| Главная » Книги |
Огарев Николай Платонович - Стихотворения, Страница 8
Огарев Николай Платонович - Стихотворения="justify">
Всю жизнь прошедшую мою -
Ведь я уже не раз любил, - и что же?
Горела, гасла, длилась, гасла вновь,
На сны, в ночи бродячие, похожа
Моя тревожная любовь.
И к вам любовь, быть может, так же точно
Фантазии недолговечный плод,
В душе возникнув как-то ненарочно,
Меня помучит и пройдет.
Так я, глупец, напрасным утешеньем
Хочу добыть обманчивый покой,
Но сердце не знакомится с забвеньем
И не расходится с тоской.
Бывало, я, в ребяческой отваге,
Мечты любви стихам вверять желал,
Но был ленив; теперь же от бумаги
Пера бы я не оторвал.
Теперь же только лишь тогда дышу я,
Тогда лишь я могу существовать,
Когда страницы эти к вам пишу я,
Хотя вам ввек их не видать.
И не любил еще я так глубоко,
Как вот когда, с капризною враждой,
Томя меня любовью одинокой,
Судьба хохочет надо мной,
<1842, июль - август>
X
Я с_о_рвал ветку кипариса
С могилы женщины святой,
И слезы теплые лилися,
И дух исполнился мольбой.
И тень ее на помощь звал я,
И, изнывая в скорби, ей
Тревожно тайну поверял я
Любви тоскующей моей,
И, преклоняясь над могилой,
Молил, чтоб из страны иной
Мою любовь благословила
Она невидимой рукой.
И скорби сердца улеглися;
Я веры тайной полон был,
И тихо ветку кипариса
Я в книгу эту положил.
<1842, июль-август>
XI
Пиза
Заснула Пиза в тишине ночной,
Но Арно в берег плещет, не смолкая;
Сквозь туч, едва озарена луной,
Стоит уныло башня городская,
Протяжным звоном каждый час считая...
Вдали гуляка позднею стопой,
Стуча о плиты в ходе торопливом,
Тревожит воздух оперным мотивом.
Как пусто, страшно в полуночный час,
О! если б знали бы - в минуты эти
Как я страдаю, думая о вас!
Как чувствую, что я один на свете!
Что отказала мне любовь в привете!
Что в жизни тщетной ни единый раз
Ошибкой не сойдет ко мне отрада,
И мне отречься от блаженства надо!
А если бы меня любили вы -
Что мне тогда условий светских цепи,
Людей насмешки, глупый суд молвы,
Гнилой закон, что с каждым днем нелепей!
С собой бы вас в мои увлек бы степи,
Которым, кроме неба синевы,
Иных границ еще не положили,
И беспредельно мы бы там любили,
<1842, октябрь>
XII
Вы выросли, любя отца и мать,
Сестер и братьев, тихо и спокойно,
Без тяжких дум, без горя, без страстей;
Взошли вы в круг, где все условно, плоско,
Живому чувству проблеснуть нельзя.
Вам молодежь, за вами увиваясь,
Открыла тайну вашей красоты,
И зеркало вам рассказало то же -
И вы довольны были. Иногда
Казалось вам, что будто тот иль этот
Вам нравится. Но их любви язык -
Бездушный или детский лепет -
Не мог вам ни на миг дойти до сердца.
Так ваша жизнь все шла обыкновенно,
Привычной колеей, которая
Убита так, что ехать вечно гладко,
А я был вечный мученик всю жизнь.
Внутри себя безмолвно и угрюмо
Я думу каждую и каждую мечту
Тревожил день и ночь. В моем семействе
Мне было скучно. Дом мне был тюрьмой,
Где двери на замке держал обычай,
Приличие стояло на часах,
И был закон надсмотрщик престарелый.
И жил всегда я только сам в себе,
Как узники живут обыкновенно.
И вот во мне мучительно тогда
Возникла жажда знанья и блаженства,
И вместе с ней, как неразлучный друг,
Возникло бесконечное страданье.
Дало мне знанье силу отрицать,
Тревожную, мучительную силу;
Искание блаженства мне дало
Уверенность, что я его не знаю.
А между тем я в самом деле тих
И ясен, будто создан для блаженства;
Могу в себе носить святую жизнь,
Могу любить глубокою любовью.
Когда впервые я увидел вас,
Остановился я, и сердце билось.
И впал в раздумье я безмолвное:
Я чувствовал, что вы мое блаженство!
Ведь вы самих себя не знаете,
Вы с жизнью света свыклись поневоле;
Вам кажется, что роль красавицы
Играть вам надобно самолюбивой.
А между тем я видел вас тогда,
Когда прямое чувство пробуждалось
У вас в душе иль рифма звонкая
Касалась вам до трепетного слуха;
И видел ваше я лицо, когда
Оно души глубокость выражало...
О! если бы меня любили вы,
Как мы могли бы счастливы быть оба!..
А вот вся жизнь моя разорвана...
За что? Зачем? За что вся эта кара?
Весь божий гнев на мне отяготел,
И жизнь моя осуждена на муку?
Но я настолько понимаю жизнь,
Что эта мука есть мое блаженство.
<1842, октябрь>
XIII
Залог блаженства в жизни скучной,
Залог спасения от мук,
Ношу с собой я безотлучно
Ваш дар, работу ваших рук.
Еще с собой ношу всегда я
Все те страницы, что ко мне
Шутя писали вы, не зная,
Как драгоценны мне оне.
Еще ношу я, как святыню,
Ваш образ в памяти моей
И оживляю им пустыню
Моих бесплодно длинных дней.
<1842, октябрь>
XIV
Флоренция
Я по Флоренции бродил печально,
По лестницам высоким я входил
В большие залы мраморных палаццов,
Где по стенам висели в ярких рамах
Картины вдохновенных мастеров.
И я смотрел и втайне все искал
Я вашего лица среди созданий,
Которые живут на полотне
Своей глубокой неподвижной жизнью.
Искал его средь ангелов святых,
Молящихся мадоннам Рафаэля,
Искал его я в нежных образах
Correggio и Andrea del Sarto {*},
{* Корреджио и Андреа дель Сарто (итал.).}
Искал в спокойных ликах Перуджини
И грустно вышел из старинных зал,
Не встретя вас среди толпы созданий.
И вот пошел бродить из храма в храм,
Искал везде с тоскою беспокойной,
Предчувствуя, что должен вас найти.
Взошел я в церковь dell'Annunziata {}.
{* Благовещения (итал.).}
Налево вижу памятник надгробный:
Две женщины из мрамора сидят,
И их святой, молясь, благословляет.
Я побледнел и вспыхнул. Да! Одна
Из них на вас похожа. Та же тихость
Во всей ее прекрасной форме. Та же
Безоблачность в ее лице спокойном
И та же нежность взора. Даже так
Она склонила голову, как вы.
Ее художник неизвестный создал!
Быть может, в мире я, как он, пройду -
Художник неизвестный - и, как он,
В душе я проношу чудесный образ,
И с ним умру и встану в жизни новой.
На женщину из мрамора глядел
Я долго в умилении безмолвном.
С тех пор я в церковь dell'Annunziata
Хожу, как на молитву, каждый день,
И там сажусь пред ликом мраморным,
И молча созерцаю в обожанье.
1842, октябрь
XV
Вчера я в церковь dell'Annunziata
Пришел. Была вечерняя молитва.
Монахи пели, и гремел орган;
Под темным сводом звуки сотрясались
Таинственно. Толпились люди, тихо
И набожно колена преклоняя.
Я стал у ног знакомой статуи
И очи поднял к ней с любовью грустной.
Свет падал на нее задумчиво
Сквозь окон купола. Над ней носился
Дух божий в виде голубином.
И мне казалося, что кто-то свыше
Меня благословляет. Что хотел
В ней выразить художник неизвестный?
Не знаю. Ключ у ней в руке, у ног
Ее собачка с умным, добрым взглядом.
Казалось мне, собачка на меня
Смотрела будто с ласкою печальной.
Быть может, что она внутри меня
Любви читала повесть и жалела.
А статуя взирала только к небу.
Звала ль меня? Сулила ли блаженство
Или меня заметить не хотела?..
Так вашей жизнью я одушевлял,
В безумии, немое изваянье;
Искал любви, и знать судьбу хотел,
И горько насмехался над собою.
В то время девочка, ребенок милый.
Взошла и стала возле на ступени
И глазками невинными смотрела
На статую. А я благодарил
Внутри души прекрасного ребенка
За симпатию. После стал я долго,
Внимательно рассматривать лицо
И находить все, что на вас похоже
И что не так. И вы так живо, полно
В моем воображенье создались,
Что я забылся, не хотел уйти,
Мне хорошо на этом месте было,
Но смолк орган, народ стал расходиться,
Действительность разрушила мой сон,
И медленно пошел я, скорбным взором
Со статуей прощаяся до завтра...
1842, октябрь
XVI
Любовь моя мне стала тайным светом
Души. Уж не враждую я ни с кем,
Людей встречаю с ласковым приветом,
Хотя мне их не надобно совсем;
На все смотрю я, все благословляя...
Две жизни разных я ношу в себе,
Моей любовью обе просветляя:
В одной я пошлину плачу судьбе
И людям жертвуя самим собою
С участием... хоть тяжело оно;
Но, как ребенок, стал я добр душою
С тех пор, как в ней любовью все полно.
За то в другой я жизни полон вами,
За то в другой я вам принадлежу
И счастлив, что духовными очами
На вас безмолвно, долго я гляжу.
1842, октябрь
![[]](/img/o/ogarew_n_p/text_0130/ogarev01.jpg) XVII
В тиши ночной аккорд печальный
Тревожит мир души моей,
Как будто отголосок дальний
Былого счастья, лучших дней.
Опять тоска, опять стремленье,
И страсть и скорбь проснулись вновь,
Опят нет веры в сновиденья,
Опять мучительна любовь,
О! если 6 вам в отчизне дальней
Случайно как-нибудь, во сне,
Раздался мой аккорд печальный -
Вы вспомянули б обо мне.
И не любя, но сострадая,
Подумали б, как в поздний час,
Под скорбный звук изнемогая,
Я втайне думаю о вас.
1842, октябрь
XVIII
Мне говорили, будто в сердце вы
Любви питать не можете нисколько,
Тщеславны, злы, кокетливы - и только.
Не спорил я. Что значит крик молвы?
Художник легкомысленный, холодный
Безумно пред картиною стоит
И вкривь и вкось порочит и бранит;
Но как ничтожен суд его бесплодный!
А тот, кто взором внутренним души
Проникнуть в ней умел до жизни тайной,
Тот знает верно, знает не случайно,
Как все черты в созданье хороши.
А я, хотя б сто голосов шумели
И в уши мне кричали суд молвы, -
Я знаю то, чем кажетеся вы,
И знаю то, что вы на самом деле,
1842, октябрь
XIX
Я одарен способностью ужасной:
В то время как я жизнью поглощен,
В движенье страстном ею увлечен, -
Могу я видеть вещи холодно и ясно.
Я вижу, что любовь моя есть бред,
Который молодость мою погубит,
Что носит смерть в себе, кто тщетно любит,
Что в самом деле для меня блаженства нет.
Я вижу ход судьбы бесстрастной, ровной,
Причины, следствия - все вижу я,
Как будто человек другой в меня
Взошел и судит безучастно, хладнокровно.
Он строг всегда и незнаком с ошибкой;
Страдаю ль я, иль счастлив, иль люблю, -
Он в гордом знании на жизнь мою
Взирает с равнодушно-горькою улыбкой.
Когда блаженствую - он без участья,
С насмешкой говорит, что это бред;
Когда я чувствую, что счастья нет,
Он злобно мне твердит, что есть на свете с 
| |
| Просмотров: 399 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры