| Главная » Книги |
Маяковский Владимир Владимирович - Статьи и заметки (1918-1930), Страница 3
Маяковский Владимир Владимирович - Статьи и заметки (1918-1930)bsp; Вот передо мной случайный клочок объявлений из "Известий":
"Московское коммунальное хозяйство извещает..."
"Правление треста "Обновленное волокно" объявляет..."
"Уполномоченный доводит до сведения..."
"Правление "Боркомбинат" извещает", и т. д. и т. д. до бесконечности.
Какая канцелярщина - извещает, доводит до сведения, объявляет!
Кто ж на эти призывы пойдет?!
Надо звать, надо рекламировать, чтоб калеки немедленно исцелялись и бежали покупать, торговать, смотреть!
Вспоминается европейская реклама. Напр., какая-то фирма рекламирует замечательные резины для подтяжек: в Ганновере человек торопится на берлинский поезд и не заметил, как в вокзальной уборной зацепился за гвоздь подтяжками. Доехал до Берлина, вылез,- бац, и он опять в Ганновере, его притянули обратно подтяжки.
Вот это реклама! Такую не забудешь.
Обычно думают, что надо рекламировать только дрянь - хорошая вещь и так пойдет.
Это самое неверное мнение.
Реклама -это имя вещи. Как хороший художник создает себе имя, так создает себе имя и вещь. Увидев на обложке журнала "знаменитое" имя, останавливаются купить. Будь та же вещь без фамилии на обложке, сотни рассеянных просто прошли бы мимо.
Реклама должна напоминать бесконечно о каждой, даже чудесной вещи.
Даже "Правда", конечно, не нуждающаяся ни в каких рекомендациях, рекламирует себя все-таки: "Каждый рабочий должен читать свою газету" и т. д. На первой странице "Правды" - ежедневная реклама - объявление о журнале "Прожектор".
Конечно, реклама не исчерпывается объявлениями. Объявления - простейший вид. Реклама должна быть разнообразием, выдумкой.
К Всероссийской с.-х. выставке в Москве выйдет под редакцией т. Брик специальная книга о рекламе, первая в РСФСР.
Мы не должны оставить это оружие, эту агитацию торговли в руках нэпача, в руках буржуа-иностранца. В СССР всё должно работать на пролетарское благо. Думайте о рекламе!
[1923]
МЕЛКИЙ НЭП (Московские наброски) Крупный нэп все еще раскачивается: приглядываются и примеряются концессионеры, торгуются из-за аренд и налогов отечественные титы.
Средний нэп постепенно оседает, ворча и кряхтя; задымились фабрички в 40-50 человек, ремонтируются и устанавливаются всякой вещью магазины.
Зато мелкий, доходящий до карикатурности нэпик швейной шпулькой снует по каждой уличке, по каждому переулочку.
Если крупное предприятие может важно и лениво распоряжаться, только в конце года с грустью замечая убыток, то у этих каждый убыточный день живо отражается на желудке. Отсюда - сногсшибательная изворотливость, поучительная рекламность, виртуознейшая сообразительность. Это ерунда, капли, но в них отражается целая улица, весь город.
Вот, например, своеобразная "торговля".
Есть у меня знакомый К. Меня всегда удивляли его необъяснимые маленькие, но регулярные доходы. Часов в двенадцать он отправляется работать, часа в четыре возвращается, неся 100-200 "лимонов". Он не алчный. Заработает свое и усаживается за чтение и пописывание.
После долгих упрашиваний он открыл секрет.
Дело простое.
С утра он начинает обходить книжные магазины.
- Почем такая-то книга?
- Миллион.
Идет в магазин напротив.
- Есть такая-то книга?
- Нет.
- Угодно по два лимона?
- Тащите десяток.
Идет в первый магазин, берет книгу,- десятка и заработана.
Я думаю, многие тресты, усеянные посредниками, узнают себя в этой карикатуре. Если через улицу зарабатывают десятки, то через город берут тысячи.
А вот пример блестящей рекламы.
Папиросник орет:
- А вот спички Лапшина, горят как солнце и луна.
Менее бойкий мальчишка рядом старается скромно всучить и свой товар, но рекламист перешибает покупателя:
- Не берите у этого! Пять минут вонь - потом огонь.
Рекламист побеждает.
На другом углу бойкий тенор расхваливает бритвы "жилет":
А вот "жилет".
Брейся сто лет.
Еще останется внукам.
Подходи - ну-ка!
Дальше торговец механическими, самопришивающимися пуговицами:
Если некому пришивать -
Для этого не стоит жениться.
Если жена не пришивает -
Из-за этого не стоит разводиться.
3 рубля дюжина. Пожалте!
Хочешь не хочешь - купишь. До сих пор передо мной в коробке на столе три дюжины валяются. Опять таки:
Учись на мелочах.
[1923]
О МЕЛОЧАХ В речах Ильича постоянно бывают указания на "веревочки", на веревочки, которые в хозяйстве обязательно пригодятся. <...>
Эти мелочи, незаметные на первый взгляд, пустяковые по своему личному значению,- в общем отымают огромный запас сил и энергии, запас, которого бы хватило и на большие дела.
При поездке по Европе бросается в глаза это внимание к пустяку.
Например, маленький вопрос - о номерации домов. У нас стоишь перед No 10 и думаешь с тоской: справа длинный забор, слева огромный пустырь, где же, чорт бы его побрал, No 12? Идешь наугад налево, тратишь минут пять и натыкаешься на No 8 - обратно идешь еще минут десять!
А в Берлине под каждым номером - еще стрелка, указывающая направление номерации. Тут зря не пойдешь - каждая минута на счету.
Ввести б это у нас - сколько времени отчислится городу в год!
Еще мелочь:
На каждой стройке имеются прекрасные леса.
Стройка кончена, леса снимаются и идут или на топку, или на какие-нибудь посторонние изделия.
В Берлине все леса сборные. На каждой вертикальной балке - множество отверстий, чтоб можно было на разной высоте в зависимости от размеров дома укреплять стропила.
При таких условиях и леса можно делать основательнее и комфортабельнее.
Стройка окончена, леса разбираются и переносятся на новую стройку.
Может быть даже контора "Даю на прокат леса!"
Таких примеров - огромное количество.
Маленькое усовершенствование - бережет огромное время.
Внимание мелочи!
[1923]
ДО Эти 12 месяцев работал больше, чем когда-либо.
Для нас, мастеров слова России Советов, маленькие задачки чистого стиходелания отступают перед широкими целями помощи словом строительству коммуны.
В этот же год мною написаны многие агитки-лубки: "Вон самогон", "Ни бог, ни ангелы бога человеку не подмога", а также многочисленные вещи в городских и деревенских бюллетенях ЦК.
Вполне отвечая за эти вещи, не помещаю здесь, считая их, по словесному мастерству, производными от вещей, печатаемых в этой книге.
Образцом даю "О том, как у Керзона".
Даю образец также моей рекламы.
Печатаю "Про это" - вещь, обещанную в моей книге "13 лет работы" в качестве большой любовной поэмы.
Это для меня, пожалуй и для всех других, вещь наибольшей и наилучшей обработки.
Примечание.
Аэроплан, летевший за нами с нашими вещами, был снижен мелкой неисправностью под каким-то городом.
Чемоданы были вскрыты, и мои рукописи взяты какими-то крупными жандармами какого-то мелкого
Поэтому вещи, восстанавливаемые памятью, будут егка разниться от первоначальных вариантов.
Афиширую! Сейчас пишу:
Роман (20-40 листов), проза. |
Пьеса (16 картин от Адама и Евы). | Названия есть,
Образцовая повесть. | совершенст-
Эпопея Красной Армии. | вуются
Стихи о Нордене. | и будут
Стихи о Нордернее. | опубликованы.
О Сене и Пете (детское). |
25/VII-23. Берлин
ЛЕФ И МАПП Леф заключил соглашение с МАППом, авангардом молодой пролетарской литературы.
В чем смысл этого соглашения?
Что у нас общего?
Мы видим, что пролетарской литературе грозит опасность со стороны слишком скоро уставших, слишком быстро успокоившихся, слишком безоговорочно принявших в свои объятия кающихся заграничников, мастеров на сладкие речи и вкрадчивые слова.
Мы дадим организованный отпор тяге "назад!", в прошлое, в поминки..
Мы утверждаем, что литература не зеркало, отражающее историческую борьбу, а оружие этой борьбы.
Леф не затушевывает этим соглашением разниц наших профессиональных и производственных принципов.
Леф неуклонно развивает намеченную им работу.
Леф рад, что с его маршем совпал марш передового отряда пролетарской молодежи.
Леф приветствует МАПП.
[1923]
ПОДОЖДЕМ ОБВИНЯТЬ ПОЭТОВ - Поэты не идут.
- Поэтов не читают.
- Поэтов не покупают.
- Издавать стихи убыточно.
Эти утверждения считаются бесспорными. Об этом заявляют злорадные издатели. С этим сочувственно соглашаются редакторы. Про это безнадежно причитают поэты.
Не то чтобы не шли плохие, не то чтобы не читались начинающие, не то чтобы не покупали некоторых, не то чтобы убыточны дорогие - нет, вся поэзия без исключения взята под сомнение:
- Нужен ли вообще в наше время этот способ обработки слова?!
Ссылка, конечно, на цифры, на статистику, на отчеты торгующих книгой.
- Во-первых, нам, поэтам, такое утверждение невыгодно. Во-вторых, мы не хотим верить, что в наше, все еще лозунговое время, время, едва заменившее дни, когда слово, речь, печать - чуть не целиком заменяли и хлеб и оружие, что в это время республике совершенно безразлична культура выделки слова.
Памятуя утверждение пессимиста и оптимиста: одного, что театр наполовину пуст, а другого, что он же наполовину полон,- я не очень верю статистике. Тем более в области искусства. В наше время небывалого обострения литературной борьбы и плохого состояния статистики даже цифры меняются в зависимости от вкуса. Приходится самому обследовать и издательские навыки в области распространения книги, и книжную торговлю, и способ добывания цифр.
Я воспользовался для этого дела моей лекционной поездкой - в Ростов-Дон, Краснодар, Баку, Тифлис. Это совсем не мало. Это около "6 всех отделений Госиздата. Разумеется, я не производил, да и не мог производить, строго рабкриновского обследования. Но даже беглое наблюдение характерно. Едва ли есть существенная разница между книжной торговлей этих и других городов.
Ростов-Дон. После тринадцатилетнего перерыва я первый раз приехал читать стихи. Большие афиши предупреждают каждого. Две ростовские газеты пишут статьи. На две лекции, объявленные 1 МГУ, билеты проданы полностью. Первая лекция - 1150 человек, вторая - 1200. РАПП (Ростовская ассоциация пролетарских писателей) устраивает специальный закрытый вечер. Ясно, местное отделение Гиза, имеющее большой магазин, да еще присоединенное после слияния отделение Ленгиза, должно было бы коммерчески использовать удачный "сезон". Государственные книжники, прочтя это, неодобрительно усмехнутся - разве дело двигать одного автора? У нас на очереди общесоюзный масштаб!
Повременив с масштабом, перейдем к фактам. На витрине магазина, вернее, на огромных витринах, не выставлено ни одного экземпляра, ни одной книги. По тщательному осмотру беллетристического прилавка также ничего не обнаружено. Обследование полки за торгующим беллетристикой, где книги выставлены корешками (какие уж корешки у тощих стихов!), тоже не дало ничего утешительного. На мой робкий вопрос я был отослан к Ленинскому отделу, где, по слухам, должна была находиться моя поэма о Владимире Ильиче в издании Ленгиза. Книга эта - одна из самых последних, ей быть надлежит на прилавке, во всяком случае, если даже остальные убраны ввиду преклонных лет. Отсутствие и этой книги создало во мне приятную уверенность, что, очевидно, все мои книги распроданы и я самый расходимый автор.
Радостно открываю свое инкогнито заведующему магазином. Заведующий не разделил моей радости, а сразу огорошил меня всерьез, хотя и не надолго:
- Стихи вообще не идут. Не интересуются. Ваши книги еще спрашивают... Но и то... лежит их сколько угодно.
Нужно отдать справедливость всем работникам магазина, что при первой моей попытке вмешаться в торговлю все они отнеслись к этому с большим интересом и благожелательностью. Было ясно, что здесь, по их мнению, ничего не поделаешь: вина в авторе, которого не читают, в стихах вообще и в какой-то бюрократической центральной инерции, которую отдельные люди преодолеть не в состоянии.
Первые книги мною были обретены только в задней комнате магазина. Это были: 60 экземпляров "Маяковский издевается", 24 экземпляра "Люблю", 1- "Лирика" и 17 обтрепанных "Про это". Интересно, что все эти книги, изданные до 1922-1923 гг., для своих лет лежащие довольно большими экземплярами, давно уже считаются в Москве разошедшимися, кроме книги "Лирика", изданной "Кругом", имеющейся здесь только в одном образцовом экземпляре, но зато считающейся камнем на шее издательства, не сумевшего за четыре года распространить и пяти тысяч экземпляров. Кстати, ни одной моей книги изд. "Круг" я не видел нигде. Спрашиваю:
- Почему "Маяковский издевается" и "Люблю" осталось так много?
- Очень много получили.
- Сколько?
- Не знаем. Давно было. Карточная система в отделении Гиза ввелась только с первого января 1926 года.
Остальные книги разыскались в подвальном складе: "Тринадцать лет работы" - 18 экземпляров, "255 стр." - 15 экземпляров, "О Курске" - 7 экземпляров, "Песни крестьянам" - 3 экземпляра и т. д. Всего 147 книг.
Вопрос:
- Почему не кладете на прилавок? Ответ:
- Старые. Уже никто не спрашивает. У нас вообще для беллетристики и поэзии места мало.
Я уговорил взять весь остаток моих книг на мое чтение, дав одного продавца, но с условием, чтобы были взяты все, т. е. опрошены и другие магазины города. В других, впрочем, книг не оказалось.
Вот справка Ростовского отделения Гиза:
Разошлись все, в чем и была мне выдана расписка.
Я праздновал маленькую, но приятную победу. Значит, при известном агитрекламном нажиме можно 147 книг стихов распространить в один вечер. Радость моя была округлена телеграммой Ростовского отделения Гиза о спешной присылке моих книг по 50 экземпляров каждого названия.
На покое я с удовольствием изучал распространенна других авторов. Выяснилось, что многие книги многих поэтов идут не хуже заносящейся беллетристики. Например:
Но, с другой стороны, и ни одному поэту не приходится заноситься, так как у каждого есть книги, требующие индивидуального толкания. Демьян Бедный "1905 г." получено - 300, остаток - 187; Жаров "Песнь о червонце" - 644, остаток - 196; Безыменский "Иное солнце" - 270, остаток - 136.
Но опять-таки цифра, распространения отдельных авторов не показательна для индивидуального спроса и действительной читаемости. Так, например, библиотечный коллектор в Ростове (орган Губполитпросвета), обслуживающий книгой 699 библиотек Донского округа, берет отдельные книги до 300 экземпляров! Имей таких 10 коллекторов - вот тебе и тираж! Сиди и разговаривай о коллективном читателе. Прийтись по вкусу лицу или органу, комплектующему такие библиотеки, значительно важнее писателю, чем завоевать целый город читателей. Что с него, с города, толку! 200 экземпляров самого распространеннейшего автора - только и всего!
Что дает такая библиотека читателю? Вот поэты каталога передвижной библиотеки смешанного типа, т. е. для читателя квалификацией выше, чем первая ступень. Из поэзии:
No 4 Бедный - Бесы игривые.
No 5 " - Искупление.
No 6 " - Мужицкий клад.
No 7 " - Собрание сочинений.
No 45 Орешин - Почему из крупных сел...
No 46 " - С гуся вода.
Вот и вся поэзия!
Интересно, если рабочему и крестьянину после этих книг попадется даже Пушкин, Лермонтов, не говоря уже об Асееве, Пастернаке, Каменском, будут ли они считать и эти книги тоже за поэзию, или у них создастся на это дело свой взгляд, исключающий всякую возможность остаться вдвоем с "никчемными", "туманными" и "непонятными" вещами?! Классиков-то ведь спрашивают хуже всего!
Скажут,- это агитационный подбор. Судя по остальным отделам библиотеки (369 книг!), каталог подобран далеко не по принципу примитивной агитации. Так, например, в отделе беллетристики "Углекопы" Золя, "Ткачи" Гауптмана, "Новь" Тургенева. По естествознанию - "Физическая география", "Геология" Гейки. По географии - "Африка" Березина. Неужели наряду с большой беллетристикой и хотя бы после "Африки" нельзя поместить пару наших лириков? Да надо ж для развода!
Это бесполезно?
Давайте поговорим.
Но поэтам приятно было бы знать, кто, когда и где по этому поводу разговаривает. Еще отвечают так: но на них есть спрос! Не сомневаюсь. Но этот спрос природный, что ли? Это спрос сделанный, и сделанный правильно. У нас даже на чай во многих местах нет спроса - отучились, привыкли к морковному. Чай и то приходится сопровождать разъяснительными агитрекламами о пользе настоящего и о вреде суррогатов. Не только должно быть предложение, но надо уметь его подать.
Для меня бесспорен спрос на Демьяна Бедного (особенно в учебную пору), на Есенина (после смерти), на себя самого,- но я не знаю, есть ли спрос на Асеева? Нет ни малейшего предложения! Его хорошую книгу "Совет ветров" я нашел только в Тифлисе, да и то один экземпляр. А стихов Пастернака нет нигде ни в одном экземпляре.
Нетрудно иметь спрос "Цементу" Гладкова. Это немудреная вещь, понятно, при любых обстоятельствах, и перед сном и после работы приемлема любой серединой и скучна только маленькой группе людей, требующей от литературы водительства, переделки жизни, а не плетения в хвосте с фотографическим аппаратом и снимания людей и пейзажей на всех красиво расположенных остановках. А посмотрите, как эта книга подана! Сколько ответственнейших товарищей, по их собственному признанию, лишь изредка берущихся за беллетристику, расхвалили книгу, хотя бы со страниц "Экрана". Трудно ли такой разойтись?
Впрочем, здесь гипертрофия рекламы. Люди, ждущие чересчур многого, отложат книгу, не дорезав. Но, может быть, прочли бы ее без рекламы. Зато эта книга удовлетворяет важному требованию - стандартизации искусства. В самый отдаленный пункт республики может быть послан этот роман в разобранном виде, сборка на месте не будет представлять трудности, так как любая комбинация частей дает средний рев-роман, а поломанные части могут быть с легкостью заменены соответствующими строками политграмоты.
Но кто, когда и где спросит Асеева, Каменского, Пастернака, Сельвинского, Третьякова? Книг их нет, или почти нет, газеты не ведут библиографии, толстые журналы, в которых пишут о них,- дороги. На лекциях говорят про смысл жизни, а у библиотекарей хроническое боязливое недоверие ко всему новому.
Мои альтруистические размышления о тиражах чужих книг были грубо прерваны телефонным звонком Ростовского Гиза. Радостный голос сообщал:
- Тот раз ошиблись, покопали - нашли! В Ленгизе еще целых 208 экземпляров!
Озверелый, я потащил "остаток", в полтора раза превышающий основной запас, на вторую лекцию, продал еще 77 экземпляров. Остальные уговорил полностью положить на прилавок. Неожиданность: за первые же несколько часов помещения на видном месте "старых книг" они были проданы в количестве 36 экземпляров!
В награду за свое торговое рвение я получил новую записку, гласящую:
СПРАВКА: По приезде тов. Маяковского было запрошено бывш. отделение Ленгиза, в котором ответили, что книг Маяковского нет. Через три дня, при повторной справке, были обнаружены (!) следующие книги:
Кроме означенного остатка ни в одном магазине Гиза в Ростове нет ни одного экземпляра. Тираж проданных книг -фактический, так как они полностью проданы в Ростове. Книги, указанные в последней графе, проданы за один день, как только они были выложены на прилавок.
(Подпись зав. магазином.) Если сами хозяева магазина не могут в течение трех дне" разыскать такое кругленькое количество, то как найти один экземпляр простому покупателю? Постоять в магазине дня три? Подумаешь, важная покупка - поэзия!
Зато повысилась и продажа: всего 257 экземпляров за пять дней - совсем не плохо.
Краснодар снаружи - наоборот. Все книги на витрине. До того на витрине, что сначала даже не хотят для продажи снимать: что мы тогда выставлять будем - это же образцовые!
Общее мнение - поэзия не идет.
Жалко - большой книжный район. На одной прямой улице два магазина Гиза да штук десять других: "Заккнига", "Военное", "Прибой" и др. Шлют в Новороссийск, на ст. Кавказскую и в десять магазинов на контрагентских началах в округе.
Прошу цифрами подтвердить, что значит - не идет. Цифр достать нельзя. Карточки только заводят. Получение можно проверить - по накладным. Долго, дней семь - двенадцать по каждой книге. Значит, на 14 моих книг, имеющихся в продаже (по каталогу Госиздата), надо этак 140 дней!
"Но и при таких условиях,- грустно заметил торгующий,- едва ли получите точные данные. Присылают книги просто: сумма и количество, в авторах не всегда разберешься". Иначе говоря, легко может быть такой факт: высылают в Краснодар 100. Из них 95 Троцкого и 5 Доронина. Троцкий расхвачен. Тощий Доронин лежит украшением, а в Москву шлется телеграмма - пришлите еще! Предыдущий присыл распродан полностью. (Подпись.) Шлют снова 95 Троцких и 5 Дорониных, пока неразошедшиеся пятерки Доронина составят в складе залежь, достаточную для протеста! Тем временем Доронин радуется. В Госиздате подбадривают: вчера послали, а сегодня опять спрашивают.
Может быть и обратная картина. К 95 Санниковым приложили 5 Асеевых. Незаметно в самом магазине взят давно не виданный Асеев. Но гордо возвышается Санников, и когда через месяц кто-нибудь споткнется о нераспечатанную груду, пошлют Москве телеграмму - предыдущие книги легли камнем. Воздержитесь от подобных присылок. Зав.- Вот видите, скажут Асееву, мы же вам говорили... на поэзию нет спроса!
Почему такая история невозможна? Осталось подсчитать имеющиеся в магазине книги и тащить их на торжище. Вот краснодарская справка:
Мимоходом и все 26 оставшихся "Лефов" продали. После справки приписка: "Все книги Маяковского в Гизе Краснодара распроданы".
Из Краснодара я уехал спешно. Интересно, сколько экземпляров найдено там после моего отъезда? Скажут - ваше движение - это от лекций. Конечно. Но ведь есть и другие способы продвижки.
А в Краснодаре даже обычные торговые плакаты Гиза я видел висящими рядком на стене вперемежку с Луначарским да с Энгельсом. Очевидно, и эти плакаты рассматривались как фундаментальная вещь, нужная для многолетнего украшения оседлой квартиры.
Я не буду дальше выписывать дальнейшее движение книг по лекциям. Оно однообразно - берут обязательно 10-15% присутствующих. То же в Баку, то же в Тифлисе.
В Баку опять: поэзия не идет. Осматриваю прилавок большого магазина "Бакинский рабочий". Всего умещается 47 книг. Остальные на полках ребрами. Из умещенных - 22 иностранных: Анри де-Ренье, Локк, Дюамель, Маргерит и др. Русский, так и то Грин. И то по возможности с иностранными действующими и лицами и местами. Из стихов только одна книга: Маяковский "Стихи о революции", изданная в 1922 году (!) и благополучно числящаяся разошедшейся (!) в двух изданиях (!). Уже у издательства этой книги давным-давно нет.
Меня интересует, что с такого прилавка возьмет действительный бакинский рабочий? А ведь этого рабочего там 150 тысяч человек, и какого рабочего! С ежедневным театром, с просьбой устроить литвечера в 12 районных промысловых клубах! Почему же старые "Стихи о революции"? Где "Париж"? Где "Ленин"? Нет и не было! Журнал "Леф" был? Был, но сколько - найти трудно. Скажут - при чем "Леф"? Туда бы "Кузницу"! Была, но разошлась тоже в двух экземплярах.
Зато есть книжка "Лыжный спорт".
Это правильно, если нет снега, то пусть хоть будет журнал, и то освежает. Об этом обычно рассказывается весело, как об анекдоте. Случись такой анекдот с частным торговцем, выписавшим книги за наличный расчет и получившим в Баку "Лыжи" или "Лен". Я представляю себе видик этой драмы! Хозяин заперся. Приказчики ходят на цыпочках. Мальчишка носит на телеграф ругательную телеграмму за телеграммой. Вечером скандал жены: "Каждый день ты мне обещаешь новую шляпу, а теперь опять отбояриваешься, знаю я эти "Лыжи", говори прямо, где пропил! Такому второй раз не пришлешь. А тут - ничего, ходим, посмеиваемся. Скучно же без курьезов!
А "Льну" тоже ничего: доехал до Баку и обратно едет в Москву с отпускными красноармейцами. Хорошей книге тоже приятно 7000 верст проездить. Она все равно и потом разойдется.
Прочтя о моей борьбе за какие-то 100-200 экземпляров, именитые прозаики могут поморщиться - продадите, так то же не тираж. Мимоходом - дела массы беллетристов одинаково неблестящи. Вот сведения о трех (Тифлис на 27 февраля):
|
Жанры
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
