Никитенко Александр Васильевич - Дневник. Том 3

p;   Речь моя появилась в "С.-П. ведомостях", в 39-м и 42-м номерах.

  

   14 февраля 1868 года, среда

   До меня доходят вести, что моя речь принята в публике очень хорошо.

   У нас не знаешь, чему верить: существует в России голод или нет? Отовсюду приходили и приходят ужасающие вести. В "Голосе" появилась превосходная статья (Розенгейма) по этому поводу. Наконец, по высочайшему повелению, учрежден, под председательством наследника, комитет, от имени которого уже архиофициально объявлено о голоде и все приглашаются к пожертвованиям. Между тем министр внутренних дел печатно уверял, что голода нет, а народ так, "терпит только нужду". Он сваливает всю вину на земство. Но ведь все знают, что земство связано по рукам и ногам новым узаконением, в силу которого председатели управ и губернаторы получили почти неограниченную власть над земством.

  

   16 февраля 1868 года, пятница

   Президент, кажется, на меня сердит за газетную статью в "Голосе", к которой послужило поводом мое письмо к редактору газеты. Вот как люди бывают чувствительны к своим личным неприятностям, а дурачить другого для них ничего не значит. Я не мог и не должен был поступить иначе. Защищать свое право и достоинство - это не роскошь эгоизма, а долг честного человека, долг самосохранения.

   Запрещен "Москвич". Об этом так много говорят, что в шуме слов ничего не разберешь. Тут, как обыкновенно, больше всех достается Валуеву.

   Для подлости, как для геройства, нет ничего невозможного.

   Авраам Сергеевич Норов рассказал мне следующий анекдот об Аракчееве. "Я, - говорит Норов, - был из полковников переименован в статские советники и оставался некоторое время без службы, следовательно, без всяких определенных занятий. Это мне надоело, и я стал помышлять о какой-нибудь должности. Некоторые мои знакомые и разные значительные лица присоветовали мне искать места губернатора, а так как тогда (в двадцатых годах) все государственные и административные дела шли через руки Аракчеева, то предварительно надлежало обратиться к нему. Но мне это показалось несовместным с моим достоинством; государь знал меня лично, и я решился обратиться прямо к нему. Прошло несколько дней, и я вдруг получаю от графа Аракчеева приглашение явиться к нему. Аракчеев знал моего отца и, встречаясь со мною прежде, всегда был ко мне довольно ласков. Я отправился к нему, не ожидая ничего худого.

   - Вы просили государя, - сказал он мне, с свойственным ему нахмуренным видом, - о месте губернатора?

   - Точно так, ваше сиятельство.

   - Благодарите же меня.

   - Если ваше сиятельство удостоите сказать мне причину, то я готов благодарить вас от всего сердца.

   - Благодарите меня за то, что вы не получите губернаторского места. Государь готов был дать вам его, но я отсоветовал, и его величество вам отказывает.

   Я окаменел от таких неожиданных речей. Через минуту Аракчеев продолжал:

   - Вы, господин Норов, храбрый и хороший офицер, я это знаю. Но скажите по совести, в состоянии ли вы быть губернатором? Известны ли вам хоть сколько-нибудь законы, административный порядок и множество различных трудностей, сопряженных с этою важною должностью? Ведь вы нимало к ней не приготовлены. Какой же были бы вы губернатор? Вы или наделали бы себе стыда, или попали бы под суд.

   Простота этих слов меня поразила. Так ли точно думал Аракчеев или он притворился, что так думает, и помешал мне только потому, что я не обратился предварительно к нему, - но я действительно счел себя обязанным поблагодарить его".

  

   22 февраля 1868 года, четверг

   Вечер у Тройницкого. У него больше никого не было, и я пробеседовал с ним часа два с половиною.

   Он, между прочим, объяснил мне настоящую причину запрещения "Москвича". Причина тому - статья о данковских крестьянах. Валуев, прочитав эту статью, послал ее к государю с своим докладом о необходимости остановить эти дерзкие нападки на администрацию и просил о дозволении запретить газету. Государь согласился с тем, чтобы дело это было внесено в Комитет министров. Последствия известны. В опубликованном решении, однако, приведена не эта причина, а та, что "Москвич" есть не иное что, как замаскированная "Москва". Мотивирование это принадлежит М.А. Корфу. Лучше было бы сказать прямо, за что.

  

   25 февраля 1868 года, воскресенье

   Вторая книжка "Всемирного труда" конфискована. Там есть повесть Боборыкина "Жертва вечерняя", в которой представлены разные лица, говорят, из высшего круга в очень непристойном виде и притом так, что их очень легко узнать. Если это правда, то это выходит пасквиль, и в таком случае подобные произведения могут только вредить делу литературы, а не служить ему.

   Обед в Римско-католической академии по случаю храмового праздника академической церкви. Епископ ко мне очень дружелюбен. За столом я сидел возле него, и он очень юмористично подшучивал над своими собратьями - канониками, ксендзами и проч. "Вот великие христианские постники, - говорил он, - вот где поучиться бы постничать и умерщвлять свою плоть. Посмотрите, например, вот на этого каноника: какой он жирный, красный, а все оттого, что вот он постится с такими соусами и пирогами, запивая их хересом и шампанским". Все это он говорил не только мне, но и самим каноникам, которые только улыбались. Кроме того, он говорил со мною о папе и не очень благосклонно о нем отзывался. Провозгласили тост государю; прокричали "ура"; воспитанники пропели "Боже, царя храни".

   Все ли поняла в тайнах жизни современная наука, чтобы иметь право отрицать потребность и истину верований?

  

   1 марта 1868 года, пятница

   Вечер у Боткина, Василия Петровича. Граф А.К.Толстой читал свою новую драму - "Царь Федор Иоаннович". Тут были: Гончаров, Костомаров, Майков, Стасюлевич, Тютчев Федор Иванович. Трудно судить о сочинении в беглом чтении, да еще не в своем, а чужом. Однако характеры Федора и Годунова показались мне обработанными очень искусно. Автор сумел создать из совершенного нравственного и политического ничтожества, каков Федор, замечательную психологическую фигуру.

   Графиня А.Д.Блудова прислала мне свою книжку "Для немногих" - о пребывании своем в Остроге, на Волыни и об основании там православной церкви и женской школы. Книга написана умно и тепло.

   Ум его похож на плющ, который широко раскидывается и обвивается около тычин и деревьев по всевозможным направлениям, но он ни к чему не прикрепляется прочно и не приносит плодов.

   Одно может удовлетворить человека на всякой степени умственного развития - общеполезный труд и успешная деятельность.

  

   4 марта 1868 года, понедельник

   Валуев оставил министерство или министерство оставило его. Место его занял Тимашев.

   Об отставке Валуева, кажется, никто не сетует, разве кроме нескольких преданных ему чиновников. Общество сильно не расположено к нему за земство и за его распоряжения по делам печати. Но решительный удар, кажется, нанесен ему голодом, который по непонятным причинам он скрывал и против которого не принял никаких деятельных мер. Будет ли лучше при его преемнике? Сколько я знал Тимашева лично, он казался мне человеком умным и человеком с русским сердцем. Но у нас как-то добродетели, таланты и ум недолговечны. Посмотрим.

  

   9 марта 1868 года, суббота

   Общее заседание комиссии в Академии наук для установления открытых для публики заседаний. Много было споров и толков, но ни к чему решительному не пришли. Впрочем, почти все согласились в надобности этих заседаний.

  

   10 марта 1868 года, воскресенье

   Мы живем в такую эпоху всяческих треволнений - умственных, нравственных, политических и Общественных, что едва ли найдется ум, который не заблуждался бы в своих суждениях о лицах и событиях.

   Заходил сегодня к старому своему профессору Шнейдеру. Он очень обрадовался мне. Бедный сидит безвыходно в креслах; паралич отнял у него ноги. Но духом старик еще бодр. От него услышал я о смерти Порошина в Париже, а я только что собирался писать ему. Порошин был один из лучших наших профессоров (он читал политическую экономию) уваровского времени. Он был умен, даровит, сведущ, но очень эксцентричен. Уж много лет он жил в Париже, не забывая, однако, России. Он написал несколько сочинений о ней на французском языке, стараясь растолковать французам, что Россия, хотя во многом отстала от Европы, или, лучше сказать, еще не успела догнать ее, однако вовсе не такая варварская страна, как они думают. Он старался опровергать клеветы их на нас по поводу польских дел - разумеется, тщетно, потому что ничто не устойчиво так, как преднамеренная ложь.

  

   14 марта 1868 года, четверг

   Сердце ищет сердца, но ум почти неприязнен уму. Кто борется, тот если не всегда побеждает, то всегда сохраняет за собою достоинство и честь человека мужественного.

   Тимашев был директором тайной полиции, или начальником III отделения. Восторжествуют ли в нем полицейские инстинкты или призвания государственного человека?

  

   16 марта 1868 года, суббота

   Валуев дурно распорядился своею судьбою: притеснением земских учреждений, неблагоразумными и опрометчивыми действиями по делам печати он вооружил против себя общественное мнение, а странным индифферентизмом к голоду он дал против себя оружие в руки враждебной ему партии.

   Надо быть дураком, чтобы быть довольным собою.

  

   21 марта 1868 года, четверг

   Обедал у графини АД.Блудовой. Встретил там Кояловича, занимающегося ныне изданием какого-то исторического памятника, касающегося Северо-Западного края. Были еще какие-то три неизвестные мне лица. Графиня меня смутила, начав елико возможно восхвалять мою речь о Крылове, и даже прочла вслух некоторые места из нее.

   В сегодняшнем заседании отделения нашей Академии возникли компликации между Срезневским и Пекарским. Пекарский сильно обиделся на одно замечание, сделанное Срезневским на его весьма незначительную заметку, но которую он, по своему обыкновению, ценил очень высоко. Замечание не заключало в себе ничего обидного, но Пекарский так рассердился, что ушел, ни с кем не простившись. Так-то наши самолюбия не умеют снести ни малейшего противоречия.

   Люди с особенным дарованием, призванные действовать на массы, на общество, достигают славы, какой никогда не достигают специалисты-труженики, посвящающие труды свои разработке какого-нибудь вопроса науки или практического дела. Но слава первых чрезвычайно непрочна и изменчива. Она часто зависит от прихоти публики, и малейшей ошибки, а часто и просто поворота во вкусах общества достаточно, чтобы развенчать сегодня героя, которого превозносили до небес. Чуть ли не больше всего подвержены этому кризису писатели, художники.

  

   27 марта 1868 года, среда

   В номере 66-м "Северной почты" напечатано предостережение "Петербургскому листку" уже от нового министра. Замечательное формулирование и тон предостережения, обнаруживающие решимость защищать от нападок печати полицейские и административные власти.

  

   3 апреля. 1868 года, среда

   Провел в беседе более двух часов у моего бывшего старого наставника Шнейдера, Василия Васильевича. Паралич отнял у него ноги, но не коснулся головы, которая совершенно свежа. Память его в полной силе. Он рассказывал мне разные интересные вещи из истории прошлого времени. Он был в тесных связях с разными значительными лицами, особенно со Сперанским, и многое знает из секретного хода событий. Вот, между прочим, что он мне рассказал об обстоятельствах, сопровождавших падение Сперанского.

   Известно, что князь А.И.Чернышев, впоследствии военный министр, в 1811 году был послан императором Александром I в Париж с секретным поручением. Чернышев был тогда во цвете лет и красоты и отличался любезностью и ловкостью в обращении. В Париже он очень сблизился с главным директором военного министерства Наполеона, а еще больше с его женою. Однажды, вечером, директор был позван к императору в Сен-Клу, где и провел всю ночь. Чернышев занял его [директора] место у жены и воспользовался этим случаем, чтобы наполнить свой портфель бумагами из директорского кабинета. Вероятно, это было подготовлено заранее. На другой день, рано утром, Чернышев уже скакал к границам Франции, и прежде, чем пропажа бумаг была замечена, он уже был за пределами ее. Похищенные бумаги оказались весьма важными: тут были планы похода в Россию, чертежи, расположение войск и проч. и в том числе также и шифрованные бумаги. Все это было доставлено императору Александру. Государь обо всем сообщил Сперанскому, и так как ни тот, ни другой не могли прочесть шифрованных бумаг, то положено было призвать. некоего Бека, славившегося уменьем разбирать всевозможные шифры. Все, что заключалось в этих бумагах, разумеется, составляло государственную тайну, которая была известна только государю, Сперанскому и Беку.

   Случилось как-то, что Магницкий, состоявший в дружбе со Сперанским, приехал к нему в то время, когда тот занимался в своем кабинете, сумел подсмотреть содержание секретных бумаг и затем из хвастовства разгласил это между членами дипломатического корпуса. Это дошло до государя, который, разумеется, должен был подумать, что Сперанский выдал государственную тайну, - и вот причина его падения и объяснение слов государя, обращенных к Парроту: "Сперанский сделал то, за что его следовало бы расстрелять". (В моем дневнике записан уже другой рассказ об этом, но Шнейдер стоит за верность своей версии, которую слышал от лиц, близких к Сперанскому.)

  

   4 апреля 1868 года, четверг

   Университет потребовал от меня сведений о моей жизни и учено-литературных трудах для составления биографии, которая должна войти в словарь профессоров живых и умерших, издаваемый ко дню пятидесятилетия университета в следующем году. Обо мне поручено написать Оресту Миллеру. Я указал на мой послужной список и хотел этим отделаться, но ко мне пристали, чтобы я указал все мои сочинения. Я было решительно этому воспротивился, так как сам я мало уважаю собственные писания, и если бы их позабыли другие, как позабыл их я сам, то, право, не огорчился бы этим. Но в заключение мне пришлось сдаться на следующий довод: хорошо ли, дурно ли я действовал, но деятельность моя среди общества выразилась в такой форме, какую оно полагало для себя нужною и для осуществления которой дало мне и средства, - следовательно, оно вправе подвести итог всего, что мною сделано, и внести этот итог, куда ему угодно, в летопись ли своей науки, в какой-нибудь словарь и проч. Да притом Орест Миллер заметил, что если я не возьму на себя труда сделать перечень моих сочинений, то он должен будет сам это сделать, а для того ему придется перерыть массу журналов, сборников и т.д., что отнимет у него недели три времени и заставит опоздать с представлением своей статьи к назначенному сроку. Таким образом, волей-неволей, мне пришлось самому рыться и кое-как составить требуемый перечень.

   Сущность моей деятельности на кафедре следующая:

   1) элемент изящного, неразлучный с элементом идеального, я считал важным необходимым деятелем в истории человечества. Я всегда старался и психологически и исторически поддерживать его достоинство, самостоятельную образовательную силу и значение; 2) преобладание этого элемента я считал немыслимым без тесной связи его с нравственным назначением человека и без благотворного влияния на нравственное развитие последнего. Этими началами я старался осветить мою литературную критику и трудился над тем, чтобы внести их в ум и в сердце юношества.

  

   7 апреля 1868 года, воскресенье

   Вечер у А.С.Норова, который, между прочим, рассказал мне следующий анекдот, слышанный им из уст князя А.Н.Голицына. Императрице Екатерине II вздумалось посетить Ревель. Там устроили для нее бал с масками. Готовясь к нему, она сидела в уборной за туалетом. Вдруг приезжает из Петербурга курьер с секретным донесением о заговоре Мировича и о катастрофе с Иоанном Антоновичем в Шлиссельбурге. Весть эта сильно поразила ее. Приходилось немедленно действовать, и ей было уже не до бала. Но и не показаться в бальной зале было бы крайне неудобно, особенно при этих обстоятельствах. Находчивая императрица быстро нашла средство, как выйти из затруднения. Она позвала к себе графа Строганова.

   - Послушайте, граф, - сказала она ему, - прошу у вас одолжения: сделаете ли вы его для меня?

   Строганов, разумеется, изъявил полную готовность.

   - Вот о чем я попрошу. Сядьте вот здесь в кресла перед зеркалом на мое место.

   Граф немного удивился, однако повиновался. В ту же минуту одна из находившихся в уборной камер-фрау накинула на него пеньюар, другая начала его пудрить, а третья держала наготове, собираясь на него надеть, женское маскарадное платье. Строганов, уже не удивленный, а взбешенный, вскакивает с кресла и говорит;

   - Государыня, я все готов отдать вам - и кровь мою и жизнь, но быть посмешищем и играть роль шута мне не по силам.

   Тогда императрица выслала из комнаты всех посторонних, сообщила графу о полученном известии и с обычною своею прелестью прибавила:

   - Вы понимаете, как это важно. Я должна целую ночь работать за письменным столом, мне не до бала, но и бал нельзя оставить: иначе возбудятся толки, неудовольствия, а я этого не могу допустить. Вот мой план. Вы оденетесь здесь в мое маскарадное платье: оно как раз вам по росту, скроете лицо под маскою и отправитесь на бал вместо меня. Там вы пробудете минут двадцать, затем скажетесь усталою и, как бы ослабев, опуститесь в приготовленное для меня кресло. Затем подзовите к себе князя Орлова, объявите ему, что чувствуете себя не совсем здоровою, и попросите его сказать присутствующим о том с извинением, что вы не можете дольше остаться на балу. Потом возвратитесь сюда обратно.

   Все это было исполнено с точностью. Граф Строганов разыграл роль императрицы, и ревельцы были в восторге, что государыня, даже не совсем здоровая, не отказалась удостоить их бал своим присутствием. Должно полагать, что Строганов был мастер на подобные штуки, и Екатерина знала, кому вверяет такое щекотливое дело.

  

   9 апреля 1868 года, вторник

   С первого дня праздника и по сегодня включительно чудесная погода. Ингерманландское солнце не на шутку расщедрилось. Оно льет такие потоки света и тепла, что становится страшно: не скрывается ли тут какой козни относительно будущего? Что-то слишком хорошо, ненатурально.

  

   10 апреля 1868 года, среда

   На праздниках был у меня Ф.П.Литке и оставил карточку. Без сомнения, он почувствовал, что по случаю крыловского юбилея со мной поступлено нехорошо, и как он был весьма причастен к этому делу, то и решился выразить нечто вроде сожаления и первый протянуть мне руку... Этому, конечно, не мало содействовал общий голос публики, громко обвинявший тех, которые устроили такую проделку. Я решился принять протянутую руку, во-первых, потому, что помнить долго сделанную мне лично гадость не в моей натуре. Сделав по закону самоохранения отпор направленному против меня нападению и отразив его, я тотчас успокаиваюсь в чувстве сохраненного своего достоинства. Длить борьбу вне этого принципа я считаю совершенно мелочным, нелепым, недостойным хорошо организованного характера. Главное дело - не уронить себя в глазах самого себя и не оскорбить собственного чувства справедливости, а прочее до меня уже не касается. Во-вторых, ведь мне приходится два раза в неделю сидеть рядом с ними, и тут очень неудобно бросать друг на друга косые взгляды. С людьми надо вообще держать себя как с Наполеоном III - всегда готовым к войне, но не надо никогда быть зачинщиком войны, ни презирать мир уже по одному тому, что худой мир лучше доброй брани.

  

   12 апреля 1868 года, пятница

   У нас умный человек, состоя на государственной службе, точно стыдится заниматься такими пустяками, как общая польза, долг и тому подобное. Главная и единственная достойная его задача - соблюдать собственные интересы, признавая своим долгом перед обществом только уменье не попасть под суд, так как это произвело бы скандал.

   Счастлив честный человек, если ему удастся приобрести настолько самостоятельности, чтобы не преклоняться перед этою шайкой эгоистов, а подчас и плутов, именами которых наполнена часть наших адрес-календарей. Что он будет беден и забыт - это само собою разумеется.

   Всеми замечено, что ни в одно царствование не раздавалось у нас столько наград чинами и орденами, как в настоящее. Это настоящий рог изобилия. Мне говорил один человек, знакомый со статистикою этого предмета, что обыкновенная пропорция наград в николаевское время составляла во всей империи цифру от четырех до пяти тысяч в год, в нынешнее же время доходит до десяти и одиннадцати тысяч.

   Говорят и пишут в газетах, особенно в "Голосе", что мы в Северо-Западном крае с Потаповым снова меняем систему наших действий.

  

   15 апреля 1868 года, понедельник

   Есть у нас многие юные и не юные женщины среднего круга, которые сильно желают, чтобы им дозволено было слушать в университете лекции или бы основали для них особый женский университет. Положение бедной женщины, которая, кроме иглы, не имеет других средств добывать честный хлеб, действительно заслуживает особенного внимания, и стоит подумать о том, чтобы открыть для нее новые источники труда.

   Достигнуть в наших административных сферах значения, которое давало бы возможность оказывать обществу существенные и серьезные услуги, иначе нельзя, как разными эволюциями перед начальством. Люди, способные и честные, оказываются большею частью к этому непригодными, и вместо них обыкновенно на сцене являются плуты или те мелкие честолюбцы, которые за чин или ленту готовы ко всему, кроме общественных интересов. Эти-то искатели фортуны большею частью и располагают ходом дел. Разумеется, и они толкуют об общем благе, о своем бескорыстии и проч. Но для дела это ничего не значит: оно все-таки сводится на чин, на ленту или аренду.

   Первое предостережение "Москве" за статьи в первом номере. Этим новый министр дает знать, что он в делах печати намерен следовать системе своего предшественника. К сожалению, и Аксаков дает повод к нему придираться своею неумеренностью и озлоблением, которое поневоле заставляет думать правительство, что оно имеет в нем врага, - ну а с врагом нечего церемониться. Вообще москвичи страшно самолюбивы. Они хлопочут не только о том, чтобы сказать истину, но еще и о том, чтобы доказать целому свету, что всякая истина может быть сказана только ими одними, а потому у них нет уже спасения никому и ничему, что не спешит повергнуться в прах перед их победоносным пером. Ведь вот Катков всех, кто осмеливался иметь другое мнение, чем он, провозглашал изменниками и предателями отечества. Право, иногда кажется, что его одушевляет не чувство своего достоинства - чувство высокое и законное во всяком человеке, а чувство бесконечного превосходства над всяким, кто мыслит и пишет в России.

  

   17 апреля 1868 года, среда

   Замечательно, что если у нас в настоящее время есть в должностной сфере люди способные и честные, так это среди юристов. Административный круг содержит в себе или эгоистов и плутов, или посредственности и совершенные бездарности.

   Уезжая за границу, Валуев сказал одному из своих знакомых: "Я рад, что уезжаю, наконец, из этой татарщины".

   Неужели такая реформа, как реформа Петра Великого, неужели все жертвы народа, какие для нее потребовались, должны остаться бесплодными? А ведь те, которые желали стеснить у нас науку, и те, которые стараются убить всякое проявление у нас самостоятельной, свободной гражданственности, добиваются не более не менее, как уничтожить всякое развитие того, чему положено начало реформою Петра.

   Наделив человека всевозможными бедствиями и унижениями с лицемерным видом блага и величия, природа довершает свою трагикомическую игру над ним тем, что вложила в него непреодолимую скотскую любовь к жизни.

  

   28 апреля 1868 года, воскресенье

   Утром у князя Вяземского, у которого просидел часа два. Получил от него "Мессиаду", переведенную неким Писаревым.

   Аксаков опять напрашивается на предостережение. Говоря о смертной казни, он представляет виселицу, путешествующую по России для внушения нравственности. К сожалению, честный Аксаков, очевидно, смешивает твердость характера с упорством самолюбия, которое не хочет уступить подчас необходимым требованиям приличия - будь оно общественное, государственное или какое другое. Но если нельзя показаться в общество без штанов или в какой-нибудь странной, нелепой одежде, то едва ли позволительно и говорить даже полезные вещи так, чтобы это было оскорбительно для тех, кому мы все-таки обязаны некоторым уважением. Защитники печатной невоздержанности говорят, что ведь это только такой тон и нельзя же посягать на форму выражения, употребляемую писателем. Мне кажется, что такое правило, как и всякое другое, не может быть принято без известного ограничения. Тон, конечно, есть моя индивидуальность; но разве можно безусловно следовать всем внушениям этой индивидуальности? Ведь сам писатель без сомнения рассердился бы, если б ему сказали: "вы лжете" - вместо того, чтобы сказать: "вы ошибаетесь" или "вы говорите то, что не согласно с действительностью; резкость выражения может заключать в себе прямую обиду, даже когда мы не имели намерения нанести ее. Не уметь воздержать себя от искушения сказать острое словцо или красивую фразу, когда мы рассуждаем о вещах серьезных, и притом рассуждаем всенародно, обличает легкомыслие, чтоб не сказать заносчивость и самолюбие, которое вряд ли заботится об одной только истине, а имеет в виду также эффект, производимый нами самими.

  

   3 мая 1868 года, пятница

   С конца апреля еще начались прекрасные весенние дни, а вот эти майские еще лучше.

   Будущее и неизвестное есть вечный враг настоящего и известного.

   В N 90 "Северной почты" второе предостережение "Москве". Обидно, господа! Направление ваших идей верно, требования ваши справедливы, но не след поддерживать правое дело ругательствами: оно от того ни в чьих глазах не выиграет. Должно действовать логикою и фактами, честным делом и дельными осуждениями, а не оскорблениями, которых никто, ни частный человек, ни общество, ни правительство - не обязаны сносить.

   Был на прощальном обеде, который академики давали своему товарищу Бетлингу, уезжающему на три года за границу.

  

   9 мая 1868 года, четверг

   Весьма неудобно произносить решительные приговоры о современных лицах и событиях, так как многие данные о них до поры до времени остаются неизвестными. Мне не раз приходилось смягчать или усиливать краски в своем первоначальном мнении о таком-то лице или событии, по мере того как разъяснялись обстоятельства, подававшие повод к такому или другому о них заключению.

   На днях Н.И.Цылов, бывший председатель виленской комиссии по польскому восстанию, сообщил мне в рукописи весьма любопытные сведения об этом восстании, извлеченные им из официальных документов, бывших у него в руках.

  

   12 мая 1868 года, воскресенье

   Неслыханный май по своему сиянию и теплоте, по крайней мере до сих пор. Гимназист тамбовской гимназии, восемнадцатилетний юноша Горский, убил семь человек, в том числе двух детей, мальчиков. Он действовал каким-то железным пестом и револьвером. Служанку он убил поленом. Полагают, что цель этого неслыханного злодейства было воровство. Не действовал ли тут религиозный и политический фанатизм? Горского ведено судить военным судом, и он приговорен к повешению.

  

   14 мая 1868 года, вторник

   Славянский мир... Что германские и особенно турецкие славяне добиваются самостоятельности - это понятно и естественно. Но непонятны и неестественны крайние претензии славянофилов на первенствующую роль между европейскими народами. Где их права на это? Что сделали они до сих пор для всемирной цивилизации, науки, искусства? Они все толкуют о будущем величии славян, о будущей их блистательной роли; но где пока залоги этой великой будущности? Какие услуги оказали они человечеству, чтобы так возноситься? Из всех славян вот выдаются только чехи, сербы и мы. Собственно мы одни, потому что мы одни успели основать сильное государство. Но и мы до сих пор льстим себя только надеждами. Не лучше ли прежде подождать их осуществления, а потом уже кичиться? Пока же поменьше заносчивости и побольше настоящей работы - не показной, а существенной, внутренней.

  

   17 мая 1868 года, пятница

   Май продолжает быть неслыханно хорошим. Ничто из того, что всещедрою природою дается человеку, не достается ему даром. Родится ребенок с страшными страданиями для матери; начнут прорезываться у него зубы, он страдает; начнет учиться - страдает; ум и мудрость житейская достаются ему тысячами страданий, и проч. и проч. И все это было бы ничего, если б имело какие-нибудь порядочные, крупные последствия, а то все разрешается несколькими горстями пыли.

  

   28 мая 1868 года, вторник

   Человек такой же крепостной работник природы, как и все другие ее создания. Все, что он сделал, делает и еще сделает в постепенном своем развитии, все делается в духе целого и для целого, и если он получает за то какую льготу, то лишь настолько, насколько это входит в намерения и планы природы, а вовсе не в силу его заслуг.

   Если б у меня спросили: какой главный и несомненный признак ограниченного ума? - я отвечал бы: высокое мнение о самом себе.

  

   5 июня 1868 года, среда

   И о чем они состязаются? О деньгах - это было бы понятно. О каком-нибудь наслаждении - и это можно было бы понять. Нет! Они хлопочут о том, чтобы какой-нибудь пустейший человек сказал: "О, он не глуп", или: "Он умнее такого-то".

   Наконец, по словам А.С.Норова, в Государственном совете начинают серьезно рассуждать о способах ограничения пьянства в России и уже пришли к решению, что следует ограничить число кабаков. Пора! Но почему же прежде или раньше об этом не подумали? Тогда было бы предотвращено много бедствий и неурядиц, а может быть, и самый голод прошедшей зимы. Но гром не грянет - мужик не перекрестится.

   Появилась брошюра об убийстве в Гусевом переулке, в которой рассказаны интересные подробности об этом злодействе и о том, как открыта преступница.

   Нет ничего печальнее поблекшего и увядающего цветка.

  

   17 июня 1868 года, понедельник

   Покуда человек будет делать и терпеть зло, страдать и умирать, до тех пор какой же удовлетворительный результат вы получите от вашего пресловутого прогресса?

  

   18 июня 1868 года, вторник

   Слава Богу, у нас есть противоядие злу, происходящему от разных плохих мер и проектов, - это несостоятельность, которая не позволяет долго держаться ни одной мере.

   NN. и хотел бы быть тем, что называется честным человеком, да не может, бедняжка. Требования честности слишком велики, и у него не хватает силенки переломить некоторые из своих скверных наклонностей, влекущих его обворовывать казну или, ради чина, ленты, аренды, подличать и пресмыкаться перед сильными.

  

   24 июня 1868 года, понедельник

   Румянцевский музей в Москве хочет выставить у себя портреты знаменитых русских людей и поручил написать их художнику Крамскому. В мастерскую к последнему на днях явился Дашков, директор музея, и, увидев, между прочим, портрет Фонвизина, уже списанный с отличного академического портрета, сказал:

   - Как! Вы думаете, что и Фонвизин войдет в наше собрание? Неужели и он знаменитый человек?

   На это Крамской возразил, что если писатели, отличающиеся своими дарованиями, составляют славу народа, то, конечно, Фонвизин имеет полное право на место в предполагаемой галерее.

   - Ну, это еще вопрос, - отвечал Дашков. Страх перед вечностью есть чисто эгоистическое чувство. Следовало бы помнить, что мне не было худо, пока меня не было, и не будет мне хуже, когда меня не станет. Но жизнь, потому что она жизнь, никак не может понять своего уничтожения.

   Что такое раскол? Протест против извне навязанного мнения.

  

   25 июня 1868 года, вторник

   Я понимаю систему сдерживания, но не допускаю системы притеснения.

   Массы должны быть призываемы к содействию, когда это надо, но не к постоянному участию в управлении. К этому они и неспособны, и им некогда. Необходимы выборные люди.

  

   26 июня 1868 года, среда

   Вот подслушанный мною разговор между двумя крестьянами у мелочной лавочки и который я здесь буквально записываю.

   Первый, средних лет: "Работать рад бы всею душою, да работы нет; воровать боюсь, просить милостыни не велят, что же тут делать?"

   Второй, старик: "Умереть".

   Самое неблагодарное ремесло - делать людей счастливыми.

   Почему нужна идея прогресса? Если б прогресс не стоял целью на всех стадиях нашего развития, мы лишились бы главного двигателя самого развития: ибо в идее прогресса мы только и почерпаем силы выдвигать из себя те элементы, которыми развитие осуществляется. Без этой идеи все бы в нас цепенело и останавливалось. Это дух жизни, возбуждающий и одушевляющий нас. Тут дело в идеале, без которого ничто великое и благое не совершается.

  

   9 июля 1868 года, вторник

   Пусть не будет аристократии политической, но нельзя отрицать аристократии природы, и она-то составляет человечество в благороднейшем, высшем смысле.

  

   11 июля 1868 года, четверг

   Весь июнь, июль представляют ряд таких жарких дней, каких я не запомню в Петербурге. И в течение этого времени только два раза шел дождь: раз в июне, а другой - третьего дня. От зноя чувствуешь себя неспособным и к работе. Вечера были бы прелестны, если бы не дым от горящих в окрестностях торфа и лесов: выдавались дни, когда приходилось затворять окна от дыма. В Петербурге буквально каждый день пожары, а в иные дни так и по нескольку одновременно. В провинции угрожает голод - где от засухи, где от необыкновенных, чрезмерных дождей. Пьянство и воровство идут своим чередом.

  

   13 июля 1868 года, суббота

   Тише, тише, кони! Тише, пристяжная, к чему так выворачиваешь голову и откидываешь ноги в сторону? Коренная! Не скачи, иди мерно, слушайся кучера. Он не хочет, чтобы вы угораздили сами себя, повозку и его в яму или наделали другой какой-нибудь чепухи. Не надо, не надо этих скачков и прыжков! Рысь ровная, кое-где усиленная, кое-где живая, кое-где умеренная до шага, а главное - ехать по дороге, а не бросаться в сторону, доехать до станции, а не завалиться в ров или не попасть в какую-нибудь трущобу - вот что свидетельствует о хорошо выезженных лошадях и о хорошем кучере, который умеет ими управлять.

  

   18 июля 1868 года, четверг

   Дым, дым и дым, только не тургеневский, а настоящий дым, густой и едкий от горящих вокруг Петербурга лесов и торфа. Я был сегодня на дачах за Лесным корпусом, между прочим, у Княжевича; там дым гуще, непроницаемее и едче, чем у нас в Павловске. В Петербурге тоже. Когда я ехал по Литейному мосту, то с половины уже не видел противоположного берега с его зданиями. Всего сильнее бывает дым по утрам и по вечерам. Между тем жары великие, и дождя ни капли. В окрестностях Павловска начался падеж скота, то есть сибирская язва, которая и людей не щадит, если они неосторожно прикоснутся к зараженным членам коровы, лошади и т.д. Смертных случаев, однако, говорят, с людьми еще не было.

   Если вы либерал с добрыми и честными намерениями, - действуйте; мы вас будем уважать, даже если вы и сделаете что-нибудь ошибочное. Но если за цветами либерализма вы скрываете змею, то есть свои какие-нибудь виды и видишки, хотя бы только продукт нашего маленького и притязательного самолюбьица, - мы вас будем презирать и обращаться с вами как с плутом, как с спекулянтом, которого надо всячески остерегаться, - с спекулянтом тем гнуснейшим, что он спекулирует на благородные принципы и благородные чувства.

   Большая половина цены, приписываемой нами вещам, зависит от мнения, которое мы сами себе о них составляем, а так как мнения наши меняются, то и цена вещам меняется. Чтобы умерить наши желания или избавиться от страха, внушаемого нам многими вещами, стоит только очистить их от тех добавлений, какие придаются им нашим мнением.

  

   3 августа 1868 года, суббота

   Необычайные жары продолжаются. Вчера на солнце было сорок градусов, а в тени двадцать пять. Сегодня тоже. Поутру дым от горящих лесов и торфа был так силен, что только за закрытыми дверями и окнами в комнатах можно было найти некоторое убежище. Впрочем, несколько дней тому назад был сильный дождь с грозою, которая убила в Царском Селе двух детей, а в Славянке - одну женщину.

  

   6 августа 1868 года, вторник

   Там, где оканчивается сфера науки, то есть где наука оканчивает свое дело, там начинается область веры. Для масс вера формулируется другими; человек развитой формулирует ее для себя сам в глубине своего сердца и совести. В первом случае является церковь и предание, во втором - разум и философия. Разум так же верует, как и церковь, только авторитет последней лежит вне верующего духа, авторитет же первого в нем самом.

   Я люблю, чтобы каждая фраза была отчеканена так, чтобы выражающаяся в ней мысль значила не более и не менее того, что она есть.

  

   8 августа 1868 года, четверг

   На днях явилась гнусная прокламация от имени какого-то общества "ожесточенных", оповещающего жителей, что оно будет производить пожары и воровства в отмщение за "невинно находящихся под арестом". Эта мерзость в печати разослана ко многим лицам и даже послана в провинцию. Говорят, что полиция успела захватить экземпляров сто. Вот один из симптомов деморализации, которою страдает в настоящее время наше общество.

   Я глубоко убежден, что крайняя демократия ведет к варварству. Повиноваться должны все, управлять могут немногие, которые, в свою очередь, должны повиноваться закону.

  

   12 августа 1868 года, понедельник

   Страшный дым продолжается. В комнате набралось его столько, что глаза кусает.

  

   13 августа 1868 года, вторник

   Дым еще небывалый, ужасный. Я сегодня ездил в город: вдоль всей дороги от Петербурга до Павловска, то же самое и в самом Петербурге. Владимирской церкви нельзя было владеть с угла Загородного. Впрочем, дышать было не тяжело, только глаза терпели. В половине дня пошел небольшой дождик, и горизонт заметно очистился.

   Никогда человек не бывает столько виноватым, как тогда, когда сам себя считает безусловно правым.

   Они думают опираться единственно на массы, и потому для них не существует привилегированных состояний. Дворянство, наследственная аристократия, конечно, почти во всей Европе утратили свою силу и обаяние; но взамен их там выступила другая аристократия - аристократия ума, знания, таланта, словом, аристократия народной интеллигенции. Вот с нею-то труднее управляться. Наполеон III до сих пор управлялся, и некоторые другие захотели ему подражать, но мыслящая Франция, однако же, с каждым днем заявляет свои силы и подымается на ноги. Тут в конце концов несдобровать деспотизму, опирающемуся на массы.

  

   7 сентября 1868 года, суббота

   Был у князя П.А. Вяземского. Он мне читал свои замечания на роман графа Толстого "Война и мир". Умные замечания. Потом гуляли по парку Царского Села. Сентябрь изумительно хорош.

  

   9 сентября 1868 года, понедельник

   Сентябрь продолжает быть щедрым на солнце и тепло. Запрашивай больше - что-нибудь да дадут, запрашивай мало - дадут меньше малого.

  

   12 сентября 1868 года, четверг

   Переезд с дачи. Стало вдруг сразу ужасно холодно. Два дня сряду были сильные морозы.

   Не та книга умна, которая умна, а та, которая делает меня умнее, заставляет меня мыслить.

&n