Никитенко Александр Васильевич - Дневник. Том 3

сов. Сперва остановимся в Граце, а потом - где признаем за лучшее.

   В среду вечером посетил меня Раевский и долго у меня просидел. Это очень умный, любезный и много знающий священник. Много любопытного услышал я от него о современных политических событиях. Он во многом винит черногорского князя Николая I, который из своекорыстных видов содействовал восстанию герцеговинцев. Мне, однако, кажется, что и без возбуждения с его стороны восстание все-таки произошло бы вследствие нестерпимого гнета турков. Любопытно, между прочим, то, что турецкие солдаты до того нищи и голодны, что принуждены продавать оружие и порох герцеговинцам.

  

   10 апреля 1876 года, суббота.

   Грац. Переезд от Вены до Граца через Земмеринг сопровождался великолепными красотами природы. Вскоре за Веной с правой стороны начали подниматься небольшие холмы, а потом мало-помалу они начали превращаться в величественные скалы и горы, местами покрытые еще зимним снегом, по обеим сторонам дороги, извивающейся самыми прихотливыми изгибами. Здесь по долине рассыпаны то там, то сям большие деревни и маленькие деревеньки, тонущие в молодой, только что распустившейся зелени. На половине пути, или около того, раскидывается городок Баден, один из нескольких немецких бадеортов. Как милы, опрятны деревенские домики, но которые, увы, так мало похожи наши сельские избы. Кажется, в этих домиках настоящее жилище мира, простоты и семейного счастья. Конечно, это только в моем воображении: и здесь люди тоже страдают от нужд, раздоров и терпят скорби, как и везде.

  

   Повсюду страсти роковые,

   И от судьбы защиты нет!

  

   Как бы то ни было, а по крайней мере по виду в Австрии люди являются в более очеловеченном образе, чем думать можно, судя по ее политическому неустройству.

   В некоторых местах долина окаймлена чудовищными громадами гор и скал. Какая сила и когда выдвинула их из недр земли? Геологи говорят, что все это делалось постепенно: кусок на куске, пласт на пласте нарастали в течение веков медленно и неприметно. Между тем тут столько разнообразных прихотливых, уродливых форм, что так и кажется, что все они из своих сокровенных логовищ выброшены были на высоты какою-то огромною роковою силою мгновенно и легли где попало в ужасающем беспорядке.

   Грац - значительный город и, по всему видно, богатый. Он лежит тоже в живописном месте, но самая замечательная часть его - гора Глосберг, врезывающаяся одною половиною в самый город. Ее величественная, грозная вершина, плоская совершенно, покрытая лесом, увенчана развалинами древнего замка или крепости. Мне очень хотелось взобраться на эту великолепную вершину, но моим слабым силам это было совершенно недоступно.

  

   11 апреля 1876 года, воскресенье

   Из Граца в Триест.

  

   12 апреля 1876 года, понедельник

   Триест, великолепный, богатый и обширный город, расположен амфитеатром на самом берегу моря. Кругом высокие горы, некоторые из них врезываются в самый город.

   Из Триеста 45 минут до Набрезины. Дорога почти вся по карнизу гор. Прекрасные, грозно-величавые виды. Замок несчастного мексиканского императора Максимилиана на выдающемся в море мысу - Мирамар.

  

   13 апреля 1876 года, вторник

   В 7 часов утра из Триеста в Венецию. Отель "Даниэль" возле Дворца дожей и площади св. Марка.

   Вечером вышли на площадь св. Марка. Она усеяна была народом: это был праздник дня св. Марка.

   Первое ощущение, возбуждаемое Венецией, - это изумление. Венеция кажется огромным великолепным городом, как бы рожденным на дне моря и вышедшем оттуда во всеоружии богатства, красоты и величия По улицам его, большим и малым, широким и узким, подобным небольшим трещинам, как по жилам исполинского тела, вместо крови протекают волны того же моря, подступая к каждому зданию и делая возможным доступ к нему только посредством лодки. Это город без зелени и цветов - город камней, гранита и мрамора. В нем нет и экипажей для езды. Во всем городе только четыре лошади, да и те бронзовые, стоящие неподвижно уже несколько столетий на одном из фронтонов церкви св. Марка. Право, кажется, город этот не строился, а выдвинулся из недр моря, как я заметил выше, таким, как он есть, прямо и мгновенно, с помощью какой-то чудодейственной силы. Да и где, на чем и как ему строиться? Для напоминания о суше у него есть только набережная у моря, площадь св. Марка и какая-то насыпь, на которой разведено нечто похожее на сад.

   В среду, 14-го, прелестнейший день, настоящее дитя весны и юга. Мы в гондоле проехали по морю до так называемого сада, выдающегося в море мысом. Приятная прогулка.

  

   15 и 16 апреля 1876 года, четверг и пятница.

   Скверная погода - дождь и холод с резким северным ветром, как в Петербурге. В промежутки между этими прелестями мы выходили, однако, и даже по нескольку раз, на площадь св. Марка и прохаживались под арками окружающих ее зданий. Заходили в церковь св. Марка. Внутренность ее величественнее внешности, которая напоминает византийскую архитектуру.

  

   17 апреля 1876 года, суббота

   Презрение к людям, столь явно оказываемое многими высокопоставленными и вознесенными лицами - Наполеонами, Бисмарками и проч., - и несправедливо, и жестокосердно, и безрассудно. Не люди заслуживают презрения, а дела их и судьба.

   В эпоху упадка могущества Венеции дож должен был почтительно преклониться перед Людовиком XIV, тогда всемогущим, и для этого прибыл в Париж. Во время аудиенции король спросил у него, между прочим, что более всего показалось ему замечательнее и любопытнее в Париже? "Любопытнее всего показалось, мне, - отвечал дож, - то, что я здесь". Если бы у меня спросили, что всего замечательнее и любопытнее нахожу я в Венеции, я сказал бы: "самую Венецию".

  

   17 и 18 апреля 1876 года, воскресенье и понедельник

   Почти весь день на площади святого Марка.

   Венеция не есть город настоящего, а город прошедшего. Это великолепнейший монумент некогда процветавшего могущества, величия, богатства. Его дворцы носят громкие исторические имена; но они пусты. У них нет даже наследственных обладателей. Говорят, большая часть их принадлежит правительству, которое не знает, что с ними делать.

   Мраморы этих палат почернели от времени и прибоя морских волн, которые, однако, не в состоянии смыть с них следов истории - может быть, потому, что они были некогда окрашены кровью. Все эти мраморные палаты и дворцы мертвенны, пусты и мрачны. Невыразимо грустно смотреть на царствующее в них молчание, - трагедия сыграна, актеры с пышными именами тлеют в своих гробницах. Так гибнет все человеческое! Только море живет в своих лагунах и камни, возвышающиеся над их волнами. Прощай, Венеция!

   Во вторник, 20-го, из Венеции в Верону.

  

   22 апреля 1876 года, четверг

   В Милане, куда приехали в 4 часа дня. Остановились в отеле "Рим".

   От Виченцы до Вероны нас сопровождали с правой стороны величественные Тирольские Альпы, которые, только не доезжая несколько до Милана, начали уходить вглубь страны. Удивительные, прелестные долины раскидывались повсюду вдоль железной дороги, беспрерывно мелькали то уютные домики крестьян, то деревеньки и города - Падуа, Пескиера и проч. Тут же разлилось на далекое пространство великолепное озеро Гардо, в конце которого у самой дороги простирался очаровательный ландшафт. Глаз нельзя было отвести от всех этих дивных картин природы. И как тщательно обработаны поля, окаймленные шелковичными деревьями и засеянные кукурузою, которая теперь только что всходила.

  

   23 апреля 1876 года, пятница

   Милан. Знаменитая готическая церковь. Древний монастырь св. Амвросия. Фреска "Тайной вечери" Леонардо да Винчи в церкви св. Марии. Сад. Галерея Виктора-Эммануила. Монумент Леонардо да Винчи. Триумфальная арка Наполеона I. Из всего этого наибольшее впечатление на меня произвели: древний готический собор, "Тайная вечеря" Леонардо да Винчи, хотя с поблекшими красками, но довольно сохранившаяся еще, монумент да Винчи и галерея Виктора-Эммануила - значит, почти все, виденное мною сегодня. А сам Милан? Конечно, я не успел еще его обозреть; однако главные улицы, по которым мы ехали, показывают уже, что это прекрасный, многолюдный и богатый город.

  

   24 апреля 1876 года, суббота

   С самого утра дождь. Теперь половина одиннадцатого, а он все продолжается. Значит, мои калоши, обращавшие на себя внимание прохожих еще в Венеции, оказываются вовсе не лишними.

   В Венеции чрезвычайно много бедных. Вам беспрестанно встречаются женщины и девушки скромной и красивой наружности, одетые в ветхие, заплатанные тряпки. Гондольеры тоже не отличаются своим убранством, кроме немногих. Каждый вечер у нашего отеля раздавались до поздней ночи веселые песни хором, в котором слышались приятные голоса. Странно, но гондольер, который преимущественно нас возил, утверждал, что при австрийцах они гораздо меньше терпели от бедности.

  

   25 апреля 1876 года, воскресенье

   Опять с утра дождь. Свежо и сыро, и, кажется, на целый день. Здесь говорят, что подобного ненастья никто в это время года не запомнит. Поездку на Комо в Белладжио приходится отложить до более благоприятной погоды.

   Если предметы, рассеянные по Европе в сфере истории и природы, не внушают путешественнику серьезных, возвышенных мыслей, если они безразличны для его нравственного образования, то он напрасно издерживает и время свое и деньги: он просто пустой человек, турист в смысле ротозея и шатателя.

   Если в человечестве можно назвать что-нибудь великим, несмотря на суету и неразрешимость вопросов его существования, на бедствия и превратности его судеб, то это без сомнения памятники, созданные его историей, веками и его образованием. В этом отношении можно сказать, что они оспаривают у природы ее величие, красоты, могущество. Наука, искусство, гражданское устройство Европы - вот права человека на почет в системе мироздания, права, которые должен уважать разум, если только он сам не есть летучий, преходящий во вселенной, феномен.

   Если отсюда я брошу взгляд на мое отечество, то для меня становится в высшей степени поразительным, как мало мы делали для успехов всеобщего развития и образования. На это могут сказать, что мы так еще недавно начали существовать умственно, что мы еще народ юный. Однако и над нами пролетели века, и у этого юноши выросла порядочная-таки борода, местами даже с проседью. История была мачехой русского народа и воспитывала его очень дурно; но народ разве так-таки ничего своего не вносит в историю? Силы, способности расы разве ничего не значат, не сообщают внешнему ходу вещей и событий от себя некоторых свойств, некоторого колорита? Но, может быть, эти силы и способности еще не успели сосредоточиться и это придет в свое время? Будем надеяться и не отчаиваться.

   Один из опаснейших врагов человека есть успех.

   В нынешнем моем путешествии я видел два чуда в Европе: Венецию, которую море как будто родило в своих волнах и подняло на свои плечи, чтобы показать свету лучшие из своих перлов; другое чудо то, где глубочайшая мысль человечества нашла достойное себя воплощение на куске жалкой поверхности стены, запрятанной в старом здании - в трапезной старого монастыря св. Марии, ныне примыкающего к казармам. Чудо это - картина "Тайная вечеря" Леонардо да Винчи.

   Погода, достойная Петербурга, продолжалась целый день. Мы вышли было подышать хоть немного свежим воздухом в галерее Эммануила, но сырость и холод скоро прогнали нас в отель.

   Русского человека надобно поднимать из грязи, в которой он так давно и так часто барахтается, а не топтать его в ней.

   Как могут содействовать преуспеянию общества во всем благом те, которые не имеют веры ни в какие идеалы, которых умственный горизонт ограничивается одною материальною реальностью, как будто не существует никакой другой реальности?

   Есть два способа действовать на людей: изъяснение и возбуждение, или представление того, что есть, и устремление к тому, что должно быть, - один пассивный, другой активный.

  

   26 апреля 1876 года, понедельник

   Целый день нельзя было сделать шагу из комнат - дождь, холод, гнусность, которой итальянцы не запомнят. И, говорят, во всей Италии так. Как тут думать о пользовании теплом и воздухом, для чего собственно и предпринято мое путешествие за границу?

  

   27 апреля 1876 года, вторник

   Наша народность находится ныне в периоде самопознания. Поэтому мы открываем и должны открывать в себе все те пошлости, несообразности, умственное бессилие и нравственную испорченность, которые до сего были нашим уделом, по крайней мере большею частью. И в этом отношении правы наши нравоописательные романисты. Но этот процесс самопознания есть только первый акт. За ним необходимо должен следовать другой, то есть выход из такого состояния к лучшему - и это лучшее представляется не иначе, как в идеалах, к которым мы должны стремиться. Без этого мы останемся навсегда в том же самом периоде дурных свойств, которых мы не можем не признать. Вот к этим-то идеалам следует литературе направлять умы и для этого нужно и изображать их. Делает ли это наша литература? Если для такого изображения нам недостает в настоящее время талантов, то не пора ли думать по крайней мере об этом? Особенно не пора ли научной, серьезной философской критике возбуждать стремление к необходимости иного настроения в литературе, чем то, какое господствует в ней ныне?

   К сожалению, мы ужасно боимся труда мысли. Отвлеченный ее характер пугает нас, как детей пугает азбука, не украшенная картинками или не приправленная игрою. Но если мы думаем, что уже выросли из детства и по крайней мере приблизились к периоду юности, то нам стыдно пугаться труда мысли, как стыдно молодому человеку, поступившему в университет, избегать научных приемов науки. Мы люди очень остроумные, глумливые. Во всякой мысли мы желали бы видеть игру остроумия, и вместо того, чтобы думать и вдумываться в нее, нам хочется поиграть в нее, позабавить читателей наших или слушателей.

  

   28 апреля 1876 года, среда

   Почти шесть дней продолжались дождь и холод. Сегодня проглянуло солнце, и мы поспешили воспользоваться хорошею погодою, чтобы выйти из нашего заточения, и отправились в сад и к памятнику Кавура. В саду походили около часу, потом я сосредоточил все мое внимание на памятнике Кавуру. Кавур бронзовый, изображен в обыкновенном сюртуке и с лентой по камзолу. Вся фигура его, говорят, настоящий портрет. Он стоит на простом гладком круглом пьедестале и в руке держит свиток. Перед ним внизу, у самого пьедестала, муза истории пишет его имя, никаких украшений более, никаких скульптурных вымыслов. И что за прелесть эта муза истории! Какая легкость, грация и простота в ее фигуре! Какое спокойное величие и уверенность в ее лице, что она воздает только должное, предъявляя бессмертию имя великого человека! Она изваяна из бронзы, и между тем сидит как живая. Она не сводит глаз с уже написанного ею: Кавур.

   Несмотря на солнце, все-таки настоящей итальянской теплоты нет. Повевает холодненький ветер.

  

   30 апреля 1876 года, пятница

   Погода не улучшилась - так же сумрачно и холодно. Часов в 11 вечера разразилась сильная гроза с проливным дождем. Не обещает ли это благоприятного кризиса в погоде?

  

   1 мая 1876 года, суббота

   Кризиса нет. Утро 10 часов, дождь, и так холодно. Мы в страшном недоумении, на Комо ехать уже нечего и думать.

   Там на озере не может быть ничего лучшего. Не ехать ли в какое другое место Италии? Но где ручательство, что там не так, как здесь? И для чего ехать? Чтобы там прожить недели три до поездки в Швейцарию при благоприятных условиях тепла и света, которые так нужны для моего здоровья. Увидим. Но оставаться долее в Милане бесполезно и скучно.

  

   2 мая 1876 года, воскресенье

   Должен ли человек, приближающийся к закату дней своих, думать непрерывно о своем конце? Это было бы сущим малодушием даже и тогда, когда физическое состояние его оказывается не совсем надежным. Не должен ли человек во всеоружии своего духа встретить во всякий час все, что пошлет ему судьба?

   Знакомство с итальянским литератором С.Фарина, который сегодня просидел у нас довольно долго. Он автор нескольких хороших повестей и романов и весьма приятный человек. Разговор мой с ним происходил с помощью дочери, которая познакомилась с ним во время первого своего путешествия в Италию, через Губернатиса. Фарина говорил, что и у них нет литературной, серьезной и разумной критики.

   Забавно, что один профессор литературы, говоря с кафедры о ее современном состоянии, осуждал писателей за. то, что они не пишут эпических поэм, а занимаются пустячными сочинениями в других, и притом прозаических, формах.

  

   3 мая 1876 года, понедельник

   Сумрачно и холодно. Проект ехать на Лаго-Маджиоре вместо озера Комо.

   Жизнь раскидывается во все стороны как попало. Наука и мысль ищут здесь законов и находят их в системе и идее развития. Но где цель этого? Наука и мысль ничего не могут сказать об этом.

  

   4 мая 1876 года, вторник

   Из Милана в Арону. Оттуда мы ехали уже на пароходе по великолепнейшему озеру Лаго-Маджиоре, между Альпами, и прибыли в Паланцу в 5 часов. Останавливались семь раз для высадки пассажиров и приема новых в разных городах, раскинутых у подножия гор на берегу. В Паданце - "Гранд-Отель". Погода здесь теплее, хотя все-таки довольно сильный ветер.

   Лаго-Маджиоре блистает такими красотами природы, которые не поддаются никакому описанию. Остается только смотреть и восхищаться. Нездоровье мое, впрочем, делает восхищение мое довольно умеренным.

  

   7 мая 1876 года, пятница

   Сегодня утро в половине девятого, как и вчера, началось в отеле пением англичан хором молитвы. У них тут есть и молитвенная особенная комната, так как эти места много ими посещаются. Пение было умилительное, особенно прелестных женских голосов. Я слушал его с большим удовольствием и сочувствием к этому прекрасному обычаю целого общества начинать день молитвою.

   Поутру небольшой, но теплый дождик, который скоро и прошел. Пользуясь несколько сумрачною, следовательно, менее жаркою погодою, мы отправились на прогулку вправо от отеля по берегу озера между прелестнейшими виллами. Дорога гладкая и чистая, как вылощенная. Чудные виды открываются отсюда на озеро, на окружающие его грозные горы, на домики и селения по скатам их, в тени лавров, магнолий и проч. Все виллы, однако, заперты. Кажется, никто из владетелей их не понимает, какими красотами он обладает. Стало жарко; я начал чувствовать усталость, и мы после часовой прогулки возвратились домой.

   А вот перед глазами у нас Симплон с своими снежными вершинами. От него и от других смежных великанов вы отводите усталые взоры на Боромейские острова, точно выходящие из зеркальной поверхности озера, - Изола Белла, Пескаторе, Мадре, на который рукою подать из нашего отдельного сада.

  

   8 мая 1876 года, суббота

   Солнце сияет на безоблачном небе, а между тем холодно так, что сегодня я опять должен был надеть теплое пальто. Озеро волнуется, горные великаны угрюмо смотрят. А вчера утро было такое прекрасное!

   Не легко бороться с физическою немощностью, а должно бороться с нею мужественно и стараться одолевать ее.

   Еще островок в двух шагах от отеля нашего - Изолино Сан-Джиованни, куда нельзя, однако, иначе попасть, как на лодке.

  

   9 мая 1876 года, воскресенье

   Прекрасное утро. Безоблачное итальянское небо. Горы очерчены резкими контурами, покрыты блестящими снегами, и между ними высится Симплон со своим выдающимся отрогом, Львиною горою (Монте Леоне). Мы долго гуляли по дороге в городок Интра.

  

   11 мая 1876 года, вторник

   Вчера вечером толпа молодых людей из Паланцы каталась на лодке мимо нашего отельного сада. Они стройным хором пели патриотический гимн, главный смысл которого состоял в следующем: "Прочь черное с желтым знамя! С нами Гарибальди, наш вождь, - и с ним Италия непобедима". Имя Гарибальди повторялось беспрестанно в виде припева.

  

   12 мая 1876 года, среда

   В местностях, которые я проезжал и в которых останавливался, я почти пресытился красотами природы. Но в ощущениях, которые наполняют мое сердце, есть что-то отвлеченное, сухое и холодное. Они не растворяются, не одушевляются другими ощущениями, возникающими из воспоминаний о людях и сердечных отношениях, которые сопровождают наше воззрение на окружающий нас мир и с которыми связываются наше прошедшее и настоящее.

  

   13 мая 1876 года, четверг

   В отеле есть небольшая англиканская церковь. Каждое утро в нее сходятся пребывающие здесь англичане и особенно англичанки и начинают свой день молитвенным гимном. Церковь эта возле моего номера, и потому каждое утро я могу наслаждаться прекрасным пением, которое отличается возвышенным религиозным одушевлением. Сегодня праздник Вознесения, который нынче совпадает с празднованием его у нас.

  

   14 мая 1876 года, пятница

   Прогулка в городке Интра по берегу озера. При этом проехали два местечка, лепящиеся у подошвы гор на берегу озера: Гиффа и Оджеббио. Все это прекрасно, но прекраснее всего вилла Францозини, в которую мы, с позволения садовника, вошли. Это чудо красот природы и искусства - особенно красот природы. Тут громадные магнолии, камелии в цвету, лавры, кипарисы и проч.

  

   15 мая 1876 года, суббота

   Картина Леонардо да Винчи "Тайная вечеря" есть перенесенная на полотно страница евангелия.

   Нам очень аккуратно посылают из Петербурга "Голос", и мы таким образом постоянно находимся в общении с отечеством.

  

   16 мая 1876 года, воскресенье

   В 2 часа из Паланцы в Арону на пароходе. День прекрасный, очень жаркий. Мы простились с хозяином и со всеми служителями очень дружелюбно: нам было здесь вообще хорошо.

   В Арону прибыли мы в 5 часов и здесь переночевали. В половине 11 -го отправились в Турин, куда приехали около 5 часов. Остановились в гостинице "Европа".

   Путь от Ароны до Турина представляет мало привлекательного. Поля обрабатываются для риса и потому залиты водою. Говорят, что эта местность и не очень здорова, потому что слишком пропитана влагою.

   Недалеко от Турина начинают опять показываться Альпы. У самого Турина скаты гор испещрены виллами, и это придает им весьма приятный, оживленный вид. На высокой горе, господствующей над окрестностями, церковь, где погребаются короли и принцы Савойского дома: они как будто хотели быть ближе к небу.

   Мы уехали из Паланцы в самую пору. Там начинаются жары, которые всех приезжающих оттуда выгоняют, и наш почтенный "Гранд-Отель" начинает пустеть. Милые английские леди и мисс перестают петь свои утренние гимны, которые слушал я с таким умилением.

  

   18 мая 1876 года, вторник

   В экипаже ездили по городу: аллея на берегу По; памятник королю Альберту на Королевской площади; плохой памятник Кавуру. Дом графа Кавура заперт, и мы видели его только снаружи, не могли проникнуть внутрь. В Турине много памятников, но без общечеловеческого или европейского интереса. Все они имеют местное историческое значение.

  

   19 мая 1876 года, среда

   Из Турина дальше.

   От Турина начинают возвышаться горы и достигают снежных высот. До Моданы мы проехали 29 туннелей, и из них последний прорезывал Мон-Сени недалеко от Моданы. Здесь перемена вагонов, итальянские сменяются французскими. Тут же и таможня французская, которая, впрочем, обошлась с нами так благосклонно, что ничего не осматривала. Итак, прощай Италия в Модане. Отсюда опять почти до самого Шамбери нас сопровождали горы, коих снега доходили почти до долины, которая тем не менее блистает роскошною зеленью. На одном, однакож, пространстве мы поднялись на высоты, где холод делается ощутителен и в растительности произошла значительная перемена: лавровые деревья, каштаны и прочие сменились нашею родною сосною и елью. Снега, казалось, готовы были скатиться с вершин гор и покрыть все представляющееся им на пути. Это было особенно ощутительно при входе в Мон-сенисский туннель. В одном месте горы и скалы принимали ужасающий вид: это была настоящая мертвая пустыня.

   Шамбери занимает между горами чрезвычайно живописное положение. И город сам по себе, несмотря на несколько мрачную наружность своих домов с аспидными крышами, очень мил. Я жалел, что недолго в нем пробыл. После обеда мы пошли погулять в публичный сад, богатый тенистыми и роскошными деревьями, в числе которых и лавры и магнолии. В половине 12-го на другой день мы отправились далее, в Женеву.

  

   20 мая 1876 года, четверг

   В Женеве.

  

   22 мая 1876 года, суббота

   Сегодня мы проехали в Ферней, куда давно влекло меня желание поклониться тени человека, у которого было хорошее сердце, скверный характер и возвышенный ум с гением писателя. Что бы о нем ни думали и ни говорили, а Европа обязана ему значительною частью своих успехов умственных и гражданских. Мы осмотрели в доме Вольтера две комнаты, остающиеся в том виде, как были при нем. Здесь знаменитая урна с известною надписью: "Сердце мое здесь, а дух везде". Портрет Екатерины II во весь рост, портрет Фридриха Великого, портрет маркизы дю Шатле и его собственный в молодых летах, его кровать. Из этих двух небольших комнат выход прямо на террасу, с которой открывается великолепный вид на Альпы. Внизу цветник и крытая аллея, по которой мы прошли. Все тут напоминает о своем великом хозяине. К сожалению, пошел дождик и помешал нам осмотреть парк. Мы поспешили воротиться в город. Проезжая местечко Ферней, обязанное своим существованием Вольтеру, мы думали было, в память Вольтера, напиться в гостинице хоть кофе, но готового не оказалось, и нам не хотелось дожидаться. Я возвратился к обеду в свой отель, чрезвычайно довольный посещением Фернея.

   Странно, что смотритель Вольтерова дома счел нас за испанцев, и когда ему объявили, что мы не испанцы, а русские, он очень удивился. Впрочем, он прибавил, что русских посетителей Фернея бывает очень много.

   Я с большим удовольствием совершил свою поездку в Ферней. Она взяла у нас около часа времени. Мы ехали между красивыми дачами, по великолепной ветвистой аллее до самого местечка Ферней, невдалеке от которого на конце возвышается дом Вольтера, довольно большой, но простой архитектуры.

   После обеда в Женеве мы пошли на прогулку в так называемый Английский парк. На острове, среди тополей, памятник Руссо. Там горели огни и приготовлялась музыка.

  

   23 мая 1876 года, воскресенье

   Чем кончится суматоха в Европе по случаю этого несчастного восточного вопроса? Безумный султан свергнут с престола, и место его заступил другой. В Константинополе настоящая революция. Требуют конституции. Но главным возмутителем Европы теперь оказывается не Турция, которую после берлинской конференции легко было бы смирить усилиями трех великих держав, - а Англия, всегдашняя политика которой состояла в том, чтобы сеять раздор в Европе и, как говорится, в мутной воде ловить рыбу. Она оказывает явно покровительство этому трупу, Турции, и может легко зажечь европейскую войну. Турки, конечно, будут сопротивляться требования Европы в надежде на покровительство Англии. Дизраэли недаром объявил в парламенте, что роль Англии, а не трех союзных держав, быть главным действующим и руководящим лицом в настоящих событиях. Что за гордыня! Более всего ненавистна Англии Россия.

   Ездил в нашу церковь; но службы в ней не было: священник уехал в Петербург. Церковь византийской, изящной архитектуры; стоит на высоте и имеет привлекательный вид. Внутри церковные принадлежности очень богаты, и вообще церковь прекрасная, хотя и небольшая.

  

   24 мая 1876 года, понедельник

   Из Женевы в Монтре на пароходе по Женевскому озеру. Из Монтре в Невшатель приехали в половине 4-го.

   После обеда прогулка в ущелье Альп. Это действительно ущелье. С правой стороны скаты гор покрыты лесом, с левой дикие гранитные скалы самых разнообразных и чудовищных видов: одни - как бы подпирающие небо, другие - как бы готовые обрушиться на вас. Посредине, в глубине, шумный поток с водопадом. Зрелище очаровательное, хотя суровое. Мы ехали таким образом более часа под тенью гранитных гигантов. Потом в обратный путь, другой стороной гор, через густой лес, почти до самого Невшателя. Дорога гладкая, как по паркету.

   Невшатель - очень красивый городок на берегу озера того же имени, тонущий в богатой растительности.

   На другой день, в среду 26-го, мы оставили его и прибыли на постоянную квартиру нашу - в Шинцнах.

  

   26 мая 1876 года, среда

   Шинцнах. Здесь большое здание, предназначенное для пользования серными ваннами. Для меня ни этих и никаких ванн не нужно. Мне предписан только чистый воздух в умеренном климате, некоторое отдохновение от забот всяческих и страданий, претерпеваемых мною во все время моей последней болезни. Вместо всяких лекарств мне исключительно нужны прогулки на чистом воздухе. Место, в котором я теперь нахожусь, вполне соответствует этой цели. Оно лежит в долине, окруженной с обеих сторон невысокими Альпами, покрытыми густым лесом. В местечке этом особенная привлекательность, что-то простое, миловидное и грациозное. Вблизи лес с проложенными дорожками, в котором чрезвычайно приятны прогулки, особенно в жаркие дни. Вблизи река Аара. Расстояние от Цюриха - всего час езды по железной дороге. Здание, в котором мы поселились, похоже на древнее аббатство: оно обширно и весьма серьезного вида. В нем все приспособлено к нуждам и спокойствию пользующихся здешними водами. Посетителей, впрочем, не бывает здесь слишком много, так как воды здешние имеют специальный характер. У нас две премиленькие, светленькие и чистые комнатки, из которых открывается приятный вид на часть гор и на прилежащие к ним поля. Внизу - мы живем во 2-м этаже - садик, а за ним железная дорога в Цюрих, и я из окна моего часто вижу пролетающие мимо вагоны в Цюрих и из Цюриха. Станция от нас менее версты.

  

   30 мая 1876 года, воскресенье

   Слова, слова и слова! Словами правится мир. Национальная честь, национальное достоинство: под этими словами английский торийский министр прячет свое грубое чванство, свое притязание на важную роль в европейской политике. Он готов зажечь в Европе войну, защищая гниющий труп державы, уже давно издыхающей, но все еще вредной для Европы. Англия хочет войны - и война может запылать под раздутыми словами "национальная честь" - война кровавая, тем более что она будет несправедливою. Все несправедливые войны особенно страшны. Англию можно всегда увлечь, говоря о чести национальной и показывая ей деньги. Но пусть же весь ужас войны, вся пролитая кровь падут на ее голову, потому что никто, кроме нее или ее первого министра, не хочет войны.

  

   1 июня 1876 года, вторник

   Дождь всю ночь, как и вчера. Сегодня так же.

   Англичане называют нас варварами за то, что мы многого не знаем и многого не делаем из того, что свойственно миру образованному. Однако они не могут же отрицать, что мы далеко уже не те, какими были даже четверть столетия тому назад. Любопытно было бы спросить, нашел ли Вильгельм Завоеватель у англичан паровые машины, огромный флот, Королевское общество наук, Ньютона, Шекспира и проч.? Варварский народ тот, который является врагом христианства, не допускает в других нациях никаких гражданских улучшений и склонен нарушить всякое чужое право, посягая на союз народов из страсти к деньгам и своим торговым выгодам. Если у Англии есть множество всяких машин, есть Королевское общество наук и проч., зато у ней много варварских замашек, и нравственно она совсем не выше того народа, который хочет идти по пути прогресса, хотя и не успел еще дойти до важнейших его результатов.

   Пусть так многого России недостает из того, что создано общею образованностью - умом, наукою, искусством, и много надо ей сделать, чтобы сравняться с другими народами в этом! Но вот это-то самое и налагает обязанность на каждого честного русского служить ей горячее и вернее, несмотря на препятствия, противопоставляемые то ее учреждениями, то нравами, то отдельными лицами, чем бы то ни было и кем бы то ни было. Все это налагает на людей мыслящих и честных обязанность служить ей ревностнее во всем, что касается ее благосостояния, ее нравственных и умственных успехов.

   И ничего в этом нет ни необычайного, ни могущего привести в уныние людей мысли. Логика истории неумолима и неотразима, она требует честных усилий и в то же время последовательности и постепенности.

   Или мы преклонимся перед Англией, или, не испугавшись ее угроз, сохраним свое достоинство. Есть предел, до которого можно идти в желании мира. Иное дело не желать, не вызывать войны, и иное дело желать мира во что бы то ни стало. Готовность сделать твердый отпор наглости - этою требуют и честь и политика. Против закона необходимости нельзя спорить, но никакой закон необходимости не требует покорности угрозам, которая может унизить дух народный и лишить народ уважения в среде других народов. Сделает ли Пруссия для России то, что Россия сделала для Пруссии в последнее время? На это полагаться, конечно, не следует. Но еще менее можно будет полагаться на Пруссию, когда покажем ей, что от нее зависит поощрить или остановить нас в известных случаях.

   Весь вопрос в том, должна ли Россия удержать за собою значение великой державы или отказаться от него в угоду Англии или кому бы то ни было? Ведь враги наши хотят только этого.

  

   2 июня 1876 года, среда

   В Индии, подвластной англичанам, находится до 50 миллионов мусульман. Итак, вот, разумеется, причина, почему англичане не хотят заявить себя врагами турок в Европе: они опасаются восстания мусульман в Индии. Из этого, однако, выходит, что королева английская не есть государыня христианская, а мусульманская. Титул императрицы индийской, которым ее пожаловал Дизраэли, окончательно делает ее мусульманскою государыней. Да, этот Дизраэли должен быть большой шутник, если не шут: разом превратить христианского государя в мусульманского. Владей королева Индией просто, как прежде, в силу завоевания, - это было бы в порядке вещей, но титул императрицы обязывает ее покровительствовать своим подданным. Понятно, что при таком условии христиане не должны уже думать о первенстве, если мусульманскому фанатизму вздумается поднять голову, и королеве английской ничего не останется более, как примкнуть к зеленому знамени. Понятно, что она не может не быть другом турецкого султана.

  

   4 июня 1876 года, пятница

   Намерения Англии очевидны: подчинить совершенно своей власти Турцию посредством оказываемого ей теперь покровительства и сделать из нее вассальное для себя государство. Тогда она в Босфоре будет постоянно угрожать России. Эта последняя непримиримый, вечный враг Англии, которая никак не может спокойно спать на своем острове, пока Россия сильна и могущественна.

  

   7 июня 1876 года, понедельник

   Бывают дни прекрасные, например вчера, в воскресенье, и сегодня, и эти дни обыкновенно посвящаются прогулкам, которые в этой прелестной местности были бы весьма приятны, если бы меня постоянно не сопровождала мысль, что я даром трачу время. Здоровье мое несколько лучше прежнего, но все еще не восстановляется вполне.

   К приезду в Петербург надо подготовить некоторые работы, и эта подготовка не идет как следует.

   Что касается до моего здоровья, то я должен примириться с его неполнотою. Мои лета не позволяют полного восстановления моих сил. Я переступил в тот фазис, или период жизни, где человек становится слабее.

  

   9 июня 1876 года, вторник

   Прогулка в городок Брун и обратно. Этот обратный путь лежал через прелестную долину, возделанную с большой тщательностью и наполненную чистенькими и весьма зажиточными деревнями.

   Иной никак не в состоянии залезть в чужой карман и вытащить оттуда платок или часы. Но запустить руку в казенный сундук, своровать общественные деньги или в качестве директора какого-нибудь общества завладеть воровски и грабительски акционерными деньгами, словом, сделаться государственным и общественным вором - он не считает за стыд.

  

   12 июня 1876 года, суббота

   Существуют ли для человека какие-нибудь нравственные обязательства как для существа нравственного? Или, будучи только тварью более смышленою, чем другие животные, он может следовать инстинктам, более или менее грубым или утонченным, признавая вместе с Бисмарком, что сила есть право? Это вопрос нашего времени.

   Россия в восточном вопросе, очевидно, проиграла. Англия заняла в нем первенствующее место после того, как произвела в Турции революцию, погубившую прежнего султана. Так в наше время торжествует политика мошенников, которую история не преминет назвать плодом глубокой мудрости. А все-таки я с упорством Галилея не перестану повторять: для человечества должны существовать нравственные законы.

  

   15 июня 1876 года, вторник

   Поездка в Цюрих. Я ездил по городу. Весь он тонет в зелени. Прогулка по так называемой Променаде на высоком берегу. Внизу кладбище. Мы остановились в отеле "ДюЛак", откуда прелестный вид на озеро и горы.

  

   19 июня 1876 года, суббота

   Вчера одна дама, М.А.С., прочитала мне несколько строк из письма князя Горчакова к одному из его родственников. Он едет или уже приехал в Югенгейм на свидание с государем. Войны, по его мнению, не будет. Союз трех императоров продолжает быть прочным. Россия не осуждена на одиночество, и английский министр нанес удар в воду. Дай-то Бог!

  

   20 июня 1876 года, воскресенье

   Проходя под колоннадой кургауза, я часто встречаю человека, наружность которого меня постоянно поражает своей крайней непривлекательностью. Во всей фигуре его что-то наглое и высокомерное. На днях, когда мы гуляли с нашей милой знакомой М.А.С. и этот человек нам снова встретился, она сказала: "Знаете, кто это? Мне вчера его представили, и он сам мне следующим образом отрекомендовался: "Барон Геккерен (Дантес), который убил вашего поэта Пушкина". И если бы вы видели, с каким самодовольством он это сказал, - прибавила М.А.С., - не могу вам передать, до чего он мне противен!" И действительно, трудно себе вообразить что-либо противнее этого, некогда красивого, но теперь сильно помятого лица с оттенком грубых страстей. Геккерен - ярый бонапартист, благодаря чему и своей вообще дурной репутации все здешние французы - а они составляют большинство шинцнахских посетителей - его явно избегают и от него сторонятся. При Наполеоне III он был сенатором, но теперь лишен всякого Значения. О его семейных обстоятельствах говорят очень дурно; поделом коту мука.

   Если со Спинозою или с другим подобным ему философом допустить, что мир существует только в силу одной необходимости, без всякой разумной цели, что Бог не принимает никакого участия в управлении и в судьбах мира, то жизнь будет не иное что, как пустая, грубая, даже не остроумная шутка. Ибо какое остроумие там, где беспрестанно льется кровь живых существ, между которыми человек есть самое злосчастное, потому что он одарен способностью мыслить и сознавать свой жребий. Неужели нет лучшего плана миросоздания? Без сомнения, он есть, и есть разумный, вечный его основатель и блюститель. Только план устроен и охраняется по его, а не по нашим воззрениям и целям.

   Лица, которым вверены значительные части по управлению, часто говорят своим уполномоченным агентам в случае затруднений, встречаемых при исполнении поручения: "Да сделайте уж это как-нибудь". Это, конечно, не значит: сделайте дурно, а сделайте, не слишком утруждая себя изобретением способов и особенно не заботясь о законах и условиях дела, чтобы только наружность казалась соблюденною. Это несчастное "как-нибудь" есть камень преткновения, брошенный нашим национальным характером на пути ко всякому прогрессу. Когда же это и не говорится открыто, то подразумевается. И заведующий важною отраслью управления правит тоже в духе "как-нибудь". Это бывает источником того, что много серьезных дел делается у нас и поверхностно и даже недобросовестно. Руководящая нами сила должна б