Не знаю почему, певица эта
Мне вас напоминает каждый раз...
Да! общее есть что-то между вами,
Хотя она не столько хороша.
Не знаю, взгляд ли то иль русый локон,
С виска слегка откинутый назад?
Иль профиль весь, иль тихая походка?
Но на нее могу глядеть я долго
И видеть не ее, а видеть вас.
Ее черты в моем воображенье
Так изменяются, что я могу
Себе представить вас. А звонкий голос
Поет мне песнь любви, и я так счастлив,
Когда смотрю и слушаю безмолвно,
И забываю, что сижу в театре
И вкруг меня толпа людей мне чуждых...
А после, возвратись домой, - один
Сижу я долго; тяжело на сердце
Становится. Я начинаю вновь
Так понимать глубоко, что все это
Мечта напрасная, и я для вас
Почти чужой. Чужим остаться должно!
Все эти дни я как-то болен был,
Мне как-то было на душе тревожно,
И сны меня пугали по ночам;
Вы мне являлись горды, равнодушны,
Почти насмешливы. А между тем -
Не правда ль?.. никогда вы надо мною
Не насмехались? Вы со мною были
Добры - не правда ль? То был сон пустой,
Навеянный моей враждебной жизнью.
И при свиданье дружелюбно вы
По-прежнему протянете мне руку...
Но ночь бежит, а на душе все грустно!..
<1843, январь - февраль>
XXXII
Вчера был теплый день, и веяло весной,
И солнце ярко грело и светило;
Бродил вкруг Рима я ленивою стопой...
Воспоминанье живо мне чертило
Весну такую же в моей родной стране,
И как-то хорошо и грустно было мне.
Таким же воздухом дышал я над рекой,
Где вместе мы на берегу сидели,
Березы белые, склоняся над водой,
Купали лист зеленый и шумели.
Тепло и радостно встречало утро нас,
И резво птички пели... Я глядел на вас.
Я в упоении, дыханье притая,
Глядел на вас, и сердце сильно билось...
И первый ландыш вам в то утро сорвал я -
И что с тех пор с моим цветком случилось?
Увядший ли давно, заброшен вами он?
Иль тихо в книгу он на память положен?
Не знаю, может, вы забыли этот миг,
И я один храню в воспоминанье
И утро тихое, и ваш спокойный лик,
И светлое, как в праздник, одеянье,
И то, что с ваших уст, как веянье весны,
Сдыхались Шиллера мечтательные сны.
О! дорого б я дал, чтоб снова в тишине,
Там, у берез, где робко льются волны,
Весной я с вами мог сидеть наедине
И слушать бы, очарованья полный,
И листьев легкий шум, и звуки ваших слов,
И жить, и замирать в чаду волшебных снов!..
<1843, март>
XXXIII
Albano. Апрель <1843>
Уже давно я в книге этой
Стихов в раздумье не писал;
Молчала рифма; дух поэта
В заботе праздной изнывал.
Я тратил жизнь в порочной лени
При буйном звуке пьяных чаш,
И реже средь моих видений
Являлся светлый образ ваш.
Но здесь, в тиши уединенной,
При сладком веянье весны,
Как звуки песни отдаленной,
Несутся вновь былые сны;
И я затерян в смутной дали
Воспоминания и грез,
Блаженства полный и печали,
Надежд обманчивых и слез.
Заря ль мои растворит очи,
Иль в море дальнем гаснет день,
Иль южной ночи, теплой ночи
В полях ложится блеск и тень -
Передо мной, как сновиденье,
Ваш светлый взор, спокойный лик
И тихой поступи движенье...
И страстно шепчет мой язык
Все звуки вашего названья,
И эти звуки сладки мне,
Как песни юга, как лобзанье,
Как вод плесканье при луне...
<1843>, апрель
XXXIV
Неаполь. Май <1843>
Опять уже прошло так много дней
С тех пор, как не писал я в этой книге!
Опять молчит печально стих ленивый!
Поэта ль дар уже во мне исчез,
Или любовь моя охолодела?
О нет! Любовь моя осталась та ж...
По-прежнему она тревожит душу
То светлых грез отрадной чередой,
То скорбным чувством настоящей жизни,
И я живу, переходя от снов
К сознанью, от сознанья к сновиденьям.
Вчера один без цели я блуждал
В аллеях трепетных villa reale, -
Сквозь быстрых облак падал луч луны
На берег дальний Байи и на море;
Кругом меня шумел оливы лист,
И звучные у ног плескались волны...
Я вспомнил - год тому назад иль боле -
Я жил в Неаполе - и мне тогда
Под шум валов приснился сон блаженный:
Я видел, будто я в villa reale -
Блуждаю по аллеям одиноко,
И вот внезапно вы навстречу мне,
И тихо протянули вы мне руку -
И мне сказали, чтобы верил я,
Что вашим буду я во что б ни стало...
Я вспомнил - ив душе опять на миг
Тревожная надежда промелькнула...
К чему она?.. Прекрасную мечту
Развеет холодно докучный опыт,
И, вероятно, мне придется в жизни
Увидеть, как состаримся мы оба,
И стану я с насмешкой разбирать
Морщины желтые на том лице,
Пред чьей красой благоговел я долго...
А вы - вы точно так же равнодушно
На старика седого взглянете,
Как прежде вы на юношу смотрели,
Иль, может, с той же дружбой благосклонной,
Которая не растревожит сердца.
Быть может, вам тогда признаюсь я,
Как я любил вас втайне - долго, трудно;
Вы посмеетесь надо мной - и сам
Я улыбнуся холодно и горько...
А если вдруг тогда в обоих нас
Проснется мысль, что оба мы напрасно
Растратили и жизнь и сердца жар,
Меж тем как, может быть, одно бы слово
Могло заставить нас жить полной жизнью?
Ну! если вдруг с испугом мы назад
Оглянемся на то, что безвозвратно,
И об ошибке целой жизни мы
С раскаяньем бесплодным пожалеем?..
Как мне все эти думы тяжелы,
А отогнать их не имею силы!..
Но нет! Старик вам никогда не скажет,
Как юноша умел любить вас сильно,
С насмешкою холодною и горькой
Он не вспомянет о прошедшем чувстве,
Но при закате мирном тусклых дней
Он сохранит о нем воспоминанье
Глубоко и безмолвно, как святыню...
<1843>, май
XXXV
Saline Theodorshalle
Я проезжал печальные края,
Все капал дождь и реяли туманы;
И много смут в дни эти прожил я,
Мучительно болели сердца раны.
Когда бы знали вы, вам было б жаль,
Что в жизни мне так многое постыло,
Что старая досадна мне печаль,
И то смешно, что прежде было мило!
Но в эти дни унынья и скорбен
Душе еще один приют имелся,
Как страннику в морозы зимних дней
Огонь, где б он оттаял и пригрелся.
Приют души, мой светлый огонек -
Любовь моя! И с нею те мгновенья,
Когда о вас я втайне думать мог
И наяву теряться в сновиденье.
О! сколько сердце знало чудных грез,
Надежд, где все ласкает иль тревожит,
Стремлений жарких, задушевных слез, -
Того язык пересказать не может.
И пусть мои обманчивы мечты,
И пусть пройду я одиноко в мире,
И сладкий звук душевной полноты
Замолкнет робко, пробежав по лире.
Довольно! я любил вас в тишине!..
И, может быть, когда меня не станет,
На эти строки, отзываясь мне,
Слеза любви с ресницы вашей канет!..
<1843, август>
XXXVI
Schwalbach. 29 августа <1843>
Я возле вас сидел во сне:
Моей любви прочли вы муку
В дрожащем голосе - и мне
Вы крепко, крепко сжали руку
И говорили мне: люблю!
Так близко вы ко мне дышали
И шею обняли мою,
Меня в уста вы целовали.
И вот, когда проснулся я, -
Так сердце было полно вами,
Все, что от вас есть у меня,
Я облил жаркими слезами.
Безумно я весь день бродил
И на устах, душой ликуя,
Еще я мнимое носил
Напечатленье поцелуя.
<1843>, 29 августа
XXXVII
Ганау. Октябрь <1843>
Я изнывал в глуши печальной,
И мне казалось, что давно
Забыт уж вами странник дальний,
И сердцу было холодно.
Но ваше милое посланье
Мне отогрело сердце вновь;
Опять живее упованье,
Опять доверчивей любовь!
Так вы меня не позабыли?
Так вы меня в родной стране
Хотя немного, да любили
И вспоминали обо мне.
Я скоро вновь сожму вам руку,
Я скоро вновь увижу вас.
Слезу очей и сердца муку
Поймете ль вы на этот раз?
Иль благосклонны - без участья -
Ни рукожатья, ни слезы,
Ни сердца мук, ни сердца счастья
Понять не захотите бы?
Я верю!.. мне не верить больно!
Не верю!.. верить мне смешно!
Я не состарился довольно,
И уж не молод <я> давно.
Еще ли жизнь меня обманет?
Еще ли светлый сон пройдет?
И жизнь еще страшней мне станет,
И холод пуще обоймет?..
Но ваше милое посланье
Мне отогрело сердце вновь;
Опять живее упованье,
Опять доверчивей любовь!..
<1843>, октябрь
XXXVIII
Пиза. Май <1844>
И вот уже прошло еще полгода!
Мне стих был чужд. В чаду пустом
Сгорала жизнь. Безумная свобода
Была мне диким божеством.
Покорствуя бесстыдно произволу,
Я был как мальчик, что вчера
На волю вырвался, оставя школу...
Прошла брожения пора:
Опять душа бежит пустых волнений,
К ней плесень лжи не привилась,
И вновь ищу я чистых вдохновений,
И вновь мой стих звучит для вас.
Пускай жестоко жизнь играет мною,
Иль дерзко я играю ей:
Любовь меня возвысит над бедою,
Спасет из хаоса страстей,
Очистит дух святынею страданья, -
И жизнь я вытерплю мою,
И горечь слез, и тяжесть испытанья
В ней за любовь благословлю,
За несколько внутри души прожитых
Святых минут, блаженных снов, -
Цветка больного хладом не убитых
Кой-где трепещущих листов.
<1884>, май
XXXIX
Берлин. Июнь <1844>
Я вам сказать хотел бы много,
Все то, что на сердце лежит,
Что тайной, внутренней тревогой
Все эти дни меня томит.
Пусть никогда не донесется
До вас пустынный голос мой,
Пусть только мне в мечте одной
Вниманье ваше отзовется, -
Довольно! Я воображу,
Что вы со мной, что в вас пробудит
Участье то, что я скажу,
И мне, быть может, легче будет.
В себя печально заглянуть
Пришлося мне в уединенье -
И тяжело вздохнула грудь!
В душе нашел я опустенье...
Нашел, что смертный холод жмет
Мне сердце - и оно остыло...
Ужели время все сгубило
Уже тем самым, что идет,
Идет так долго, пусто, вяло,
Что просто жить душа устала?
То, чем она была полна,
Ее не греет, не тревожит,
И уж бесчувственна она,
И уж любить она не может...
И показалось мне, что я