Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих - Коварство и любовь

  

  

  

   Собран³е сочинен³й Шиллера въ переводѣ русскихъ писателей. Подъ ред. С. А. Венгерова. Томъ II. С.-Пб., 1901

  

  

  

   {* Болѣе или менѣе подробныя данныя о разсматриваемыхъ здѣсь литературныхъ произведен³яхъ сообщаютъ: A. Eloesser, Das Bürgerliche Drama. Seine Geschichte im 18 und 19 Jalirhuindert. Berl. 1898.- Erläuterungen zu den Deutschen Klassikern, 15-16 Bändchen: Schillers Kabale und Liebe. Erl. v. H. Düntzer, Leipz. 1878.- Brahm. Schiller. 1-ier Ed., Berl. 1888. Мinor, Schiller, zweiter Bd., Berl. 1890.- Bellermann. Schillers Dramen. Beiträge zu ihrem Verständnis. Erster Teil, Zw. Aufl., Berl. 1898.- A. Kontz, Les drames de la jeunesse do Schiller. Par. 1899.- Bullhaupt, Dramaturgie der Classiker. Lessing, Goethe, Schiller, Kleist. Oldenb.- Kuno-Fischer, Публичныя лекц³и о Шиллерѣ, М. 1890.- St. Tarnowski, O dramatach Schillera, Krak. 1890.- И др.}

  

   Каждая среда, въ которой культура достигаетъ той или иной зрѣлости, будучи одушевляема подъемомъ мысли и охвачена энтуз³азмомъ, можетъ въ такой степени приблизиться къ совершенству въ своемъ художественномъ самовыражен³и,что въ создан³яхъ ея искусства будутъ находить прелесть и вѣка послѣдующ³е. Такъ, мы восхищаемся нѣкоторыми эпизодами эпосовъ инд³йскаго, древне-греческаго и др., трагед³ями Софокла. Мы готовы признать послѣдн³я произведен³ями, выше которыхъ, быть можетъ, не могло подняться творчество при той концепц³и жизни и художества, которая господствовала въ моментъ ихъ возникновен³я.

   Но полное восхищен³е тѣми или иными произведен³ями искусства близкаго либо далекаго прошлаго еще не означаетъ, что нѣтъ прогресса въ искусствѣ, какъ въ цѣломъ. Вѣдь велик³я создан³я искусства плѣняютъ насъ не только полнотою, рельефност³ю и силою выражен³я человѣчности помимо условностей времени, которому принадлежатъ, но нерѣдко также - велич³емъ и красотою своего идейнаго содержан³я совмѣстно съ художественностью. Слѣдовательно, чѣмъ богаче художественное произведен³е органически слитою съ нимъ мыслью, тѣмъ сравнительно оно и выше. И для многихъ, вѣроятно, образцовыя создан³я новаго времени выше соотвѣтственныхъ древнихъ.

   Вопросъ объ этомъ, т. е. о прогрессѣ въ однородныхъ творен³яхъ искусства, не новъ, а напротивъ, довольно уже старъ въ наукѣ. Онъ былъ поднятъ еще въ концѣ эпохи Возрожден³я, унаслѣдованъ ХV²²-мъ вѣкомъ и переданъ ХV²²²-му. Особенно рѣзко онъ былъ поставленъ во французской литературѣ, въ истор³и которой онъ извѣстенъ подъ именемъ "Спора Древнихъ и новыхъ" (Querelle des Anciens et des Мodernes).

   Въ ХV²²-мъ столѣт³и защитникамъ Новыхъ не легко было состязаться со слѣпыми почитателями Древнихъ, потому что культура новаго времени еще не вполнѣ уяснила въ тотъ вѣкъ свою оригинальность, свои богатства и преимущества и неоднократно, напр., въ трагед³и, ставила своимъ идеаломъ древн³е образцы. Но въ моментъ, когда затихалъ споръ Древнихъ и Новыхъ, стало появляться не мало цѣнныхъ произведен³й, подобныхъ которымъ не имѣла классическая древность и которыя знаменовали собою истинное обновлен³е искусства, расширен³е его задачъ и рамокъ.

   Трагед³и древняя и новая, вращавшаяся въ предѣлахъ, намѣченныхъ античною, занимаютъ постоянно зрителей необычайными событ³ями жизни лицъ, пользовавшихся высокимъ общественнымъ положен³емъ. Герои трагед³й этого пошиба оказываются въ особыхъ услов³яхъ, какъ бы возвышаясь надъ закономъ и силами, заправляющими соц³альною и нравственною жизнью. Они живутъ безъ ограничен³я ихъ индивидуальности, и имъ приходится считаться преимущественно съ судьбою и обстоятельствами.

   Было бы ошибкой признавать такое ограничен³е сюжетовъ крупнымъ изъяномъ искусства, результатомъ односторонняго взгляда на задачи послѣдняго, къ чему склонялись нѣкоторые критики неоклассической трагед³и уже въ концѣ XVII в. и въ вв. XVIII и Х²Х-мъ: властвован³е неумолимой судьбы надъ участью людей нигдѣ не сказывается съ такою поразительною силою, какъ въ печальномъ удѣлѣ великихъ м³ра сего, которыхъ не спасаетъ отъ тяжкихъ превратностей высота ихъ положен³я и паден³е и гибель которыхъ тѣмъ замѣтнѣе. Эти скорбныя событ³я, изображаемыя трагед³ею высшаго стиля, не составляютъ измышлен³я или же принадлежности односторонняго подбора въ искусствѣ. Так³я явлен³я особенно бросаются въ глаза въ самой жизни, какъ страшные ея уроки. Жесток³й рокъ какъ нарочно намѣчаетъ иногда жертвы для своего искуса среди избранныхъ баловней счаст³я, какимъ, напр., былъ въ древнее время ²овъ. И въ жизни наиболѣе обращаютъ на себя вниман³е и производятъ шумъ трагическ³я бѣды, постигающ³я такихъ людей, какъ Цезарь, Наполеонъ I въ ряду дѣятелей политическихъ, Данте, Тассо, Пушкинъ въ ряду ген³евъ творчества. Трагическая участь, подавляющая даже такихъ людей, производитъ особенно сильное впечатлѣн³е.

   Но, конечно, люди выдающихся талантовъ, достоинствъ ума и сердца, либо надѣленные избыткомъ счастья, обусловленнаго внѣшнимъ положен³емъ, сравнительно немногочисленны въ человѣческомъ обществѣ, а жизнь толпы, въ томъ числѣ и личностей, находящихся въ наиболѣе низменномъ положен³и, также преизобилуетъ трагическими событ³ями. Послѣдн³я внушаютъ и должны внушать глубокое участ³е въ неменьшей степени, чѣмъ и трагед³и въ жизни людей, возвышающихся надъ уровнемъ толпы. Трагическ³я происшеств³я въ жизни даже самыхъ обыкновенныхъ личностей также выдвигаютъ на видъ загадки жизни и ея страшныя тайны.

   Это понялъ ХV²²²-й вѣкъ. Въ своемъ стремлен³и къ реформѣ жизни и литературы, между прочимъ - къ возстановлен³ю правъ человѣка въ той и другой, ХV²²²-й вѣкъ ввелъ нѣсколько цѣнныхъ литературныхъ новшествъ. Однимъ изъ наиболѣе важныхъ литературныхъ пр³обрѣтен³й его было начало пробужден³я вниман³я къ скорбямъ обычнаго, зауряднаго существован³я среднихъ и низшихъ классовъ общества, преимущественно такъ наз. средняго сослов³я. Изображен³емъ его жизни занялись почти одновременно романъ и мѣщанская трагед³я. Послѣдняя явилась въ одно время съ знаменитыми романами о Памелѣ, Мар³аннѣ, Манонъ Леско, Клариссѣ.

   Выводя новыя общественныя силы на сцену истор³и, т. е. прежде всего третье сослов³е, возмущаясь неправдой, царившей въ высшихъ классахъ общества, усматривая и въ трагед³и высокаго стиля лишь принадлежность и одно изъ послѣдств³й привилег³й, утратившихъ смыслъ и право на существован³е, передовые писатели XVIII-го вѣка внесли въ этотъ родъ творчества нововведен³е, ставшее завѣтомъ и для Х²Х-го. Въ отлич³е отъ неоклассической трагед³и, изображавшей судьбы героевъ, королей, знаменитыхъ вождей и вообще личностей, стоящихъ на высшей ступени общественной лѣстницы, надѣленныхъ необычайными страстями, либо особо возвышенными стремлен³ями, трагед³я ХV²²²-го вѣка заинтересовалась также страдан³ями обычныхъ людей, состоящими въ связи съ тѣми или иными соц³альными отношен³ями и положен³ями.

   Перенесен³е трагическаго дѣйств³я новой драмы въ средн³е классы общества находимъ уже въ "²оркширской трагед³и" начала XVII вѣка. Наклонность къ сообщен³ю буржуазнаго характера драмѣ замѣчается также въ "Ромео и Джульеттѣ", "Отелло", и "Тимонѣ Шекспира. Но первыя произведен³я того жанра, который назвали мѣщанской драмой и который мы наименовали бы теперь соц³альной драмой, явились лишь въ XVIII вѣкѣ; сущность и новизна буржуазной драмы заключались не столько въ перенесен³и дѣйств³я въ средн³е классы общества, сколько въ выражавшемся въ ней настроен³и, характеризовавшемъ возникавшее самосознан³е третьяго сослов³я. Мѣщанская драма была внутренно новымъ родомъ творчества потому, что въ ней выступало среднее сослов³е съ сознан³емъ себя, какъ особаго общественнаго класса, котораго интересы обусловливаются сферой его дѣйствован³я, котораго поступки направляются буржуазной моралью. Въ мѣщанской драмѣ впервые выступаютъ личности зависимаго положен³я, рождающ³яся на свѣтъ съ обязанностями въ отношен³и къ обществу. Дѣян³я и судьбы ихъ находятся въ тѣсной связи со складомъ общественнаго организма, клѣточками котораго онѣ являются. Мѣриломъ достоинства этихъ людей признается буржуазная мораль, вниман³е къ общему благополуч³ю, слѣдован³е добродѣтели, т. е. дѣятельность, вытекающая изъ просвѣщеннаго сознан³я и направляющаяся ко благу цѣлаго. При этомъ мѣщанская драма XVIII вѣка, какъ создан³е той самой буржуз³и, которой была такъ много обязана знаменитая "философ³я", или "просвѣщен³е", того вѣка, была проникнута духомъ философской пропаганды и распространяла идеи "просвѣщен³я". Чувствован³я и дѣйств³я героевъ мѣщанской драмы подчинялись началамъ модной "философ³и". Согласно съ послѣднею и авторы мѣщанскихъ драмъ ХV²²²-го вѣка были исполнены оптимистическихъ ожидан³й, принимали разумъ за руководительное начало жизни, надѣялись на водворен³е благополуч³я съ утвержден³емъ господства разума и лелѣяли мечту о личностяхъ, вполнѣ свободныхъ экономически и морально, изъ каковыхъ должно слагаться и общество.

   Буржуазная литература получила начало въ Англ³и соотвѣтственно наиболѣе демократическому складу англ³йскаго общества и тому, что тамъ наиранѣе третье сослов³е достигло политическаго значен³я. Тамъ уже съ начала XVIII-го вѣка еженедѣльныя моральныя издан³я положили начало новому направлен³ю морали и литературы. Въ журналѣ Стиля уже рекомендовалось выдвигать семейныя пьесы, изображен³е домашней жизни, среднихъ житейскихъ положен³й.

   Пьеса Лилло (1693-1739) "Джорджъ Барнуэлль, или Лондонск³й купецъ", основная схема которой заимствована изъ старой баллады,- первая по времени истинно мѣщанская драма XVIII вѣка. Авторъ этого произведен³я, давш³й въ сильной степени толчокъ развит³ю буржуазной трагед³и, подобно Ричардсону, принадлежалъ къ среднему классу общества - это былъ зажиточный Лондонск³й ювелиръ,- и въ его трагед³и среднее сослов³е впервые выступало въ литературѣ какъ крупная моральная, экономическая и общественная дѣятельная сила. Представителемъ такого буржуазнаго авторитета, опирающагося на сознан³е силы и вмѣстѣ дѣльности этого сослов³я, въ трагед³и Лилло является Мr. Thorogoud, богатый хозяинъ торговаго предпр³ят³я. Онъ воплощаетъ въ себѣ и интересы сослов³я, и его солидную мораль. Уже первыя слова старика выясняютъ отвѣтственность единичной личности передъ общественнымъ положен³емъ, которое она занимаетъ. Эту мораль нарушаетъ герой пьесы, юноша, которому предстоитъ сдѣлать выборъ между двумя женщинами. Онъ пренебрегаетъ предостережен³ями доброй Мар³и и отдаетъ себя въ распоряжен³е необузданной Мильвудъ. Послѣдняя не есть, впрочемъ, обыкновенная развратница: мощный и характерный образъ этой убѣжденной отрицательницы Бога и поборницы матер³ализма облеченъ своего рода величавою поэтичност³ю. Привлекательный ядъ ея вольнодумства испортилъ благочестиваго первоначально и честнаго приказчика, такъ что онъ началъ жить не по средствамъ, посягнулъ на конторскую кассу и убилъ своего дядю, чѣмъ заслужилъ позорную смерть. Такимъ образомъ, въ морали, составлявшей главную цѣль автора, вообще склоннаго къ моральнымъ проповѣдямъ, сливались соц³альные и религ³озные мотивы, и зрители этой пьесы получали трогательный и потрясающ³й урокъ. Трагед³я Лилло производила сильное впечатлѣн³е, подобно романамъ Ричардсона. На нѣмецкихъ сценахъ она держалась до конца XVIII-го столѣт³я.

   Къ успѣху этого произведен³я прибавилось потомъ значительное воздѣйств³е пьесы Эдуарда Мура "Игрокъ".

   Въ болѣе раннемъ видѣ буржуазной трагед³и, представленномъ пьесами Лилло и Мура, изображалась борьба злыхъ влечен³й въ человѣкѣ, страстей и пороковъ, съ разумомъ и добродѣтелью. Грѣшникъ, первоначально являвш³йся благородною натурою, впавъ въ ослѣплен³е, сворачивалъ съ прямого пути, но потомъ, погибая, обрѣталъ послѣдн³й въ виду вѣчности. Это согласовалось съ господствовавшимъ тогда въ Англ³и деистическимъ воззрѣн³емъ, по которому существован³е зла только относительно и составляетъ лишь необходимую обстановку добра, которое должно всегда торжествовать.

   Изъ Англ³и буржуазная литература была перенесена въ друг³я страны. Произведен³я Лилло и Мура обошли нѣсколько странъ Европы, въ томъ числѣ и Росс³ю, и вызвали соотвѣтственное движен³е. Типы и мотивы этихъ пьесъ были восприняты и продолжаемы буржуазною драмою Франц³и и Герман³и, при чемъ процессы развит³я мѣщанской драмы и ея особенности видоизмѣнялись сообразно съ мѣстными услов³ями.

   Во Франц³и предварительною ступенью буржуазной драмы явились трогательная комед³я и серьезная драма, постепенно взявш³я перевѣсъ надъ трагед³ею классическаго стиля. Въ Герман³и также появились трогательныя пьесы. Геллертъ былъ начинателемъ "des weinerlichen Lustspieles" по выражен³ю Лессинга.

   Во Франц³и неоклассическая трагед³я подвергалась осужден³ю. уже въ вѣкъ ея расцвѣта, т. е. въ XVII-мъ столѣт³и. Мurait въ "Lettres sur les Anglois et les Franèois", написанныхъ въ концѣ того вѣка, уже замѣтилъ, что серьезные сюжеты трагед³и тѣмъ болѣе теряютъ въ значен³и и вниман³и, чѣмъ далѣе отстоятъ отъ дѣйствительныхъ отношен³й жизни. Въ XVIII вѣкѣ французская классическая трагед³я подверглась нападкамъ со стороны цѣлаго ряда критиковъ. Въ томъ числѣ Д'Аламберъ и Руссо осуждали ее за пренебрежен³е къ изображен³ю простой жизни и обыкновенныхъ людей. Руссо въ письмѣ къ Д'Аламберу выражалъ пожелан³е, "чтобы наши выспренн³е авторы удостоили немного понизить ихъ непрерывный паѳосъ и согласились иногда возбуждать y насъ чувство нѣжности къ простымъ страдальцамъ. Иначе можно опасаться, что мы, вѣчно сострадая только къ эгоистамъ-героямъ, навсегда и ко всѣмъ утратимъ сострадан³е".

   Полное соотвѣтств³е этимъ новымъ требован³ямъ критики и общества попытался представить въ своихъ буржуазныхъ драмахъ Дидро. Въ обѣихъ его пьесахъ, изъ которыхъ первая явилась въ свѣтъ еще за годъ до выхода "Письма къ Д'Аламберу", отражались, между прочимъ, коллиз³и, возникавш³я по вопросу о бракосочетан³и молодыхъ людей не одинаковаго общественнаго положен³я. Развязка при этомъ получалась счастливая для влюбленныхъ. Кругозоръ Дидро въ этихъ драмахъ не распространялся за предѣлы салона.

   Иной характеръ получила мѣщанская драма въ Герман³и, гдѣ положен³е средняго класса общества было обставлено менѣе благопр³ятно, чѣмъ въ Англ³и и Франц³и.

   Въ Герман³и не было бюргерства, независимаго въ силу зажиточности и политическихъ правъ. Вотъ почему первыя мѣщанск³я трагед³и этой страны были отрѣшены отъ ближайшей связи съ нѣмецкою дѣйствительностью и были лишь продуктами образованности, приносившей идеи "просвѣщен³я" (Aufklаrung). Первый нѣмецк³й авторъ мѣщанской трагед³и, Лессингъ, заимствуя образъ любовницы Марвудъ y Лилло, а характеры Сары и обольстителя Меллефонта y Ричардсона {Меллефонтъ, также какъ и герой пьесы Лилло, колеблется между кроткой Сарой и необузданной Марвудъ: сердце его склоняется къ одной, а съ другою связывали его грѣхи юности.}, но примѣняясь къ тому, что переживала его родина, не руководясь лишь подражан³емъ Лилло, въ отлич³е отъ пьесы послѣдняго, представлявшей чисто англ³йское сочетан³е дѣлового купеческаго практицизма и религ³озности, далъ не исключительно купеческую пьесу, а произведен³е болѣе общаго характера. Трагед³я "Миссъ Сара Сампсонъ" (1754 г.), не изображая еще бюргерства, выразила преимущественно новыя моральныя движен³я и чувствован³я, охвативш³я нѣмецкое общество съ распространен³емъ среди него идей "просвѣщен³я" XVIII в.; названная трагед³я Лессинга воспроизвела моральную эволюц³ю, начавшую происходить въ этомъ обществѣ, и прежде всего въ болѣе тѣсномъ, частномъ кругу домашней жизни, а не общественныхъ интересовъ, интересовъ цѣлаго сослов³я. Дѣйствующ³я лица въ пьесѣ "Миссъ Сара Сампсонъ" почти не выказываютъ принадлежности въ бюргерской средѣ, но съ другой стороны подчиняются буржуазной морали, заявлявшей притязан³е на господство во имя верховныхъ правъ, как³я, по идеѣ XVIII-го вѣка, должны принадлежать разуму и чувству въ жизни. У Лессинга впервые является типическая фигура отца, какъ представителя разума и гуманной морали, человѣчности, кроткаго филантропа, непоколебимаго въ своей вѣрѣ въ человѣчество, и вмѣстѣ представителя воспитательныхъ вл³ян³й. Онъ склоненъ къ всепрощен³ю. Мать же въ драмахъ XVIII-го столѣт³я (въ томъ числѣ и въ "Коварствѣ и Любви" Шиллера) часто оказывалась менѣе просвѣщенною; она - ограниченная представительница суетности. Въ названной трагед³и Лессинга мать совсѣмъ отсутствуетъ. У него не находимъ также вмѣшательства уголовнаго суда, какое встрѣчается въ пьесѣ Лилло. Зло наказывается собственнымъ сознан³емъ въ лицѣ Меллефонта, умерщвляющаго себя, послѣ того какъ его любовница отравила Сару. Въ концѣ несчастный отецъ проповѣдуетъ сострадан³е къ человѣку, который, по его словамъ, "былъ болѣе несчастенъ, чѣмъ пороченъ". Эта моральная трогательность снискала большой успѣхъ трагед³и Лессинга.

   Но послѣдняя страдаетъ значительными недостатками. Между прочимъ, обстановка "Миссъ Сары Сампсонъ" еще не нѣмецкая, а довольно далекая - англ³йская, словно нѣмецкое бюргерство еще не казалось подходящимъ для трагическихъ ролей. Такъ же точно и въ позднѣйшей своей нѣмецкой мѣщанской трагед³и - "Эмил³я Галотти" - Лессингъ перенесъ дѣйств³е въ Итал³ю, и лишь въ такой чуждой обстановкѣ дерзнулъ выразить протестъ противъ деспотизма нѣмецкихъ князей, переработавъ античное сказан³е о Виргин³и. Въ изолированной итальянской будто бы обстановкѣ тѣмъ сильнѣе давала себя знать и была тѣмъ ощутительнѣе удушливая атмосфера самой мелкой государственности, угнетавшей Герман³ю, и тѣмъ замѣтнѣе было жалкое состоян³е послѣдней. Страшное ожесточен³е придавленнаго бюргерства воплощено въ личности Одоардо. Катастрофа вытекаетъ изъ столкновен³я перваго сослов³я съ третьимъ, и въ этой трагед³и уже нѣтъ ничего примиряющаго. Такъ постепенное развит³е мѣщанской трагед³и въ Герман³и привело къ революц³оннымъ идеямъ, и отъ отвлеченнаго противоположен³я добра и зла, какое находимъ въ "Миссъ Сарѣ Сампсонъ", бюргерская трагед³я перешла къ политическимъ тенденц³ямъ уже подъ перомъ перваго писателя, водворившаго этотъ родъ творчества въ Герман³и.

   "Эмил³я Галотти" послужила образцомъ для многочисленнаго потомства въ нѣмецкой мѣщанской драмѣ XVIII-го вѣка.

   Нѣмецк³е поэты лѣтъ "бури и натиска" (Sturm- und Drang-Periode) попытались двигать далѣе освободительную работу, начато Лессингомъ, усилить общественное мнѣн³е и содѣйствовать укоренен³ю идеала терпимости и свободы. Это были литературные революц³онеры, создавш³е рядъ мятежныхъ произведен³й. Время "Sturm und Drang" произвело глубокую эволюц³ю въ литературѣ, замѣтивъ отчасти ту постановку проблемъ нашего существован³я, которая составляетъ существенное содержан³е новѣйшихъ литературъ. Оно не прошло безслѣдно и для развит³я мѣщанской трагед³и въ которую проникла соц³альная критика.

   Послѣ сильныхъ потрясен³й пер³ода эксцентричныхъ "ген³евъ", какими считали и называли себя "Sturmer'ы и Drаnger'ы", бюргерская драма возвратилась на старый путь, къ срединному положен³ю между моральными трактатами во вкусѣ Дидро и удобнымъ англ³йскимъ веден³емъ сценъ. Такой средины желали умѣренные умы. И, какъ бы въ угоду имъ, мѣщанская драма обратилась къ бюргерской солидности и къ довольству малымъ.

   Но вдругъ молодой швабск³й поэтъ Шиллеръ еще разъ соединилъ въ своей поэтической дѣятельности съ необычайною силою всѣ основныя стремлен³я "пер³ода бури и натиска". Это былъ послѣдн³й по времени и вмѣстѣ величайш³й поэтъ такого направлен³я. Онъ вполнѣ осуществилъ ту задачу, какая вдохновляла борцовъ "бури и натиска".

   Высшею ступенью нѣмецкаго "просвѣщен³я" долженствовало быть полное пробужден³е самосознан³я и освобожден³е отъ духовнаго ига, которое было порождаемо, между прочимъ, неблагопр³ятными внутренними услов³ями жизни.

   Величайшая заслуга въ этомъ отношен³и принадлежала именно Шиллеру, который въ годы молодости наряду съ Гёте былъ самымъ выдающимся поэтомъ "Sturm- und Drang-a".

   Воспитываясь въ суровой дисциплинѣ школы, учрежденной Виртембергскимъ герцогомъ Карломъ-Евген³емъ, который могъ назваться образцомъ мелкихъ нѣмецкихъ деспотовъ,- начитавшись въ то же время Плутарха и Руссо, Шиллеръ пришелъ собственнымъ опытомъ къ представляющему столь значительный интересъ вопросу о столкновен³и единичной личности съ обществомъ. Пораженный противорѣч³ями дѣйствительнаго м³ра идеалу, юный поэтъ ставилъ личность въ открытое противлен³е закоснѣлому обществу; извѣстный гражданск³й порядокъ казался Шиллеру тиранническимъ ограничен³емъ воли единичной личности. Въ тотъ пер³одъ поэтъ не хотѣлъ считаться съ историческими услов³ями, приведшими къ установлен³ю такого порядка. Онъ раздѣлялъ грезы Руссо о счаст³и въ скромной долѣ среди природы, вдали отъ свѣта, чтилъ природу, былъ исповѣдникомъ естественной религ³и, и былъ тѣмъ пламеннѣе въ своемъ протестѣ, что въ самые кипуч³е годы молодости извѣдалъ все удушье и утѣснен³я мелкой государственности.

   Эти утѣснен³я и предразсудки обветшавшаго государственнаго и общественнаго строя Шиллеръ воспроизвелъ въ третьей изъ своихъ юношескихъ драмъ, въ мѣщанской трагед³и, получившей назван³е "Коварство и Любовь*.

   Она была написана послѣ бѣгства поэта изъ отечественнаго города, но зародилась въ идеѣ еще въ Штуттгартѣ: она была задумана во время 14-тидневнаго ареста, которому Шиллеръ подвергся послѣ второй поѣздки въ Маннгеймъ для присутствован³я при представлен³и "Разбойниковъ". Она давно была выношена въ душѣ поэта и вылилась изъ наболѣвшаго его сердца въ такой же мѣрѣ, какъ и его первая драма. Вѣдь Шиллеръ былъ бюргеръ и пережилъ въ своей душѣ всю ненависть и все омерзен³е къ высокопоставленнымъ утѣснителямъ, отъ которыхъ пострадалъ и самъ. Во время издан³я разсматриваемой трагед³и въ душѣ Шиллера ожили всѣ печальныя воспоминан³я прошлаго и настоящаго и всѣ впечатлѣн³я, вынесенныя изъ знакомства съ трагед³ями Шекспира, произведен³ями Stürmer- и Dränger'овъ, романами Ричардсона, Руссо и др., и все это слилось въ одно стройное цѣлое.

   Куно-Фишеръ справедливо назвалъ "Коварство и Любовь" величайшею мѣщанскою трагед³ею ХVIII-го вѣка. Дѣйствительно, эта пьеса - какъ бы завершительница мѣщанской драмы того вѣка, объединившая въ себѣ мотивы цѣлаго ряда своихъ предшественницъ. Такъ, гордая англичанка лэди Мильфордъ, фаворитка князя, могучестью своей индивидуальности нѣсколько напоминаетъ Мильвудъ трагед³и Лилло, а герой Шиллеровой пьесы, какъ и Меллефонтъ въ "Миссъ Сарѣ Сампсонъ", оказывается предметомъ любви двухъ женщинъ. Борьба съ сословными предразсудками касательно брака сближаетъ трагед³ю Шиллера съ драмами Дидро и Stürmer- и Dränger'овъ. Развязка этой трагед³и состоитъ въ смерти обоихъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ, какъ и въ первой мѣщанской трагед³и Лессинга, при чемъ соперницы умершихъ героинь скрываются. Но въ общемъ основной фонъ "Коварства и Любви" подходилъ также къ основѣ "Эмил³и Галотти", несмотря на итальянскую обстановку послѣдней, и понятно, что Шиллеръ не могъ остаться безъ значительнаго вл³ян³я этой позднѣйшей мѣщанской трагед³и Лессинга. Авторъ "Коварства и Любви" усвоилъ нѣкоторые особо эффектные обороты стиля и д³алога трагед³й Лессинга, отличающихся замѣчательною силою, а также и нѣкоторыя подробности содержан³я. Лессингъ былъ долго учителемъ Шиллера въ области либеральной мысли и эстетической теор³и и въ частности въ драматическомъ творчествѣ. По свидѣтельству Гете, "Эмил³я Галотти" была противна Шиллеру, но, тѣмъ не менѣе, послѣдн³й принялъ ее въ свой репертуаръ, какъ и "Минну фонъ-Барнгельмъ". Наконецъ, трагед³я "Коварство и Любовь" во многомъ близка и къ мѣщанскимъ драмамъ времени "бури и натиска". Будучи такимъ образомъ тѣсно связана со всѣмъ предшествовавшимъ развит³емъ мѣщанской драмы XVIII-го вѣка, въ ряду пьесъ этого рода трагед³я "Коварство и Любовь" - можетъ быть названа произведен³емъ самымъ типичнымъ и вмѣстѣ самымъ широкимъ по представленной имъ картинѣ общественной жизни и по кругу затрогиваемыхъ въ немъ вопросовъ. Въ трагед³и Шиллера задѣты преимущественно отношен³я политическ³я и соц³альныя. Къ послѣднимъ принадлежитъ противоположен³е не знающей долга и развращенной аристократ³и воспитывающемуся въ чувствѣ долга мѣщанству, стоящему неизмѣримо выше испорченной знати, а также центральный вопросъ пьесы, возникающ³й на этомъ широкомъ фонѣ, вопросъ о предразсудкахъ касты, становящихся преградой счаст³ю личностей, которыхъ благородное чувство выше безсмысленныхъ условностей. Возмущен³е героя пьесы Фердинанда противъ предразсудковъ и низости высшаго общества, къ которому онъ принадлежитъ по своему происхожден³ю, препятствовавшихъ брачному союзу его съ избранницей его сердца, ложное чувство чести въ противоположность чести истинной, внушаютъ намъ интересъ и теперь. Еще большую привлекательность трагед³и Шиллера сообщаетъ постановка, какую онъ сообщилъ указанной соц³альной проблемѣ, представляющая общечеловѣческ³й интересъ, какъ и въ трагед³и Шекспира о Ромео и Джульеттѣ: поэтъ въ рамкахъ своей драмы весьма удачно развилъ мысль о томъ, что истинная любовь поднимается надъ всѣми условностями и сильнѣе смерти, а ранѣе этой смерти несчастные любовники жили мечтой XVIII-го вѣка о романической идилл³и любви, какъ это видно изъ словъ Фердинанда (²²², 4); "ты, Луиза, и я, и наша любовь, не заключается ли въ этомъ кругѣ цѣлое небо? Или тебѣ нужно еще что-нибудь? Если мы ничего болѣе не требуемъ отъ свѣта, то къ чему намъ вымаливать его одобрен³е?.. Не одинаково-ли будутъ блестѣть эти глаза, отражаются ли они въ Рейнѣ, или въ Эльбѣ, или въ Балт³йскомъ море? Мое отечество тамъ, гдѣ моя Луиза! Станемъ-ли мы сожалѣть о блескѣ большихъ городовъ? Гдѣ бы ни были мы, Луиза, вездѣ солнце восходитъ, вездѣ заходитъ - зрѣлища, предъ которыми меркнетъ роскошнѣйш³й цвѣтъ искусства! Если намъ нельзя будетъ служить Богу въ храмѣ, то вотъ наступаетъ ночь съ ея вдохновляющимъ трепетомъ, восходящ³й на небесахъ мѣсяцъ будетъ проповѣдывать намъ о покаян³и, и благоговѣйная церковь небесныхъ звѣздъ станетъ съ нами молиться!" Въ этихъ словахъ выразился какъ нельзя ярче жизненный идеалъ, который такъ часто лелѣяли въ XVIII в. люди, надѣявш³еся обрѣсти свободу лишь въ тихой жизни вдали отъ золъ большого свѣта {Ср. еще слова Фердинанда (I, 7): "Мой идеалъ счастья... заключается во маѣ самомъ. Всѣ пожелан³я схоронены y меня въ сердцѣ и лэди Мильфордъ (II, 1): "убѣгу съ этимъ человѣкомъ, убѣгу въ самую отдаленную пустыню на земномъ шарѣ".}; выразилась и религ³озная вѣра второй половины того вѣка, воспрянувшая послѣ "Исповѣди Савойскаго викар³я" Руссо. Можно бы указать въ трагед³и Шиллера и много другихъ интересныхъ отголосковъ свѣтлыхъ упован³й и стремлен³й того времени. Но, повторяю, всѣхъ ихъ превозмогаетъ ропотъ гнѣва: въ этомъ по преимуществу политическомъ и соц³альномъ произведен³и какъ бы сосредоточился гнѣвъ всего вѣка великой революц³и. Вмѣстѣ съ тѣмъ разсматриваемая трагед³я Шиллера весьма цѣнна яркимъ выражен³емъ благороднаго облика, высокаго воодушевлен³я, восторженности и идей ея автора въ юношеск³й пер³одъ его литературной дѣятельности, и, наконецъ, своею художественностью.

   Послѣдняя отличается удивительнымъ сочетан³емъ реальности жизни и идеальныхъ стремлен³й поэта - носителя благороднѣйшихъ грезъ своего времени.

   Трагед³я "Коварство и Любовь" полна воспоминан³й и картинъ дѣйствительности. такъ, напр., владѣтельный князь этой пьесы - въ значительной степени снимокъ съ герцога Карла-Евген³я Виртембергскаго, предававшагося лишь удовольств³ямъ, разставшагося со своей неповинной женой, проводившаго время съ любовницами, итальянскими танцовщицами, французскими пѣвицами, среди празднествъ, баловъ, охоты. Деньги, необходимыя для всего этого и для поддержан³я совсѣмъ ненужнаго блеска придворной жизни, а также для выполнен³я затѣй по сооружен³ямъ, были добываемы, можно сказать - выжимаемы, несправедливыми налогами и всевозможными другими неправдами. Цѣлый полкъ юношей былъ проданъ въ качествѣ солдатъ голландцамъ. Сотрудниками герцога въ такого рода подвигахъ являлись столь же достойные министры. Интриги и преступлен³я придворнаго круга въ трагед³и Шиллера - воспроизведен³е тѣхъ печальнѣйшихъ явлен³й, которыя поэту приходилось видѣть въ ближайшей дѣйствительности, либо о которыхъ доводилось слышать. Лэди Мильфордъ - также поэтическое претворен³е Fräulein Франциски von Bernardin, которая, въ качествѣ подруги герцога, подъ именемъ графини фонъ-Гогенгеймъ, оказывала благодѣтельное вл³ян³е на него и могла казаться юному поэту ангеломъ въ человѣческомъ образѣ, въ силу чего получилась обрисовка Мильфордъ, предварявшая уже идеализац³ю падшей женщины въ XIX столѣт³и y Дюма-сына. Равнымъ образомъ указываютъ въ дѣйствительныхъ лицахъ, съ которыми встрѣчался поэтъ, первообразы стараго городского музыканта Миллера, его жены и его дочери Луизы, именно - въ семьѣ трактирщика, y котораго поэтъ прожилъ нѣкоторое время послѣ своего бѣгства.

   Но всѣ эти внимательныя наблюден³я давали поэту лишь отдѣльныя подробности и черты для той цѣльной и весьма художественной картины общества и общественныхъ отношен³й въ мелкихъ нѣмецкихъ го-ударствахъ, какую представилъ Шиллеръ въ своей трагед³и "Коварство и Любовь".

   Связующимъ цементомъ послужило возвышенное и глубокое чувство поэта, который былъ возмущенъ до глубины души тѣмъ горемъ (Elend), o которомъ собиралась говорить герцогу Луиза Миллеръ (III, 6), и тѣми нелѣпостями общественнаго строя, въ силу которыхъ "дворянск³й дипломъ" "казался старше проэкта безконечной вселенной" ("Adelsbrief älter als der Riss zumunendlichen Weltall"), или "гербъ важнѣе письменъ неба" (Wappen gultiger als die Handschrift des Himmels"; I, 4), и священнѣйш³я права сердца были попираемы во имя "условностей" {Фердинандъ употребилъ это выражен³е въ II, 3.}, высокомѣр³я касты и узкихъ разсчетовъ своекорыст³я.

   Порожденная ими коварная интрига обусловливаетъ ходъ дѣйств³я этой пьесы, но вмѣстѣ съ тѣмъ ее, какъ и друг³я свои первыя драмы, приближаясь къ Шекспиру, Шиллеръ построилъ также на основѣ характеровъ, отъ чего отступалъ потомъ и за что подвергался иногда порицан³ямъ. Благородные характеры музыканта, его дочери и жениха послѣдней, Фердинанда, борются во имя священнѣйшихъ чувствъ, одушевляющихъ ихъ, съ ковами низкихъ людей знатнаго круга и ихъ пособниковъ и въ общемъ остаются вѣрны себѣ, хотя нѣкоторыя ситуац³и не безъ основан³я кажутся критикамъ невѣроятными. Въ общемъ "Коварство и Любовь" - трагед³я въ полномъ смыслѣ этого слова.

   Справедливо примѣняютъ къ этой пьесѣ стихъ "Ивиковыхъ журавлей:

   Die Scene wird zum Tribunal.

   Трогательная драма XVIII-го вѣка становится въ этой пьесѣ политическою и вполнѣ соц³альною.

   Въ разсматриваемомъ произведен³и изображены двѣ группы личностей, м³ръ бюргерства и народа, и верхн³е слои общества.

   Истинною героинею трагед³и, привлекающею къ себѣ всѣ симпат³и зрителя, является вѣрная долгу и готовая на самопожертвован³е Луиза, по имени которой Шиллеръ хотѣлъ-было назвать пьесу ("Luise Мillerin"). Сколь трогательно дорожитъ она отцовскою честью! Любовь не ослѣпляетъ ея разсудка до забвен³я долга, и въ отвѣтъ на предложен³я Фердинанда бѣжать изъ родительскаго дома она говоритъ: "Нѣтъ! если я преступлен³емъ только могу быть твоей, то въ сердцѣ моемъ еще довольно силы, чтобъ отказаться отъ тебя навсегда".

   Луиза весьма нѣжный женск³й образъ, первый изъ удавшихся Шиллеру. Это прелестное дитя природы - прекрасный типъ сантиментальной молодой нѣмочки, кроткой, любящей, правдивой, тонко-понимающей и чувствующей, простодушно-религ³озной. Она мечтаетъ о счаст³и въ томъ м³рѣ за невозможностью его въ настоящемъ и остается вѣрна даже губящей ее вынужденной клятвѣ. Умираетъ она со словами прощен³я. Однако, будучи 16-ти лѣтней дѣвочкой, она уже разсуждаетъ весьма зрѣло и умно. Правда, подобно нѣкоторымъ другимъ героинямъ Sturm- und Drang-a, она начитана, изъ "Belletristix" почерпнула чувствительность, и повидимому, знакома даже съ разсужден³емъ Лессинга о томъ, какъ древн³е изображали смерть. Но все-же она говоритъ слишкомъ поэтично и краснорѣчиво, иногда напыщенно. и въ ея рѣчахъ слышатся разсужден³я самого поэта. Въ сценѣ съ лэди Мильфордъ Луиза - не простодушная молоденькая дѣвушка, а чрезвычайно умная и развитая, энергичная и весьма независимая личность, искусная, моралистка, ловк³й д³алектикъ, умѣющ³й краснорѣчиво защищать свое дѣло. Она - не наивный ребенокъ, а женщина, хорошо знающая язвы и соблазны большого свѣта. Потому-то она взяла верхъ въ разговорѣ со своей соперницей, и "великодушная англичанка", отрекшись отъ Фердинанда, порѣшила возвратиться къ добродѣтели, раздавъ всѣ свои богатства прислугѣ и зарабатывая себѣ пропитан³е поденнымъ трудомъ. Такимъ образомъ Шиллеръ въ нѣкоторыхъ сценахъ видимо вложилъ въ уста Луизы значительную часть собственныхъ мыслей, и характеръ ея невыдержанъ. Но въ общемъ нельзя не сказать, что она - достойная дочь своего нѣжно любимаго отца, идоломъ котораго является въ свою очередь.

   Послѣдн³й, однако, въ отлич³е отъ Луизы, личность прозаическая, не умѣющая фантазировать, подобно дочери, о "единен³и прекрасныхъ душъ {Онъ ворчливъ, не безъ грубоватаго юмора и выражается по народному.}. Этотъ городской музыкантъ (Kunstpfei'fer), отлично знающ³й свое ремесло и гордящ³йся тѣмъ, не желающ³й разсуждать о дѣлахъ, къ нему не относящихся, и о лицахъ высокопоставленныхъ, обладаетъ развитымъ здравымъ смысломъ,. помогающимъ ему понимать людей, не пресмыкается предъ лицами высшаго круга и умѣетъ, благодаря чистотѣ своей совѣсти, постоять за себя въ случаѣ несправедливыхъ оскорблен³й. Миллеръ - человѣкъ простыхъ и суровыхъ нравовъ, образцовый отецъ, умѣющ³й быть господиномъ въ своемъ домѣ и блюдущ³й честь послѣдняго. При всемъ томъ даже въ моментъ большой удрученности онъ поддался обольстительной приманкѣ золота, которое бросилъ ему человѣкъ, погубивш³й счастье его дочери и вмѣстѣ его самого {Въ этомъ случаѣ музыкантъ оказывается ниже камердинера, отвергшаго золото лэди Мильфордъ.}. Критики единогласно и справедливо осуждаютъ Шиллера за эту непослѣдовательность.

   Какъ Луиза во многомъ - истинная представительница женщинъ бюргерскаго круга съ ихъ подчиненною, страдательною ролью, и ихъ консервативными принципами, въ силу которыхъ она сразу не вѣритъ въ возможность брака съ Фердинандомъ и готова ожидать этого лишь въ вѣчности, когда "съ насъ спадаетъ вся ненавистная сословная шелуха", такъ старикъ Миллеръ - истый честный бюргеръ.

   Мать Луизы глуповата, кокетлива и болтлива. Она съ претенз³ями и желала бы сдѣлать изъ своей дочери знатную даму ("Zur gnädigen Мadam"). Потому она смотритъ сквозь пальцы на нѣжныя отношен³я дочери съ знатнымъ ма³оромъ Фердинандомъ, противъ чего ратуетъ старикъ Миллеръ. Она не внушаетъ уважен³я ни мужу, ни дочери, которую любитъ. Этотъ типъ воспроизведенъ отчасти по литературнымъ образцамъ, начиная съ романа Гольдсмита.

   Но въ общемъ перечисленныя личности, за немногими исключен³ями, полны реальности, какъ срисованныя отчасти съ членовъ родной семьи поэта, а отчасти съ семьи трактирщика въ Oggersheim'ѣ, гдѣ Шиллеръ прожилъ нѣкоторое время, занимаясь своей пьесой.

   Къ этой же группѣ долженъ быть причисленъ старый придворный камердинеръ, устами котораго въ разговорѣ его съ лэди Мильфордъ какъ бы говоритъ весь утѣсненный народъ.

   Все это люди бѣдные и простые, но честные и трудовые. Сколь, по идеѣ автора, они выше богатыхъ и знатныхъ, которыхъ Шиллеръ представляетъ въ весьма мрачномъ освѣщен³и! Первые составляютъ м³ръ людей, болѣе или менѣе соотвѣтствовавшихъ идеалу второй половины XVIII вѣка, въ особенности Руссо, людей, руководящихся преимущественно внушен³ями неиспорченнаго сердца и живущихъ искренними и правдивыми чувствован³ями. Народъ добръ и терпѣливъ, но личностямъ, его составляющимъ, приходится лишь мечтать о лучшемъ м³рѣ тамъ, а здѣсь - бояться заправляющихъ всѣмъ аристократовъ, придворной клики и ихъ прислужниковъ, отъ которыхъ зависитъ жизнь или гибель остальной массы. Искренн³я чувства должны терпѣть отъ коварства людей, крѣпко держащихся сословныхъ предразсудковъ, далекихъ отъ правды и вникан³я въ вѣчные законы м³ра, въ силу которыхъ всѣ люди вышли равными изъ рукъ Творца. Правящ³й классъ приноситъ только зло угнетаемому имъ народу.

   Такъ пострадала и семья Миллера, когда въ нее втерся, хоть и съ благими сначала намѣрен³ями, бравш³й уроки игры на флейтѣ y отца Луизы ма³оръ Фердинандъ, сынъ президента Вальтера, полюбивш³й красавицу Луизу и снискавш³й отвѣтное чувство съ ея стороны.

   Въ отлич³е отъ своего отца, Фердинандъ - человѣкъ честной души. Онъ представитель истиннаго чувства чести, ради которой могъ бы пожертвовать даже жизнью, и понимаетъ суетность дворянскихъ притязан³й. Подобно своему автору, Фердинандъ вынесъ изъ высшей школы либеральные и гуманные принципы; подобно Шиллеру, онъ возмущается неправдой, мечтаетъ о велич³и души и личномъ благородствѣ. Съ Луизой Миллеръ ему обще сосредоточен³е всѣхъ желан³й въ сердцѣ. Но онъ далеко не всегда внемлетъ доброму голосу природы. Онъ неизмѣримо ниже Луизы. Онъ уступаетъ ей въ энерг³и и прямотѣ. Онъ много говорящ³й герой фразы, мало дѣятельный и часто не обладающ³й должною рѣшительностью. Онъ не рѣшился сознаться передъ своимъ отцомъ въ любви къ бюргерской дѣвушкѣ, пошелъ по его приказу къ лэди Мильфордъ, спасовалъ предъ нею, какъ и передъ отцомъ, не разъ какъ будто полонъ рѣшимости, а на дѣлѣ остается при жестикуляц³и и фразахъ, обнажаетъ шпагу на защиту своей возлюбленной и затѣмъ безсильно ее опускаетъ. Какъ уступаетъ онъ, далѣе, Луизѣ въ благородствѣ и самопожертвован³и! Онъ слишкомъ стремителенъ и въ этихъ случаяхъ преступаетъ предѣлы здраваго смысла. Ему ни по чемъ затѣя обнародован³я преступлен³я его отца, въ которомъ старикъ сознался передъ сыномъ въ порывѣ откровенности. Фердинандъ готовъ ограбить своего отца для задуманнаго бѣгства съ возлюбленной. Онъ не принимаетъ въ разсчетъ ничего иного, кромѣ своей любви, и все подчиняетъ своей страсти. Онъ не умѣетъ себя сдерживать, легко приходитъ въ ярость, въ припадкѣ которой разбиваетъ скрипку Миллера, грубъ въ обращен³и съ несправедливо заподозрѣнной Луизой. Вообще онъ глухъ и слѣпъ въ своей ярости и ревности, не выказываетъ яснаго пониман³я и предусмотрительности. Это - личность, ослѣпленная страстью, подобно нѣкоторымъ Шекспировскимъ героямъ. Неудивительно, что ма³оръ въ значительной степени виновенъ въ томъ, что, по словамъ старика Миллера, благословен³е Бож³е оставило жилище послѣдняго съ того дня, какъ вступилъ въ него Фердинандъ. Въ концѣ Фердинандъ совершаетъ страшное преступлен³е отравлен³я своей невѣсты изъ ревности, въ основательности которой не былъ такъ увѣренъ, какъ Отелло. Онъ оскорбляетъ Луизу ругательствами даже въ предсмертные моменты ея и свои, готовъ умертвить своего отца, какъ виновника коварства, погубившаго возлюбленную Фердинанда и его самого, бросаетъ въ лицо отцу проклят³я и лишь въ послѣднюю минуту, не будучи въ состоян³и уже говорить, протягиваетъ ему руку. Какъ Отелло, Фердинандъ умираетъ y трупа погубленной имъ Луизы.

   Такъ "пылк³й" эгоистъ Фердинандъ, при всѣхъ его "фантастическихъ мечтахъ о душевномъ велич³и и личномъ благородствѣ" (III, 1), не отрѣшился отъ порчи, внесенной въ его душу воспитан³емъ и средой, и не умѣлъ себя обуздывать, въ результатѣ чего явилось отравлен³е имъ самимъ почти ни въ чемъ неповинной Луизы, которую, быть можетъ не совсѣмъ удачно, поэтъ сдѣлалъ безвольнымъ оруд³емъ интриги.

   Фердинандъ - какъ бы посредствующее лицо въ пьесѣ между группою бюргерскаго круга и знатью. По своимъ симпат³ямъ онъ - человѣкъ народа, а по происхожден³ю, крайнему эгоизму и своенрав³ю - членъ знатнаго круга.

   Какъ сказано было выше, м³ру болѣе или менѣе идеальныхъ натуръ, найденныхъ въ бюргерской средѣ, Шиллеръ противополагаетъ кругъ знатныхъ и благоденствующихъ лицъ, не знающихъ ни совѣсти, ни благородной мысли, ни истиннаго велич³я.

   Миллеръ, грубоватый, но честный бюргеръ, мастерски очерченъ поэтомъ. Этотъ послѣдн³й характеръ наилучше удался Шиллеру. Менѣе удачна обрисовка лицъ высшаго круга.

   Не показывается передъ зрителями, но, оставаясь за сценой, тѣмъ не менѣе является одною изъ главныхъ пружинъ князь страны, распущенный и относящ³йся съ полнымъ пренебрежен³емъ ко благу своего народа. Онъ развратитель послѣдняго и тиранъ, продающ³й молодыхъ людей своей земли въ качествѣ солдатъ англичанамъ для отправки въ Америку, покупающ³й на вырученныя такъ деньги подарокъ своей любовницѣ и велящ³й разстрѣливать тѣхъ смѣльчаковъ, которые дерзнули сказать нѣсколько язвительныхъ словъ полковнику, скорбя о своей горькой участи. Высшая мудрость при дворцѣ этого князя состоитъ въ томъ, чтобы примѣняться къ направлен³ю флюгера.

   Президентъ фонъ Вальтеръ - достойный министръ деспотическаго князя, приводящ³й всѣхъ въ трепетъ. Это прежде всего честолюбивый и ловк³й придворный, устранивш³й своего предшественника посредствомъ преступлен³я и не останавливающ³йся ни передъ чѣмъ для того, чтобы удержаться y кормила власти и проложить своему сыну дорогу къ такому же блестящему положен³ю. Эта своеобразная любовь къ сыну - единственная сколько-нибудь свѣтлая черта въ характерѣ президента. Остальные люди для него - лишь оруд³я для достижен³я личныхъ цѣлей. Онъ не привыкъ встрѣчать сопротивлен³е своему приказу: "должно быть такъ". Ему ничего не стоитъ заточить неугодное ему лицо въ подземелье, куда ни доходятъ ни звукъ, ни свѣтъ, расположенное такъ же низко, какъ высоко поднимается башня. Какъ относился Вальтеръ къ народу, видно изъ его насмѣшливаго отзыва о связи его сына съ дочерью Миллера (I, 5). Это человѣкъ, способный къ самымъ недостойнымъ низостямъ и преступлен³ямъ. Если-бы не поздн³е годы, онъ былъ бы не прочь жениться на фавориткѣ своего государя. Онъ не придаетъ значен³я клятвамъ и навсегда покончилъ счеты со своею совѣстью и съ небомъ и даже не стыдится сознаваться въ своихъ преступлен³яхъ предъ молодымъ сыномъ, въ чемъ не безъ основан³я нѣкоторые усматриваютъ нарушен³е правдивости въ изображен³и этой личности. Можно, впрочемъ, возразить, что президентъ испорченъ до мозга костей и цинично хвастаетъ этимъ. Лишь въ послѣднемъ дѣйств³и въ немъ заговорило истинно отцовское чувство, отрѣшенное отъ заглушавшаго его раньше суетнаго честолюб³я, и въ этотъ моментъ онъ внушаетъ намъ нѣкоторое сострадан³е. Потерявъ сына, онъ отдаетъ себя въ руки правосуд³я, обличенный своимъ сообщникомъ Вурмомъ. Появлен³е судебныхъ прислужниковъ имѣетъ такое-же значен³е, какъ въ заключительной сценѣ Мольеровскаго "Тартюфа" и въ драмѣ Лилло, - принести хотя нѣкоторое удовлетворен³е возмущенному чувству зрителей. Президентъ фонъ Вальтеръ - отчасти снимокъ съ дѣйствитель