ился, почему смерть брата Николая от чахотки не стала для него грозным примером - это непонятно.
Михаил Павлович не раз видел в Мелихове, как Антон Павлович плюет кровью, и всегда старший брат отвергал какое-либо участие и помощь, только требовал абсолютного молчания.
Как раз, когда Антон Павлович лежал в клинике, цензура наложила запрет на очередной номер журнала "Русская мысль", в котором уже была отпечатана повесть "Мужики". Пришлось выдирать целую страницу, с изъятием печатать ее наново и вклеивать в журнал.
Но, к счастью, эта неприятность компенсировалась огромным успехом повести, и Антон Павлович, выйдя из клиники, первое время не терял хорошего настроения. Однако будущее смущало его. Ему было неясно, как и где он теперь будет проводить больше половины года, что будет с Мелиховым, со всем хозяйством, со стариками родителями.
"Миша и Леля приехали",- гласит запись Павла Егоровича в дневнике за 6 апреля 1897 года.
Антона Павловича еще не было, и Михаил Павлович, осмотревшись, увидел, что мелиховское хозяйство ныне находится уже в полном запустении. Он писал об этом брату в Москву. "Дорогой Ванюха. Здесь, брат, отчаянное скудоястие. Нет ни единого корешка во всем доме и вместо супа варится какая-то холостая бурдала. Будь друг, привези петрушки (корней), морковки и сельдерея. Если хватит тебя, то и луку репчатого. Мы должны теперь откармливать Антона, а с пустыми руками выйдет плохо. Можно и зеленцы, особливо же укропу. Я бы и сам все привез, да ничего не знал. Окорок привез. И еще просьба - вези баночку томатов. Уважь, голубчик! Твой Мишель" {Письмо около 7 апреля 1897 г. Архив автора.}.
И в самом деле, хозяйство, в котором в апреле месяце не оказалось овощей, трудно было назвать хорошим. Михаил Павлович с горечью смотрел на общий упадок. Теперь уже совсем ясно стало, что Чеховым нужна была только дача, а не имение.
10 апреля Антона Павловича выписали из клиники, а 11 он приехал в Мелихово в сопровождении брата Ивана. С этого момента весь его режим должен был измениться. Известно, что он не любил обращать на себя внимание, не любил жаловаться, в том числе и врачам. Теперь ему надо было все время следить за собой и помнить, что он болен. Это было ему непривычно и неприятно. Это докучало ему.
До сих пор Антон Павлович, обладая огромной силой воли, прекрасно умел скрывать свои чувства и настроения, умел молчать. Но теперь появилась новая нотка - раздражение, свойственная туберкулезным больным.
Антону Павловичу было запрещено врачами по выходе из клиники много разговаривать. Естественно, Михаил Павлович в этот свой приезд в Мелихово старался больше рассказывать, чем слушать. Беседа касалась, конечно, и театральных дел. Говорили о труппе Ярославского театра. Вспоминали "Чайку" и два водевиля Михаила Павловича. После этой беседы Антон Павлович писал Суворину: "Миша убедительно просит, чтобы Вы прислали ему его водевиль "Ваза". Он теперь у меня, стало быть адресуйте "Вазу" в Лопасню. Говорит, что экземпляр, имеющийся у Вас, это единственный" {Письмо от 15 апреля 1897 г.}.
Стояла весна. Обитатели большого чеховского дома и гости ходили в лес, собирали сморчки, ездили в соседние селения. В дневнике Павла Егоровича занесены следующие записи, относящиеся к этим дням:
"Апреля 17. Ваня, Серегин {Художник П. М. Серегин.}, Миша, Леля, Селиванова ездили в Давыдову пустынь.
19. Ваня, Миша и Леля уехали..."
Вернувшись к своим служебным делам, Михаил Павлович 22 апреля отправил письмо казенной палаты за его подписью в редакцию "Ярославских губернских ведомостей" с просьбой напечатать объявление о привлечении определенной категории налогоплательщиков к платежу раскладочного сбора. Это был недобор основного налога, который раскладывался на плательщиков, но теперь не на всех, а лишь на "определенные категории".
Любопытен сам перечень налогов, вводившихся и отменявшихся в течение двух-трех последних десятилетий XIX века. Вот он: налог на больных, на освобожденных от воинской повинности, разрядный налог с паровых котлов и керосиновых двигателей, налог на владельцев собак, сбор с проезжающих по шоссе, пошлины за повышение чинами, пошлины с жалованных грамот на имения и так далее.
В конце апреля острое беспокойство о состоянии здоровья Антона Павловича стало спадать, и Михаил Павлович послал Марии Павловне следующее письмо: "Дорогая Машета. Как и что в Мелихове,- пожалуйста опиши обстоятельно. А теперь вот что: мы имеем возможность взять отпуск с 20 мая: выехать из Ярославля 21-го для нас будет очень удобно... Так как эта поездка имеет целью получить удовольствие и отдых душевный, то придумывай что-нибудь, не стесняя себя..."
Дальше Михаил Павлович, вспоминая о мелиховском хозяйстве, пишет: "Нет, душа моя, городская (не столичная) жизнь имеет бездну преимуществ. Ты посуди: у нас и шпинат, и салат, и укроп, и огурцы (по 4 коп. штука), одним словом, все к нашим услугам без малейшей затраты труда. А сколько тебе приходится хлопотать и огорчаться, помимо уже труда и денег, из-за каких-нибудь глупых мышей..." {Письмо от 29 апреля 1897 г. Гос. биб-ка им. Ленина.}
20 мая 1897 года многие ярославцы были взволнованы и спрашивали друг друга: "Пройдет или не пройдет?" Дело в том, что в этот день баллотировался в городские головы почетный гражданин города Ярославля Иван Александрович Вахрамеев. Он был избран единогласно. По этому поводу газета писала: "...в его лице, богато одаренном большим умом, практичностью, знаниями и отзывчивостью, а также опытностью в городском хозяйстве, (Ярославское общество.- С. Ч.) найдет человека стойких убеждений, человека самостоятельного и беззаветно преданного интересам родного города".
Прошел май. Наступало лето.
Задуманная Михаилом Павловичем поездка в Крым состоялась. 31 мая он с женой приехал в Мелихово. Через два дня вместе с Марией Павловной и Иваном Павловичем они выехали в Ялту через Севастополь. В письмах к Марии Павловне из Мелихова Антон Павлович интересовался: "Понравился ли Мише Севастополь?" {Письмо от 7-10 мая 1897 г.} В Севастополе Михаил Павлович раньше был только проездом.
После трех недель отдыха, полные новых впечатлений, стали подумывать о возвращении домой. Иван Павлович уехал первым. Затем расстались с Марией Павловной. Михаил Павлович с Ольгой Германовной отправились морем в Таганрог. Во время этого путешествия Михаил Павлович написал и послал в "Ярославские губернские ведомости" две путевых корреспонденции. Одновременно он обдумывал очерк для той же газеты о Крыме.
В Мелихово молодые Чеховы вернулись 4 июля, как пишет в дневнике Павел Егорович, "пришли со станции моционом". За отсутствием свободного места их поселили в сенях большого дома. В этот же день приехал художник И. Э. Браз писать портрет Антона Павловича по заказу П. М. Третьякова. Антон Павлович переселился из большого дома во флигель. Он писал Н. А. Лейкину: "У меня гостей хоть пруд пруди. Не хватает ни места, ни постельного белья, ни настроения, чтобы с ними разговаривать и казаться любезным хозяином" {Письмо от 4 июля 1897 г.}.
Михаил Павлович рассказывал автору этой книги, что Павел Михайлович Третьяков первоначально просил И. Е. Репина писать портрет А. П. Чехова, но тот был перегружен работой и не смог принять на себя выполнение этого заказа. Тогда Третьяков обратился к И. Э. Бразу, модному в те годы салонному портретисту. Как известно, Браз в Мелихове писал портрет 17 дней, но сам признал работу неудачной и уничтожил ее. Лишь в марте 1898 года он смог начать новый портрет, для чего приехал к Антону Павловичу в Ниццу. С точки зрения профессионального мастерства этот второй портрет представляется также неудачным. Сам Антон Павлович так отзывался о нем: "Что-то есть в нем не мое и нет чего-то моего" {Письмо от 28 марта 1898 г.}.
"Поехали Антоша, Маша и Миша в Новоселки на открытие... нового здания училища",- записал в дневнике Павел Егорович 13 июля. Это была вторая по счету школа, построенная А. П. Чеховым в мелиховской округе {Первую школу А. П. Чехов построил в селе Талеж, в семи верстах от Мелихова.}. Крестьяне села Новоселки и деревни Люторецкой поднесли ему хлеб-соль на двух деревянных резных блюдах. Одно из них хранится ныне в Ялтинском Чеховском Доме-музее, другое - в Мелиховском. Третью школу Антон Павлович построил в Мелихове в последний год пребывания там. Занятия в ней начались, когда он уже переселился в Ялту.
Молодые Чеховы прожили в Мелихове до 20 июля и затем, напутствуемые родителями, отправились домой в Ярославль. В день их возвращения приезжий француз Люмиер демонстрировал в городском театре фильмы только недавно появившегося кино. В "Ярославских губернских ведомостях" по этому поводу было напечатано следующее объявление: "В воскресенье, 20 июля 1897 г. представление движущейся живой во весь рост фотографии "Синематограф Люмиера".
Затем шел длинный перечень сюжетов, среди которых были: кормление тигров, разрушение стены старого дома, дамы-акробатки, азиятская депутация, петушиный бой на пари, франко-русские торжества в Париже в октябре 1896 года и многое другое.
Демонстрация этого кинофильма вызвала огромный интерес, зал был набит до отказа, на представление приехал даже губернатор. Кинофильм показывался неоднократно. Лишь через восемь месяцев, 17 марта 1898 года, Люмиер дал прощальный сеанс, состоявший из ста отдельных картин.
В те же июльские дни вся Европа была встревожена неудачным полетом шведского полярного путешественника Андрэ к Северному полюсу на воздушном шаре. 18 июля 1897 года он с двумя спутниками вылетел с одного из островов Шпицбергена и пропал без вести. Газеты терялись в догадках, строили предположения. "Ярославские губернские ведомости" 25 июля не погнушались даже поместить под заголовком "Где Андрэ?" следующую корреспонденцию из Берлина:
"На вопрос: где теперь находится Андрэ, дает ответ берлинская ясновидящая Феррием, а именно... шар Андрэ уже несколько дней назад перестал плавать по воздуху... он уже "внизу", но не на земле, воздухоплаватели, все трое, еще живы. Из голубей были отправлены только четыре, но три из них замерзли"... и т. д.
Михаил Павлович, воспитанный в духе реализма, был возмущен подобной корреспонденцией в официальной газете, выходившей в свет за подписью вице-губернатора Фриша.
В конце июля Михаил Павлович писал сестре: "Сегодня ровно неделя, как мы фундаментально освоились у себя восвояси. Спасибо вам за гостеприимство...
Теперь громадная просьба. Исполни ее пожалуйста, насколько это возможно, конечно. Попроси кого-нибудь разыскать в газетах, в читальне, два номера "Нового времени" за 31 мая и 16 июня (т. е. NoNo 7632 и 7650) и пришли их бандеролью ко мне: очень нужны они мне, а у нас в Палате они затеряны..." {Письмо от 29 июля 1897 г. Гос. биб-ка им. Ленина.}
По-видимому, он искал номер газеты за 17 июня, в котором была напечатана большая статья Ал. П. Чехова "Алкоголизм и возможная борьба с ним".
В середине августа Михаил Павлович вновь писал Марии Павловне: "Друзья мои тунгусы, отчего от вас нет ни строчки? От третьих лиц узнал, что Антон в Кисловодске, да и те говорят, что прочитали об этом в газетах {Ошибка. А. П. Чехов летом 1897 г. на Кавказе не был.}. Отчего бы не написать? Меня интересует:
1) Когда, куда и т. д. уехал Антон {А. П. Чехов в это время жил в Мелихове.}.
2) Как сошли (или сойдут) твои художественные экзамены...
3) Что бедная Машутка и ее обольститель Александр? Я слышал от Ольги {Машутка Циплакова - подручная кухарки Марьюшки. Александр - кучер, Ольга - горничная.}, что Антон пообещал ей приданое, если Александр женится на ней.
4) Будут ли какие-нибудь инструкции относительно тарантаса {Михаил Павлович предполагал купить в Ярославле второй тарантас для Мелихова. Первый был куплен им в Угличе.}.
Поездку в Крым я описал в наших "Губернских ведомостях" в двух корреспонденциях и одном фельетоне... Взялся за перевод и, если его напечатают, пришлю тебе наградные {О каком переводе здесь говорится, пока не установлено.}.
Приезд президента {Президент Французской республики Франсуа Феликс Фор приезжал в Россию в 1897 году, в связи с переговорами о заключении Франко-русского военного союза.} здесь был отпразднован с помпой. Играли две музыки, кричали ура, были и "Марсельеза", и вив-ля-франс, и флаги,- одним словом совсем развели политику...
Мне так хотелось бы, чтобы ты получила в Ярославле хорошее место, рублей на 900, при казенной квартире. По-моему, тебе это пора..." {Письмо от 21 августа 1897 г. Гос. биб-ка им. Ленина.}.
В письме Михаил Павлович упомянул о написанных им двух корреспонденциях и фельетоне. Первая из корреспонденции напечатана в "Ярославских губернских ведомостях" 31 июля 1897 г. без заголовка и подписи, вторая на другой день в разделе "Внутренняя жизнь", тоже без подписи. Фельетон напечатан 8 августа под заголовком "Ялтинская жизнь", с подписью "М. Ч.".
Михаил Павлович упоминает о празднестве в честь Президента Феликса Фора. Оно состоялось 11 августа. В начале торжества, по требованию революционно настроенной публики, "Марсельезу" играли два раза. В ответ на это, по распоряжению губернатора Штюрмера, русский гимн "Боже царя храни" был исполнен тоже два раза. Потом играли увертюру из оперы "Иван Сусанин" и опять "Марсельезу". Торжество закончилось большим гуляньем.
1 сентября 1897 года Антон Павлович отправился на всю зиму в вынужденную поездку на юг Франции. Около месяца он ничего не писал из Ниццы в Ярославль. Наконец пришло письмо, адресованное Ольге Германовне: "Очаровательной родственнице Ольге Германовне, - писал он,- ее супругу титулярному советнику шлю поклон из Ниццы... Здесь очень тепло и солнечно. Комары кусаются жестоко. Море, пальмы. Эвкалипты. Олеандры. Женщины. Апельсины. Здоровье превосходно.
Поклон собаке с кривой лапой и со севрюжьей мордой. Напишите, нет ли чего нового, что и как Зоя Карповна {Зоя Карповна - лицо вымышленное.}, Гуща, хорош ли театр в Калуге {Шутка. Михаил Павлович не раз хвалил брату Ярославский театр.}, думаете ли скоро ехать в Мелихово и т. п. Одним словом, пишите, что хотите. Ваш зять Antoin Tchekhov" {Письмо от 25 сентября 1897 г.}.
20 октября к супругам Чеховым в Ярославль приехал гость - брат Иван Павлович, который пробыл у них два дня. Вместе ходили осматривать достопримечательности города, гуляли по набережной. Михаил Павлович приводил брата в казенную палату, знакомил с сослуживцами, предоставил ему возможность побывать в "присутствии".
Два или три раза в неделю в казенной палате устраивались заседания, которые назывались губернскими присутствиями. В них обычно принимали участие начальники трех отделений, секретарь, иногда бухгалтер и столоначальники. Управляющий палатой чаще отсутствовал и подписывал протокол, когда он был уже подписан всеми заседавшими. В "присутствии" рассматривались донесения податных инспекторов, жалобы налогоплательщиков, текущие дела и различные экстренные случаи.
Такая система просуществовала много лет, но, в конце концов, была изменена. Палату обвиняли, что дела в ней решаются келейно. В целях "демократизации" бывшее губернское присутствие было в 1898 г. реорганизовано в "Общее Присутствие Ярославской Казенной Палаты", в которое были включены представители Акцизного ведомства, губернского земского собрания, губернской земской управы, городской думы, городской управы и от купеческого общества. Само собою разумеется, никакой подлинной демократизации осуществлено не было. Только увеличилось количество подписей на журнальных постановлениях {Гос. архив Яросл. области, ф. 100, оп. 2, ед. хр. 1.}.
В начале октября 1897 года вновь выплыло старое дело, начатое еще в 1871 году, когда из деревни Володиной Угличского уезда после пожара несколько крестьянских семей уехало, не оформив надлежащим порядком свой выход из общества. Брошенные земельные наделы, в силу круговой поруки, облагались казенными сборами, но оставшимися крестьянами не использовались. В результате недоимки с деревни Володиной за 25 лет достигли суммы 1800 рублей, которую департамент окладных сборов требовал взыскать.
Дело это рассматривалось в губернском присутствии при участии Михаила Павловича. Он, конечно, сразу же встал на сторону крестьян, разъяснил присутствию бюрократический, аморальный характер требования Департамента, и делу было дано выразительное название: "О невозможности лежащих на крестьянах податях".
Надвигалась зима. Начались морозы. Михаил Павлович, как и осенью, поставил со всей решительностью вопрос о том, что Антону Павловичу ни в коем случае не следует на зиму возвращаться в Мелихово: "Два раза,- писал он,- получили письма от Антона. Он пишет такие глупости и так смешно, что самочувствие, вероятно, у него превосходное. Остается только радоваться, радоваться и радоваться. Одно только ясно: он не должен приезжать в Россию. Тоска по родине и скука по Мелихове поставят его в такое положение, что он войдет в сделку со своею совестью и убедит себя в том, что зимой приехать можно. Не нужно быть очень умным, чтобы вообразить себе, какие испытания придется перенести его организму, попадающему прямо из теплой Ниццы в наш Январский Север в течение каких-нибудь пяти суток. А путешествие зимой в душном вагоне, при жаре внутри и холоде снаружи, при вечных сквозняках - едва ли удобно. Нет, Антон должен зимовать в Ницце всю зиму, незачем ему приезжать зимою в Мелихово!.." {Письмо от 30 октября 1897 г. Гос. биб-ка им. Ленина.}
В театральном сезоне 1897-1898 года антрепризу держал Каралли-Торцов. Дела его шли ни шатко, ни валко, труппа не блистала звездами, сборы далеко не всегда были на высоте. Забегая несколько вперед, скажем, что в середине сезона он решил привлечь публику пьесой с потрясающим названием. В газете было опубликовано, что 25 января 1898 года в театре будет дана пьеса Чуйкова-Оверина "Детоубийца". Пять ее актов имели следующие названия: "Пагубное увлечение", "Семейный погром", "Пытки грешницы", "Сумасшедшая мать", "Убийца и самоубийца". Мы не знаем, какой сбор дало это представление, и отмечаем здесь лишь рекламность всех этих названий, на что, видимо, и рассчитывал Каралли-Торцов.
2 декабря 1897 года "Ярославские губернские ведомости" опубликовали информацию о том, что на другой день в помещении Общества любителей драматического и музыкального искусства состоится спектакль с благотворительной целью. Представлена будет комедия В. Крылова "Шалость". В списке участников спектакля находим и М. П. Чехова.
В эти же дни Михаил Павлович сообщал двоюродному брату Георгию об одном из эпизодов его сценической деятельности. В данном случае имелось в виду помочь заключенным малолетним преступникам: "...был занят репетициями и постановкой спектакля,- писал Михаил Павлович.- На днях нужно было устраивать Везувий, объясняться в любви, ругаться с декоратором и проч. и проч. На спектакле присутствовал весь высший свет, был сам губернатор, четыре первые ряда кресел вовсе не выпускались в продажу, а были за неимоверные деньги розданы аристократии - отсюда тебе будет ясно, что нужно было не ударить в грязь лицом... Хорошо еще, что играли своей компанией! Как и всегда это бывает в любительских спектаклях, антракты были шириною в Атлантический океан и тянулись как товарный поезд; в первом действии Зарукин, увидев в первом ряду знать, начал монолог с конца, я ему подсказал, он начал его сначала и повторил конец снова; в третьем действии забыли (зажечь лампу в луне и она ви) {Фраза, заключенная в скобки, восстановлена по смыслу. В письме она выгорела добела.} села на небе черным пятном при чем по небу из нее тек керосин в виде хляби. После второго действия неизвестно куда пропал канделябр, позаимствованный у буфетчика... Насилу нашли. Но в общем спектакль сошел на славу. Финансовые же результаты его прямо роскошны. Теперь мы приобретем на вырученные деньги и волшебный фонарь для юных преступников, и библиотеку и проч" {Письмо от 10 декабря 1897 г. Гослитмузей.}.
В конце декабря Михаил Павлович известил Евгению Яковлевну, что он и Ольга Германовна на святки в Мелихово не приедут. Павел Егорович сильно обиделся и так написал в письме к сыну Ивану: "Миша с Лелей не приедут, значит мы будем одни, нам на праздниках скучать. Антоши нет и не приедет Миша тоже. Этого никогда у нас не бывало во все года" {Письмо от 22 декабря 1897 г. Гос. биб-ка им. Ленина.}.
Старик чувствовал себя уязвленным, но Евгения Яковлевна открыла секрет: Ольга Германовна ожидала ребенка. Эта новость страшно обрадовала Павла Егоровича. Желая поделиться с Антоном Павловичем новостью, о которой он узнал от Евгении Яковлевны, старик очень деликатно писал ему в Ниццу: "Миша и Леля не приехали по особенному случаю" {Письмо от конца декабря 1897 г. Гос. биб-ка им. Ленина.}.
Михаил Павлович был ярым противником всяких предрассудков, в том числе обязательных в те времена рождественских и пасхальных поздравительных визитов. Известно, как Антон Павлович в нескольких своих ранних рассказах бичевал этот устаревший обычай, выродившийся в нелепую повинность. В пору, когда Михаил Павлович жил в Ярославле, было еще много начальников, которые жестоко обижались, если их подчиненные не приходили к ним в праздник расписаться в прихожей на явочном листе.
30 декабря 1897 года в "Ярославских губернских ведомостях" появился "список лиц, заменивших визиты в праздник Рождества Христова 25 декабря 1897 года... пожертвованиями в пользу бедных г. Ярославля..." В списке значится и Чехов Михаил Павлович.
Наступил 1898 год. Члены чеховской семьи жили по разным местам, но внимание каждого было устремлено к одной точке, к Ницце, где на чужбине томился Антон Павлович. Изредка он писал, письма его действовали успокаивающе. Жизнь текла своим чередом.
Известно, что в это время Михаил Павлович продолжал заниматься переводами. Один из своих больших переводов он послал в редакцию "Нового времени". Вот как об этом извещал Антона Павловича старший брат Александр: "Михайло - ярославский чиновник прислал в редакцию переведенный им с английского роман. Роман пойдет, кажется, в "Вестнике иностранной литературы". Объем солиден. О заглавии и мзде не знаю еще ничего" {Письмо от 14 января 1898 г. Письма А. П. Чехову его брата Александра Чехова.}.
Перевод романа еще не разыскан. Также не разыскан ряд других переводов Михаила Павловича того времени и последующих лет, о которых он сообщал в своей автобиографии:
"Написал... много переводов с английского и французского языков (в "Вестнике Иностр. Лит." и в "Нов. Жур. Иностр. Лит."). Издал несколько своих переводов" {Письмо М. П. Чехова к П. В. Быкову от 14 марта 1903 г" Институт русской литературы (Пушкинский дом).}.
Беспокоясь о состоянии здоровья Антона Павловича, Михаил писал своей сестре: "Не откажи написать что-нибудь об Антоне. Больше месяца я не получаю от него писем. Только из папашиного письма я знаю, что он все еще в Ницце" {Письмо от 21 января 1898 г. Гос. биб-ка им, Ленина.}.
Не получив от Марии Павловны ответа, он пишет Антону Павловичу: "Антуан! Я не получил от тебя ни одного письма вот уже месяц и 22 дня... Напиши пожалуйста. Напиши о здоровье, о планах, какие имеешь в виду, о чем хочешь, но только напиши. О тебе я узнаю из вторых рук: в пяти письмах подряд, которые я получил из Мелихова, повторялась одна только единая фраза: Антоша уезжает в Алжир, и больше ничего. Напиши же пожалуйста! Я все еще в Ярославле, так как Одиссея по части Ревеля вероятно не удастся, да я и не буду особенно роптать на судьбу, если и не удастся: хотелось, правду говоря, помогать Мелихову"...
"Одиссеей по части Ревеля" Михаил Павлович называет свое предположение о переводе на службу в нынешний Таллин с более высоким окладом жалования.
"На сих днях,- продолжал Михаил Павлович,- ожидаю младенца и испытываю уже все то, что в этих случаях испытывается. Нянек не будет. Постараюсь обставить семейный вопрос так, чтобы от него не пахло крепостным правом... Не стану показываться никуда, даже в Мелихово, пока младенцу не исполнится столько лет, сколько необходимо для того, чтобы он мог доставлять собой удовольствие другим. Одним словом постараюсь, чтобы вся тяжесть по его воспитанию легла только на нас одних, на Лелю и на меня, и чтобы никаким, даже косвенным, путем, не обеспокоить других. До сих пор наша прислуга была ремесленницей, а не прислугой, мы не унижали ее интимностями... и так бы хотелось, чтобы все так и дальше было! До свидания, голубчик. Напиши же пожалуйста!.. {Письмо от 30 января 1898 г. Архив автора.}
Отвечая на письмо Михаила, Антон Павлович писал ему: "Когда родится оное чадо, то напишите немедленно или даже телеграфируйте два слова..."
Дальше он разбирал затронутый братом вопрос о домашней прислуге. "Едва ли вы обойдетесь без няньки; да и нянька, если это добрая старуха, и если давать ей высыпаться, не повредит делу. В детских воспоминаниях порядочных людей няньки играют далеко не мрачную роль, а у крестьян старшая сестра называется нянька" {Письмо от 5 февраля 1898 г.}.
Но молодые Чеховы наняли няню лишь через три года, когда у них родился сын.
Как и полагается в подобных случаях, старушка Евгения Яковлевна по-женски тревожилась и просилась поехать в Ярославль. Мария Павловна писала Антону Павловичу: "У Миши ожидается младенец, и посему трусит он страшно, умоляет мать приехать к нему. Я со злостью, но отпускаю ее..." {М. П. Чехова. "Письма к брату А. П. Чехову", Гослитиздат, 1954, стр. 62.}
Старушка, конечно, опоздала. Ночью 6 февраля Ольга Германовна благополучно разрешилась от бремени. Родилась девочка, которой дали имя Евгения, в честь бабушки. Михаил Павлович так обрадовался и разволновался, что, накинув пальто, вышел из дома и до света бродил по пустынным улицам Ярославля. Машинально дошел до здания казенной палаты и, усталый, сел на ступеньки, занесенные снегом. Сколько времени он там просидел, он не помнил, но вдруг услышал за собою голос швейцара Архипа:
- Батюшка, Михаил Павлович, и что же вы здесь в такую рань сидите на холоду да на снегу?
- Дочь родилась, дорогой Архип,- ответил начальник 2-го отделения и, приведенный в чувство разговором со швейцаром, пошел домой.
В Мелихове в это время Павел Егорович записывал в дневнике: "Февраль 6. Е. Я. Чехова уехала в Ярославль в 8 часов утра... у Миши и Лели родилась дочка Евгения".
От Евгении Яковлевны долго не было известий. Мария Павловна очень беспокоилась - ведь Евгения Яковлевна в большом городе одна боялась перейти улицу и нанимала извозчика, чтобы он ее перевез на ту сторону!
Через несколько дней Михаил Павлович писал брату в Ниццу: "У меня родилась дочь. Назвали Евгенией. О том, что пришлось испытать во время родов, ты знаешь. Это нечто такое невероятное, такое несправедливое, настолько не похожее на естественный порядок, что просто хоть руками разводи. И как мы, мужчины, мало думаем об этих ужасных девятнадцати часах... А между тем какие ужасные эти муки, какие неумолимые, неизбежные!
Письмо твое {Приведенное выше письмо от 5 февраля 1898 г.} получил сегодня, спасибо.
Все интеллигенты в России страшно заняты процессом Зола. За ходом его дела следят с лихорадочным интересом. Куда бы ты ни пришел, всюду только и разговоров, что о Дрейфусе, Эстергази и Зола. К несчастью, все в этом процессе так запутано, что с трудом успеваешь следить за нитью. Процесс, по-моему, прямо-таки невероятный... Антисемитское "Новое время", кажется, комбинирует телеграммы, немножко пригоняя их к обвинению Дрейфуса, а "Новости" - наоборот. Вот и разберись! Ужасно хотелось бы, чтобы ты написал мне, как относится к Дрейфусу и Зола не армия, не офицеры, не администрация, а обыкновенное обывательское общественное мнение хоть в той же Ницце? Боюсь, что процессом Зола дело не кончится. Напиши же, пожалуйста!" {Письмо от 10 февраля 1898 г. Архив автора.}
Это письмо Михаила Павловича показывает, с каким интересом он относился к международным событиям того времени.
Русские газеты, в целом, были единодушны в оценке положения и были настроены в пользу Дрейфуса и Золя. Но "Новое время" развернуло отвратительную антисемитскую кампанию и требовало осуждения Зола, вставшего на защиту еврея Дрейфуса.
Антон Павлович ответил одним письмом к Ольге Германовне и Михаилу Павловичу:
"Милая моя посаженая дочь Ольга Германовна, поздравляю Вас с прибавлением семейства и желаю, чтобы Ваша дочь была красива, умна, занимательна и в конце концов вышла бы за хорошего человека, по возможности кроткого и терпеливого, который от своей тещи не выскочил бы в окошко...
Ты спрашиваешь,- обращается он к Михаилу Павловичу,- какого я мнения насчет Золя и его процесса. Я считаюсь прежде всего с очевидностью: на стороне Золя вся европейская интеллигенция и против него все, что есть гадкого и сомнительного... Французское правительство идет теперь напролом, зажмурив глаза, виляя направо и налево, лишь бы только не сознаться в ошибках.
"Новое время" ведет нелепую кампанию, зато большинство русских газет, если и не за Золя, то против его преследования..." {Письмо от 22 февраля 1898 г.}
Эта переписка между братьями состоялась во время той фазы процесса Дрейфуса, тянувшегося с перерывами 12 лет, когда Эмиль Золя написал президенту Французской республики Феликсу Фору, что военный суд "дерзнул оправдать Эстергази и дал самую сильную пощечину всякой истине, всякой справедливости". Через два дня после оправдания Эстергази Золя опубликовал свое, потрясшее Европу, "Письмо господину Феликсу Фору, президенту республики", которое закончил грозными словами "Я обвиняю", и привел восемь пунктов своих обвинений правительства, генерального штаба, военного суда, экспертов... Золя был привлечен к судебной ответственности, но успел бежать в Англию.
Об этом громком процессе Антон Павлович писал брату Александру в нескольких письмах: "В деле Золя,- сообщал он,- "Новое время" вело себя просто гнусно. По сему поводу мы со старцем (т. е. с Сувориным.- С. Ч.) обменялись письмами... и замолкли оба. Я не хочу писать и не хочу его писем..." {Письмо от 23 февраля 1898 г.}
Изменение отношений между А. П. Чеховым и Сувориным, в связи с процессом Дрейфуса, освещено в литературе многими авторами. Здесь мы не будем углублять эту тему. Мы скажем лишь, что всего через 19 дней, 13 марта 1898 года, Антон Павлович уже вновь писал Суворину, и в этом его письме нет и намека на какое-либо расхождение. Переписка велась и дальше, но не так интенсивно, как до сих пор. Этим Антон Павлович еще раз подтвердил, что он отделял Суворина от его газеты, которую продолжал клеймить за ее отношение к делу Дрейфуса:
"Поведение "Нового времени" в деле Дрейфуса-Золя просто отвратительно и гнусно. Гадко читать" {Письмо от 30 июля 1898 г.}.
"Новое время" в деле Дрейфуса шлепается в лужу и все шлепается. Какой срам! Бррр!" {Письмо от 28 ноября 1898 г.}
"Новое время" производит отвратительное впечатление. Телеграммы из Парижа нельзя читать без омерзения, это не телеграммы, а чистейший подлог и мошенничество... Это не газета, а зверинец..." {Письмо от 5 февраля 1899 г.}
В том же письме от 10 февраля Михаил Павлович писал брату в Ниццу: "Получил приглашение прочитать 22-го в Думе какое-нибудь свое произведение в пользу студентов и буду читать. Прочтет также и Трефолев {Трефолев Леонид Николаевич - поэт, автор текстов нескольких песен, ставших народными: "Дубинушка", "Камаринский мужик" и др. Большую часть жизни прожил в Ярославле.}. Я встречался с ним несколько раз и передавал ему о твоем желании иметь сведения от него по школьному делу. Он велел тебе сказать, что по этой части он сам слабоват, так как уже десятки лет заведует лишь одной земской типографией, и что тебе следует справиться у князя Дмитрия Ивановича Шаховского {Шаховский Дмитрий Иванович - брат С. И. Шаховского, соседа А. П. Чехова по Мелихову, позже член Государственной думы цервого созыва (1906-1911 гг.).}, который-де по этому делу собаку съел. От Леонида Николаевича пахло, душенька, водочкой {Подражание слогу писем дяди Митрофана Егоровича.}. Была репетиция. Читать будут только все Ярославские авторы... авторы рассчитывают на сбор громадный и жалеют, что огромный думский зал не может еще шире раздвинуть своих стен... Не подумай, что это преувеличение - "Вы всех зарежете!" - сказал мне управляющий Палатой, когда прочитал программу вечера.
Очень доволен я, что здоровье твое хорошо. Уповаю, что ты не врешь. Если милость твоя, то привези мне, когда приедешь, один альманах, если можно - английский. Я сам до смерти люблю их! Перевел я новый английский роман и получил письмо, что он будет напечатан у Булгакова {Булгаков Федор Ильич - издатель "Нового журнала иностранной литературы".}. Приятно, приятно... {Подражание слогу дяди Митрофана Егоровича.} Ну, будь здоров. Расти большой. Спасибо за письмо еще раз. Твой Мишель" {Письмо от 10 февраля 1898 г. Архив автора.}.
Благотворительный вечер состоялся. О нем в "Ярославских губернских ведомостях" сообщалось так: "26 февраля 1898 г. в городском театре в пользу Общества вспомоществования учащимся недостаточного состояния и Комитета призрения неимущих в Ярославле состоится Литературный вечер, на котором прочтут свои произведения Красева, Мизинов, Набоков-Сагайдачный, Первухин, Преображенский, Протасьев, Трефолев, М. П. Чехов и Стржижевский".
На другой день в рецензии на этот вечер М. П. Чехов упомянут, как один из чтецов. Он прочел свой рассказ "По пути" {Этот свой рассказ М. П. Чехов во второй раз публично читал спустя полтора года - 3 декабря 1899 года. Рассказ не найден.}. Остаток собранных средств в сумме 158 р. 74 к. передан комитету и обществу в равных долях.
Через пять дней Михаил Павлович писал Антону Павловичу: "Антуан. Сегодня окрестили мою дочь, назвали ее Евгенией: кумой записали Машу, а кумом,- не обижайся, - тебя. Кумом мы тебя сделали со всеми последствиями; от твоего имени платили за крест, от твоего имени платили попам и, не обижайся, расходы стребуем с тебя (11р.) полностью, и не из скаредности, а из существующего на то поверья. Ах, брат ты мой, сколько всех этих поверий, так ты и представить себе не можешь!..
Итак ты - кум. Теперь у тебя есть, кого драть за уши и ставить в угол...
До свидания, милый. Уповаю, что ты не обижаешься, что мы так бесцеремонно распорядились тобою.
Зола осужден, Лабори подал на кассацию, чем-то окончится? И-за ( ) и (?) противно читать "Новое время". Все речи Зола и Лабори уснащены этими знаками. До свидания. М. Чехов" {Письмо от 15 февраля 1898 г. Гос. музей-заповедник А. П. Чехова в Мелихове.}.
На другой день Михаил Павлович послал письмо Марии Павловне: "Дорогая Машета. Большое тебе спасибо за чепчик и ризки, а главное за то, что ты согласилась у нас крестить. Постараюсь воспитать дщерь свою в страхе и почтении перед тобой. Очень бы хотелось, чтобы ты повидала свою крестницу. Занятно. Будем надеяться, что теперь уже у тебя есть предлог приехать к нам в Ярославль, хоть в мае. Тебе будет отдельная комната, а уж какие этюды я тебе предоставлю на Волге. Пожалуйста, взгляни хоть разок на крестницу!
Антошу записали кумом... Мать высказывает предположение, что Антоша обидится на то, что я так скупо обставил крестины, что это не в его правилах, но мне было как-то неловко тратить больше. Пусть извиняет. Я так доволен, что у меня кумом и кумою - Антон и ты.
Не забудь: с 4-го марта у нас экипажная ярмарка. Важно не упустить время. Если экипаж нужен и есть свободные деньги, то пришли переводом через банк. Постараюсь не ошибиться и купить тарантасик получше" {Письмо от 16 февраля 1898 г. Гос. биб-ка им. Ленина.}.
Ярмарка, о которой Михаил Павлович писал сестре, была не только экипажной. Вот как писали о ней "Ярославские губернские ведомости" 29 марта, после ее закрытия:
"Закончившаяся 25 марта Ярославская ярмарка не отличалась ныне хорошей торговлей... Главнейшими предметами ярмарочной торговли по обыкновению были кондитерские изделия, которые... доставлялись местными торговцами. Из привозных же товаров... главное место занимали: фарфоровая и фаянсовая посуда... обувь, ...игрушки, деревянная посуда... Распродажа всех товаров... производится преимущественно по мелочам и сколько-нибудь крупных сделок совсем не бывает... Наша ярмарка год от году уменьшает свои обороты и вообще клонится к упадку, что объясняется тем, что в настоящее время она уже потеряла почти всякое значение для местного края".
<center><img src="ch19.jpg"></center>
Теперь приведем письмо к Михаилу Павловичу брата Александра, узнавшего от Антона Павловича о причине поездки Евгении Яковлевны в Ярославль. Текст письма перемежается с карикатурами, изображающими Михаила Павловича в парадном служебном фраке, с поперечными погонами, в роли отца многочисленного семейства:
"СПб. 15 II 98. Прости, ради бога, Миша, мои прегрешения вольные и невольные. Кланяюсь тебе в ножки, ибо сегодня прощеное воскресение (см. иллюстрацию).
Получил вчера из Ниццы известие, будто маменька Евдения Яковлевна поехала к тебе по делам, не терпящим отлагательства: говорят, быдто ты превращаешься в родителя. Что ж, дело хорошее. Трудись и пользуйся плодами от трудов своих праведных. Бог даст, будешь в палату ходить так, как сие изображено ниже:
А остальная благодать придет сама собою: будешь проводить тихие семейные вечера.
И так далее, и т. далее. Словом, желаю тебе всякого благополучия. Супруге твоей искренне целую ручку. На том и заканчиваю. Ты просил моих карикатур - получай. Не сердись за дешевое остроумие: нынче последний день Масляной - глупости некоторым образом допускаются. Твой Ал. Чехов.
Баюшки-баю, щасливые родителя!" {Гос. биб-ка им. Ленина.}
<center><img src="ch20.jpg"></center>
Антон Павлович в свою очередь писал Александру из Ниццы в Петербург: "Получил из Ярославля известие, что у Миши родилась дщерь. Новоиспеченный родитель на седьмом небе" {Письмо от 23 февраля 1898 г.}.
На это Александр отвечал Антону: "За известие о детородстве брата Михаила спасибо. Сам он меня о сем не уведомляет: надо полагать, с седьмого неба почта не ходит...
Кланяйся детородящему Михаиле" {Письмо от 1 марта 1898 г.}.
Михаил Павлович оказался хорошим семьянином. Это качество он унаследовал от своих родителей, которые при полном различии характеров видели в семье смысл своей жизни.
Третий год Михаил Павлович зазывал к себе в Ярославль Марию Павловну, но она все не приезжала. Весною 1898 года он опять приглашал ее в письме: "Я положительно не понимаю, почему ты не можешь приехать к нам. Ведь находилось же у тебя время на поездку в Крым? Приезжай пожалуйста. Взгляни на Волгу, ей богу, стоит. Взгляни и на крестницу... Сегодня утром я оделся и пошел прямо с постели на Волгу. Ну, что за прелесть! Необъятные горизонты, суета, пароходы свистят, барки плывут, а утро - один восторг. Побродил с Иодиком {Иодик - такс, сын Хины и Брома.} по набережной, посидел потом на бульваре и возвратился к чаю: дачи просто не надо.
Страсть, как хотелось бы повидаться со всеми вами и с Антоном. Как-то он, каков-то он,- вот вопросы, которые меня так занимают. Ах, если бы ты только написала мне о нем подробнее..." {Письмо от 24 апреля 1898 г. Гос. биб-ка им. Ленина.}
В этом же письме Михаил Павлович обещает сестре участвовать в расходах по сооружению каменного надгробия на могиле брата Николая, похороненного в Сумах.
В начале мая, после восьмимесячного отсутствия, в Мелихово возвратился из Франции Антон Павлович. Всеми было отмечено, что он похудел и имел вид болезненный. Значит, пребывание на Ривьере не достигло цели. Встревоженная старушка Евгения Яковлевна коротко сообщила об этом Михаилу Павловичу: "...ждали Антошу. Он приехал 5-го вечером и очень похудел" {Письмо от 6 мая 1898 г. Гос. биб-ка им. Ленина.}.
Иначе реагировал на приезд сына Павел Егорович. В своем дневнике он записал: "Антоша приехал из Франции. Привез подарков много".
Получив извещение о прибытии брата, Михаил Павлович сразу написал ему: "Антуан, милый мой, поздравляю тебя с приездом. Как тебе съездилось? Так бы хотелось полететь сейчас в Мелихово, повидаться с тобой, поговорить. Пожалуйста, черкни одно только слово какое-нибудь, а то с самой Ниццы мы не видели твоего почерка. От всей души приветствую твое возвращение и желаю тебе счастия, здоровья и проч. С большим удовольствием воображаю тебя в Мелихове, на фоне цветущих яблонь и вишен, ковыряющимся у тюльпанов и роз... И опять ты примешься за школьное дело, будешь лечить, будешь сомнящемуся добре советовати, видеть воочию результаты своих трудов - ведь это такое счастье, о котором я разве только мог бы мечтать. Я радуюсь, что ты возвратился прямо к себе, к этой именно деятельности. У тебя есть вера в твое дело, у тебя есть сознание, что ты приносил и приносишь пользу, что ты нужен не для одной только своей семьи. Пусть же это сознание, весна, Мелихово и проч. создадут тебе такую обстановку, в которой ты почувствовал бы счастье, был здоров и бодр духом. Преуспевай же, милый, во благости. То, чем бы мне хотелось приветствовать твое возвращение, так обильно у меня в голове, и в сердце, что я мог бы сентиментальничать на многих страницах. Отнесись же снисходительно к этому письму и еще раз верь, что я рад твоему возвращению и желаю тебе счастья. Мишель" {Письмо от 11 мая 1898 г. Гос. музей-заповедник А. П. Чехова в Мелихове.}.
К этому письму приписка Ольги Германовны:
"Дорогой папаша. Позвольте и мне порадоваться Вашему возвращению и пожелать Вам всего лучшего. Может быть летом и соберетесь навестить нас в богоспасаемом граде Ярославле; хотелось бы очень повидаться с Вами. Приезжайте, милый дедушка! Ваша дочь".
В ответ на это письмо Антон Павлович послал младшему брату приглашение приехать в Мелихово всей семьей. Но боязнь Михаила Павловича кому-либо причинить хоть малейшее беспокойство собою заставила его отказаться от приглашения. При этом он, по-видимому, вспомнил, что всего лишь три с половиной месяца назад он писал брату, что не станет никуда показываться, даже в Мелихово, "пока младенцу не исполнится столько лет, сколько необходимо для того, чтобы он мог доставлять собой удовольствие другим". Пригласительное письмо Антона Павловича, к сожалению, не сохранилось, ответ же Михаила Павловича приводим полностью:
"Антуан, милый, ты приглашаешь нас в Мелихово, но мы и сами всей душой рвемся к тебе. Уж какими кушаньями я кормил бы тебя, какими поил бы квасами. Но как ни прикидываю, все прихожу к одному заключению: надо подождать. Приехать мне одному,- я не в силах, везти же с собою семью считаю прямо-таки неделикатным. Девочка может плакать, а на дворе может случиться такая погода, что ее не вынесешь на воздух; наконец может кто-нибудь приехать еще, а ведь в швейцарскую {Швейцарская - сени главного дома в Мелихове, где Михаил Павлович с женою ночевал и в прошлые приезды.} теперь не уедешь! И выйдет то, что я стесню всех и каждого, нисколько этого не желая, и оставлю по себе неприятные воспоминания. Нет уж подожду! Не скрою, в Мелихово хочу ужасно, адски, хочу страстно, как некогда после экзаменов хотелось в Бабкино, Леля хочет тоже, целыми днями все вы не выходите из головы, но, как говорил старик Кремер {Кремер Яков Иванович - составитель учебников древних языков, директор московской мужской 4-й гимназии.}, каждый человек должен знать свои обязанности.
Ведь я не был в Мелихове с 20-го июня прошлого года, т. е. больше, чем ты. И воображаю себе, каким Светлым Праздником будет для меня то время, когда я приеду со временем к тебе и моя дочка будет бегать по дорожкам Мелихова, лепетать и переходить из рук в руки, вроде Соньки Маевской {Соня Маевская - дочь Болеслава Игнатьевича Маевского, полковника, командира батареи в Воскресенске. Семья Чеховых дружила в 1883-1887 годы с Маевскими. Соня, Алеша, Аня Маевские описаны А. П. Чеховым в рассказе "Детвора".}. Спасибо, милый, за приглашение. Другое дело, ес