало пристала женщинѣ, какъ и сила физическая. Женщина должна быть вся слабость, вся любовь, вся нѣжность. Пусть слабость дѣлаетъ ее фальшивой. Что-жъ, если это мило!.. А вы, какъ бы вы поступили на ея мѣстѣ? Представьте себѣ, что вы полюбили бы кого-нибудь, ну, хоть меня. Надѣюсь, что такое предположен³е, въ шутку, не оскорбитъ васъ. Представьте же себѣ, что вы полюбили меня, вотъ сейчасъ, теперь, такая, какъ вы есть, въ вашемъ положен³и.

   - Въ моемъ настоящемъ положен³и?.. Я думаю, что еслибъ я васъ полюбила, я постаралась бы, чтобы вы объ этомъ ничего не узнали.

   - Это почему?

   - Потому что я замужемъ, не свободна.

   - La belle raison!..

   - Comment, ce n'est pas une raison?.. Что же бы вы сказали, еслибы ваша жена...

   При упоминан³и о Спиридонѣ Ивановичѣ, Валер³анъ Николаевичъ хмурился; при упоминан³и о его женѣ, на лицѣ его разливалось выражен³е скуки и утомлен³я. Выражен³е это Мимочка хорошо знала, и оно всегда радовало ее. Хотя она слыхала отъ баронессы, что жена его прелестная женщина, но ей пр³ятнѣе было думать и представлять себѣ, что она такая же скучная, ненужная и неподходящая, какъ и Спиридонъ Ивановичъ. Еслибы онъ былъ съ ней счастливъ, онъ не уѣзжалъ бы отъ нея, и у него не было бы такого блѣднаго, утомленнаго лица и впалыхъ щекъ, не такъ ли?.. Нѣтъ, онъ вѣрно несчастливъ, страдаетъ и только не жалуется, потому что онъ гордъ. Бѣдный, милый!..

   Между тѣмъ они спустились въ ущелье, и Валер³анъ Николаевичъ предложилъ Мимочкѣ спѣшиться и пройти пѣшкомъ въ одинъ уголокъ, откуда, по его мнѣн³ю, видъ на скалы былъ всего красивѣе. Османъ увелъ лошадей, а Валер³анъ Николаевичъ и Мимочка стали пробираться по камнямъ, вдоль журчащей горной рѣчки. Высокая, отвѣсная скала стояла за ними грозной стѣной. Мимочкѣ казалось, что она спустилась въ нѣдра земли или что она на днѣ глубокаго колодца. такъ высоко надъ головой ея была степь, по которой они скакали, такъ далеко казалось небо, на которомъ появилась, наконецъ, желанная луна, освѣтившая скалы, живописно украшенныя зеленью.

   - Ну что? Какъ вамъ нравится?..

   - C'est fêerique, - шептала Мимочка, - c'est fêerique! - А какая тишина, какая тишина! Нѣтъ, положительно она гдѣ-то не на землѣ. И въ послѣдн³й разъ, на секунду, въ головѣ Мимочки мелькнула тревожная мысль: хорошо ли она сдѣлала, что сюда пр³ѣхала? Можетъ быть, хоть онъ и звалъ ее сюда, но былъ бы о ней лучшаго мнѣн³я, еслибы она не поѣхала. Но нѣтъ, какой вздоръ! Что же тутъ дурного? Всѣ ѣздятъ любоваться природой, и она пр³ѣхала любоваться природой. Нельзя быть на Кавказѣ и не посмотрѣть окрестностей. Потомъ она будетъ смотрѣть фотограф³и, и окажется, что она ничего не видѣла. Отчего Вава не ѣздитъ верхомъ? Они взяли бы ее съ собою И что-жъ такое, что она пр³ѣхала сюда съ нимъ вдвоемъ? Еслибы она поѣхала съ нимъ куда-нибудь въ ресторанъ, это было бы ужасно. (Но она никогда и не поѣхала бы). А сюда они пр³ѣхали любоваться природой. Да и, наконецъ, съ ними татаринъ. Вонъ, гдѣ-то вдали слышно конское ржан³е: это ихъ лошади и Османъ.

   И успокоивъ свою совѣсть какими разсужден³ями, Мимочка повторила: - C'est fêerique!.. - И Мимочка искренно любовалась живописными скалами, а Валер³анъ Николаевичъ искренно любовался ею.

   - Вы не устали? - спросилъ онъ, разстилая свою бурку на землѣ. - Сядьте. Мнѣ жаль, что я уже разсказалъ вамъ легенду о бѣдномъ юношѣ, погибшемъ здѣсь. Надо было разсказать вамъ ее теперь, здѣсь, въ виду этихъ скалъ... Ну, я разскажу вамъ что-нибудь другое.

   Положительно, Мимочка была не на землѣ. Не можетъ быть, чтобы это была та самая луна, которая свѣтила Спиридону Ивановичу и бэби. Та осталась гдѣ-то далеко, а это была совсѣмъ другая луна, кроткая, покровительствующая имъ. И какой томный волшебный свѣтъ лила она на этотъ уголокъ, гдѣ они были одни, одни и так