раболепствовать, потому что мы привыкли к этому и потому что мы развращены.
Что мы можем принести в дар Европе? Кабаки, деспотизм, чиновничий произвол и великое расположение к воровству.
С тех пор как крепостное состояние уничтожено, в России не существует повода к политической революции. Но невозможна ли социальная? Но для нее нужны не такие нравы, какие существуют у нас.
23 марта 1873 года, пятница
Петр Великий, как крепкий жернов, перемолол в муку зерна нашей народности и положил в нее закваску европейского белого хлеба. С тех пор наша общественность бродит и пузырится. Когда она дойдет до того, чтобы из нее образовалось здоровое тесто и спечен был вкусный русский хлеб с европейскою закваскою, - Богу единому известно.
Я не могу себя обвинять, что устраняюсь от современного движения и интересов. Это было бы совершенно несправедливо. Я дотрагиваюсь до каждого пульса нашей общественности, но вижу, что ее бьет лихорадка. Тут ничего не сделаешь.
Кто истинно и искренно любит человечество и свою страну, тот не может не чувствовать глубокого презрения к людям и общественности нашего времени.
25 марта 1873 года, воскресенье
Делаются большие приготовления к приему германского императора. Между прочим, ведено военным генералам переменить красные штаны на какие-то другие, так как красные заимствованы были у французской армии.
Против военного министра, Милютина, ратует сильно партия, осуждающая его управление. Наряжена комиссия для исследования некоторых финансовых вопросов по армии, под председательством князя Барятинского, отъявленного врага Милютина.
Милютин, говорят, подавал в отставку, но государь не согласился ее принять.
Вечером у Краевского, где познакомился с полковником Венюковым, отличным знатоком наших кавказских, среднеазиатских и амурских дел. Он рассказывал удивительные вещи о наших тамошних административных порядках, или, лучше сказать, о таких беспорядках, каким едва ли где-нибудь есть подобные.
Общество без нравов осуждено на то, чтобы рабствовать или перед деспотизмом, или перед своими пороками.
Наука, искусство, литература - все это требует некоторой возвышенности духа, без которой все превращается в пустую игру на поверхности вещей или, что еще хуже, то в орудие, то в прикрытие всякого рода мерзостей.
27 марта 1873 года, вторник
Такова экономия судьбы, что за добром всегда следует реакция зла, но за злом не всегда следует реакция добра, если не считать добром некоторое ослабление ударов, какие нанесли вам люди и обстоятельства.
28 марта 1873 года, среда
Природа человеческая похожа на вулкан, который в одно и то же время извергает из глубины своей дым, камни, золу, пламя и свет.
29 марта 1873 года, четверг
К приезду германского императора Петербургу стараются придать вид настоящего немецкого города, так, чтобы великий император как будто не выезжал из Пруссии. Перемена генеральских штанов, замена головного убора солдат прусскими касками, прусские флаги на домах и проч. - все должно содействовать этому.
Какая-то эпидемия самоубийства с некоторого времени свирепствует у нас. Редкий день проходит, чтобы в газетах не извещали о повесившихся, о застрелившихся, и чаще о застрелившихся. Револьвер в большом ходу. Даже женщины научились им владеть. Сегодня извещают, что какая-то дама Л. пришла к Е.Утину, помощнику присяжного поверенного, потребовала, чтобы о ней доложили, и когда тот вышел, она пустила ему, как пишут, из револьвера пулю в упор. Пуля, однако, по какому-то чуду скользнула над его головой, не повредив его. Затем Л. приложила револьвер к собственному виску, спустила курок и упала мертвою. В чем завязка этой трагедии - неизвестно.
31 марта 1873 года, суббота
Посягавшая на убийство Утина - молодая девушка, сестра тоже застрелившейся Гончаровой. Она хотела отомстить Утину за то, что он, по неосторожности или легкомыслию, бросил тень на отношения Гончаровой с Жоховым, которого он убил на дуэли после известного процесса о Гончарове.
4 апреля 1873 года, среда
Если действительная жизнь преисполнена всяких зол и особенно всяких человеческих гадостей, то искусство вообще и литература должны хранить в себе идеалы всего лучшего, разумного и благородного в человечестве. Но теперь это не так. Искусство и литература опошляются елико возможно под предлогом верности правде и под условием реальности. Но что разумеют они под правдою? Списывание с натуры, группировку разных текущих проявлений жизни, всего, чем волнуются люди и общество настоящего времени? Конечно, это правда. Но есть и другая правда - сознание, в котором живут вечные идеи разума, добра, истины, красоты. Изображая первую, не следует забывать другой.
Военный министр, как слышно, к общему удовольствию, остается на своем посту, вопреки козням и интриге своих врагов; главным из них считают князя Барятинского, а главными соучастниками его - генералов Фадеева и Черняева.
Москва не теряет своего оппозиционного духа. Головою своим она избрала опять Ланина, получившего наиболее избирательных шаров после князей Черкасского и Щербатова, отказавшихся от главенства. Разумеется, Ланин также отказался. Итак, Москва остается без головы. Такие-то последствия вышли из деяний Дурново.
8 апреля 1873 года, воскресенье
День Пасхи. Светло, но все-таки холодно. Впрочем, теперь только утро, 9 часов.
Большею частью, когда люди сами себя обрабатывают по своим понятиям и верованиям, то из обработки выходят прескверные продукты. Одно, на что можно положиться, это хорошее сердце и инстинкты, дарованные природою иным неделимыми. Тут только и можно любить и верить в любовь.
10 апреля 1873 года, вторник
Первый день Пасхи был холоден, но светел, а вчера и сегодня снег с дождем, грязь; все здесь скверно: и погода, и люди, и судьба их.
11 апреля 1873 года, среда
Вечер у Благовещенского, который приехал сюда из Варшавы на несколько дней. Говорил долго с В.В.Григорьевым о хивинском походе. Он долго служил в Оренбургском крае и знаком со Средней Азией. По его мнению, походу нашему предстоят большие трудности.
12 апреля 1873 года, четверг
Конца нет слухам и толкам о предстоящей встрече германского императора. Говорят, что Дума очень недовольна предложением Трепова иллюминовать Гостиный двор особенным парадным образом и вывесить прусские и германские флаги. Происходят беспрерывные сборы и репетиции войск; зоря будет из 1500 музыкантов. Говорят, императору будет поднесена сабля, украшенная бриллиантами, в 700 тысяч рублей, и проч. и проч.
Посещал некоторых знакомых; был у Небольсина, Богдановой, Блюменфельда, Тютчева. Последний все еще лежит с парализованною половиною тела. Но голова его свежа, как у здорового. Говорит он тоже почти свободно, с маленькою запинкою. Но на выздоровление его нет надежды.
Очень болен также К.К.Фойгт. С ним также был удар, который едва ли не сведет его в могилу. Жаль! Это истинно честный и благородный человек.
15 апреля 1873 года, воскресенье
Въезд германского императора. Город принял такой праздничный вид, какого не бывало в самые знаменательнейшие дни народных торжеств. Все дома расцвечены флагами, и на многих из них прусско-германские флаги скрывают даже русские. И все новенькие, как с иголочки, так что улицы превращены в какие-то цветники. Вильгельм должен был въехать в город в 2 часа по Вознесенской улице и по Большой Морской. Туда ринулись толпы народа. Я хотел было совершить обыкновенную мою прогулку по Невскому проспекту, но воротился домой.
Рассказывали о царедворческой неловкости графа Толстого (министра). В прошедший четверг он затеял у себя бал и обратился к государю с приглашением осчастливить этот бал своим присутствием. Государь нахмурился и сказал: "В этот день умер мой сын". Можно себе представить, как смутился граф Дмитрий Андреевич. Однако государь все-таки был у него на бале, который отнесен был на пятницу.
Два чрезвычайно характеристичные слова, из которых каждое выражает целую эпоху и целую систему, господствующую в высших административных кругах: распекать принадлежит николаевскому времени, подтянуть - нынешнему.
Полиция строго следила за тем, чтобы везде были вывешены флаги, особенно германские и прусские.
16 апреля 1873 года, понедельник
Вчера был день ясный, но довольно холодный. Сегодня пасмурно и теплее.
Полиция приказала, чтобы были вывешены ковры на домах Невского проспекта, в дополнение к флагам и бюстам. Прошелся по Невскому проспекту. Толпы народа. Беспрестанно мчатся придворные экипажи с прусскими генералами и офицерами.
17 апреля 1873 года, вторник
Четырнадцатого умер Владимир Григорьевич Бенедиктов.
20 апреля 1873 года, пятница
Сегодня огромный парад в честь германского императора. Вчера целый день и ночь шел сильный дождь со снегом. Во все это время на Царицыном лугу, где должен происходить парад, были разложены горящие костры с целью осушить площадь. Насколько это достигнуто - неизвестно, но всем эта затея показалась забавною. Сегодня для парада на несколько часов небо очистилось, и парад прошел благополучно. Солдаты возвращались в три часа, выпачканные по колена в грязи. Видно, осушка площади не очень удалась.
Два раза, во вторник и в четверг, министр народного просвещения потерпел в Государственном совете сильное поражение по поводу рассуждений о воинской повинности, в которой он усиливался увеличить льготы в пользу своих греческих гимназий и прогимназий. В первый раз против него было 28 голосов и за него был только один голос, графа Шувалова. Во второй раз он успел собрать, по каким-то параграфам, в пользу своих проектов шесть голосов, но против него было 26. Члены, говорят, были сильно вооружены против его требований и бесцеремонности, с какою они были выражены.
Классическое образование, кажется, не было пренебрежено во Франции, и однако оно не спасло ее от кровавой первой революции. Напротив, оно только содействовало развитию республиканских идей. Возбуждение умов против царей, будто бы сплошь тиранов, было совершенно во вкусе греческих республиканских тенденций, воззвания к Бруту и т.п. Коноводы жирондистов были до мозга костей пропитаны классическим республиканским духом.
Новое постановление о цензуре, говорят, уже прошло через Государственный совет. Оно состоит из двух отделов:
1) О статьях в газетах и журналах в качестве слухов: администрация имеет право требовать от редакций сведений об именах лиц, от коих произошли эти слухи. 2) Администрация имеет право воспрещать газетам и журналам писать о таких-то или таких предметах. Особенно важна первая статья: она совершенно убивает так называемые корреспонденции, ибо кто же захочет из провинции сообщать что-нибудь в газеты под дамокловым мечом высылки куда-нибудь административным порядком? Это очень жаль. Гласность, оказывавшая такие огромные услуги нашему обществу, становится теперь совершенно невозможною. А без нее мы опять погрузимся по уши в бездну всяческих беспорядков и злоупотреблений, из которой мы понемножку начали было выбираться.
Говорят, это постановление состоялось по поводу напечатанного в "Голосе", заимствованного из иностранных газет, слуха о предположенном посещении государынею папы. Итак, одного частного случая достаточно, чтобы были приняты самые тяжкие репрессивные меры против всего движения вещей.
25 апреля 1873 года, среда
В сегодняшнем, 113 N "Голоса" напечатан любопытный процесс по жалобе титулярного советника Анучина на графа Адлерберга. Сенат решил в пользу последнего.
Этот процесс тем замечателен, что он служит самым убедительным опровержением мысли, будто у нас возможны какое-нибудь правосудие или законность.
Вот один из тысячи примеров явного неуважения к закону со стороны тех, которые должны его охранять. После этого заслуживает ли уважения порядок вещей, где это возможно, и можно ли питать какое-нибудь доверие к лицам, стоящим во главе его.
26 апреля 1873 года, четверг
Много толков о процессе [заимодавца] Анучина, и толков, конечно, не в пользу графа Адлерберга и проч. Правду сказать, такое явное неуважение к закону справедливости и праву собственности и у нас редко бывает. Но я нахожу, что здесь поступлено в духе нынешних идей, столь ясно и определительно провозглашенных Бисмарком: "сила есть право".
В поступке графа Адлерберга я нахожу некоторый род юмора: он хотел поглумиться над законом и поглумился без дальних околичностей. А если бы кто вздумал вслух выражать свое удивление на этот род обращения государственных людей с законом, то у нас есть граф Шувалов, с его прекрасным "выслать административным порядком такого-то туда-то". Выходит, что Оксенштиерн прав, сказав:
"Самая нетрудная и пустая наука - управлять людьми".
27 апреля 1873 года, пятница
Ищите прежде всего мира с самим собою, а все прочее к тому приложится.
Есть люди солидные, серьезные и просвещенные, от которых часто слышишь весьма резкие и неблагоприятные отзывы о разных административных злоупотреблениях и беспорядках. Однако они вовсе не принадлежат к партии тех недовольных, которые заражены новейшими теориями о правительстве и обществе, и вовсе не думают о каких-нибудь изменениях, несовместных с нашим порядком вещей. Это люди либеральные, но вовсе не люди так называемого действия. Они понимают лучшее, но также понимают, что это лучшее может быть только плодом времени и прочного образования. Подгонять насильственно историю нельзя. И притом Боже избави нас от тех благ, которые обещает нам история и неразумные двигатели, выдающие себя за вождей движения. Наши демократы, гуманисты, социалисты, коммунисты - просто шалуны, которых надобно останавливать.
Иное дело наблюдать, изучать вещи и находить недостатки в них, и иное - браться за их исправление по известным теориям и тенденциям.
Какая бы ни была власть, все-таки она лучше анархии.
30 апреля 1873 года, понедельник
Третьего дня В.М.Княжевич умер. Он уже года три как был очень слаб здоровьем. Недели за три перед этим я был у него; он был уже очень плох, хотя еще на ногах, и даже прошелся по комнате, чтобы достать сигару, которой обыкновенно меня потчевал. С ним я был в более близких отношениях, чем с братом его, бывшим министром финансов.
Можно ли иметь низенькую, маленькую душонку в соединении с талантом - или дает ли человеку талант право быть безнравственным негодяем?
3 мая 1873 года, четверг
Правительство, не говоря о других побуждениях, единственно из чистой невозможности самому все предпринимать и совершать для достижения целей общества, должно последнему предоставить значительную долю забот о себе, хотя бы они и не всегда были успешны. И хотя эта неуспешность иногда бывает и очень ощутительна и достойна сожаления, однако это не должно служить для правительства поводом ко вмешательству, потому что ошибки общества в этом случае далеко не бывают так вредны, как это вмешательство, которое, парализируя общественные силы, лишает уже их совершенно всякой возможности двигаться и что-нибудь делать. Оно становится пассивным и не живет уже, только прозябает. Притом здоровое общество всегда в самом себе найдет лекарство против своих заболеваний, а если нет, то ему уже никакое лекарство со стороны власти не поможет. Собственные выгоды общества укажут ему на средства исправления. Правительство действует через своих агентов, и весьма естественно, что эти агенты думают о своих интересах больше, чем о пользах общества, да и не знают их так хорошо, как оно само. Их виды стоят на прямом противоречии с его потребностями и, следовательно, ведут к полной разладице вещей и дел. А контроль правительства? Разумеется, он необходим, но вот тут-то, как говорится, и крючок.
Гадко, дождливо, холодно - и это тотчас после нескольких прекрасных дней апреля.
10 мая 1873 года, четверг
Опять флаги. Сегодня въезд персидского шаха. Знаменитый принцип, провозглашенный Бисмарком: сила впереди права - вот откуда берет свои воззрения и убеждения современная пресловутая цивилизация.
Прекрасный день. Прошелся по Невскому проспекту до Полицейского моста. Несметные толпы народа, ожидающего проезда шаха. В четверть 2-го, наконец, показалась коляска с государем и шахом, за ней мчались придворные экипажи со свитою шаха. Народ кричал "ура!"
11 мая 1873 года, пятница
Отнесли М.Е.Звегинцева на Волкове кладбище. Три дня тому назад он умер. Был простой, но честный и добрый человек в полном смысле слова.
Может ли иметь какое-нибудь достоинство то общество, в котором никто не хочет признать в другом ни ума, ни таланта, присваивая их исключительно самому себе?
Одна из характеристических черт нашей интеллигентной общественности и литературы есть любовь к историческим известиям. Записочки, мысли, анекдотцы, письма и письмеца известных и неизвестных особ и особенно скандалы - все это печатается и поглощается с жадностью. Означает ли это любовь к истории? История требует серьезного размышления, изучения, некоторых умственных усилий, а нам нужно новое, любопытное, занимательное, особенно смешное.
14 мая 1873 года, понедельник
Тьер отказался от президентства. Ничто из внешних политических событий меня не огорчало так, как это.
17 мая 1873 года, четверг
Стараюсь не думать и не говорить ничего о французских делах, такими мне кажутся они прискорбными: тут закваска новой революции. Вот что наделала правая сторона Национального собрания, свергшая Тьера. Это собрание безумцев и негодяев, придерживающихся так называемой консервативной политики, которую они хотят превратить в деспотизм, чтобы продлить свое незаконное владычество над Францией.
20 мая 1873 года, воскресенье
Отправлено имущество на дачу в Павловск, к тому же Брауну "Под Дубками". Завтра мои едут, а я после. "Голосу" воспрещена розничная продажа. Кандидат здешнего университета Дьяченко, бывший уже несколько лет на службе, сперва по судебному ведомству, а потом по министерству народного просвещения, определен учителем в красноярскую гимназию. Теперь он пишет, что сибирский генерал-губернатор Синельников велел посадить его в дом сумасшедших и отобрал все его имущество. За что и почему? - неизвестно. Письмо, писанное Дьяченко ко мне и к Воронову, так как мы оба хлопотали об определении его учителем в Красноярск, не показывает и тени чего-нибудь похожего на умственное расстройство. Что ж это такое? Каков бы ни был повод, но если этот несчастный не сделал никакого важного уголовного преступления, то можно ли было так поступить с ним, да еще угрожать ему розгами, если он будет жаловаться на то, что с ним сделано, требовать объяснений о причинах и т.п.? Факт свидетельствует, что можно. Дьяченко пишет, что в нем приняли живое участие тамошний архиерей, жандармский полковник и другие достойные люди, но все это ни к чему не послужило, и он продолжает сидеть в доме сумасшедших.
22 мая 1873 года, вторник
Было прежде слово обабиться у нас обидным для мужчины. Теперь оно должно сделаться почетным, должно потому, что наша нынешняя женщина оказывается не в пример лучше мужчины.
24 мая 1873 года, четверг
Заседание в нашем отделении в Академии наук, где мы порешили не собираться более и начать каникулы.
Есть люди, которые сияют удивительным блеском, пока они занимают такое-то место. Но лишь они сойдут с него, тотчас оказывается, что они такие ничтожества, что удивляешься, как могли они занимать эти места.
27 мая 1873 года, воскресенье
Когда ученый с предвзятой идеей делает наблюдения и опыты, он всегда найдет в вещах то, что ему нужно и что служит к подтверждению его теории.
У Краевского с Вороновым, который у меня обедал. Возвращаясь от Краевского, мы попали под проливной дождь с грозою и почти бегом добрались домой, порядочно измоченные. Я, однако, не промочил ног, защищенных калошами, а бедный Воронов потерял одну калошу и замочил сильно ногу.
У Краевского любопытный рассказ его об объяснении с Лонгиновым по поводу запрещения розничной продажи "Голоса". Беда сочинялась за две пустые фразы в фельетоне.
30 мая 1873 года, среда
Ездил в Царское Село навестить бедного больного Тютчева. Положение его самое плачевное. Половиною тела он совсем не владеет, но голова свежа и умственные отправления все как следует. В произношении он немного и едва заметно затрудняется. Он совершенно остался одиноким: все его близкие и друзья разъехались на лето. Из домашних я никого не видел, кроме сиделки да лакея, которые за ним ухаживают, и, кажется, усердно. Он чрезвычайно был рад моему посещению. Поговорили о литературе, о Франции и о Тьере. Разумеется, он, как все благородные и мыслящие люди, негодует на правую сторону Национального собрания, свергнувшую Тьера. Все, по-видимому, клонится к тому, чтобы восстановить наполеоновскую династию.
Надобно согласиться с тем, что для нас останутся вечно неразрешенными вопросы о нас самих, о нашей природе, судьбе, будущности, цели мироздания и проч. Это настоящая непроницаемая для науки terra incognita, а между тем в этой-то terra incognita и сосредоточиваются системы, которых доискивается современная наука, веруя беспрекословно в индукцию. Несмотря на свое отвращение к метафизике и догматизму, она становится сама метафизическою и догматическою, когда, например, утверждает, что человек подлежит тем же механическим законам, как и все прочее в природе.
Странное явление представляет наше современное человечество. Никогда не было разбросано столько гуманных идей в книгах, проектах, на языке и в мыслях многих и притом передовых, лучших людей, как в настоящее время. И между тем никогда, кажется, эгоизм не является под разными видами столь господствующим в поступках и отношениях людей друг к другу.
9 июня 1873 года, суббота
Навещал больного Тютчева. Бедный, он более еще страдает нравственно, чем физически...
12 июня 1873 года, вторник
Ездил в Петербург и заезжал к княгине М.А.Т. по ее просьбе. У нее милая и умная дочь, девушка лет 19, которая желает серьезно заняться наукою и литературою. Мать просит меня руководить ею, на что я охотно согласился, потому что милая княжна, как мне кажется, должна выходить из круга обыкновенных аристократических девушек. Я обещал приезжать к ним в Гатчину, где они намереваются провести лето.
Итак, на моих руках теперь два нравственных пациента- старик, разбитый параличом, и молодая девушка.
14 июня 1873 года, четверг
Экзамен в Римско-католической академии. Сошел как обыкновенно, и даже больше, чем обыкновенно, - отлично хорошо. Молодые клирики действительно успели много в русском языке, и я должен отдать им справедливость, что они занимаются с большим усердием. Они очень привержены ко мне, как, впрочем, все мои бывшие многочисленные слушатели и слушательницы.
После экзамена я поехал на дачу к другу моему, Воронову, около Парголова.
15 июня 1873 года, пятница
Вчерашний день и сегодняшний до семи вечера провел приятно, как редко случается, в семействе Воронова, которое очень мило и оказало мне самое теплое и радушное гостеприимство. Вчера был день серенький, но теплый, и мы погуляли с Вороновым отлично. Проехал в Парголово на пароходе по озеру от шуваловской железнодорожной станции. В Парголове мы зашли в плохонькую гостиницу. Сегодня прегнусный день: дождик, как осенью. Однако мы успели побродить по лесу, а после обеда уселись на балконе и проболтали весело в сообществе милых дочерей Воронова. В семь часов я отправился по железной дороге в город и прибыл туда под шумом проливного дождя. К счастью, на станции я нашел извозчичью коляску, которая благополучно довезла меня до моей квартиры. В половине одиннадцатого я уже был в Павловске.
16 июня 1873 года, суббота
Ездил в Царское Село навестить Тютчева. Но я не видел его: он в беспамятстве и очень плох. В понедельник я был у него. Он долго со мной говорил и был хорош.
Нашему времени принадлежит только критика общественных учреждений и правительственных мер; действовать же на их усовершенствование мы не можем, потому что лишены для этого и моральных и политических сил.
18 июня 1873 года, понедельник
Получено известие из Средней Азии, что Хива взята нашими войсками.
Конечно, несправедливо упрекать русский народ в том, что он ознаменовывает некоторую долю предоставленной ему свободы разными пороками - пьянством, воровством, мошенническими замашками и проч. Но это не оттого, что ему дана некоторая свобода, а оттого, что ему долго не доставало ее.
21 июня 1873 года, четверг
Был у Тютчева и не видел его. Зять его, Иван Сергеевич Аксаков, мне сказал, что вся почти эта неделя прошла в борьбе со смертью. Иногда Тютчев приходил в себя на некоторое время, потом опять впадал в забытье. Сам как-то вспомнил о священнике, но исповедаться не мог - язык ему не повиновался. Совершив глухую исповедь, однако, он приобщился и понял, когда священник просил его открыть рот. Теперь, очевидно, поражен его мозг.
22 июня 1873 года, пятница
Вчера был прелестнейший день и вечер - 20R тепла, а сегодня 10R только; очень холодно и мрачно.
Был в городе, в заседании правления Академии наук.
2 июля 1873 года, понедельник
Был у Тютчева. К нему возвратилось сознание, но он очень слаб и едва может произнести несколько слой - так язык его поражен. Жена его, Эрнестина Федоровна, почтенная старушка, которую я в первый раз видел, очень была, по-видимому, рада моему приезду. Он спрашивал вчера обо мне. Меня ввели к нему. Лицо его очень изменилось. Он протянул мне свою исхудалую руку и с большим трудом сказал несколько фраз. Я пробыл у него минуты три, боясь обеспокоить. Он и жена его просили меня заезжать к ним еще. Аксаков с женою уехал в Москву.
4 июля 1873 года, среда Ездил в Гатчину видеться с княгиней Т. Со мною был И.П.Верещагин, который хотел побывать у Сомова. Я тоже зашел к благородному и доброму Сомову, который очень был мне рад. С радостью тоже приняли меня княгиня и дочь ее. Мы долго беседовали о литературе и проч. Мать, между прочим, показывала мне огромное собрание писем канцлера нашего Горчакова к разным его родным, которые были родственники и княгине. Письма эти были писаны с 11 -летнего его возраста и заключают в себе много любопытного для биографии канцлера. Княжна была очень мила. Мать прочитала мне ее небольшие стихотворения, прехорошенькие, и сама княжна продекламировала мне некоторые вещи из Пушкина, и прекрасно. Обе просили моих советов, и я охотно обещал им их. Очень упрашивали меня обедать у них, но я предпочел свободу радушному их приглашению и съел кое-чего в трактире Веревкина, который, сказать мимоходом, очень хорош. Верещагин обедал у Савича, который и меня сильно звал. С трех часов пошел дождь и помешал мне побродить по парку, а парк превосходный. Я только успел заглянуть в него. Так как мы приехали не по железной дороге, а в экипаже, взятом в Павловске, то в 40 минут восьмого мы отправились обратно и в 10 часов были уже дома.
7 июля 1873 года, суббота
Ездил в Царское Село к Тютчеву и не видел его. Он опять без сознания. Я узнал, между прочим, настоящие лета его: ему 78 лет.
8 июля 1873 года, воскресенье
Заходил к Перевощикову. Бедный старик, слепой, сидел одиноко в своей комнате и очень был рад моему посещению. Я, кажется, один и навещаю его. Если бы не слепота, нельзя было бы и подумать, что ему 84 года, - так он бодр и свеж умом.
9 июля 1873 года, понедельник
В заседании славянского комитета И.П.Корнилов прочитал любопытное письмо из Чехии от тамошней матицы. Ей из усердия комитет послал несколько русских книг. В ответ на это матица пишет чистым русским языком, что книги им не нужны, так как у них никто по-русски не знает, и взамен их просят присылать им денег.
11 июля 1873 года, среда
На днях последовало второе предостережение "Вестнику Европы".
14 июля 1873 года, суббота
Поводом к предостережению "Вестнику Европы" были две статьи: одна Пыпина, касавшаяся репрессивных мер по цензуре, а другая - "Переделка судебных уставов", в которой излагаются распоряжения министерства юстиции, подрывающие новые суды так, что от них скоро останется одна тень нового их устройства. Вот и благодетельные наши реформы! Суды уже подорваны; Валуев бьется изо всех сил, чтобы освобождение крестьян, попятить сколь возможно больше назад, подчинить их помещикам и т.п. Земские учреждения давно уже в параличе, а печать чуть не в худшем состоянии, чем в николаевское время. И между тем у нас не перестают восхищаться великими благодеяниями, излитыми в последнее время на народ. То ли скажет история?
Впрочем, жаловаться и роптать на это не следует. Всякий народ бывает управляем так, как он заслуживает.
У нас испугались реформ те самые, которые их произвели. Они ожидали, что из реформ возникнет самая порядочная, сообразная с их желаниями жизнь; что нравы тотчас изменятся к лучшему, промышленность и земледелие процветут, богатство потечет по всей стране рекою. Печать только и будет делать то, что восхвалять держащих в руках бразды правления и т.п. Все эти золотые сны не оправдались. То, что веками портилось и извращалось, не может измениться в несколько лет. Главная задача реформ совсем не в том состояла, чтобы насладиться благами, элементы которых в них заключаются, а в том, чтобы положить им основание и сделать эти блага возможными. Словом, реформы имеют в виду не настоящее, а будущее. Поэтому не следует их подкапывать, а обеспечивать их прекрасные последствия, выжидать.
Естественно, что они произвели много такого, чего администрации не желалось, много ошибок, неуменье пользоваться дарованными льготами, даже злоупотребления. Но в высшей степени странно, что этого не предвидели. Следует ли из-за этого возвращаться к прошедшему и парализировать сделанное, лишая его той силы, которая одна в состоянии вывести нас на лучший путь?
16 июля 1873 года, понедельник
Какую цивилизацию мы должны выработать? Или нам придется пробавляться со дня на день и т.д. до бесконечности. Чтобы отражать внешних врагов, у нас достаточно сил, и только. Где у нас залоги нравственного и общественного величия? Мы лишены единства общественного духа. "Мы едим друг друга и от того сыты бываем", сказал человек, который тоже ел других, пока сам не был ими съеден. Нравственность наша скверная: она не поддержана ни сознанием человеческого достоинства, ни религиозными высшими истинами.
17 июля 1873 года, вторник
Приехав из города, я прочитал в газетах о кончине Тютчева. Он скончался в воскресенье, а похороны назначены завтра: приглашают на вынос из квартиры в Новодевичий монастырь в 9 часов утра.
18 июля 1873 года, среда
Глупейшим образом надули меня с похоронами Тютчева. Ровно в 9 часов сегодня я был у квартиры покойного: тут мне сказали, что он давно уже увезен на железную дорогу, чтобы быть оттуда отправлен в Новодевичий монастырь. Я помчался туда и увидел только дым удаляющегося поезда. Со мной приехал туда еще какой-то генерал в полной форме и тоже увидел один дым. Что же мне было делать? Оставалось возвратиться домой, внутренне побранив распорядителей похорон. Так я и сделал. Итак, мне не удалось поклониться праху человека, которого я так любил и который делил со мною одним последние убогие крохи своей жизни.
21 июля 1873 года, суббота
М.И.Семевский сильно просил меня написать в "Русскую старину" что-нибудь о Тютчеве ко вторнику, так чтобы это поспело в книжку, которая должна выйти 1 августа.
23 июля 1873 года, понедельник.
Приготовил статью о Тютчеве, которую завтра в 8 часов утра и возьмет у меня М.И.Семевский, идя на железную дорогу, чтобы отправиться в Петербург.
25 июля 1873 года, среда
Как-то скучно становится бродить по Павловскому парку и видеть одну и ту же пеструю толпу на музыке, даже слушать последнюю.
Только занят тем, что отбиваешься от уныния, близкого к упадку духа, и отстаиваешь в себе идеал нравственного величия, который все еще манит меня к себе.
Как бы мне побольше веры в самого себя!
30 июля 1873 года, понедельник,
Европе, кажется, суждено быть постоянным очагом войн. Вот в настоящее время вопросы, заключающие в себе поводы к неизбежным войнам: восточный вопрос, отторжение от Франции Эльзаса и Лотарингии, антагонизм России и Пруссии, движение славянских племен и ожидающее Австрию разложение, сила католицизма, волнующая народы, борьба пролетариата с существующим общественным устройством, наконец более или менее всеобщее стремление к изменению форм государственного строя. Пламя, возгоревшееся в одном месте, легко может распространиться на далекое пространство.
Большая или меньшая степень восприимчивости открывает в нашу душу и организм доступ вредным влияниям, которые производят разные опасные недуги, нравственные и физические. А восприимчивость зависит от врожденных физиологических причин. В каждом человеке существует предрасположение к известному образу мыслей и поступков. Но образование ума и воли или сила характера могут дать этим предрасположениям направление, уничтожающее их вредные последствия.
2 августа 1873 года, четверг
Прочел доклад валуевской комиссии о состоянии наших крестьян. Это чрезвычайно любопытный акт. Он состоит из данных, которые, кажется, не подлежат сомнению, и составлен тщательно и умно. В этом неотъемлемая заслуга Валуева, хотя и видны тут обыкновенное его виляние то в ту, то в другую сторону и стремление внести в крестьянский мир, помещичий или чиновничий, - и более первый, - регулирующий и направляющий элемент, так как самоуправление крестьян оказывается во многом несостоятельным.
Доклад говорит: состояние крестьян вообще улучшается со времени освобождения их. Однако быт их очень неудовлетворителен, по крайней мере в большей части империи. Главные причины: крайнее невежество их и деморализация, вследствие чего обширные размеры пьянства; потом малость поземельных наделов во многих губерниях и несоответственный им слишком большой выкупной платеж; чрезмерные налоги; почти повсеместные падежи скота, против которых до сих пор не принято никаких существенных мер; общинное поземельное владение с круговою порукою; чрезмерное дробление крестьянских имуществ от разделов семейных и, наконец, дурные крестьянские администрация и суды.
Средства поправить зло: отмена этих причин, а главнейшее - школы; моральное влияние церкви и духовенства; введение технических знаний в круг сельской промышленности; ослабление пьянства посредством внушений крестьянам о его вреде и некоторые другие меры, особенно замена кабаков корчмами, где продавалась бы не одна водка, но и съестное, наконец, подчинение крестьянского самоуправления контролю. Об этом последнем говорится осторожно и уклончиво.
По прочтении этого административного акта поражаешься вот чем: исправление некоторых недостатков требует или законодательных, или таких мер, которые, может быть, было бы трудно в настоящее время провести, но есть много таких, которые решительно отстранимы при надлежащем добросовестном содействии министерства внутренних дел, и если зло не уничтожилось бы радикально, то облегчилось бы настолько, что, при нашей испытанной терпеливости, его мало бы и замечали.
Между тем министр внутренних дел покоится невозмутимо в своих мягких креслах, слушает сквозь приятный сон о народных бедствиях и думает: какое мое дело до всего этого? Я в милости у Шувалова и у двора и на мой век станет блага для меня. О Тимашев, Тимашев! Не ты ли, несколько лет назад тому, мне говорил, не быв еще министром, что великое наше бедствие состоит в том, что правительство наше не пользуется доверием и уважением общества, о чем даже, по твоим словам, ты откровенно доводил до сведения самого государя.
5 августа 1873 года, воскресенье
Мне часто случается встречаться с моими бывшими университетскими слушателями, и они как-то любовно, сочувственно ко мне всегда относятся. Я никогда не хотел быть в университете знаменем. Я не старался никогда подделываться под тон таких-то или таких учений, любимых другими тенденций. Я всегда шел своим путем, был любим, потому что всегда питал уважение к человеческому достоинству других. Но я любим был, так сказать, в одиночку, не ставил себя центром партии. Сегодня, между прочим, ко мне подошел на музыке один господин с умной и приятной физиономией и отрекомендовался мне как бывший мой слушатель еще сороковых годов. Это некто Гейнрихсен, ныне консул наш в Афинах, приехавший на днях недели на две в Петербург. Он с восторгом вспоминал о моих лекциях и напомнил, между прочим, об овации, которую студенты всех факультетов задумали произвести мне после того, как я был освобожден из-под ареста, постигшего меня за пропуск одной статьи в цензуре. Овация студентов, которых тогда собралось в аудиторию человек до 700, дорого было мне обошлась. Ее чуть не приписали намерению возбуждать студентов. Только при содействии князя Григория Волконского, исправлявшего тогда должность попечителя, и министра Уварова дело обошлось для меня благополучно. Я побеседовал очень приятно с моим любезным бывшим студентом под звуки музыки, которой ни я, ни он не слушали.
9 августа 1873 года, четверг
Навестил вдову Ф.И.Тютчева, отдал ей три экземпляра моего листка о покойном.
12 августа 1873 года, воскресенье
Замечательные дни с самого 1 августа: тепло, светло, как среди самого лучшего лета.
Вчера в концерте, данном в пользу общества для раненых. Кроме музыки, представление И.И.Монахова И И.Ф.Горбунова. Публика наша очень любит заниматься пустяками, лишь бы они были смешны. Но тут и смешного было мало. Лучшее - рассказы Горбунова. Какая-то Кроне-берг пропела романса два или три: маленький, довольно, впрочем, приятный голос. Я ушел, не дождавшись третьего отделения.
Многих занимает вопрос, будет ли посажен в тюрьму Суворин по обвинению в клевете на некоего Голубева, который намерен, по-видимому, жестоко его преследовать? Суворин задел его в своем фельетоне, а тот не на шутку взбесился. Голубева хочет защищать Спасович, а противника его - Арсеньев.
Я с семьей и двумя гостями ходил на ферму, где мы пили чай и кофе. На возвратном пути в парке мы встретили государыню в коляске с дочерью невестою. Они недалеко от нас вышли из коляски и, кажется, готовились искать грибы. Искание грибов в парке - род модного