я...
И она съ нерѣшительнымъ видомъ подставила ему щеку. Онъ отыскалъ ея губы. Поцѣлуи повторялись, и опять повторялись.
- Вѣра! Мама идетъ! - громкимъ шепотомъ звала съ балкона Маруся.
Макаръ Андреевичъ Снѣжковъ считался серьезнымъ человѣкомъ. Но это была нѣсколько особаго рода серьезность: вертлявая, юркая, надоѣдливая. Онъ находился, такъ сказать, въ вѣчной борьбѣ со всѣмъ, что встрѣчается въ жизни несерьезнаго и неправильнаго. На все въ м³рѣ у него была какая-то прописная точка зрѣн³я, и онъ не переносилъ никакихъ отступлен³й отъ нея. Онъ всѣмъ всегда совѣтовалъ, всѣхъ поучалъ - убѣжденно, крикливо, съ непр³ятной манерой наступать на собесѣдника, брать его за рукавъ, за пуговицу, и - что хуже всего - обрызгивать его въ концѣ концовъ слюнями. Являлся онъ куда-нибудь всегда съ разбѣгу, бросалъ куда попало скверный пропотѣвш³й котелокъ, втягивалъ широкими ноздрями воздухъ, и начиналъ прямо съ выговора:
- У васъ, батенька, жарко, духота! Что-же это вы въ такую погоду съ закрытыми окнами сидите? Вѣдь спертый воздухъ, это - погибель!
Если хозяинъ оправдывался боязнью сквозного вѣтра, Макаръ Андреевичъ училъ его:
- А вы фуфайку-то носите? Спасительная вещица! Я давно уже круглый годъ ношу. Вотъ и теперь, я весь въ поту, а посмотрите-ка...
И онъ засучивалъ рукавъ сюртука, вытягивалъ изъ подъ маншетки кромку грязной фуфайки, и заставлялъ не только осмотрѣть ее, но и ощупать.
- Безъ фуфайки, батенька, ни на шагъ. Да что это, я замѣчаю, вы какъ-будто прихрамываете? Тѣсны ботинки, а? Да вы у кого шьете? Я тридцать лѣтъ шью у Сухожилова, первый сапожникъ въ м³рѣ! Совѣтую вамъ непремѣнно къ нему перейти.
Позовутъ Макара Андреевича обѣдать, онъ и тутъ наставитъ, научитъ, объяснитъ гиг³еническ³й смыслъ каждаго блюда.
- Раки? Раки, батенька мой, надо въ маѣ есть, когда ихъ изъ Финлянд³и привозятъ. Они тогда нѣжные, труповъ еще не нажрались. Рябчики? Для нихъ теперь время уже прошло, они только до новаго года хороши. Да вы гдѣ ихъ берете? Ихъ только у Сидорова, въ Пустомъ рынкѣ, и можно брать. Я тридцать лѣтъ тамъ ихъ беру.
Все это, по правдѣ сказать, дѣлало Макара Андреевича довольно несноснымъ. Но у насъ иногда за что-то любятъ такихъ людей. "Серьезный, молъ, человѣкъ, всегда дѣло говоритъ".
Но только эта серьезность довела Макара Андреевича до бѣды.
Началось это издалека. Мѣсяца два, три назадъ въ семьѣ его и въ кружкѣ близкихъ знакомыхъ стали замѣчать, будто онъ дѣлается еще серьезнѣе, но притомъ меньше пристаетъ, а больше задумывается. По утрамъ долго сидитъ надъ газетами, - читаетъ, читаетъ, вписываетъ что-то въ толстую тетрадь, и потомъ ходитъ цѣлый часъ изъ угла въ уголъ, поеживаясь плечомъ и неодобрительно пошевеливая головой.
"Ужъ не пустился ли онъ сочинять воздухоплавательную машину?" подумала разъ его жена. А дочка, съ которой мать подѣлилась своей догадкой, сказала на это:
- Ну, чтожъ? Папенька такой серьезный человѣкъ, онъ можетъ сочинить. И тогда мы богатые будемъ.
Но хотя Макаръ Андреевичъ имѣлъ всѣ данныя для того, чтобы сочинить воздухоплавательную машину и даже улетѣть съ ней на сѣверный полюсъ, идея эта не приходила ему въ голову. Удрученное состоян³е его духа разъяснилось иначе.
Однажды, когда жена его, Александра Петровна, вышла къ нему поутру поздороваться, и по обыкновен³ю протянула губы, что-бы обмѣняться съ нимъ супружескимъ поцѣлуемъ, онъ тихо, но рѣшительно оттолкнулъ ее отъ себя.
- Что съ тобой, Макарчикъ? - спросила она съ удивлен³емъ. Увы, авторъ не имѣетъ права скрыть, что она звала его Макарчикомъ.
- Ничего особеннаго, но отнынѣ мы не будемъ цѣловаться, - отвѣтилъ Макаръ Андреевичъ. Знаменитый нѣмецк³й докторъ разъяснилъ въ обстоятельной монограф³и страшную опасность, заключающуюся въ поцѣлуѣ.
- Но, мой другъ... если мы законные мужъ и жена, то какая же опасность? - возразила Александра Петровна.
- Все равно, съ гиг³енической точки зрѣн³я рѣшительно все равно, - отвѣтилъ Макаръ Андреевичъ. - Для гиг³ены не существуетъ законныхъ поцѣлуевъ. Всѣ поцѣлуи безусловно опасны. Черезъ нихъ передаются всевозможныя болѣзни. На поверхности нашихъ губъ гнѣздятся мир³ады всяческихъ микробовъ, и мы, посредствомъ поцѣлуевъ, легкомысленно передаемъ ихъ другъ другу.
- Но, мой другъ... - пыталась снова возразить Александра Петровна.
- Довольно! никакихъ противорѣч³й я не потерплю! - вскричалъ съ несвойственнымъ ему раздражен³емъ Макаръ Андреевичъ. - Довольно этой рутины, этой слѣпоты, этого безсмысленнаго пренебрежен³я къ спасительнымъ указан³ямъ науки! Отнынѣ мы всѣ будемъ рабски повиноваться этимъ указан³ямъ, и вести осмысленную жизнь, подобающую... серьезнымъ людямъ.
Александра Петровна удалилась, недоумѣвая. Черезъ минуту въ кабинетъ вбѣжала дочка, 17-лѣтняя Лиза. Она тоже подставила свой хорошеньк³й лобикъ для поцѣлуя, и Макаръ Андреевичъ, по разсѣянности, чуть было не поступилъ вопреки указан³ямъ науки. Но опомнился, и только провелъ бородой по лицу дѣвушки.
- Папа, ты знаешь, сегодня Ольга Степановна именинница, надо непремѣнно поѣхать ее поздравить, - сказала Лиза.
Макаръ Андреевичъ, вмѣсто отвѣта, съ задумчивымъ видомъ осматривалъ ея тал³ю, потомъ дотронулся до нея рукою.
- Корсетъ? - спросилъ онъ почти шепотомъ.
- Да, корсетъ, - отвѣтила, ничего не понимая, Лиза.
- Снять!.. сейчасъ снять! - повелительно, поднявъ обѣ руки, произнесъ Макаръ Андреевичъ. - Корсетъ есть величайшее зло. Онъ препятствуетъ правильному физическому развит³ю женщины. Онъ долженъ быть безусловно изгнанъ изъ употреблен³я.
- Но, папочка...
- Никакихъ "но". Это азбука рац³ональной гиг³ены. Понимаешь-ли, несчастная, какому искалѣчен³ю подвергаешь ты данный тебѣ природою и дивно приспособленный организмъ? Замуравливая себя живьемъ въ этотъ возмутительный ящикъ, ты подвергаешь свое тѣло медленному умиран³ю. Ты затрудняешь пищеварен³е, кровообращен³е, дыхан³е. Затѣмъ, ты готовишься быть матерью. Физ³олог³я поясняетъ намъ... Впрочемъ, нѣтъ, я увлекся. Ты дѣвушка, ты еще не должна объ этомъ думать. И тѣмъ не мѣнѣе, ты готовишься... Но все равно, я сказалъ: пищеварен³е, кровообращен³е, дыхан³е...
- Папочка, вѣдь безъ корсета нельзя нигдѣ показаться... - робко возразила Лиза.
- Не противорѣчь! Я не допущу, чтобъ моя родная дочь...
- Вѣдь надо сейчасъ ѣхать съ визитомъ къ Ольгѣ Степановнѣ, тамъ будутъ гости...
- Ты поѣдешь безъ корсета. Впрочемъ, погоди. Что такое - визиты? Имѣетъ-ли этотъ безсмысленный обычай логическое, иди нравственное, или гиг³еническое оправдан³е? Ты знаешь-ли, какъ разсуждаютъ объ этомъ мыслители, моралисты, и наконецъ, репортеры?
- Не знаю, папочка, но только... надо послать за каретой, не правда-ли? Нельзя-же на извозчикѣ ѣхать.
Макаръ Андреевичъ отступилъ на два шага, и на этомъ разстоян³и устремилъ на дочь пронизывающ³й взглядъ.
- Карету? Ты сказала: карету? Но вѣдь наемная карета - это вмѣстилище всевозможныхъ микробовъ и бактер³й. Въ ней могли два часа назадъ везти опаснѣйшаго больного, оставившаго въ ней болѣзнетворныя выдѣлен³я. И ты хочешь ѣхать въ такой каретѣ!
Лиза пожала плечами, и съ недовольнымъ видомъ опустила голову. Макаръ Андреевичъ тоже потупился и запустилъ пальцы въ бороду.
- Хорошо, - сказалъ онъ черезъ минуту. - Я самъ съ тобою поѣду. Ты говоришь, у нихъ будутъ гости? Прекрасно, я поговорю съ этими затянутыми въ корсетъ дамами. Я объясню имъ, какую роль играетъ корсетъ по отношен³ю къ естественному развит³ю организма. Иди, я буду одѣваться. Но сними корсетъ, сейчасъ сними!
Лиза вышла со слезами на глазахъ.
Черезъ часъ отецъ и дочь садились на извозчика. У Макара Андреевича въ рукахъ былъ какой-то свитокъ, который онъ тотчасъ-же развернулъ. Оказалось, что это кусокъ гуттаперчевой клеенки, употребляемой при операц³яхъ. Онъ тщательно прикрылъ имъ сидѣнье пролетки.
- Такимъ образомъ, наше платье дѣлается непроницаемымъ для микробовъ, гнѣздящихся въ подушкѣ дрожекъ, - объяснилъ онъ. - Постой, куда ты? - вдругъ обратился онъ къ извозчику. - Объѣзжай кругомъ, я не позволю ѣхать по тѣмъ улицамъ, гдѣ торцовая мостовая.
- Почему? - изумилась Лиза.
- А ты не читала въ газетахъ, что такое торцовая мостовая? - заволновался Макаръ Андреевичъ. - Это цѣлая лаборатор³я болѣзнетворныхъ м³азмовъ, гнѣздилище опаснѣйшихъ микробовъ. Сосновое дерево, вбирая въ себя нечистые экскременты, предается гн³ен³ю и можетъ служить источникомъ ужаснѣйшей заразы. Изумляюсь, какъ не уничтожатъ торцы, послѣ того какъ указано наукой, что единственная гиг³еническая мостовая - булыжная.
Пролетка, между тѣмъ, такъ подскакивала на единственной гиг³енической мостовой, что Лиза должна была крѣпко упираться ножками. Къ несчастью ея, Макаръ Андреевичъ тотчасъ замѣтилъ эти ножки.
- Что это? Тѣсная обувь? Суетное желан³е, чтобъ нога казалась меньше? - вскричалъ онъ. - О, вотъ плоды нелѣпаго, пошлаго воспитан³я и полнаго незнакомства съ рац³ональной гиг³еной! Я не могу этого допустить. Извозчикъ, въ Гостиный дворъ. - Да, душа моя, я сейчасъ самъ выберу тебѣ просторную, разумную, рац³ональную обувь.
Лиза совсѣмъ расплакалась.
- Папа, я не поѣду къ Ольгѣ Степановнѣ; надо мной смѣяться будутъ, - всхлипывала она.
- Вздоръ, не будутъ. Ты увидишь, какъ я съ ними поговорю. Да и что такое "смѣхъ глупца". Надо дорожить мнѣн³емъ серьезныхъ людей.
Имъ предстояло переѣзжать Невск³й. Макаръ Андреевичъ быстро раскрылъ зонтикъ и уставилъ его въ видѣ щита.
- Это я дѣлаю, чтобы предохранить насъ отъ зловредныхъ м³азмовъ, выдѣляемыхъ торцовою мостовой, - объяснилъ онъ.
Когда, черезъ полчаса, отецъ и дочь входили въ гостиную Ольги Степановны, на бѣдной дѣвушкѣ лица не было. Корсажъ, надѣтый безъ корсета, и как³я-то резиновыя калоши вмѣсто туфель, въ ту же минуту обратили на нее общее вниман³е. Публика переглядывалась, пересмѣивалась. Потомъ, осторожно, стали ее разспрашивать. Макаръ Андреевичъ имѣлъ заранѣе торжествующ³й видъ. Онъ ждалъ момента. И вотъ, моментъ насталъ. Онъ заговорилъ.
Невозможно разсказать, что такое произошло. Крики, хохотъ, истерическ³я взвизгиван³я, потомъ почти перебранка, и опять хохотъ, и наконецъ - как³я-то двѣ дюж³я руки схватили Макара Андреевича за плечи, повернули лицомъ къ двери, напялили на него пальто (оно оказалось чужое), нахлобучили шляпу - и онъ очутился на лѣстницѣ. Лизу удержали - съ ней сдѣлалась истерика.
Блѣдный, растерянный, прибѣжалъ Макаръ Андреевичъ домой, и тотчасъ заперся въ своемъ кабинетѣ. Прошло часа два - онъ не показывалъ признака жизни. Александра Петровна куда-то уѣхала. Затѣмъ, изъ кабинета осторожно высунулась голова Макара Андреевича и подозрительно оглянулась. Потомъ онъ вышелъ самъ, проскользнулъ по корридору, спустился по лѣстницѣ мимо остолбенѣвшаго швейцара, и медленными, мѣрными шагами направился по тротуару. Но въ какомъ видѣ! Онъ изображалъ собою человѣка-сандвича. На груди и на спинѣ его красовались два громадные картона, испещренные слѣдующими надписями, искусно выведенными разными красками:
"Смерть микробамъ! Здоровье - высшее благо. Долой торцы! Долой наемныя кареты! Оставимъ корсеты для проституц³и! Рац³ональная обувь! Серьезное чтен³е!"
Вечеромъ того же дня Макара Андреевича привезли въ больницу Николая Чудотворца и сдали дежурному врачу. Онъ былъ буенъ.
Эта отрава начала проникать въ жизнь Петра Петровича Гладышева еще съ прошлаго года, и именно съ того сквернаго дня, когда домохозяинъ его, купецъ Калабановъ, встрѣтившись съ нимъ въ подъѣздѣ, не потянулъ въ сторону свое отвислое чрево, какъ онъ обыкновенно это дѣлалъ, а напротивъ, выпятилъ его впередъ, и не снявъ съ головы котелка, а только махнувъ двумя пальцами кверху, - заступилъ ему дорогу и произнесъ своимъ хриплымъ, давно "перехваченнымъ" на какомъ-то буянѣ голосомъ: А у васъ, господинъ Гладышевъ, контрактъ кончается...
Петръ Петровичъ при этомъ поморщился: онъ уже издалека предвидѣлъ надбавку на квартиру, а независимый первогильдейск³й видъ Калабанова не предвѣщалъ ничего добраго. Не понравилось Петру Петровичу также и то, что Калабановъ назвалъ его "господиномъ Гладышевымъ", тогда какъ прежде всегда величалъ по имени и отчеству.
- Да, такъ что-же? Я хотѣлъ-бы квартиру за собой оставить, - сказалъ онъ. Калабановъ моргнулъ бровями и посмотрѣлъ въ сторону.
- Можно и за вами оставить; только подороже платить придется, - отвѣтилъ онъ.
- А сколько?
- Три бумажки на васъ надбавлено; полторы тысячи платить будете.
- Триста рублей сразу! это разбой! - вырвалось у Гладышева.
- Какъ угодно. Не принуждаемъ, значитъ.
Гладышевъ разозлился, разгорячился, и сказалъ домовладѣльцу что-то не лестное для послѣдняго. Калабановъ только погладилъ рукой бороду.
- Такъ позволите, стало-быть, билетики налѣпить? - спросилъ онъ.
Къ утру слѣдующаго дня Гладышевъ, однако, одумался. Разсчитавъ, онъ сообразилъ, что переѣздъ на новую квартиру, да пригонка драпировокъ и мебели обойдется, пожалуй, не дешевле трехсотъ рублей; а еще сколько безпокойства и потери времени... Онъ рѣшилъ согласиться на надбавку, но контрактъ, изъ предосторожности, заключилъ только на годъ: можетъ быть цѣны опять понизятся, такъ зачѣмъ же себя связывать.
Но прошелъ годъ, и Петръ Петровить съ ужасомъ слышалъ со всѣхъ сторонъ, что цѣны на квартиры не только не падаютъ, а растутъ непомѣрно. Неужели и ему сдѣлаютъ новую надбавку? Лишн³е триста рублей, всыпанные въ карманъ Калабанова, уже заставили Петра Петровича урѣзать до крайности свой семейный бюджетъ. Другихъ урѣзокъ онъ и придумать не могъ. И онъ съ непр³ятнымъ стѣснен³емъ сердца ждалъ новаго разговора съ Калабановымъ.
Но вмѣсто домохозяина явился дворникъ и предъявилъ новое росписан³е всѣхъ квартиръ, по повышеннымъ цѣнамъ. Противъ номера, занимаемаго Гладышевымъ, стояла цифра: 2000.
Петръ Петровичъ ужаснулся.
- Да что, твой хозяинъ съ ума сошелъ, что-ли? - накинулся онъ на дворника.
- Намъ это неизвѣстно, - спокойно отвѣтилъ тотъ. - Намъ только сказано, оповѣстить жильцовъ. Кому, значитъ, не нравится, такъ чтобъ съѣзжали.
- Ну, такъ скажи, что мнѣ не нравится, и я съѣду.
- Мы это очень понимаемъ.
И вотъ, съ этого дня жизнь Петра Петровича Гладышева была окончательно отравлена. Еще раньше, чѣмъ онъ предпринялъ поиски за квартирой, онъ уже ощутилъ отражен³е калабановской политики на всѣхъ крупныхъ и мелкихъ сторонахъ своего существован³я. Извозчики, возивш³е его въ департаментъ за 20 коп., стали, словно сговорясь, требовать 30 копѣекъ.
- Почему-же, почему, если раньше я всегда ѣздилъ за двугривенный? - спрашивалъ озадаченный Петръ Петровичъ.
- Помилуйте, сударь, сами знаете, нынче все дороже стало, - отвѣчали ему извозчики.
Хозяйственные счеты точно также стали рости съ неумолимой послѣдовательностью. Вмѣсто 3 рублей кухоннаго расхода, счеты кухарки поднялись до 3 1/2, потомъ до 4 руб.
- Почему? - допытывался Гладышевъ у кухарки.
- Кто ихъ знаетъ, лавочниковъ; говорятъ, нынче все дороже стало, - объяснила та.
Дача въ Павловскѣ, которую Гладышевъ пять лѣтъ кряду нанималъ за 300 рублей, вдругъ оказалась цѣною въ 400. Ломовые извозчики, перевозивш³е его пожитки всегда по четыре рубля съ подводы, потребовали по шести руб. Дворникъ на дачѣ, довольствовавш³йся за воду пятью рублями, заломилъ восемь, и едва помирился на семи.
- Почему? почему? - уже съ растеряннымъ видомъ спрашивалъ всѣхъ Гладышевъ.
И отъ всѣхъ получалъ одинъ и тотъ же отвѣтъ:
- Сами знаете, нынче все дорожѣ стало.
Но почему же самъ онъ не сталъ дороже? Почему онъ по прежнему получаетъ три съ половиной тысячи казеннаго жалованья, и полторы тысячи за занят³я въ одномъ частномъ учрежден³и? Этого ему никто не могъ объяснить, но общ³й голосъ твердилъ одно и то же:
- Нынче все дороже стало.
Это былъ какой-то стих³йный звукъ, стоявш³й въ воздухѣ, и вмѣстѣ съ воздухомъ проникавш³й все существо его. До такой степени проникавш³й, что Петръ Петровичъ началъ даже какъ будто заговариваться, и на вопросъ жены, вѣтрено-ли сегодня на дворѣ, иногда отвѣчалъ:
- Сама знаешь, нынче все дороже стало.
Надо было, однако, привести въ извѣстность, выразить въ цифрахъ все то, что означала эта жестокая фраза, этотъ стих³йный звукъ, эта отрыжка калабановскаго пищеварен³я. Петръ Петровичъ подсчиталъ, и ужаснулся. Выходило, что не касаясь квартирнаго вопроса, огульное наращиванье цѣнъ на все потребное въ жизни составляло уже болѣе тысячи рублей въ годовой смѣтѣ. А при этомъ жена весьма резонно ставила на видъ, что Липочка, старшая дочь, кончила гимназ³ю, и съ осени ее придется возить къ знакомымъ, и у себя собирать гостей; и что остальныя дѣти тоже стали на годъ старше, и содержан³е и воспитан³е ихъ требуютъ лишнихъ расходовъ, - а вѣдь ты, - добавляла жена, - ты самъ знаешь, нынче все дороже стало.
И всѣ, - Липочка, остальныя дѣти, прислуга, лавочники, разносчики, всѣ, на каждомъ шагу, на разные голоса, повторяли одинъ и тотъ же припѣвъ:
- Нынче все дороже стало.
Но, однако, что же дѣлать? Гдѣ взять эту недостающую тысячу? Какъ устроиться съ квартирой?
Петръ Петровичъ разсудилъ, что какъ бы тамъ ни было, а безъ квартиры остаться никакимъ образомъ нельзя. Можно влѣзть въ долги, можно ходить дома въ старомъ халатѣ и протертыхъ туфляхъ, чтобы сберечь пиджачную пару и ботинки, можно дѣлать на завтракъ смоленскую кашу, а на обѣдъ лапшу, но квартира, приличная квартира во всякомъ случаѣ необходима.
И Петръ Петровичъ принялся искать квартиру. Онъ уже не пилъ отраву жизни глотками, онъ захлебывался въ ней.
Въ справочной конторѣ ему дали нѣсколько адресовъ. Оказалось, что всѣ эти квартиры уже сданы. Только въ одномъ мѣстѣ на окнахъ еще виднѣлись билеты. Петръ Петровичъ бросился въ подъѣздъ. Стоявший передъ дверью швейцаръ смѣрилъ его такимъ взглядомъ, который ясно обнаружилъ всю прикосновенность достойнаго привратника къ калабановскому торжеству, и всю глубину разнувдавшейся хамской наглости. На вопросъ Петра Петровича: сдается-ли квартира? - онъ только насмѣшливо сощурилъ глаза и пропустилъ сквозь усы:
- Чего-съ?
- Сдается у васъ квартира?
- Квартира?
- Не понимаешь меня, что-ли? Я хочу посмотрѣть квартиру.
- Да вамъ какую надобно?
- Покажи ту, которая сдается.
- Чего зря показывать? Я васъ толкомъ спрашиваю, какая вамъ требуется квартира? Можетъ у насъ и есть, да не про вашу честь.
Петръ Петровичъ оглянулся; по другой сторонѣ улицы какъ разъ въ эту минуту проходилъ полицейск³й офицеръ.
- Видишь ты тамъ помощника пристава? - указалъ на него Гладышевъ швейцару. - Не желаешь ли, чтобъ я попросилъ его научить тебя, какъ разговаривать съ нанимателями?
Физ³оном³я швейцара мгновенно преобразилась, точно по ней хлестнули бичемъ. Онъ быстро отворилъ дверь и проговорилъ совершенно другимъ, до гадости слащавымъ голосомъ:
- Пожалуйте, сударь, сейчасъ покажемъ. Какь-же не показать? Мы это очень обязаны.
Квартира оказалась дрянь-дрянью, как³я-то косыя стѣны, покоробивш³яся двери, темнота и грязь.
- Будетъ ремонтъ, что-ли? - спросилъ Гладышевъ.
- Какъ-же-съ, ремонтъ безпремѣнно требуется, - отвѣтилъ швейцаръ. - Хозяинъ такъ и наказывалъ: безъ ремонту, говорить, не отдавай.
- То-есть, что это значитъ: безъ ремонту не отдавай? - не понялъ Гладышевъ.
- А значитъ, весь ремонтъ, какъ слѣдуетъ, отъ жильца полагается. Чтобы въ исправности было.
Петръ Петровичъ даже сплюнулъ съ досады, снова сѣлъ на извозчика и поѣхалъ, поглядывая на окна. Вотъ опять видны билетики; высоко, въ пятомъ этажѣ, но что же дѣлать.
Швейцаръ, съ насупленными бровями и бакенами вродѣ обломовскаго Захара, съ зловѣщимъ видомъ заступилъ Гладышеву дорогу.
- Вы изъ какихъ будете? - спросилъ онъ тономъ участковаго унтера, къ которому привели новаго бродягу.
- Покажи-ка мнѣ квартиру, - сказалъ Гладышевъ.
- При казенной должности состоите, аль какъ? - продолжалъ швейцаръ.
- Ну, состою; тебѣ-то что?
- Мы жильцовъ пускаемъ только которые при казенной должности. А семейство большое?
- Я, жена, трое дѣтей.
- Въ законѣ, стало быть? У насъ на это большое вниман³е. Если по пачпорту что окажется, хозяинъ контракта не дастъ; онъ напередъ въ пачпорты смотритъ. А собаки есть?
- Есть.
- Неподходяще это. У насъ собачниковъ во всемъ домѣ нѣтъ. Кошку, это можно; кошка для крысъ.
Петръ Петровичъ задумался. Ужь не пожертвовать-ли Карушкой и Мимишкой? Чортъ возьми, не остаться же изъ-за нихъ безъ квартиры.
- Ладно; посмотрѣть-то квартиру можно? - сказалъ онъ.
- А вы хозяину-то неизвѣстны? - спросилъ швейцаръ. Потому, хозяинъ любитъ больше знакомымъ сдавать. А не то, можетъ рекомендацию имѣете?
- Нѣтъ, не имѣю. Можно у прежняго хозяина справиться.
- Не съ руки. Мы за жильцомъ не бѣгаемъ. Нынче жилецъ самъ во-какъ кланяется. Пороги отбиваетъ.
- Квартиру-то покажете?
- Показать можно; только ничего съ того не будетъ. Не отдастъ вамъ хозяинъ.
- Это почему-же?
- По разговору вашему видать. Хозяинъ любитъ, чтобы съ почтительностью. Онъ первымъ дѣломъ требуетъ, чтобы жилецъ искательство показалъ.
- А кто такой хозяинъ-то вашъ?
- Торжковск³й 2-й гильд³и купецъ. Выгребными ямами занимается. Въ большихъ подрядахъ состоятъ.
Петръ Петровичъ со злости даже разсмѣялся, и рѣшилъ, что на сегодня довольно.
А завтра будетъ тоже, и послѣзавтра тоже, и т. д. Ежедневно будетъ вливаться въ него отрава жизни, и непрерывно, днемъ и ночью, будетъ звенѣть въ его ушахъ все одинъ и тотъ же припѣвъ:
- Нынче все дороже стало.
Въ увеселительномъ саду довольно много народу. Румынск³й оркестръ гудитъ и подвизгиваетъ на эстрадѣ. На песчаной площадкѣ, обставленной жиденькими деревцами, темнота почти непроницаемая. Прогуливаются, а больше топчутся на мѣстѣ, мужчины самаго разнообразнаго вида, и въ различныхъ градусахъ внутренней температуры. Между ними шмыгаютъ, какъ тѣни, как³я-то дѣвицы съ сумочками въ рукахъ, и садовыя "мамаши", постоянно имѣющ³я о чемъ-то переговорить съ буфетными лакеями. Поближе къ театру медленно прохаживаются "этуали", въ громадныхъ шляпахъ и изумительныхъ накидкахъ, и при каждомъ поворотѣ къ нимъ кто нибудь подбѣгаетъ и кто нибудь отъ нихъ отбѣгаетъ. Въ углу террассы, за столикомъ, сидятъ двое молодыхъ людей щеголеватаго вида. Одному, худощавому блондину, почему-то очень жарко; онъ распахнулъ пиджакъ и сдвинулъ на затылокъ котелокъ, съ наслажден³емъ подставляя влажный лобъ медленному, тяжелому течен³ю сырого воздуха. Другой, нѣсколько полный, съ подстриженной темной бородкой, застегнулъ на всѣ пуговицы долгополое пальто, и откинувшись на спинку стула, покачиваетъ вправо и влѣво поставленную подлѣ ногъ палку съ серебрянымъ крюкомъ. На столикѣ передъ ними стоитъ бутылка минеральной воды.
- Да, дружище, чортъ знаетъ что такое! - говоритъ первый. - Двѣ недѣли бѣгаю какъ собака на поискахъ квартиры, и ничего не могу сдѣлать. Такой, какъ мнѣ нужно, совсѣмъ нѣтъ, а за разную дрянь требуютъ тройную цѣну. Ты для себя тоже ничего не нашелъ?
Нѣсколько полный господинъ - фамил³я его была Бобылковъ - отрицательно покачалъ головой и помахалъ передъ носомъ указательнымъ пальцемъ.
- Знаешь, - продолжалъ первый, по фамил³и Варгасовъ, - мнѣ пришла въ голову идея. Не устроиться-ли намъ съ тобой вмѣстѣ, э? И квартирку побольше легче найти, и дешевле выйдетъ. Э?
Бобылковъ поднялъ палку и уперся подбородкомъ въ набалдашникъ. Лицо его приняло задумчивое выражен³е.
- Чтожъ, въ принципѣ твоя идея недурна, - процѣдилъ онъ. - Одну квартиру, очевидно, скорѣе можно найти, чѣмъ двѣ. И притомъ, мы хорошо знаемъ другъ друга, и наши привычки и вкусы имѣютъ много общаго. Комнаты три, четыре. Парадный ходъ, это первое услов³е. Гостиная общая - мы выберемъ изъ твоей и моей мебели, что получше. Столовая тоже общая. Затѣмъ, отдѣльныя спальныя. Рублей сто въ мѣсяцъ, а?
Варгасовъ потеръ рукою свой открытый лобъ.
- Я предпочелъ бы что-нибудь получше: комнатъ шесть-семь, не выше третьяго этажа, съ высокими потолками, - сказалъ онъ. - Балконъ тоже былъ бы не лишн³й.
- Такъ вѣдь это, братецъ, двумя тысячами пахнетъ! - возразилъ Бобылковъ.
- Около того; но не все-ли намъ равно? - отозвался Варгасовъ.
Бобылковъ наклонился къ нему, какъ бы не разслышавъ.
- Э? - произнесъ онъ.
Варгасовъ въ свою очередь вытянулся черезъ столъ.
- Моя идея заключается не только въ томъ, чтобы жить вмѣстѣ; я имѣю въ виду извлекать изъ этого кое-как³я выгоды, - отвѣтилъ онъ. - Во первыхъ, живя вдвоемъ, мы будемъ платить только первые мѣсяцы, а потомъ бросимъ это глупое занят³е.
- Э? - повторилъ Бобылковъ.
- Само собою, - продолжалъ Варгасовъ. - Контрактъ подпишемъ мы оба - это непремѣнное услов³е. Каждый по очереди будетъ просить отсрочки и увѣрять, что черезъ недѣлю деньги будутъ уплачены. Затѣмъ, когда дѣло дойдетъ наконецъ до суда, насъ опять двое, и мы оба судимся поочереди. Въ первое засѣдан³е я не приду, во второе ты. Заочное рѣшен³е по отношен³ю ко мнѣ, заочное решен³е по отношен³ю къ тебѣ. Вторичное разбирательство, потомъ аппеляц³я, потомъ свидѣтельство доктора о моемъ опасномъ положен³и, потомъ о твоемъ. А тамъ весна, и мы перебираемся на дачу... А кромѣ того, ты не забудь, сколько мы можемъ наскандалить вдвоемъ. Хозяина можно до того довести, что онъ самъ готовъ будетъ намъ отступного заплатить, чтобы только мы съѣхали.
Бобылковъ задумчиво сощурилъ глаза.
- Гм! произнесъ онъ; - если обсудить, твоя идея представляется не лишенною практическаго смысла. Главное, пр³ятно учинить нѣкое издѣвательство надъ господиномъ домовладѣльцемъ.
- Я думаю! - подкинулъ головой Варгасовъ. - Не так³е же мы дураки, въ самомъ дѣлѣ, чтобъ допустить ихъ хозяйничать въ нашихъ карманахъ. Я имѣлъ прекрасную квартиру за 900 рублей. Теперь за такую надо дать полторы тысячи. Но развѣ я могу? Развѣ ты можешь?
Бобылковъ, вмѣсто отвѣта, оглянулся и мигнулъ лакею.
- Бутылку "Вайтъ-старъ"! - приказалъ онъ.
- По случаю идеи? - спросилъ Варгасовъ.
Пр³ятель кивнулъ головой.
- Ба, застаю васъ за отличнымъ занят³емъ, - произнесъ господинъ лѣтъ пятидесяти, предусмотрительно одѣтый въ толстое пальто, и подошедш³й къ нимъ въ одно время съ появившейся на столѣ бутылкой.
- Здравствуйте, Петръ Ивановичъ, присядьте, - привѣтствовали его молодые люди. - Нашли наконецъ квартиру?
Подошедш³й только рукой махнулъ.
- Нашелъ чортъ знаетъ что такое, - отвѣтилъ онъ. - Пять крошечныхъ комнатъ въ пятомъ этажѣ, за полторы тысячи. Повернуться негдѣ. Въ спальной 600 кубическихъ футовъ воздуха на двоихъ, а такъ какъ супруга моя поглощаетъ воздуху вдвое противъ меня, то на мою долю придется только 200 футовъ. А я астмой страдаю. Половину вещей маклакамъ продаю - не влѣзаютъ. Хотѣлъ библ³отеку сбыть, да букинисты не берутъ, говорятъ, что теперь эти библ³отеки къ нимъ изъ каждой квартиры тащутъ. Кабинетъ свой въ столовой за буфетомъ устраиваю, и на обѣденномъ столѣ Ванѣ на ночь стелить будутъ. Въ мастерскихъ запрещается рабочимъ на столахъ спать, а мнѣ, Богъ дастъ, не запретятъ.
- Вотъ, вотъ! вотъ какое положен³е! - кивнулъ Бобылковъ Варгасову.
- И то, батюшки мои, радъ, что какъ нибудь устроился, - продолжалъ Петръ Ивановичъ. - Лишн³е пятьсотъ рублей платить придется, да жена, спасибо ей, ободряетъ: не унывай, говоритъ, Петя, на чемъ нибудь наверстаемъ. А по правдѣ, гдѣ же тутъ наверстать? Ну, да вѣдь не на улицѣ-же оставаться. Пока хватитъ, буду платить, а тамъ будь что будетъ...
Молодые люди переглянулись.
- И контрактикъ подписали? - спросилъ Бобылковъ.
- Подписалъ. Сначала перепугался, какъ прочиталъ, а потомъ думаю: пропадать, такъ пропадать, все едино, - отвѣтилъ Петръ Ивановичъ. - Услов³я, надо сказать, самыя ужасающ³я. Въ полномъ смыслѣ слова петлю себѣ на шею надѣлъ, да думаю: не душегубецъ же въ самомъ дѣлѣ хозяинъ, авось не затянетъ.
- А услов³я ядовитыя? - полюбопытствовалъ Варгасовъ.
- Не только что ядовитыя, а унизительныя, - отвѣтилъ Петръ Ивановичъ. - Прямо какой-то договоръ съ человѣкомъ низшей расы, или съ бѣглымъ мазурикомъ. Въ чемъ я только не обязался! И за прислугой смотрѣть, и помоевъ въ квартирѣ не держать, и не выпускать на дворъ собакъ безъ провожатаго, и несуществующ³е ключи въ дверяхъ сдать въ цѣлости, и вьюшки оберегать, и обоевъ не пачкать. А за всякую неисправность - штрафъ, по усмотрѣн³ю хозяина, вотъ какъ на фабрикахъ рабочихъ штрафуютъ. Изъ крана, напримѣръ, будетъ течь, у нижнихъ жильцовъ потолокъ подмокнетъ - и воленъ хозяинъ взыскать съ меня убытки, по его собственной оцѣнкѣ. Задвижка у окна потерялась - опять можетъ хозяинъ взыскать, и не столько, сколько задвижка стоитъ въ лавкѣ, а по его собственной оцѣнкѣ: захочетъ - двугривенный, а захочетъ - десять рублей. Въ кабалу вошелъ, одно слово.
- Зачѣмъ-же вы так³я разбойничьи услов³я подписали? - спросилъ Бобылковъ.
- А какъ-же-бы я ихъ не подписалъ? - возразилъ Петръ Ивановичъ. - За мѣсяцъ впередъ я уже заплатилъ, вещи перевезъ, на гербовую бумагу деньги выдалъ, - тутъ мнѣ и приносятъ контрактъ. Какъ-же я его не подпишу? И деньги, и время потерять, и безъ квартиры остаться? Нѣтъ, батенька, тутъ чорту душу прозакладываешь, не то что свои пожитки.
- А развѣ пожитки у васъ заложены? - удивился Варгасовъ.
- Да все по тому-же контракту. Въ случаѣ моей неисправности, домовладѣлецъ имѣетъ право задержать мое имущество. Развѣ это не значитъ, что вся моя движимость у него въ закладѣ? У меня ея тысячъ на пять, а онъ можетъ за мѣсячную плату ее задержать, и потомъ судись съ нимъ. А исправность моя тоже отъ него самого зависитъ, и если захочетъ, чтобъ я былъ неисправенъ, то ужъ никакимъ способомъ я исправнымъ оказаться не могу.
- Это какъ-же такъ? - удивился Бобылковъ.
- А очень просто, - объяснилъ Петръ Ивановичъ. - Въ контрактѣ сказано, что долженъ я вносить плату за мѣсяцъ впередъ, безъ всякаго промедлен³я. Ну, я перваго числа посылаю за дворникомъ. Дворникъ ушелъ, скоро будетъ. Я уѣзжаю на службу, оставивъ деньги у жены. Возвращаюсь къ обѣду, и узнаю, что сколько ни посылали за дворникомъ, онъ не являлся. Я ѣду къ хозяину - не принимаетъ, спитъ. Ѣду вторично вечеромъ - уѣхалъ. Посылаю деньги на завтра утромъ - не принимаютъ: просрочено-молъ, извольте очистить квартиру въ 7-дневный срокъ, уплатить все по срокъ контракта, а за излишне прожитое время - по десяти рублей въ сутки пени.
- Но это-же совсѣмъ чортъ знаетъ что такое, - воскликнулъ Бобылковъ. - Такого контракта никакой судъ не приметъ во вниман³е.
- Не знаю-съ, не юристъ, - отвѣтилъ Петръ Ивановичъ. - Я такъ полагаю, что домохозяева не имѣютъ въ виду явно злоупотреблять контрактомъ, и всѣ эти услов³я придумываютъ для нихъ как³е-нибудь подъяч³е, просто по глупости, "чтобъ крѣпче было"; однако, все-же таки, чувствовать себя въ полной власти какого-то невѣдомаго мнѣ отставного надворнаго совѣтника Шилохвостова - согласитесь, немножко какъ-то обидно.
Варгасовъ совсѣмъ сдвинулъ шляпу на затылокъ, и потеръ мокрый лобъ рукою.
- Знаете что, у меня опять явилась идея, - сказалъ онъ. - Очевидно, сегодня мой счастливый день. Послушайте, Петръ Ивановичъ, выдайте мнѣ довѣренность.
- Что? зачѣмъ? - переспросилъ Петръ Ивановичъ.
- Выдайте довѣренность, настоящую, у нотар³уса, и живите себѣ спокойно въ домѣ вашего Шилохвостова, - продолжалъ Варгасовъ. - Даже, если перваго числа не при деньгахъ будете, недѣльку спокойно повременить можете. А я изъ этого домохозяина вашего буду веревки вить.
- Да что вы? какимъ образомъ? - усомнился Петръ Ивановичъ.
- Только выдайте довѣренность, - повторилъ Варгасовъ. - Помилуйте, я сейчасъ же противъ него уголовное дѣло начинаю. Вѣдь этак³й контрактъ - явное вовлечен³е въ невыгодную сдѣлку, и приготовлен³е къ покушен³ю. Зачѣмъ, напримѣръ, позвольте васъ спросить, ему понадобилось право захватить всю вашу движимость, цѣною въ пять тысячъ, когда, для обезпечен³я простоя въ нѣсколько дней, ему достаточно одного коммода? Зачѣмъ онъ желаетъ получить за ключи и вьюшки непремѣнно по своей оцѣнкѣ, а не по дѣйствительной стоимости? Объ этомъ, милостивые государи мои, слѣдуетъ разсудить!
- Да просто затѣмъ, что какой-то подъяч³й сочинилъ ему "образецъ контракта, чтобы крѣпко было", а онъ и обрадовался, - сказалъ Петръ Ивановичъ.
- А мнѣ это неизвѣстно, неизвѣстно это мнѣ! - возразилъ Варгасовъ. - Вы склоняетесь въ сторону довѣр³я, а господину прокурору подобаетъ склоняться въ сторону обвинен³я. Вотъ тутъ и поговоримъ. Не ручаюсь, дѣло я могу и проиграть, да вѣдь до тѣхъ поръ страху-то что напущу вашему господину Шилохвостову... Такъ дадите довѣренность, Петръ Ивановичъ?
- Что-жъ, если онъ со мной такъ поступаетъ, мнѣ нѣтъ причины заботиться о его спокойств³и, - согласился Петръ Ивановичъ. - Совсѣмъ у васъ тутъ совѣтъ нечестивыхъ собрался, - разсмѣялся онъ.
- Вотъ и чудесно. А ты, Бобылковъ - обратился Варгасовъ къ товарищу, - когда будешь искать квартиру, требуй у дворниковъ образецъ контракта: если съ кляузами, дороже давай. Скручу!
И выливъ въ стаканъ остатки вина, Варгасовъ выпилъ залпомъ, запивая разомъ обѣ счастливыя идеи.