Главная » Книги

Анненков Павел Васильевич - Записки о французской революции 1848 года, Страница 3

Анненков Павел Васильевич - Записки о французской революции 1848 года


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14

зано выше.
   21 марта - заведены в городах дела для изъятия товаров, не имевших сбыта, и о снабжении торговцев под залог их свидетельствами, имеющих ценность как в обороте, так и перед банком.
   28 марта льготы на уплату векселей и обязательств, данных должниками в феврале до 15 марта, еще продолжены на 15 дней.
   29 марта уменьшены все издержки на печать, записку долговых и торговых бумаг.
   [Кстати сказать, что главный бюджет города Парижа после уничтожения департамента и городского совета предоставлено сделать самому мэру Марасту, как он заблагорассудится.]
   Но все эти вспомогательные меры для поправки торговли, промышленности и работников не имели сильного влияния на кредит и доверенность. К концу этого месяца один журнал, кажется "des Debats", сосчитал, что упадком всех ценностей на акции, государственные бумаги и на все продукты, в продолжение только этих последних 30 дней, Франция обедняла на сумму 3 700 000 000, если не считать упадка акций железных дорог, отчего владельцы их в общности лишились почти 1 миллиарда. Сколько тут погиблых существований - перечесть нельзя. Уж не упоминая о лопающихся беспрестанно банкирах. Маленькая таблица покажет, что стоили бумаги на бирже до 24 февраля и чего они стоили 1-го апреля: 1) билет государ<ственного> займа в 3 процента на 100 стоил 23 февраля 47 франков - ныне 33 и 32. 2) билет такой же в 5% на 100 стоил 118 франков - ныне 50. 3) Акции банка вместо 1250 фр. (а покупались они вследствие ажиотажа за 3400 франков) - ныне 900. 4) (облигации - bon du Tresor) имели вычеты 48 франков и проч. и проч. Все это, действительно, так и должно быть. Покуда Гарнье-Пажес и одна часть Правительства [хотели восстановить] выбивались из сил, чтобы поднять производительность Франции и возвратить ей утерянную силу от неожиданного удара, рядом с ними другая часть Правительства заседала в Люксембурге под председательством Луи Блана и добродушно разрушала в основании все, что первые придумывали на поверхности. К этому великому дезорганизатору без сознания Луи Блану мы и переходим теперь.
  

[ЛУИ БЛАН В ЛЮКСЕМБУРГЕ]

COMMISSION POUR LES TRAVAILLEURS1

  
   [Любопытно следить за Луи Бланом [гнущим всю Францию], намеревающим согнуть промышленность Франции под, известную книжку, им выданную, "Organisation du travail" 2. Принцип ассоциации тут, несмотря на все протестации, должен непременно остаться в стороне: ассоциация может быть только осуществлена на соединении интересов неравных, ищущих во взаимном содействии как можно большей выгоды, но выгоды не одинаковой для всех. Такая ассоциация признана либеральной школой политической экономии3, на ней же основаны, при всей кажущейся разнице, и теории сен-симонизма, фурьеризма, социализма. Таковая ассоциация есть вещь возможная, спасительная и истинно свободная; с ней ничего не имеет общего теория Луи Блана.
   Ассоциация у него форма принудительная и притом еще совершенно равная во всех своих последствиях для всех ее членов, несмотря на разницу их работы, их капитала и даже их доброй воли... Тут уже дело идет о каком-то [нелепом] осуществлении казармы, но казармы такой, в -которой все воодушевлены одним духом соревнования, беззлобливости, самоотвержения и держащейся на святости чувства. Само собой разумеется, что эта примерная казарма не допускает никакой разницы даже в благородстве: все живущие в ней благородны на один манер. Эта теория сидит теперь в Люксембурге с депутатами от всех парижских ремесленных корпораций и депутациями от фабрикантов, принужденных подчиняться господствующей идее, - в креслах старых пэров, а изобретатель ее занимает место прежнего канцлера. Безгласный работник Альберт, член Правительства, исполняет должность секретаря.
   Странность и несомненно великие последствия (великие в отношении членов, предполагает основатель) этого явления еще увеличиваются при мысли, что в первый раз, может быть [с основания государства], в истории производительность целой нации [вопрос о личности и имуществе каждого доверено] подчинилась одному человеку, который хочет вернуть ее назад вследствие собственного догмата. [Эта честь не была предоставлена даже Иисусу. Его догмат идея.] Все [возможнейшие] известнейшие преобразователи скорее искали данных для преобразования народной жизни в народе же. Политическая экономия [никогда не брала] со Смитом 4, основателем ее, никогда не бралась предписывать абсолютные законы для труда и промышленности: она только показала законы, которым в известную эпоху следует нация в процессе своей деятельности. Сами эти законы признавала она порождением совокупной жизни лиц5 и, стало быть, принадлежностью всех и никого. Никогда даже не обсуждала она нравственность или истинность их, а только их действительное существование, соглашаясь, что другая, следующая вереница лиц породит другие законы, тоже никому в сущности не принадлежащие и, может быть, более нравственные и истинные, а может быть, и менее... Уважение к общей мудрости народов, к их свободному произволу было отличительным качеством Смитовой политической экономии...
   И вдруг утопия, принимающая в соображение одни только психологические качества человеческой души и не обращающая ни малого внимания на составку и кристаллизацию общества посредством самого себя, проявляется не в книге, не в диспуте, где она относительно чрезвычайно полезна, а проявляется как Управитель, как Законодатель и требует покорности. Странность и величие возвышаются, если подумать, что сам основатель Утопии есть вместе и диктатор: немногие из благородных энтузиастов имели эту честь. Мало заботясь об основных чертах народного характера, покидая совершенно фундамент национальности как нелогический, чудный Утопист хочет ввести свое отечество только в свой силлогизм. И государство в лице работников отвечает ему симпатией. Законодатель, уже ничем не сдерживаемый, распускается самой блестящей, разноцветной тканью. Он вполне убежден, что он - организатор, совсем не замечая того, что он инструмент [в руках для] нового развития, совершенно еще неизвестного. Вместо организации он, напротив, предназначен только все разрушить около себя, для того чтобы явилась новая жизнь с помощью той же совокупной [деятельности] непосредственной деятельности всех, которую он и признавать не хочет, а которая всегда была и всегда будет единственным организатором и творцом в мире.
   Вследствие всех этих соображений Луи Блан есть теперь замечательнейшее лицо во Франции. Но если бы у него было только одно: благородство мыслей, чистота убеждений, беспрестанно сталкивающихся с ребячеством выводов и бессилием приложения, - он уже заслужил по одному этому ближайшего рассмотрения].
   Еще в революционном заседании в ночь 24 на 25 февраля в Ратуше, когда Луи Блан и Флокон провозглашены были толпами [нар] перемежающегося народа членами Правительства, оба они с трибуны обещали изменение основных законов работы6. На следующий день декрет Правительства, подписанный Гарнье-Пажесом и Луи Бланом (секретарь), показал как стилем, так и замашкой сантиментальной эффектности влияние последнего: "Le gouvernement s'engage a garantir l'existence de l'ouvrier par le travail; il s'engage a garantir du travail a tous les citoyens; ...Le gouvernement provisoire rend aux ouvriers, auxquels il appartient, le million qui va echoir de la liste civile" {"Правительство обязуется обеспечить существование рабочих посредством труда: оно обязуется обеспечить работу всем гражданам; ...Временное правительство возвращает рабочим, которым он принадлежит, миллион, освобождающийся с уничтожением цивильного листа" 7 (франц.).}.
   Этот подарок миллиона, следовавшего Луи Филиппу, был началом кормления праздных работников [вскоре последовавшее] из государственных доходов, вскоре последовавшее и до сих пор продолжающееся. 27 февраля Луи Блан, вследствие той же эффектности, издал следующую эпиграмму: les Tuileries serviront desormais d'asile aux invalides du travail {"Правительственная комиссия для рабочих уже сегодня начала свою работу на тех самых скамьях, где недавно заседали законодатели привилегий, пэры Франции. Народ пришел сюда, желая как бы материально утвердить свои права и отметить место своего суверенитета!" (франц.).}, - мера ребячески громкая и решительно варварская, ибо в центре города и в великолепном саде сделать богодельню - свойственно было только монстру или фельетонисту. Мера и не будет никогда приведена в исполнение. За ней тотчас последовало учреждение "Commissions pour les travailleurs" под председательством Блана и вице-президентством Альберта (работника) и местом ее работы назначена Палата пэров в Люксембурге. 2-го марта уже было заседание комиссии с поверенными от работников, и в прокламации Правительства, в тот же день изданной, романтическое перо автора "Истории революции" начертало: "la commission du gouvernement pour les travailleurs est entree en fonctions aujourd'hui meme sur ces bancs oЫ siegeaient naguere les legislateurs du privilege, les pairs de France; le peuple est venu s'asseoir a son tour comme pour prendre materiellement possesion de son droit et marquer la place de sa souverainete!" {Тюльерийский дворец отныне послужит приютом для инвалидов труда (франц.).}
   Потом прокламация убеждает работников вернуться в свои мастерские. Но это нелегко было сделать. [С самого 27] С 27 февраля, когда было объявлено учреждение государственных мастерских: ateliers nationaux 8, - все работники, поднятые льстивыми обещаниями Правительства и без того сильно возбужденные, бесчисленными толпами ходили в Ратушу, требуя уменьшения часов, увеличения платы, максимума, минимума... На всех площадях стояли работники разнородных цехов, выдумывая меры к улучшению своего положения [самые], неслыханные и неудобоисполнительные. [Не только] Первую неделю после революции это была ходьба поминутная масс с противоречащими требованиями [иногда], отличавшимися особенно чудовищными запросами, доказывавшими в одно время как их несчастное положение, так и невежество их. Правительство только тем и отделывалось, что сулило горы благоденствия и [указывало] благополучия вперед, и бедные удалялись с удовлетворением: если не было пособия нужде, зато удовлетворено было воображение, а это немаловажная часть в здешних работниках.
   Зал первого заседания комиссии (1-го марта) представлял зрелище необычайное. 200 человек работников в 9 часов утра заняли места пэров, объявив себя поверенными от цехов, но другие голоса их, стоявшие на дворе дворца, требовали тоже допущения и объявляли первых самозванцами. [Эффект] Тут уж не подействовали и фразы председателя, говорившего о величии зрелища работников, рассуждающих о своих нуждах в зале, где сидела прежде аристократия: ремесленники бросались один за другим на трибуну, требуя наиболее увеличения платы, уменьшения часов, уничтожения marchandage (нашего подряда), которым один подрядчик набирает по уменьшенной, разумеется, плате работников для исполнения [всего] труда, ему заказанного. Наконец, они объявили, что не возвратятся в мастерские до тех пор, пока вопросы эти не будут разрешены. Кое-как распустил их Луи Блан с помощью прибывшего Араго, объявив, что каждый цех должен предоставить [двух] трех поверенных, из которых один постоянно должен участвовать в трудах комиссии, а другие два присутствовать в общих собраниях. На другой день, 2-го марта, наскоро собрали кое-каких фабрикантов, чтобы иметь хоть малый вид беспристрастия, и с этими людьми, разумеется, находившимися под террором всеобщего работнического восстания, приняли среднюю меру между требованиями ремесленников: уничтожили marchandage {Подрядная работа (франц.).}, оставив только личный подряд на отдельные вещи (piecard), да подряд самих работников, по [согла] взаимному соглашению, задельной платы не прибавили, но часы труда уменьшили: в Париже вместо 11-10, в провинции вместо 12-11. Декрет был издан тотчас же 9.
   Это была первая и до сих пор (1-ое апреля) еще единственная положительная мера комиссии.
   Само собой разумеется, что декрет, сделанный по его собственному изъяснению с намерением дать возможность работникам вместе с удовлетворением их физических [нужд] потребностей позаботиться о нравственных потребностях ума и души - глубоко похвален по мысли. Он разрушает, однакож, несколько [индустрии] промышленностей, которые с уменьшением одного рабочего, должны непременно вздорожать и таким образом не в состоянии уже выдерживать соперничество на иностранных рынках. Промышленности эти упадут непременно и выкинут на улицу несколько сотен работников без хлеба. Но это бы не беда. Тут как нельзя более приходятся старые слова10: "vivent les principes, perissent les colonies" {"Да здравствуют принципы, пусть погибнут колонии" (франц.).}. Беда состоит в том, что Луи Блан провозглашает: "vivent les principes et vivent les colonies" {"Да здравствуют принципы и да здравствуют колонии" (франц.).}, a это невозможно. Очень скоро придет время, когда надо будет выбирать между этими вещами, чего знаменитый председатель никак и предположить не хочет.
   С появлением декрета начинаются в Люксембурге речи Луи Блана, рассуждения о его теории, проекты: из них составятся впоследствии законы, которые и будут представлены на обсуждение Национальному собранию. И снова речи. Так прошел весь март месяц и половина апреля. Проследим комиссию все это время.
   Комиссия положила правилом созывать в свои недра известнейших экономистов разных школ для обсуждения своих проектов 11: такое собрание было 5 марта, переданное официально. Надо сказать, что комиссия публикует происходящее в ней, когда заблагорассудится, не подчиняясь постоянной, правильной публичности.
   5 марта в подобном заседании 12 Л. Блан подал мысль о составлении в четырех народонаселенных кварталах города 4 заведений для помещения в каждом 400 женатых работников с отдельными покоями для каждой семьи и общими садами, банями, кабинетами для чтения, приютами. Эта ассоциация [имеет] представляет выгоду дешевизны при общем потреблении топлива, освещения и прокормления, которую они составят, и будет соответствовать увеличению платы без отягощения фабрикантов. Мера может быть приведена в действие займом публичным под залог самих заведений, которое будет приносить кредиторам 4 процента. Для большего успеха его Л. Блан предлагает: le placement d'un pareil emprunt serait confie a la genereuse intervention des femmes {Организацию такого займа поручить великодушной заботе женщин (франц.).}.
   Мнения о проекте созванных лиц все были в пользу его: Дюпоти [предлагал допустить семейства как награду] спросил, не верно ли допущение сделать наградой семействам. "Sans durete" {"Без жестокости" (франц.).}, - ответил Луи Блан. Маларме [сам], работник, заметил, что это все-таки будет конкуренция фамилий [допущенных], помещенных в заведение с непомещенными. Луи Блан ответил: "il faut compter avec le principe de l'antagonisme... nous ne creons rien de nouveux" {"Мы принимаем существующий принцип антагонизма и ничего нового не создаем" (франц.).}.
   Один член, г. Дюссар13, заметил, что лучше бы объявить покровительство государства подобным заведениям, а основание их предоставить доброй воле самих работников, ну Луи Блан объявил уже совершенно диктаторски: "Si la question se presentait ainsi, elle perdrait toute son importance. Nous voulons que ce soit l'Etat qui se mette a la tete de l'institution" {"Если вопрос поставить так, он утратит все свое значение, мы хотим, чтобы во главе заведения стояло государство" (франц.).}. Он закрыл заседание, сказав, что берет на себя [проект] предоставление проекта закона Правительству.
   Этот проект, разумеется, до сих пор остался под сукном, потому что у государства в эту минуту нет ни гроша денег и ни малейшего кредита. [Другой] Но возвратимся ко второму заседанию работников, совершивших выборы поверенных своих. [В субботу] В пятницу 2 марта старая Палата пэров была наполнена 250 или 100 [работниками] ремесленниками. Кроме Луи Блана и Альберта, Видаль (автор "Distribution des richesses" {"Распределение богатств" (франц.).}) занимает место секретаря.
   С первых слов президента проявился уже энтузиазм [был неописуемый] у всех этих истинно замечательных людей, который все более и более рос и окончился слезами и объятиями. Это уже была великая разница с предшествующим заседанием: тогда ремесленники подчинились обаянию речи, благородству чувства и несомненному желанию добра у своего президента, его неподозреваемой любви к трудящемуся классу. В это время, если бы он сказал: нам надо месяц [вашего] всего вашего заработка - они бы отдали его. Луи Блан опять начал атитезой блузы, сидящей на месте, где восседала раззолоченная аристократия, падшая от презрения к страданиям бедноты и простого труда. Распространяясь о всех бедствиях труда в анархическое время конкуренции, он сознался, что восстановить его в достойном величии - дело трудное. Если мы уменьшим час работы, основываясь на votre reclamation touchante, fondee sur des consideratious heroiques {"Основываясь на ваших трогательных требованиях, основываясь на героизме" (франц.).}. Мы это сделали, потому что мы сказали себе: il faut que cela soit, cela sera; advienne que pourra! {"Нужно, чтобы это было, и это будет, как там бы оно ни обернулось" (франц.).} (браво). Но в нашем обществе, где есть взаимодействие (solidarite) как в добре, так и во зле, подобные меры опасны, они могут, как острие оружия, вместо защиты обратиться на самого работника. [Посвятим] Надобно взять все вопросы в общности, действовать твердо, но справедливо, и разрешить их в братской [солидарности] ассоциации, спасающей всех и каждого без различия классов... "Vous le voyez, les questions que nous avons a etudier veulent etre examinees dans leur ensemble, le quii est a chercher apres demain, demain, dans une heure, c'est le moyen de realiser l'association, de faire triompher le grand principe de la solidarite des interets. Cette solidarite il faut la faire passer dans le bien, car elle existe dans le mal. La societe est semblable au corps humain oЫ une jambe malade interdit tout acces a la jambe saine. Un lien invisible, mais reel et fatal voit l'oppresseur a la misere de l'opprime. Qui, le moment vient tot ou tard oЫ cette solidarirte eclate en expiations terribles. Qu'est devenu le roi de France, il y a quinze jours! Qui s'en inquiete! Il s'est enfui dans un etat miserable... Je m'arrete, sachant bien qu'il faut respecter le malheur... Plaider la cause des pauvres, c'est, on ne le repetera jamais trop, plaider la cause des riches, c'est defendre l'interet universel! Aussi ne sommes-nous ici les hommes d'aucune fraction. Nous aimons la patrie, nous l'adorons, nous avons resolu de la servir dans l'union de tous ses enfants... Voila sous l'empire de quels sentiments a ete constituee la commission de gouvernement pour les travailleurs" {"Вы видите, вопросы, которые стоят перед нами, требуют, чтобы их рассмотрели в совокупности. То, что нужно искать послезавтра, через час - это средство осуществить ассоциацию, заставить восторжествовать принцип солидарности интересов, великий принцип. Эту солидарность надо заставить служить добру, так как она служит злу. Общество подобно человеческому телу, у которого больная нога не дает никакого хода здоровой ноге. Невидимые, но роковые узы связывают угнетателя с нищетой угнетенного. Да, наступит рано или поздно момент, когда эта зависимость разразится страшным взрывом: что стало с королем Франции две недели назад? Кто о нем думает? Он бежал в жалком состоянии. Я останавливаюсь, так как чувствую, что нужно щадить беду... Защищать дело бедных - никогда не мешает об этом помнить - это защищать всеобщий интерес. Т. о. мы здесь люди, не принадлежащие ни к одной фракции. Мы любим родину, мы ей поклоняемся, мы решили ей служить в едином усилии... Вот под влиянием каких чувств была основана комиссия для рабочих" (франц.).}.
   Восторг, часто заглушающий красноречивые слова оратора, дошел до крайнего своего пароксизма, когда, сходя с трибуны, Луи Блан произнес: "Permettez-moi de vous quitter maintenant, mais au revoir, c'est-a-dire au premier grand probleme a resoudre, au premier acte patriotique a accomplir. Ici le rendez-vous" {"Разрешите мне теперь покинуть вас, но до свидания, т. е. до первой крупной проблемы, которую надо будет решить, до первого патриотического акта, который надо будет совершить. Свидание здесь" (франц.).}.
   Все собрание поднялось и завыло. По удалении президента выбрали 10 человек по жребию, которые должны были заседать постоянно в частных собраниях комиссии, и старые huissiers {Приставы (франц.).} Палаты пэров, как и прежде, разносили урны по всем лавкам.
   Для сохранения вида справедливости созваны были поверенные от фабрикантов и патронов 17 марта. Им также было говорено о конкуренции, которая производит вместо богатства нищету, о необходимости соглашения и уступки, чему такой превосходный пример подают работники. Несколько голосов добродушно объявили, что они весьма готовы на ассоциацию, лишь бы комиссия выработала план ее. Видаль предложил им также отрядить 10 человек для постоянных заседаний, и так как они хотели это сделать по взаимному соглашению, то Видаль посоветовал им следовать примеру работников и выбрать по жребию, что и было, разумеется, исполнено.
   После этих двух заседаний, особенно последнего, оказалось ясно, что оба лагеря воодушевлены истинным желанием примирения 14 и что над всеми ими лежит всеобщая европейская необходимость, разрушающая всю их добрую волю. Противоречие, видимо, разрешится только участием в ассоциации всех [наций] производящих наций, что и приведет опять к нашему положению, выше изъясненному, - законы работ устанавливаются [бессознательно] самими народами, вследствие их новых потребностей.
   Пропускаем несколько малозначительных заседаний [и переходим прямо], как, например, заседание, в котором порешено запретить работать в тюрьмах, монастырях, делающих конкуренцию вне их, да еще заседание вскоре после 17 марта, когда все члены Правительства явились в Палату пэров благодарить работников за их сильную и миролюбивую манифестацию, бывшую в этот день. Последнее заседание носило какой-то семейный, патриархальный характер, сентиментальный, грустный и наивный: Луи Блан или Ламартин приготовили даже к этому дню фамильный сюрприз. Уже все ремесленники хотели расходиться, бюро опустело, когда... Но вот слова "Монитора": "Les delegues commencent a sortir de la salle. Mais M. Louis Blanc, reparaissant tout-a-coup, le visage rayonnant de joie, les arrete dans les escaliers par ces mots: "Mes amis! remontez! J'ai une grande nouvelle a vous donner!" Tout le monde d'elance aussitot dans la salle.
   M. Louis Blanc: "Deux mots seulement. (Profond silence). La republique que nous avons proclamee va triompher dans tous les points de l'Europe.
   Je viens d'apprendre de mon honorable collegue M. Lamartine, ministre des affaires etrangeres, qui vient d'en recevoir la nouvelle, que l'Autriche est en revolution. (Explosion d'applaudissements. - Cris de joie).
   L'Autriche est si bien en revolution, que Metternich est en fuite". (Immense enthousiasme. Cris: Vive la republique universelle)" {"Делегаты начинают выходить из залы. Но г-н Луи Блан, вновь появившись, вдруг с сияющим радостью лицом, останавливает их на лестнице следующими словами: "Друзья мои, поднимитесь! я должен сообщить вам большую новость". Все тут же бросаются в залу. Г-н Луи Блан: "Два слова только (глубокая тишина). Республика, которую мы провозгласили, будет торжествовать во всех точках Европы. Я только узнал от моего уважаемого коллеги, г. Ламартина, министра иностранных дел, получившего сейчас об этом сообщения, - в Австрии революция. (Взрыв аплодисментов). Революция охватила всю Австрию. Меттерних бежал" (Бурный энтузиазм. Возгласы: Да здравствует всемирная республика)" (франц.).}.
   Перейдем прямо к необычайному частному заседанию комиссии15 в присутствии созванных [известных экономистов] поверенных от работников и от патронов, бывшему 20 марта и наделавшему много шума в индустриальном, политическом и научном мире. В нем также заседали многие знаменитости социальной мысли: Видаль, Туссенель, Пеккер 16 и один из либеральных экономистов - Воловский17, призванный в него как наименее жестокий враг социализма, чем он [оказал] почел за нужное оказать себя в недавнем заседании общества "le libre echange" {"Свободного обмена" (франц.).}.
   Заседание открылось проектом Луи Блана о составлении государственных мастерских. Он заметил, что фабриканты закрывают ныне свои фабрики, взывая: общество распадается, рабочие бегут из фабрик, требуя новых условий труда. Что делать? Государство завладевает упраздняющимися фабриками посредством известного выкупа и само открывает их для работников на праве ассоциаций и на следующих условиях. Касательно задельной платы: она может быть равной для всех и неравной. [Государство нынешнее] Правительство наклонно к абсолютно равной плате, но предоставляет это решить самим работникам. Возразят: при равной плате нет соревнования. Это значит не понимать или отчаиваться в достоинстве человека. Совесть разве не ревнует отличиться единственно из чести. Разве не может быть в. мастерских, как в армии: le point d'honneur du travail {Честь - награда труду (франц.).}. Наконец, есть средства принуждения к честной и посильной работе: qu'on plante dans chaque atelier un poteau avec cette inscription: dans une association de freres qui travaillent, tout paresseux est un voleur {В мастерской это осуществляется посредством установки надписей: ассоциация - братство трудящихся, поэтому праздность есть вор (франц.).}.
   Это неслыханная теория задельной платы разразилась над Францией как гром и подавила все умы.
   Далее Луи Блан переходит к подробностям устройства такого государственного, общинного atelier {Ателье (франц.).}. Распределение выручки, следующее после задельной платы: 1) одна четверть отлагается для заплаты старому владельцу, 2) одна четверть для вспомоществования старикам и детям и пр., 3) одна четверть для раздела между всеми участниками, 4) одна четверть для вспомоществования государственным мастерским, не имеющим работы. [Эту одну образцовую мастерскую можно распространить на каждую отдельную ветвь.] Можно приложить такие мастерские к одной ветви промышленности: для этого стоит только определить, во что обходится [чистый барыш] доход этой ветви, его произведения, назначить легкий барыш, и цены уже будут одинаковы, без конкуренции и соперничества мастерских. Можно, наконец, приложить их ко всей промышленности вообще, для этого стоит определить только ценность каждой, работать на этом основании и страждущим ветвям делать пособие (3 и 4%) из отложенных сумм в других ветвях. Будет всеобщая ответственность, solidarite {Солидарность (франц.).} всех, будет, таким образом, работа верная и неоспоримая для всех, и все это под одним начальником, назначенным от государства, который будет знать [все] требования на каждую индустрию, цены на каждую ветвь ее и направлять работы вследствие этих данных. Мир, братство вместе с богатством водворятся на земле.
   И таким образом [принцип] старый принцип 89 года - свобода отдельного лица - отвергнут, частные характеры сглаживаются под тяжелым однообразием, личный интерес не признается деятелем... Все, как шашки в шахматной доске, и притом еще так, как если бы партия располагалась при ханжах, заранее все предвидевших и устроивших.
   Воловский стал ревностно защищать свободу промышленности от узурпации государства, говоря, что общинные мастерские не увеличат массу произведений, в чем особенно нуждается Франция, а только уменьшат ее, увеличить ее может только частный интерес. Видаль возразил, что работник не должен зависеть от требований и предложений, как ныне, в силу - частных интересов. Он должен быть, как чиновник, всегда платим за свою работу, несмотря на внешние условия. Это достигается только ассоциацией, которая гораздо более увеличит произведение, чем индивидуализм. "On peut exalter le courage du travailleur jusqu'a l'enthousiasme au nom du devoir, de la fraternite, de la justice" {"Энергия рабочих может возвыситься до энтузиазма именем долга, братства, справедливости" (франц.).}.
   Луи Блан снова в длинной речи заметил, что гораздо важнее не увеличение произведений, а их распределение: "Mais il ne suffit pas que la production augmente pour que le pauvre echappe au danger de mourir de faim; il faut qu'une repartition equitable et bien ordonnee fasse arriver jusqu'a lui lai richesse accrue" {"Недостаточно увеличить продукцию, чтобы бедняк избежал опасности умереть с голоду. Нужно, чтобы справедливое, хорошее и упорядочное распределение дало возможность богатству дойти до него" (франц).}.
   Ничто так не вредит увеличению произведений, как свобода без братства и равенства. Свобода одна - это конкуренция,. а конкуренция производит только развалины. В слепом враждовании все народные силы при конкуренции сталкиваются и уничтожаются одна другой. Частный интерес - двигатель, но роковой (funeste). "Faut-il done admettre tous les stimulant par cela seul qu'ils ont de la puissance? Quelle force n'a pas le mobile qui pousse les voleurs de grand chemin a assassiner le passant au risque de la guillotine? No jugeons pas les stimulants par leur puissance, mais par leur moralite" {"Так нужно ли допускать все стимулы потому только, что они сильны) Какой силой обладает та пружина, которая заставляет грабителя с большой дороги убивать прохожего, рискуя попасть на гильотину? Не будем судить стимулы по их силе, а будем судить по их нравственности" (франц.).}.
   A на вопрос, какая награда предстоит деятельному работнику, Луи Блан ответил: l'estime, l'honneur, la recompense du soldat sur le champ de bataille {Почет и уважение - награда солдату на поле брани (франц.).}.
   Заседание закончилось заметкой г. Le Play 19, известного горного ученого, что бесплодные равнины Гарца вследствие ассоциаций рудокопов и собственно разрабатывателей покрылись 50 т. счастливых жителей, но плата там равная не всем, а только равная для разных категорий работников: Les mines de la Russie sont exploitees d'apres les memes principes. Un officier, nomme par l'Empereur, y veille a leur fidele application. J'ai fait le bilan d'un menage de serf russe employe aux travaux des mines; j'ai fait le bilan d'un menage d'ouvrier francais dans des conditions passables, et je le dis a regret, j'ai trouve que le serf russe etait incomparablement mieux traite que l'ouvrier de France {Рудники в России эксплоатируются на тех же принципах. Один чиновник, назначенный императором, следит за правильным распределением рабочих. Я подсчитал бюджет русских крепостных, работающих на рудниках, и бюджет семьи французских рабочих, живущих в сносных условиях, и, к сожалению, должен сказать, что русский крепостной живет несравненно лучше, чем французский рабочий (франц.).}.
   Луи Блан: Ces faits sont tres precieux {Это требует уточнения (франц.).}.
   Le Play забыл только упомянуть, что в рудах и почти во всех фабриках русских работа обязательна, и, следовательно, она или эксплоатация, или наказание, а довольство зависит от дешевизны первых необходимостей.
   Это достопамятное заседание [в котором] не имело до сих пор еще никаких результатов, разумеется, кроме смятения в ученом и промышленном мире. Не считать результатом еще предшествующее ему учреждение народных мастерских за городом и в городе, где получившие место работники производят вялый и бесполезный труд за 2 франка, а не получившие - имеют тратить 1 франк в день. Для работниц открылись тоже мастерские, где они шьют блузы за 1 фр. 50, а праздные получают даром 50 сантимов. [При этом еще неизбежнее и безнравственное смешение.] Первых уже считают более 45 т. Это просто старый рацион: безнравственное прокормление [работников] государством праздности, средство отделаться от парижской популяции, причем никто серьезно не ищет работы и не исполняет ее, принужденный к ней.
   Шум, сказал я, поднялся страшный. [Даже соц] Оттенок социальной партии восстал против равенства платы и отчуждения капитала в лице Консидерана. Либеральная школа восстала в лице Michel Chevalier ("Journal des Debats"), где он показал за частный интерес, и этот писатель доказал, что солдат на месте битвы находится в лихорадочном состоянии, чего от работника никто не будет требовать в мастерской - стало сравнение не уместа. А средство принудить к работе разноской надписи l'oisif est un voleur {Бездельник - вор (франц.).} есть чисто материальное средство, которому соответствует виселица, расстрел или кнут. Пру дон в своем новом Revue "Solution du probleme social" 20 восстает против всей манеры комиссии и Луи Блана определять нынешнее состояние индустрии: "Concoit-on ces romanciers de la terreur, qui en 1848, prennent les entrepreneurs d'industrie pour des seigneurs feodaux, les ouvriers pour des serfs, le travail pour une corvee? qui s'imaginent apres tant d'etudes sur la matiere, que le proletariat moderne resulte de l'oppression d'une caste? qui ignorent ou font semblant (?) d'ignorer, que ce qui a etabli les heures de travail, ...?, le salaire, divise les fonctions, developpe la concurrence, cor... e (?). le capital en monopole, asservi le corps et l'ame du travailleur, c'est un systeme de causes fatales, independantes de la volonte du maНtre comme de celle des compagnons?" (1e livraison, p. 37) {"Как понять этих романтиков террора, которые в 1848 г. принимают промышленных предпринимателей за феодальных сеньоров, рабочих - за крепостных, труд - за наказание и которые после такого количества исследований о нации воображают, что современный пролетариат является результатом угнетения одной касты? которые не знают или притворяются, что не знают (?), что та сила, которая определила часы работы (?), заработанную плату, разделение труда, вместе с тем породила конкуренцию? превратила капитал в монополию, подчинила тело и душу трудящихся; это все система роковых причин, не зависимая ни от воли хозяев, ни от воли компаньонов?" (1-ый выпуск, с. 37) (франц.).}.
   Наконец, часть радикальной партии, вся беллетристика и даже работники, т. е. те, которые трудом и усилием вышли из толпы, восстали против равенства платы. Плотник Vallu21 поместил в "Courrier Francais" 27 марта весьма замечательное письмо к редактору, в котором защищает право работника продавать свой труд на тех же условиях, на коих хлебник продает различно хороший и дурной хлеб и проч. Против положения Луи Блана: que son principe exclue les jalousies et les haines {Который принципиально исключает праздность и леность (франц.).}, он приводит свою 40-летнюю опытность, доказывающую, что все ассоциации работников в продолжение этого времени в Париже и департаментах его разрушились именно от jalousie {Зависти (франц.).} хороших работников к работникам непроизводительным, таким образом разрушилось равенство. Определение производства вещи и легкого барыша на нее может уничтожить французскую индустрию на чужих рынках, где эта вещь дешевле, а если [ограничиться] Франция ограничится только домашним производством, то обеднеет вместо обогащения. Притом же [работники] нужды работников различны по их положению и одинаковой платой не удовлетворяются: женатый работник в Париже с этой платой - нищий, приходящий холостой ученик - достаточен, а работник, приходящий извне только на заработок в известное время и после уходящий в другое место, - богат. Где же равенство? Практические замечания этого человека весьма любопытны.
   Нельзя умолчать однако, что Л. Б. имеет партию и весьма сильную в работниках, до которых если не коснулись коммунистические теории, то коснулась их сантиментальная мечтательность, а также в плохих и праздных ремесленниках.
   При посадке дерева свободы в Люксембургском саду в присутствии Л. Б. и Альберта, один работник подал заступ им и сказал: "aux premiers ouvriers de France" {"Первому рабочему Франции" (франц.).}. Слезы навернулись на глазах доброго Луи, и он торжественно объявил, что ему сделана ныне великая награда.
   Радикально-(религиозная)-евангелическая часть демократов (не смешивать с радикально-католической Бюше), которой представитель Барбес, тоже аплодируют его стремлениям. Я сам видел в клубе Барбеса в Palais National, как этот человек, высокий ростом, с прекрасным, мужественным лицом и взглядом, имеющим какое-то упорство и повелительность, свойственную [нач] волевому начальнику, объявил равенство платы принципом христианским, евангелическим. "Разве обязан быть более награжден человек, который по силам своим может пронести 7 пудов, против человека, который в состоянии поднять только 4?" - сказал он в подтверждение принципа, с чем согласился также Этьен Араго и один издатель "Reforme".
   Но как бы то ни было, шум, произведенный новой доктриной, был так велик, что непременно требовал опровержения, ответа на [возраж] подавляющие возражения. Они и явились в [заседании] общем заседании комиссии 3 апреля, где Л. Блан, только что оправившийся от болезни, произнес длинную и, надо сказать, красноречивую [речь] и мастерски составленную речь.
   К удивлению всего Парижа, юный преобразователь вдруг отказался от теорж равной платы, назвав ее хотя и хорошей мерой, но мерой проходящей и нисколько не составляющей цели общественного развития. Цель всего общественного стремления должна быть по новой теории следующая: труд - по мере сил и способностей, вознаграждение - по мере нужды каждого: "que chacun produise selon son aptitude et ses forces, que chacun consomme selon ses besoin-ce qui revient a dire que l'egalite juste-c'est la proportionnalite." (Bon!) {"Пусть каждый производит по своим способностям и силам, пусть каждый потребляет по своим потребностям. Это то же самое, что сказать: справедливое равенство - это пропорциональность". (Хорошо!) (франц.).}.
   Разумеется, нет возможности разбирать всей речи, которой еще болезненное состояние оратора придавало новую прелесть. В середине один работник встал и произнес тронутым голосом: Reposez-vous, menagez vos forces, nous avons besoin de vous {Отдохните, берегите свои силы - вы нам нужны (франц.).}.
   Луи Блан [горько жаловался] начал с жалобы на нападки и злостность их [врагов], причем прибавил, что они нисколько не поколебят его в трудах, за которыми он умрет, прежде чем уступит тем из убеждения. За ними последовала жаркая и, действительно, великолепная филиппика против конкуренции, которая, выкидывая всеобщую бедность, покоится на безнравственности, слепоте случая и в которой - благодетель человечества - гений, выдумывающий машину, производит злодеяние, делается орудием погибели тысячи людей. Одна ассоциация спасает общество, но равность задельной платы в ней еще не последнее слово. Это только переход, но переход необходимый. Все возражения против нее слабы. В нынешнем состоянии она невозможна, в будущем - необходима, Саг alors - при другом благодетельном воспитании - "tout change... Qui oserait ne pas payer sa dette de travail, quant a l'egard de ses assosies, de ses freres, sa paresse serait une lachete, un vol" (immense bravo) {"Ибо тогда - при другом благодетельном воспитании - все меняется... Кто бы посмел не заплатить свой долг труда по отношению к своим товарищам, к своим братьям - его лень была -бы подлостью, воровством" (несмолкаемое браво) (франц).}.
   Но равность платы еще не представляет вполне принципа справедливости, он только осуществляется, когда долг находится в отношении сил и способностей, а право - в отношении нужды. До сих пор это было наоборот и вся история шла криво: "d'un bout de l'histoire a l'autre a retenti la protestation du genre humain contre ce principe: e chacun selon sa capacite, la protestation du genre humain, en faveur de ce principe: a chacun selon ses besoins!" (Bravo! Bravo!) {"от начала истории человеческого рода гремел протест против принципа: от каждого по способностям, протест в пользу принципа - каждому по его потребностям!" (браво, браво!) (франц.).}.
   Луи Блан заключил, что при большом развитии общественном равность платы должна быть распространена и на государственные лица тем более, что в самом [идее] факте властительства есть нечто безнравственное, долженствующее быть выкуплено страстью быть полезным. "Gouverner-c'est se devouer. On a demande si je consentirais a m'appliquer la regle que je proclame. Voici ma reponse: dans le systeme d'universelle association, dans le systeme completement realise que j'appelle de tous mes voeux... oui! (Acclamations unanimes) Et ce oui je desire qu'il soit imprime a 200 exmplaires, pour que si jamais je venais a le renier, chacun de vous put, un exemplaire a la main, me dementir et me confodre". (Nouvelles et bruyantes acclamations) {"Управлять - это жертвовать собою. Меня спросили, соглашусь ли я применять к себе самому то правило, которое провозглашаю. Вот мой ответ: в системе всеобщей ассоциации, в полностью реализованной системе, которой я желаю всем сердцем, всем своим существом - Да! (единодушные аплодисменты). Это "да" я желаю напечатать в 200 экземплярах, если когда-либо мне случится его отрицать, пусть каждый из вас возьмет экземпляр и придет ко мне, чтобы уличить во лжи и пристыдить", (новые громкие аплодисменты). (франц.).}.
   Эта речь произвела удивление, не менее предшествующей. Кто не знает, что ассоциация есть противодействие конкуренции, но кто же не видит, что долг работать по мере сил находится в противоречии с правом брать по нужде. Нужда совсем не зависит от работы, и определить ее никто не может (разве предположить, что человечество будет так нравственно, как женский пансион, и нужда всегда будет). Нужда, напротив, есть вещь неуловимая [и часто], и почти всегда мало работающий (это заметно) потребляет или имеет наклонность потреблять более работающего. Где же истина?
   И так прошел этот месяц комиссии, замечательный по многим отношениям. Между прочим, Л. Блан объявил, что вскоре опубликуются как проекты постепенного введения ассоциаций, сперва в мастерских одной ветви и потом в мастерских всех ветвей промышленности, так и его новый труд: sur l'etablissement d'ateliers agricoles et sur le lien qui les doit unir aux ateliers industriels, de maniere a completer notre plan {Об основании сельскохозяйственных мастерских и о той связи, которая должна их объединить с промышленными мастерскими так, чтобы дополнить наш план (франц.).}.
   Подождем. Неужто и это представит ту же пышную немощь, какую комиссия представляла до сих пор?
   В антрактах своих заседаний комиссия занималась примирением работников и патронов в разных частях индустриации: это ее великая, благодетельная и истинно плодотворная деятельность. Так, примирены были хлебники и им даны новые основания, весьма выгодные обеим сторонам. Так, еще в мастерских механиков Дерони22 и Кюля23 введен принцип с ее помощью, по которому работники за малостью заказов не отсылаются, а скудность заказов падает на всех. Хозяева при первой возможности обязались дать работникам участие в самом барыше производства по общему согласию. Еще прежде комиссии старый сен-симонист Олен Родриг24 подал пример подобного приобщения работников к части барыша на Северной железной дороге. Он положил именно распределять доходы ее следующим образом: 1) жалование и задельная плата, 2) процент капиталу и погашение его, 3) оставшийся доход за издержками содержания делить между [всеми] работниками и капиталистами, смотря по силе труда, представляемого жалованием,- у первого, смотря по количеству взноса, представляемого акцией, - у второго. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что именно в этих свободных соглашениях и есть настоящий зародыш будущей жизни и новой истории.
  
  

ФИЗИОНОМИЯ ПАРИЖА В МАРТЕ МЕСЯЦЕ 1848

  
   Разумеется [восстание], что с падением Дюшателя, так строго воспитавшего Париж в своей системе приличия и подавления народных фантазий, Париж вдруг изменился. Пассажи и галереи наполнились свободными женщинами и лоретками, которым прежде строго воспрещалось посещение публичных мест. Тротуары самой аристократической части бульваров [наводнились] захвачены шарлатанами, комедиантами, нищими, продавцами лохмотьев и даже [разносчиками] основателями азартных игр, рулетки, фараона, которые выманивают публично у детей, женщин, работников последнюю их копейку на приманку выиграть пряник, ножичек, карикатуру на Гизо или Лудвига-Филиппа! Нельзя почти нигде пройти, чтоб не натолкнуться на группу довольно плотную, загораживающую дорогу, в середине которой рыжий человек показывает танцующую обезьяну, или несчастный певец дерет во все горло республиканские песни, или, наконец, мальчишка, разостлав коврик, кувыркается страшным образом перед скупой и мало великодушной публикой. Так как все это делается непременно под тенью трехцветного знамени, то вы издали можете видеть эту вывеску нового рода. [Я видел одного молодца] С паденьем серьезных индустрии развились в одну минуту ничтожные и нищенские, наподобие итальянских. На каждом повороте и при входе в каждую галерею неимоверное количество мальчишек, женщин, детей, работников оглушают вас предложением журналов, пасквилей, листков со стихами и разных ничтожностей, начиная с кокарды до коллекции гвоздиков, пуговиц и проч. Vouez "La Presse"! Vouez "Le Nationale!" {А вот "Пресс"! А вот "Натиональ" (франц.).} проч. Иногда бывает трудно пробиться сквозь эту толпу. Но, вместе с тем, чем сильнее завладевают богатыми кварталами самые низшие слои демократии, тем реже делается на них циркуляция. Богатые отпускают своих кучеров, лошадей и спешиваются, словом, как все 1. Вы можете видеть [иногда] часто эти и

Категория: Книги | Добавил: Armush (22.11.2012)
Просмотров: 274 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа