ывая:
"О! ради наших прошлых дней
Погибшего, погубленного счастья,
Не разрушай в душе моей
К прошедшему последнего участья!
Прости меня! Я виноват,
Я погубил твой возраст юный,
Я порвал все святые струны,
На ум навеял праздный чад,
Я развил волей иль неволей
Дух неразумных своеволий,
Я допустил в душе твоей
Тревогу мелких нетерпений,
И сухость мстительных волнений,
И необузданность страстей!
Прости меня! Перед тобою
Клонюсь преступной головою,
Но я любил, но я был слаб,
Я был не старший брат, а раб*
О! ради наших прошлых дней
Погибшего, погубленного счастья,
Не разрушай в душе моей
К прошедшему последнего участья!
Твой слух на голос мой склони,
Пойми всю ширь сердечного прощенья
И тихой грустию благоволенья
Порывы злобы замени.
Чтоб ты пришла к уразуменью,
Как много я наделал зла
Моей потворственною ленью,
И мне простить ее могла, -
Сойди в себя! отвергни оправданья,
Очисти жизнь слезою покаянья...
Вчера - ты помнишь ли, - вчера
Еще ты ночью говорила,
Что, знать, за то, что ты забыла
Понятье правды и добра,
Тебе дочернее страданье
Дано судьбою в наказанье?
Ужель опять ни страх перед судьбой,
Ни мягкая надежда исцеленья
Не взяли верх над мелкой и сухой
Презренною тревогой озлобленья?
Подумай, оглянись назад -
Безумный вихрь, ревнивый чад...
Сердечной лаской не пригреты,
Две девочки забудут кров родной,
Нарушены пред урной гробовой
Тобою данные обеты.
Ужель и в жизнь своих детей
Навеешь ты все то же роковое
Дыханье злобы и страстей,
Туманный вихрь, съедающий живое,
Ума лишающий людей?
Пойми, что злоба на все лицы,
Что праздно бешеная кровь,
Тревога дикая волчицы -
Еще не женская любовь.
О! слух на голос мой склони,
Пойми всю ширь любви и умиленья
И тихой грустию благоволенья
Порывы злобы замени.
О! сделай, сделай, ради бога,
Чтоб я, когда иду к больной,
Я не стоял бы у порога,
Терзаем думою одной,
Что вот войду - и вновь тревога,
И вкруг пойдет рассудок мой,
И я, встречая сердца малость,
Забуду и любовь и жалость.
О! дай же плакать мне над ней,
Над бедной Лизою моей,
Любить ее и целовать ей руки
Без задних дум проклятия и муки.
У ног твоих, еще любя,
Рыдаю и молю тебя -
Сойди в себя. Отвергни оправданья,
Очисти жизнь слезою покаянья.
О! ради наших прошлых дней
Погибшего, погубленного счастья
Не разрушай в душе моей
К прошедшему последнего участья..."
Но тщетно все... Я знаю, голос мой -
Пустынный бред моей души больной,
И я слова мои напрасно трачу -
Склоняю голову и плачу.
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ
Она останется жива!
Уже сегодня говорила
Она веселые слова
И сказки сказывать просила.
Уже сквозь усталь и недуг
Смеются умненькие глазки...
Какие ж я тебе, мой друг,
Сказать могу сегодня сказки?
Я помню только лишь одну -
Как рыцарь с синей бородою
Хотел привычною рукою
Убить девятую жену.
Прослушала четыре раза,
Но просит все конца рассказа,
Все говорит, не кончен он:
Скажи про прежних восемь жен.
Она останется жива!
Дай этой мыслью насладиться!
Хотя на миг один иль два
Дай в чувстве радости забыться,
Куда-нибудь, хоть за забор,
Отбросив жизни грязь и сор.
Так доживу ж я, вероятно,
Чтобы взглянуть хоть на рассвет
Весенних отроческих лет,
И будет ей не непонятно
Благословенье, и завет,
И ласка слов моих прощальных,
Спокойных, тихих и печальных.
Да! я увижу возраст тот,
Откуда времени полет
Мои черты сквозь сумрак бледной
С сердечной памяти бесследно
Крылом холодным не сотрет.
<1863, январь>
КАРТИНЫ ИЗ СТРАНСТВИЯ ПО АНГЛИИ
(Подражание Гейне)
Отравляясь никотином,
Отравляясь алкоголем,
С неизвестным господином
Ехал я ричмондским полем.
На вершине омнибуса
Мы молчали - не по ссоре,
А затем, что оба - вкуса
Не нашли мы в разговоре.
Мы молчали всю дорогу,
Все, что в мыслях - было скрыто,
И лошадки понемногу
Доплелись до Гаммерсмита.
Тут мы слезли. Он лукаво
Улыбнулся, но без гнева, -
И пошел себе направо,
Я пошел себе налево.
<1863, лето>
СИМ ПОБЕДИШИ
(Ответ писавшему "Братское слово",
"Колокол", 171)
Мой друг, твой голос молодой
Отводит душу, сердце греет,
И призрак пал передо мной,
И дух уныния слабеет.
А есть с чего сойти с ума
Или утратить силу веры -
Так зверств и подлостей чума
Россией властвует без меры.
И вот пришло на память мне -
Как в старину, никем не знаем,
Бывал, спасаясь в тишине,
Отшельник адом искушаем:
Из тьмы углов, из черной мглы,
Из-за полуночной завесы -
И отвратительны и злы -
Его смущать являлись бесы,
А он крепился и мужал,
И призрак верой побеждал.
Мой друг, твой голос молодой
Отводит душу, сердце греет,
И призрак пал передо мной,
И дух уныния слабеет,
И верю, верю я в исход
И в наше светлое спасенье,
В землевладеющий народ
И в молодое поколенье.
И верю я - невдалеке
Грядет, грядет иная доля, -
И крепко держится в руке
Одна хоругвь - "Земля и Воля".
<1863, октябрь>
IL GIORNO DI DANTE {*}
{* День Данте (итал.).}
Суровый Дант не презирал сонета...
Пушкин
Италия! земного мира цвет,
Страна надежд великих и преданий,
Твоих морей плескание и свет
И синий трепет горных очертании
Живут в тиши моих воспоминаний,
Подобно снам роскошных юных лет!
Италия! я шлю тебе привет
В великий день народных ликований!
Но в этот день поэта "вечной муки"
Готовь умы к концу твоих невзгод,
Чтоб вольности услышал твой народ
Заветные, торжественные звуки,
И пусть славян многоветвистый род
Свободные тебе протянет руки.
<1865>
* * *
Она была больна, а я не знал об этом!..
Ужель ни к ней любовь глубокая моя,
Ни память прошлого с его потухшим светом -
Ничто не вызвало, чтобы рука твоя
Мне написала весть о страхе и печали
Иль радость, что уже недуги миновали?
Ужель в твоем уме одно осталось - злоба?
За что? Не знаю я. Но вижу я, что ты
Не пощадишь во мне ни даже близость гроба,
Последних дней моих последние мечты.
Как это тяжело, когда б ты это знала!..
Как глухо мозг болит, от горя мысль устала...
1867, 8-9 февраля
ДО СВИДАНЬЯ
Смолкает "Колокол" на время,
Пока в России старый слух
К свободной правде снова глух,
Пока помещичее племя
Царю испуганному в лад
Стремится все вести назад,
И вновь касается окова
До человеческого слова.
Но вспять бегущая волна
Не сгубит дерзостным наплывом
Раз насажденные по нивам
Свободы юной семена.
Смолкает "Колокол" на время,
Но быстро тягостное бремя
Промчится как ненужный сон
И снова наш раздастся звон,
И снова с родины далекой
Привет услышится широкий,
И, может, в наш последний час
Еще светло дойдет до нас -
Как Русь торжественно и стройно,
И непорывисто смела,
С сознаньем доблести спокойной
Звонит во все колокола.
<1867, июнь>
НАТАШЕ
И день и ночь, дитя мое,
Я занят мысленно тобою;
Ищу уныние твое
Рассеять любящей рукою.
Невольно взгляда твоего
Я вспоминаю выраженье
И голос слов твоих, его
Неуловимое значенье:
Я узнавать в тебе привык
И каждой мысли след летучий,
И каждый затаенный крик
Немых скорбей и страсти жгучей
О! дай уныние твое
Рассеять любящей рукою;
Молю тебя, дитя мое,
Не мучься ложною тоскою;
Святыни сердца своего
Не трать в порывах малодушно;
Люби меня, люби _его_,
Люби светло и простодушно,
Без притязаний, без обид,
Без подозрительности ложной,
Без жала мелких Немезид,
Без яда ревности тревожной.
О! жизнь нам тяжело далась
Довольно было огорчений,
Довольно рушилось у нас
Надежд, и чувств, и убеждений...
Ты наш союз благослови
Любви безоблачным приветом,
Наш вечер мирно оживи
Неугасимо кротким светом,
И пусть остаток наших дней -
Союза нашего достоин -
В живых лучах любви твоей
Пройдет торжественно спокоен!
Так смысл торжественный храня,
Развалины твердыней Рима
В вечернем озаренье дня
Еще живут невозмутимо,
<1867>
ПАМЯТИ ДРУГА
Друг детства, юности и старческих годов,
Ты умер вдалеке, уныло, на чужбине!
Не я тебе сказал последних, верных слов,
Не я пожал руки в безвыходной кручине.
Да! Сердце замерло!.. Быть может даже, нам
Иначе кончить бы почти что невозможно, -
Так многое прошло по тощим суетам...
Успех был невелик, а жизнь прошла тревожно.
Но я не сетую за строгие дела,
Мне только силы жаль, где не достигли цели,
Иначе бы борьба победою была
И мы бы преданно надолго уцелели.
<1870-1871>
ПЕСНЯ РУССКОЙ НЯНЬКИ У ПОСТЕЛИ БАРСКОГО РЕБЕНКА
(Подражание Лермонтову)
Спи, потомок благородья,
Баюшки-баю,
Я, дитя простонародья,
Песенку спою.
Мать на бале. Пляшет стройно
Барыня она...
Ты же спи себе спокойно -
Я с тобой одна.
Наш народ хотел бы воли,
Воли да с землей,
Но не даст хорошей доли
Царский наш разбой.
И отец твой, русский барин,
Знает роль свою,
Он хоть ловок, но бездарен,
Баюшки-баю!
Он учен всему