Дживелегов Алексей Карпович - Данте Алигиери. Жизнь и творчество

идел он своих политических врагов или людей низких: изменников, предателей. Таков был у него темперамент.

Кипучий, живой, страстный, он был примирителем его внутренних противоречий, разрешителем его душевных конфликтов, источником радости, орудием творчества. Ничто человеческое не было чуждо ему. У Боккаччо есть любопытное, очень мимолетное замечание, которое стыдливо замалчивают биографы Данте: мало ли что пишет легкомысленный новеллист. Боккаччо говорит: "Наряду со столькими достижениями, наряду с такими знаниями, какими обладал этот чудодейственный поэт, была в нем чувственность, и не только в молодые годы, но и в зрелые. Этот недостаток, хотя и естественный и обычный, даже, можно сказать, необходимый, не только нельзя одобрять, но неловко и оправдывать. А все-таки кто среди смертных будет неумытным судьей и осудит его? Не я!"

Еще бы! Милый Боккаччо! Кого он когда осуждал за эти вещи! Да Данте и сам не скрывал этой черты своего характера. В XXVII песне "Чистилища" он поведал об этом в потрясающей картине очищения огнем: следом за "отцом" Гвидо Гвиницелли и провансальским поэтом Арно Даниэлем, очищавшимся от греха сладострастия, между Вергилием и Стадием принял муку огня и Данте.

Темперамент и страсть сделали Данте-поэта поэтом гениальным. Только способность страстно откликаться на дела своего времени, только способность страстно любить и страстно ненавидеть носителей той или иной идеи, живых и мертвых, сделали Данте поэтом, понятным всем временам.

Off боялся расплескать сокровища своего внутреннего мира и уходил от людей, когда они ему докучали попусту. И был высокомерен только с такими, ибо знал себе цену и был исполнен чувства достоинства. Боккаччо не забыл упомянуть, что в вопросах чести он был очень чувствителен. Мы верим новеллисту и склоняемся перед поэтом, читая очень сокрушенные, но такие гордые строки в начале XXV песни "Рая", в которых он оплакивает навек недоступную ему родину.

 

 

4. Данте в Равенне

Гвидо да Полента, синьор Равенны, был племянником Франчески да Римини, которой Данте воздвиг памятник в V песне "Ада". Гвидо правил своей вотчиной с 1316 года. Маленький город, славный своими византийскими базиликами и мавзолеями, стоял "у сонной вечности в руках", в опасном месте между Венецией и Вероной, в сфере достижений Болоньи и Феррары. Его правителю нужно было много дипломатического искусства, чтобы крепко держаться единственно возможной политической позиции - нейтралитета. Сам Гвидо был немного поэт, писал баллады, еще не тронутые влияниями "сладостного нового стиля", и в одну из них вставил строку из жалобы Франчески у Данте. Двор у него был скромный и не мог равняться даже отдаленно с веронским великолепием Кангранде.

Но Данте поселился в Равенне охотно, так как там он получил возможность объединить около себя своих детей: сыновей Якопо и Пьетро и дочь Антонию, которая постриглась под именем Беатриче, вероятно, после смерти отца. Сыновья уже были устроены самостоятельно. Гвидо, конечно, льстило, что его двор украшен пребыванием поэта, чье имя было знаменито в Италии: "Ад" и "Чистилище" были уже распространены во многих списках.

Данте не пришлось долго дожидаться доказательств своей популярности. Однажды он получил латинское, написанное гекзаметрами письмо из Болоньи от профессора латинской поэзии в болонском Студио Джованни дель Вирджилио. Ученый филолог и страстный поклонник римских поэтов писал, что ему привелось прочесть "Ад" и "Чистилище", где его кумиру Вергилию отведена столь большая и славная роль. Он был в восторге, но в то же время сокрушается, почему Данте, воспевая Вергилия, пишет не его языком, а на жалком volgare.

Зачем, говорит филолог, бросать народу столь высокие мысли, описывая участь душ в царствах вечности. Ведь мы, высохшие в ученых трудах, не прочтем ни строки из того, что ты написал. Народ же не поймет, что такое бездны Тартара и что такое небесные тайны, в которые едва надеялся проникнуть Платон. Народ будет выкрикивать на улице твои стихи, не понимая их. Не мечи поэтому бисера перед свиньями, не одевай в недостойные одежды кастальских девственниц, а воспевай героические сюжеты на любимые темы: экспедицию Генриха, тосканскую войну Угуччоне, падуанский поход Кангранде.

Письмо писано либо в конце 1319, либо весной 1320 года. Оно задело Данте главным образом потому, что в нем был намек: если поэт перейдет на латинский язык, его может ожидать коронование поэтическим венцом - честь, которой недавно удостоился в Падуе Альбертино Муссато. И Данте захотелось ответить - и чтобы показать, что он может писать латинские стихи, и чтобы объяснить свой образ действия. Он сложил эклогу в манере Вергилия, обещая в ней же, что всех эклог будет, как в "Буколиках", десять. В прозрачных аллегориях Данте намекнул, что боится ученой Болоньи и предпочитает быть увенчанным родным городом.

Джованни сейчас же ответил поэту второй эклогой, в которой высказывал ему сочувствие по поводу его страданий, рассеял его опасения насчет Болоньи и продолжал приглашать его туда, обещая всякие почести. Но Данте во второй эклоге, которая относится к последним дням его жизни, окончательно отклонил предложение ехать в Болонью, говоря, что из Равенны его не пустят, и намекал, что желанный венок ждет его в Равенне.

Мы не знаем, давал ли ему Гвидо да Полента понять, что готовит ему поэтическое венчание, или это было предположение Данте, - во всяком случае, он пользовался добрым и почтительным вниманием Гвидо. Данте самому, очевидно, было приятно предложить синьору города свои услуги для выполнения его поручений. Поэтому, когда между Равенной и Венецией возникли недоразумения, грозившие разрывом, и пришлось посылать в лагуну послов, тем послом, которым должен был окончательно уладить спорные вопросы, был выбран Данте.

Он выполнил поручение, и успешно. Но какой ценой!

 

 

5. Последние годы и смерть

Последние годы Данте усиленно работал над "Раем". Словно чувствуя, что близок его час, он торопился кончить третью и последнюю часть поэмы.

Под Равенной, в сторону Адриатики, от которой нанесенные рукавами По пески все дальше отодвигают древний город, тянулся в те дни лес пиний, славная Пинета, которую воспевало столько поэтов. С нее Данте описывал свои райские кущи. В ее чащу Боккаччо завел в одной из новелл Декамерона жестокосердых равеннских красавиц, чтобы напугать их адской охотой и заставить быть добрее к поклонникам. Пинета стоит еще и сейчас, поредевшая, с широкими просветами, которых раньше не было, - их проделали грозы, пожары, кощунственные рубки, - но такая же прекрасная. И сейчас дует и свистит среди пиний горячий сирокко и качаются с тихим поскрипыванием, медленно и торжественно, словно памятуя о прошлом, верхушки дерев и глядятся в воды каналов. И сейчас стаи птиц поют на ветках, с моря несет свежестью, которая безуспешно силится остудить жаркое дыхание сирокко, а зато солнце без всяких усилий пробивает своими лучами зеленую сень, уже не такую густую, как во времена Настаджо дельи Онести.

Сюда, в тихую Пинету, в ее глушь, под тень ее дерев, любил уходить Данте, чтобы чеканить терцины "Рая", "музыки миров". Здесь у него складывались суровые напутствия Каччагвиды, гордое вступление XXV песни, просветленный образ Беатриче, молитва св. Бернарда, мистическая Роза. Он слушал и не слышал журчанье воды в каналах, жужжанье пчел над головой, меланхолический шелест огромных темно-зеленых шапок, шуршание игл под ногами. И сам он должен был казаться собирателям хвороста и дровосекам единственным посетителем Пинеты - каким-то чародеем. Он был в черном одеянии, в черном капюшоне, с книгой в руках, высокий, уже согбенный; глаза его горели в экстазе творчества, ноздри орлиного носа дрожали, а тонкие губы тихо шептали какие-то слова. Что это могло быть, кроме заклинаний! Иногда его сопровождала молчаливая девушка в белом, которую он тоже не видел, пока она не подходила к нему и не подносила к губам его руку. Тогда его взор светлел, в нем пробегала человеческая, земная, ласковая улыбка: он понимал, что пора идти домой. Дома он заносил на пергаментные листки своим тонким удлиненным почерком терцины, сложенные за день.

Гвидо не нарушал этого напряженного творчества, пока поэма не была кончена. Миссия в Венецию была поручена Данте после того, как были написаны последние слова:

Любовь, что двигает и солнце и светила.

Данте поехал с радостью. Близилась осень. Жаркая пора миновала. Дорога из Равенны в Венецию продолжалась сухим путем не более трех дней. Три дня туда, три дня обратно.

Он скоро должен был вернуться к семье. И вернулся, но с малярией, захваченной в болотистых испарениях По. Крепкий организм поэта был ослаблен усиленной работой над поэмой, требовавшей нечеловечески нервного напряжения. Болезнь усиливалась непрерывно, и сердце, вмещавшее столько любви и столько ненависти, израненное столькими страданиями, не выдержало. В ночь с 13 на 14 сентября 1321 года Данте Алигиери умер.

Когда поэта не стало, домашние начали искать то, что было хранилищем его души, его "Комедию". Первые две части (кантики) были давно уже распространены, но "Рай" еще не был обнародован. Поиски быстро обнаружили наиболее значительную часть последней кантики, но заключительные песни куда-то исчезли. Между тем всем близким было хорошо известно, что "Рай" был доведен до конца. Сыновья были в отчаянии. Тогда Данте явился к Якопо во сне и указал, куда он спрятал последние песни перед отъездом в Венецию. Именно там их и нашли. Легенда трогательно украшала чудесами все, что было связано с поэтом. Тем не менее она ценна потому, что, во-первых, подтверждает факт посмертного опубликования "Рая", а во-вторых, сообщает, с каким тревожным вниманием относились современники к тому, будет или не будет завершена "священная" поэма.

Гвидо да Полента почтил славного друга достойным погребением. Данте был похоронен "с великими почестями, в одеянии поэта и великого философа": тело его по приказанию синьора города было украшено "поэтическим убором поверх погребального ложа". Поэтический венок, которого Данте тщетно дожидался при жизни, сопутствовал ему в могилу. По просьбе Гвидо самые почетные граждане Равенны донесли на своих плечах гроб с останками певца до места его последнего успокоения, небольшой капеллы при церкви Сан Франческо.

Когда весть о смерти Данте разнеслась по Италии, много было сложено стихов, посвященных его памяти. Среди них - и канцона старого друга Чино да Пистоя, и сонеты многих новых друзей. Но ни один голос сожаления не раздался во Флоренции. Для флорентийцев Данте все еще был автором писем времен экспедиции Генриха VII и не стал еще творцом "Комедии". Нужно было, чтобы прошло несколько десятков лет, только тогда флорентийцы опомнились. В это время поэма уже читалась и публично комментировалась не только в Болонье и Пизе, но и в самой Флоренции и не кто иной, как Джованни Боккаччо, под конец жизни стал объяснять великое творение. В 1396 году флорентийцы впервые сделали попытку получить из Равенны прах поэта, чтобы похоронить его, как он мечтал, в церкви Санта Кроче. Равенна отказала. И продолжала отказывать всякий раз, как Флоренция возобновляла просьбу. Не помогли и дипломатические шаги Лоренцо Медичи. Наконец флорентийцы дождались момента, когда, казалось, просьба не могла быть отвергнута. Вступил на папский престол Лев X Медичи, флорентиец, и другой флорентиец, равный по гению Данте, пламенный его почитатель, вдохновлявшийся образами "Комедии", Микеланджело Буонарроти, обратился к папе с просьбой поддержать ходатайство Флоренции о возвращении останков Данте в его родной город и обещал соорудить достойный его мавзолей. Это было в 1520 году. Невозможно было отказать в такой просьбе папе, тем более что за папой стоял сам Микеланджело. Равенна сдалась. Но... когда открыли саркофаг, он оказался пустым. Останки Данте исчезли. Ответ пришел во Флоренцию после долгого расследования, когда Лев X успел умереть, когда прошел год понтификата Адриана XI и папой снова был флорентиец, Климент VII, и тоже Медичи.

Францисканские монахи, не желая расставаться с драгоценной реликвией, пустились на хитрость. Не трогая саркофага, они пробили стенку капеллы, к которой он прислонен со стороны монастыря, и унесли прах поэта. Долгое время никто не знал, где он находится. Широкой публике ничего об этом объявлено не было, и по-прежнему толпы паломников стекались в Равенну, чтобы поклониться гробнице поэта.

Она находится с 1482 года в мавзолее, сооруженном архитектором и скульптором Пьетро Ломбарда по заказу Бернардо Бембо, отца знаменитого поэта. Бернардо был венецианским претором в Равенне, которая в это время принадлежала Венеции. В стене над саркофагом вделан его же барельеф, изображающий Данте задумавшимся над книгой. В 1870 году мавзолей был перестроен и получил свой нынешний вид. Его фасад выходит в узенькую улицу, так что до последнего времени трудно было даже окинуть его взором. Поэтому было решено освободить пространство перед ним от построек, чтобы мавзолей стал обозрим. Вокруг усыпальницы поэта воздвиглась "зона молчания".

И кости поэта находятся по-прежнему в гробнице. Их нашли 27 мая 1865 года случайно, при небольшом ремонте в соседней капелле монастыря. Когда снесли часть стены, то на месте заложенной двери оказался деревянный ящик с надписями, что в нем находится прах Данте, скрытый в этом месте фра Антонио Санти 18 октября 1677 года. Фра Антонио был монастырским канцлером и, вероятно, один знал место, где хранился прах поэта. Кости были положены в ящик орехового дерева и поставлены в старый саркофаг. Так, в шестисотлетнюю годовщину рождения поэта был вновь обретен его прах.

Флоренция просила у Равенны вернуть ей останки поэта в последний раз за год до того, как они были найдены. Конечно, ей было отвечено отказом.

Прах остался там, где поэт спокойно провел свои последние годы. И прибой Адриатики, который шумит вдалеке, и сирокко, который ревет в соседней Пинете, поют над его могилой свои вечные песни.

 

 

 

ГЛАВА VII

"Комедия"

1. Историческое значение "Комедии"

К концу XII века итальянская литература вышла на вольную дорогу, сливая воедино отмирающие, феодальные отголоски с крепнущими буржуазными мотивами, объединяя уцелевшие воспоминания от римских времен, принесенные из-за Альп рыцарские провансальские мотивы и новые религиозные настроения. Данте стоит у ее начала.

Подобно тому как буйные мелкие ручейки и бурливые речки, вливающиеся в озеро, вытекают из него широким, спокойным, многоводным потоком, оплодотворяющим землю на далекое пространство, так творчество Данте вобрало в себя все, что было сделано до него, и вернуло стране в виде законченных образцов, надолго оплодотворивших итальянскую литературу. И прежде всего оно дало итальянской литературе ее главное орудие: язык, в прозе и стихах доведенный до высокого совершенства одним исполинским усилием, язык - мы уже знаем - единственный из европейских, за 600 лет не ставший архаичным.

"Комедия" - главный плод гения Данте. Конечно, - об этом говорили неоднократно, - если бы не было "Комедии", Данте все-таки был бы гениальным поэтом: "Новой жизни", "Пира" и канцон хватит, чтобы отметить новую эпоху в итальянской поэзии. Но без "Комедии" Данте был бы просто гениальным поэтом. Он не был бы Данте, то есть мировым рубежом в литературе. "Комедия" подводит итог всему, что было пережито и передумано феодальной культурой: в ней "впервые заговорили десять немых столетий". Богослов и философ - Данте весь в прошлом. Но Данте-художник - дитя новой, буржуазной культуры, которая обострила в нем чувство действительности, дала зоркость и наблюдательность его глазу, вложила ему в душу беспокойный, чреватый поэтическими образами интерес к природе, понимание и признание всех душевных движений человека.

Мы видели, как развивалось и чем вызывалось это противоречие всей его жизни, раскалывавшее надвое его душу, вносившее такое мучительное смятение в его ум, наложившее на весь его облик вечную печать скорби. Сына свободной коммуны, дитя нового буржуазного гнезда "на полпути земного бытия" изгнание выхватило из родной среды, стало бросать от замка к замку, от двора ко двору, связало с императором, то есть поставило в центре феодальных стремлений, окунуло в купель рыцарской реакции. Но оно не могло вытравить из него то, что он впитал в себя, живя в кругу второй флорентийской стены.

"Комедия" не примиряет этого противоречия. Она раскрывает во всей его мировой значительности, во всей его пророческой символичности. Одиноким гигантом, подобно Горе очищения в безбрежном океане, стоит Данте на грани двух эпох, давая синтез одной, освещая пути для другой. Это сделала его "Комедия", детище его изгнания. В ней отразилось все, что в жизни было поэту дорого: любовь к Беатриче, научные и философские занятия, муки и думы, восторги и печали изгнанника. Данте прокалил пережитое на огне страсти, из личного превратил в общественное, из итальянского в мировое, из временного в вечное.

 

 

2. Даты создания трех кантик

Замысел "Комедии" относится к периоду работы над стихами и прозой "Новой жизни". Мысль о грандиозном славословии Беатриче сквозит и в центральной канцоне, и в заключительных строках "Новой жизни", а последний сонет книги даже как бы намечает поэтическую форму будущего панегирика. Но без усиленных занятий, в которые Данте втянулся после смерти Беатриче, поэма, раскрывшая в образах всю систему средневекового миросозерцания, не могла бы быть написана, как не могла она быть написана, если б жизненный опыт Данте не обогатился в острой политической борьбе, связанной с периодом эмиграции и интервенции. Поэтому кажутся такими наивными легенды, по которым - например, по письму фра Иларио - выходит, что в 1308 году были готовы не только "Ад", но и обе другие кантики.

Что мы можем считать более или менее установленным в хронологии поэмы? Эти вопросы являются едва ли не наиболее спорными во всей дантологии. Можно считать установленным, что "Рай" писался в последние годы жизни поэта, когда он жил в Вероне и в Равенне. Гораздо труднее установить, когда писались "Ад" и "Чистилище".

Комментаторы немало потрудились, чтобы установить твердые даты написания этих частей "Комедии". Они все еще спорны, и нет нужды рассматривать детали полемики по этому вопросу. Хочется остановиться лишь на наиболее общих соображениях, подсказываемых содержанием как "Ада", так и "Чистилища".

Когда писался "Ад", Данте еще был целиком под впечатлением событий, связанных с изгнанием. Даже Беатриче, мимолетно названная в начале поэмы и затем упомянутая еще два-три раза в связи с разными эпизодами странствования по подземному миру, как бы отошла на задний план. В ту пору Данте занимала политика, расцениваемая под углом зрения итальянской коммуны. Борьба гвельфов и гибеллинов представлена не как монументальная картина, охватывающая и городские, и общеитальянские, и имперские горизонты. Ее олицетворял в ту пору Фарината, глава городской партии, герой войн между коммунами. И те, кого Данте встречал или искал, проходя по адским воронкам, были все люди того же калибра: Филиппо Ардженти, Чакко, Теггьяйо Альдобранди, Якопо Рустикуччи, Моска Ламберти. Все это флорентийцы, и флорентийцы интересуют Данте преимущественно. Если же его интерес перебрасывается за пределы родного города, он все же остается в рамках дел коммуны. Монументальная фреска - картина гибели графа Уголино - пизанская городская история. Борьба "черных" и "белых" как бы предсказывается ему в связи с личной судьбой. Проблема империи находит некоторое отражение и в "Аде", но трактуется Данте примерно в тех же общих формулировках, как и в "Пире". Величайший представитель идеи гибеллинизма Фридрих II Гоэнштауфен, гигант в сравнении с Генрихом VII, едва упомянут и не вызывает у Данте никаких политических волнений. Он целиком заслонен грандиозной, скульптурной фигурой Фаринаты, соседа по огненным могилам Диса, города еретиков. Правда, Люцифер грызет в своих пастях Брута и Кассия, предателей и убийц первого императора, но этот образ - плод отвлеченно-политических дум. Империя для Данте еще не стала источником ни глубоких переживаний, ни широких политических обобщений. Флоренция заслонила империю, как Фарината заслонил Фридриха. "Ад" провожал прошлое поэта, его флорентийское счастье, его флорентийскую борьбу, его флорентийскую катастрофу. Поэтому как-то особенно настойчиво хочется искать дату написания "Ада" в период, когда Данте вложил в ножны меч, поднятый против родного города, порвал и с эмигрантами и углубился в обдумывание пережитого в последние два года флорентийской жизни и в первое пятилетие изгнания. "Ад" должен был быть задуман примерно в 1307 году и занять два или три года работы. Между "Адом" и "Чистилищем" легла большая полоса научных занятий, по-другому раскрывших для Данте мир науки и философии: Болонья, Париж. А что было еще более существенно, - при работе над "Чистилищем" появилась оттеснившая все тема императора Генриха VII. Идейно-проблемное содержание "Чистилища", таким образом, отражает и результаты научных занятий, и гулкие резонансы на появление в Италии императора. Однако невозможно было также без конца оттягивать и вплетение в сюжетную схему поэмы Беатриче. Ведь поэма была задумана как прославление ее памяти. Об этом говорилось в конце "Новой жизни". Это было подтверждено в "Аде". Свят был обет и требовал выполнения. Именно в "Чистилище" Беатриче должна была появиться, принося с собой весь груз сложной богословской символики, чтобы заступить место Вергилия, язычника, которому заказаны пути в земной рай. Чтобы явить читателю выход Беатриче со всей торжественностью, XXX песнь "Чистилища" оказалась до краев заполненной магией и символикой чисел. Мало того, перед тем как вывести на сцену Беатриче, поэт как бы пожелал проверить свой поэтический инструмент: натянуть должным образом струны своей лиры и дать себе самому отчет, какими ладами должна звучать поэзия, воспевающая "благороднейшую". Эти три темы: политическая, научно-философская и связанная с Беатриче богословско-символическая - определяют, опять-таки примерно, годы возникновения второй кантики. Она должна была быть начата не позднее 1313 и не раньше 1311 года и закончена раньше 1317 года.

Опубликованы были первые две кантики тогда, когда "Рай" еще не был окончен. Он был доведен до конца незадолго до смерти поэта, но опубликован в момент его смерти еще не был. Появление списков всех трех частей поэмы в составе 100 песен относится к годам, ближайшим после смерти поэта.

 

 

3. Аллегория, символика, магия чисел

Сюжетная схема "Комедии" - загробное странствование, излюбленный мотив средневековой литературы, десятки раз использованный до Данте. Этот плод эсхатологических увлечений средневековья, экзальтированного любопытства людей наивной веры имеет с "Комедией" мало общего. "Загробные" странствия, "видения" писались в тиши монастырских келий, в аскетическом экстазе, в страстном отрицании мира и благочестивом приятии и предчувствии потустороннего бытия - единственно нужного и важного для христианина. "Странствия" были настоящей духовной литературой - и "Чистилище св. Патрика" и "Видения" Альберика, Тундала и их последователей, - и не они послужили для Данте образцом, хотя между ними и "Комедией" были установлены некоторые совпадения. Разумеется, не могли послужить для Данте образцом и произведения мусульманской эсхатологической литературы. Испанский ученый Асин Паласиос указал на них как на возможный источник "Комедии". У арабского поэта-мистика XII века Абенараби есть сочинение, которое своими картинами ада и рая как бы дает образцы для "Комедии". Но Данте арабского языка не знал, а на языки, ему знакомые, Абенараби переведен не был. Гипотеза просто не выдерживает критики.

Гораздо важнее было для Данте, что загробные странствования были очень популярным художественным мотивом у классиков: у Лукана, Стация, Овидия и прежде всего у Вергилия, который изобразил такими яркими красками сошествие Энея в подземное царство. Для Данте, жаждавшего излить в творчестве все, накопившееся в душе, бросить миру свои моральные приговоры, раздать всем политические оценки, казавшиеся ему безошибочными, было важно также запечатлеть в поэзии весь комплекс философской мысли, разработанной предшествовавшей эпохой. Содержание "Пира" должно было получить в "Комедии" поэтическое истолкование. Сложную действительность, новые формы жизни, новых людей и новые идеи, рожденные в грандиозном столкновении двух универсальных сил современности, нужно было раскрыть языком огненных образов. Замысел "Комедии" вырастал и углублялся по мере того, как писалась поэма и раздвигались ее сюжетные рамки. Вначале она была названа "Комедией", а в конце, в одной из последних песен "Рая", сам Данте назвал ее "священной поэмой, к которой приложили руку небо и земля". "Небо и земля" распределили между собою весь материал. Небу принадлежит все старое, средневековое, схоластическое, богословское. Земле - все человеческое, все, что смотрит вперед. Недаром Данте "последний поэт средних веков и первый поэт нового времени".

Как сам Данте представлял себе, уже подходя к завершению поэмы, ее смысл и значение? Он с большой обстоятельностью говорит об этом в упоминавшемся латинском письме (Epist., XIII) к Кангранде делла Скала, сопровождавшем посвящение "Рая". Подлинность этого письма, долгое время вызывавшая сомнение, теперь большинством исследователей не оспаривается. Данте говорит там, повторяя отчасти свои рассуждения, помещенные в начале второго трактата "Пира": Смысл поэмы многообразный (polusemos, hoc est plurium sensuum): он не только буквальный, но сверх того еще аллегорический, моральный и анагогический, то есть, как вытекает из формулировок "Пира", идущий выше смысла (anagogico, eio è sovrasenso). Дальше устанавливается, что, говоря о каком-либо литературном произведении, нужно иметь в виду шесть линий анализа: предмет, автора (agens), форму, цель, заглавие и род философии. Сюжет поэмы, буквально понимаемый, - состояние душ после смерти; понимаемый аллегорически - это человек, который, согласно своим деяниям, prout merendo et demerendo, в силу присущей ему свободы воли подчинен правосудию, награждающему или карающему. Форма поэмы определяется двояко. Если говорить о построении, то поэма состоит из трех кантик, или частей; каждая кантика делится на песни, а каждая песнь на терцины (rythmes). Если же говорить по существу, то форма - поэтическая. Она раскрывается полностью в целом фейерверке дальнейших схоластических определений: fictivus, descriptivus, digressivus, transumptivus et cum hoc diffinitivus, divisivus, probativus, improbativus et exemplorum positivus (вымышленная, описательная, с отступлениями, кроме того, определительная, разделительная, убеждающая, упрощенная, с точки зрения примеров - положительная. - Ред.). Заглавие поэмы гласит: "Начинается Комедия Данте Алигиери, флорентийца по рождению, но не по нравам". Вообще, продолжает Данте, "Комедия" представляет собою род поэтического произведения, который отличается от трагедии; отличие состоит в том, что трагедия в своем начале вызывает удивление и проникнута спокойствием, а в конце - печальна и ужасна; комедия же начинается мрачно, а конец имеет счастливый. Способы изложения в обеих формах тоже различны: у трагедии он возвышенный и торжественный, у комедии - низменный и простой; в трагедии он допускает снижение, а в комедии требует подъема. Поэтому поэма названа "Комедией"; по содержанию начало ее, ад, - страшное, а конец, рай, - счастливый и радостный. Стиль ее низменный и простой, ибо это тот volgare, на котором "разговаривают и женщины". Имя автора находится в заглавии. Цель поэмы - вырвать людей, живых в настоящее время, из состояния злополучия (miseria) и привести к состоянию счастья. Тот вид философии, который в поэме является руководящим, - этика, ибо поэма написана в целом и в частях не для созерцательных целей, а для действия (non ad speculundum, sed ad opus inventum est totum et pars).

"И если, - прибавляет для подкрепления этой мысли Данте, - в каком-либо месте или отрывке изложение имеет характер созерцательный, то цель его все-таки не созерцательная, а действенная".

На этом в основном объяснения к поэме и кончаются. Они интересны главным образом потому, что принадлежат самому поэту. Однако современного читателя эти схоластические объяснения мало удовлетворяют. Они неполны даже с точки зрения тогдашней поэтики. Известно, например, что в схоластической терминологии, отразившейся и в Дантовом трактате о языке, трагедией называли произведения высокого стиля вообще; Данте так называл "Энеиду". Произведения низшего стиля называли элегией, а среднего - комедией. Кроме того, Данте никак не раскрывает в этом письме того, что для его современников было столь существенно, - механику символов, наполнявших поэму. "Комедия" представляет собою грандиозную аллегорию. Над ее чудесной, почти невероятной по точному расчету конструкцией сияет магия чисел, берущая начало у пифагорейцев, переосмысленная схоластиками и мистиками. Числам 3 и 10 придается особый смысл, и поэма представляет собою бесконечно разнообразные варианты на числовую символику. Поэма разделена на три части, в каждой из них по 33 песни, всего 99, вместе со вступительной 100: все цифры - кратные 3 и 10. Строфа - терцина, то есть трехстрочный куплет, в нем первая строка рифмуется с третьей, а вторая - с первой и третьей строкой следующего куплета и т. д. Каждая кантика кончается одним и тем же словом stelle - "светила". Это все более или менее известные особенности "Комедии". Но есть и такие, которые известны меньше.

С точки зрения изначального смысла "Комедии", задуманной как поэтический памятник Беатриче, центральным пунктом поэмы должна была быть та песнь, где Данте впервые встречается с "благороднейшей". Это XXX песнь "Чистилища". Цифра 30 одновременно кратна 3 и 10. Если считать подряд от начала, эта песнь будет по порядку 64-й; 6 4 = 10. До нее 63 песни; 6 3 = 9. После нее 36 песен; 3 6 = 9. В песне 145 стихов; 1 4 5 = 10. В ней два центральных пункта. Первый, когда Беатриче, обращаясь к поэту, называет его "Данте", - единственное место во всей поэме, где поэт поставил свое имя. Это стих 55-й; 5 5 = 10. До него 54 стиха; 5 4 = 9. После него 90 стихов; сумма цифр равняется 9. Второе столь же важное для Данте место - то, где Беатриче впервые называет себя: "Взгляни же на меня. Это я, это я - Беатриче"... Это 73-й стих; 7 3 = 10.

И, кроме того, это средний стих всей песни. До него и после него по 72 стиха; 7 2 = 9. Трудно установить, какой тайный смысл придавал поэт этой игре цифр, потребовавшей столько труда для того, чтобы стать на уровень требований числовой магии. Сокровенные глубины этой символики пытались раскрыть многие комментаторы, вплоть до наших дней. Нет нужды приводить здесь различные гипотезы, выдвигавшиеся в течение шести с лишним столетий. Стоит сказать лишь об основной сюжетной аллегории поэмы.

"На полпути земного бытия", в страстную пятницу "юбилейного" 1300 года, - такова вымышленная дата начала странствования, позволившая Данте быть пророком где больше, где меньше чем на десять лет, - поэт заблудился в дремучем лесу. Там на него нападают три зверя: пантера, лев и волчица. От них спасает его Вергилий, которого послала Беатриче, спустившаяся для этого из рая в лимб. Узнав, по чьей просьбе пришел к нему великий римский собрат, столь им почитаемый, Данте бестрепетно следует за ним. Тот ведет его через подземные воронки ада на противоположную поверхность земного шара, где возвышается гора чистилища, и на пороге земного рая передает его самой Беатриче. С ней вместе поэт возносится по небесным сферам все выше и выше и наконец удостаивается лицезрения божества. Дремучий лес - это жизненные осложнения человека. Звери - его страсти: пантера - чувственность, лев - властолюбие или гордыня, волчица - жадность. Вергилий, спасающий от зверей, - разум. Беатриче - божественная наука. Смысл поэмы - нравственная жизнь человека: разум спасает его от страстей, а знание богословия дает вечное блаженство. На пути к нравственному перерождению человек проходит через сознание своей греховности (ад), очищение (чистилище) и вознесение к блаженству. Таково одно из простейших толкований; есть много других. Величие поэмы, однако, отнюдь не в ее символике и не в ее аллегории, и, если ограничиваться одним раскрытием Дантовых символов, невозможно понять, в чем заключается значение "Комедии" в истории человечества. Символика и аллегория Дантовой поэмы умерли. Для нас важна не магия чисел, не магия символов, а магия искусства. Она волнует и пленяет нас, и во всеоружии ее сам поэт, как своенравный чародей, властно захватывает и чувство наше, и воображение, и мысль. Это именно то, что подлежит раскрытию.

 

 

4. Сюжет и содержание

В поэме фантазия Данте отталкивалась от христианской эсхатологии. Но она ее бесконечно обогащала.

Учение об аде и рае появляется в христианской догматике с самого начала. Христианский ад и христианский рай примыкают к языческой преисподней и к языческим Елисейским полям. Сохранение этих загробных обиталищ было вполне логично, так как без идеи посмертного воздаяния за грехи и за праведную жизнь на земле невозможно было обоснование христианской морали. Учение о чистилище появилось позднее и было плодом богословских умствований VI века, стремившихся смягчить мрачный пессимизм изначальной христианской догматики. Представление о чистилище основано на вере, что своевременное! покаяние может повести к прощению любого греха. Относительнно местоположения чистилища твердых данных не существовало, в то время как считалось точно установленным, что ад находится где-то в подземных безднах, а рай обязательно в небесах. Поэтому пейзажи ада и рая Данте рисовал по канве, существовавшей издавна, а пейзажи чистилища - создание его собственного воображения. Без величественной горы чистилища, высочайшей горной вершины на земном шаре, картина загробного мира была бы неполна и населяющим загробный мир душам было бы тесно.

А поэту нужно было много места, чтобы разместить несметную толпу теней. Тени для него неизмеримо важнее остального. Ибо до смерти они были людьми, а люди интересовали поэта превыше всего.

Данте не мог отойти от общей концепции вселенной, опирающейся на систему Птоломея, богословски осмысленную схоластиками. Для него земля представляет собой шар и находится в центре вселенной. Вокруг нее концентрически вращаются планеты и солнце. Земля и планеты охвачены неподвижным бесконечным Эмпиреем. Населено только северное полушарие земли. В центре его Иерусалим, а крайние его точки - устья Ганга на востоке и Кадикс в Испании. Италия помещается на половине пути между Кадиксом и Иерусалимом. Когда Люцифер взбунтовался против бога, он был низвергнут на землю, упал головой вперед на поверхность одного полушария, ушел в землю и застрял навеки в ее центре - живой, но ставший демоном. Вокруг него образовался ад в виде огромной воронки, расширяющейся кверху и выходящей широкой частью почти к поверхности северного полушария. Южное полушарие покрылось водой, а в центре его от падения Люцифера взметнулась земля, образовавшая высокую уступчатую гору в форме усеченного конуса. Это и есть гора чистилища. Она окружена узеньким взморьем у подножия, а ее плоская вершина, покрытая лесом, - земной рай, где совершилось грехопадение Адама и Евы. Настоящий рай размещается на девяти небесах, образуемых кругами вращения семи планет (Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер, Сатурн), Неподвижных звезд и Перводвигателя. Десятое небо - Эмпирей.

Эта картина вселенной дается поэтом как каноническая, но он свободно расцвечивает ее красками своей неисчерпаемой палитры. Каков же его путь по загробному миру?

Об руку с Вергилием поэт вступил во тьму глубокой бездны, над вратами которой начертаны слова: "Оставь надежду всяк сюда входящий". Обоих поэтов встречают несметные толпы людей, проживших жизнь "без хулы и без хвалы", отринутых даже адом. Они должны вечно вертеться у его преддверия, даже не удостоившись мук. "Взгляни и пройди", - guarda e passa - презрительно бросает Вергилий, увлекая Данте дальше. В ладье Харона переправляются поэты через первую адскую реку Ахерон и попадают в лимб, где без муки, в полублаженстве живут души языческих праведников и где Данте принят шестым в содружество великих поэтов древности - Гомера, Вергилия, Горация, Овидия и Лукана. Это - первый круг ада. В преддверии второго - древний Минос судит грешников, а в самом круге в густом мраке воет неистовый ураган и в вихре носятся души осужденных за грех сладострастия. Это - V песнь "Ада" с бессмертным эпизодом Франчески и Паоло. В третьем круге, где не переставая лает трехголовый Цербер, мучаются под непрестанным снегом и градом обжоры и Данте слышит первое касающееся его судеб зловещее пророчество: Флорентиец Чакко предсказывает поэту распрю "белых" и "черных" и ее исход. В четвертом круге, как древний Сизиф, влекут тяжести скупцы и расточители; среди них много пап и кардиналов. Тут же (VII песнь) чудесный образ Фортуны. Дальше путь преграждается адской рекой Стиксом, через которую поэтов в своей ладье перевозит мифический вольнодумец Флегий, по преданию, сжегший храм Аполлона. Пока они плывут, на лодку пытается напасть неукротимый Филиппо Ардженти, флорентиец из знатного рода Адимари. Поэты вошли в пятый круг, где мучаются гневные. За Стиксом возвышаются раскаленные башни адского города Диса, где казнятся еретики. Ворота охраняются демонами, которые не хотели пропускать поэтов, пока не явился посланный небом ангел и не отворил ворота своим жезлом. Это шестой круг - X песнь, центром которой являются поразительный по мощи и пластичности эпизод с Фаринатою дельи Уберти, в который втиснут другой - с Кавальканте деи Кавальканти. Седьмой круг, где мучаются насильники, распадается на три отделения: схоластическая систематика и моральный замысел поэта начинают требовать все большей детальности. В первом из этих отделений течет третья река преисподней Флегетон, несущая вместо воды потоки кипящей крови; в ней барахтаются насильники против людей и тираны; когда они хотят выбраться на берег, их поражают стрелами скачущие по берегу кентавры. Здесь Александр Македонский, Пирр Эпирский, Аттила, Эццелино да Романо и другие. Второе отделение наполнено согрешившими насилием против себя - это самоубийцы; они превращены в деревья, терзаемые гарпиями. Данте сломал сук одного дерева, и оказалось, что он ранил Пьеро делла Винья, поэта Фридрихова сицилийского кружка. Третье отделение - обиталище насильников против бога и природы; их тоже три вида: богохульники, ростовщики и содомиты; они должны, не останавливаясь, бегать под непрерывным огненным дождем. Среди богохульников (XIV песнь) Капаней, один из греческих героев, а среди содомитов много видных флорентийцев, которых с самого начала жаждал видеть Данте: Гвидо Гверра, Теггьяйо Альдобранди, Якопо Рустикуччи и старый друг и учитель поэта - Брунетто Латини.

При дальнейшем спуске Данте и Вергилий приходят к водопаду, низвергающемуся в восьмой круг; туда переносит их на себе чудовище Герион, олицетворение обмана.

Восьмой круг делится на десять рвов, или "злых ям", в каждой из которых казнят прегрешивших обманом. Для Данте моральный рубеж проходит как раз перед восьмым кругом. Грешников, которые были обречены страдать в первых семи кругах, он чаще осуждал лишь в силу велений богословской догматики; по-человечески он нередко готов был их прощать. Для грешников восьмого круга приговор его совести почти всегда совпадал с приговором схоластического богословия. Для грешников девятого круга, то есть изменников и предателей, его собственный; приговор всегда беспощаден.

В первой яме обольстители; их бьют длинными бичами рогатые черти, нанося им страшные раны. Во второй яме льстецы, они плещутся в зловонных испражнениях. В третьей - головой в землю воткнуты виновные в симонии; ноги их, торчащие наружу, обжигаются пламенем. Каждый вновь приходящий проталкивает своего предшественника глубже в землю. Здесь мучается папа Николай III Орсини, ожидающий Бонифация VIII. В четвертой яме колдуны, прорицатели и волшебники; у них головы вывернуты назад, и они плачут, орошая слезами собственные спины. В пятой яме в кипящей смоле варятся лихоимцы и преступники по службе; при первой попытке выбраться из смолы черти подхватывают их на вилы. Черти ведут себя столь буйно, что Вергилию едва удается уберечь Данте от их покушений. В шестой яме лицемеры; на них надеты свинцовые мантии, давящие своей тяжестью, но зато позолоченные сверху. В седьмой - воры, отданные в добычу змеям. В этом месте (XXIV песнь) Ванни Фуччи бросает Данте второе пророчество, предсказывающее торжество "черных". В восьмой яме злые советники, каждый из них заключен в огромный гудящий огненный столб. Здесь эпизоды с Одиссеем (XXVI песнь) и с Черным херувимом Гвидо да Монтефельтро (XXVII песнь). В девятой яме распространители религиозных лжеучений и виновники политических интриг. Их беспрестанно поражает мечом демон. Среди мучающихся - Магомет с рассеченной грудью, трубадур Бертран де Борн, который держит в высоко поднятой руке собственную голову, и Моска деи Ламберти, один из виновников распри между гвельфами и гибеллинами во Флоренции. В десятой яме подделыватели в собственном зловонии.

Между восьмым и девятым кругами находятся в каменных колодках гиганты, восставшие против Юпитера. Один из них, Антей, спускает поэтов в десятый, последний круг ада, где казнятся изменники. Он в самом центре земли и представляет собой покрытое льдом озеро, куда вливается четвертая, текущая в аду река Коцит. В этом круге тоже четыре отделения. В первом (Каина) - убийцы близких родственников, во втором (Антенора) - изменники родине, в третьем (Птолемея) - изменники друзьям, в четвертом (Джудекка) - восставшие против бога. Здесь (XXXIII песнь) страшная повесть графа Уголино о башне голода и изображение Люцифера, который в тройной пасти грызет трех самых больших предателей: Брута и Кассия, изменивших Цезарю, и Иуду, предавшего Христа (песнь XXXIV).

Цепляясь за обледенелую шерсть Люцифера, поэты попадают в колодезь, пробитый им при падении с неба, и, с трудом карабкаясь, выходят на поверхность южного полушария, к подножию горы чистилища, окруженной океаном. Их встречает Катон Утический, заставляет омыться росой от адской копоти и подготовиться к восхождению на гору. Ангел приводит лодку, полную очищающихся душ, и Данте с радостью узнает музыканта Казеллу. Подойдя к горе, поэты встречают короля Манфреда, которого Данте не осудил за ересь и допустил к очищению. В начале подъема очищаются ленивцы, а за ними погибшие насильственной смертью. Пятая песнь "Чистилища" содержит эпизоды с Буонконте Монтефельтро и Пией деи Толомеи, а в VI песне предстает скульптурная фигура Сорделло и поется осанна империи. Поэт засыпает, и во сне он перенесен ко входу в чистилище. В нем семь кругов по числу семи смертных грехов: ангел мечом ставит на челе у Данте семь латинских букв P (peccatum - грех). Они стираются по одной после прохождения каждого круга. В первом круге чистилища - души гордецов, несущие тяжести. Во втором - завистники; веки их сшиты железными нитками, и они не могут их разомкнуть. В третьем - гневные; они находятся в густом дыму. В четвертом - ленивые духом, или унылые; недостаточно деятельные в любви к благу, они должны без отдыха бегать. В пятом - скупцы с лицами, устремленными в землю. Здесь вдруг раздается гул, и вся гора содрогается от ударов землетрясения - это знак, что одна из душ чистилища освободилась и будет возноситься в рай. Ею оказывается римский поэт Стаций, вместе с которым поэты приходят в шестой круг, круг скупых и обжор. В XXIII песне - эпизод с Форезе Донати, иссохшим от голода. В седьмом - сластолюбцы, находящиеся в огне. Данте тоже проходит очищение огнем вместе с Гвидо Гвиницелли, Вергилием и Стацием. После очищения с его чела стирается последнее P. Он (XXX песнь) расстается с Вергилием, ибо это граница земного рая, недоступного для нехристиан. Данте видит колесницу торжествующей церкви, влекомую Грифоном. На ней Беатриче. Она называет поэта по имени, упрекает его за измену ей и приглашает покаяться в грехе сладострастия. Данте повинуется. После этого, созерцая различные символические видения, он просветляется духом и, окунувшись сначала в Лету, реку забвения, потом в Эвное (ясное понимание), становится готов ко вступлению в рай, куда и ведет его Беатриче.

Рай населен не так густо. Души праведников собраны вместе у подножия господнего трона, но они витают по всем сферам, где Данте их встречает и ведет с ними беседы. На Меркурии император Юстиниан ("Рай", песнь XI) прославляет Римскую империю. На Солнце Фома Аквинский восхваляет учителей церкви и рассказывает житие св. Франциска, а францисканец Бонавентура восхваляет главу ордена, к которому принадлежит Фома, - св. Доминика. На Марсе появляется перед Данте его предок Каччагвида и начинается длинная беседа. Из нее Данте еще раз узнает о своей судьбе (песни XV-XVIII). На Юпитере поэт видит орла, составленного из праведных душ, подвергающих суровому осуждению королей и властителей. На Сатурне кардинал Пьетро Дамиани громит пороки духовенства, а св. Петр разражается гневом по поводу деяний последних пап: Бонифация, Климента V, Иоанна XXII. Наконец, в Эмпирее, в центре мистической Розы, в непосредственной близости к богу, Данте созерцает престол, приготовленный для героя его надежд - Генриха VII. Там св. Бернард возносит свою молитву к Мадонне и взору поэта являются богоматерь и троица.

 

 

5. Поэтика

Чтобы вдохнуть жизнь в эту необъятную схоластическую аллегорию, чтобы влить трепет действительности в эту отвлеченную схему, нужен был грандиозный поэтический гений. "Комедия" недаром звучит для всех времен. Недаром каждая эпоха находит в ней что-нибудь родное. Для современников "Комедия" была либо по-настоящему божественною книгою - ведь это они нарекли ее "божественной" вскоре после смерти поэта, - где они искали живого личного отношения к божеству, как в мистических учениях ересей и во францисканской религии любви; либо энциклопедией, вместивше