; В уединении бесцветном и холодном,
<1855-1856>
НЕМНОГИМ
Я покидал вас, но без слез -
Лета навеяли мне стужу,
И тайный взрыв сердечных гроз
Уже не просится наружу.
А сердце ныло в тишине
В час расставанья, час печали,
И в сокровенной глубине
Немые скорби оседали.
Так под корою ледяной
Зимою скрытый - осторожно,
Никем не слышим - ключ живой
Трепещет сжато и тревожно.
1856, 14 марта
ВОРЦЕЛЬ
У гроба твоего в торжественной печали
Безмолвно я стоял и думал в тишине...
Вид тела мертвого давно не новость мне,
А слезы на глаза невольно выступали.
Все та же комнатка знакомая, где ты
Свой отжил век среди лишений и мечты,
Одна свеча горит; печален угол бедный,
И труп передо мной лежит худой и бледный.
А как твой мертвый лик спокоен и прекрасен!
Седые волосы; а умное чело
Застыло, словно воск, и бело и светло,
И взор хотя закрыт, а кажется, что ясен.
Улыбка скорбная прошла не без следа,
На грудь раскинулась седая борода,
Рубашка белая, потом худые руки...
Да! знаем: умер ты от затаенной муки!
<1857, февраль>
КАВКАЗСКОМУ ОФИЦЕРУ
Огни, и музыка, и бал!
Красавиц рой, кружась, сиял,
Среди толпы, кавказский воин,
Ты мне казался одинок!
Твой взгляд был грустен и глубок
От тайного движенья неспокоен.
Тупой ли долг, любви ль печаль
Тебя когда-то гнали вдаль?
Или безвыходное горе?
Иль жажда молодой мечты -
Увидеть горные хребты
И посмотреть на юг и сине море?
И, возвратясь из тех сторон,
Ты, может, мыслью удручен,
Что - раб безумия и века -
Ты на войне был палачом,
И стало жаль тебе потом,
Что ни с чего зарезал человека?
А впрочем, может быть, что ты -
Питомец праздной пустоты -
Сидел усталый и бездушный,
А я сочувствие к тебе
Смешно натягивал в себе -
По-прежнему мечтатель простодушный.
<1857>
МЕРТВОМУ ДРУГУ
То было осенью унылой...
Средь урн надгробных и камней
Свежа была твоя могила
Недавней насыпью своей.
Дары любви, дары печали -
Рукой твоих учеников
На ней рассыпаны, лежали
Венки из листьев и цветов.
Над ней, суровым дням послушна, -
Кладбища сторож вековой, -
Сосна качала равнодушно
Зелено-грустною главой,
И речка, берег омывая,
Волной бесследною вблизи
Лилась, лилась, не отдыхая,
Вдоль нескончаемой стези.
Твоею дружбой не согрета,
Вдали шла долго жизнь моя,
И слов последнего привета
Из уст твоих не слышал я.
Размолвкой нашей недовольный,
Ты, может, глубоко скорбел;
Обиды горькой, но невольной
Тебе простить я не успел.
Никто из нас не мог быть злобен,
Никто, тая строптивый нрав,
Был повиниться неспособен,
Но каждый думал, что он прав.
И ехал я на примиренье,
Я жаждал искренно сказать
Тебе сердечное прощенье
И от тебя его принять..
Но было поздно!..
В день унылый,
В глухую осень, одинок, -
Стоял я у твоей могилы
И все опомниться не мог.
Я, стало, не увижу друга?
Твой взор потух, и навсегда?
Твой голос смолк среди недуга?
Меня отныне никогда
Ты в час свиданья не обнимешь,
Не молвишь в провод ничего?
Ты сердцем любящим не примешь
Признаний сердца моего?
Все кончено, все невозвратно,
Как правды ужас ни таи!
Шептали что-то непонятно
Уста холодные мои;
И дрожь по телу пробегала,
Мне кто-то говорил укор,
К груди рыданье подступало,
Мешался ум, мутился взор,
И кровь по жилам стыла, стыла...
Скорей на воздух! дайте свет!
О! это страшно, страшно было,
Как сон гнетущий или бред...
Я пережил - и вновь блуждает
Жизнь между дела и утех,
Но в сердце скорбь не заживает,
И слезы чуются сквозь смех.
В наследье мне дала утрата
Портрет с умершего чела;
Гляжу - и будто образ брата
У сердца смерть не отняла;
И вдруг мечта на ум приходит,
Что это только мирный сон,
Он это спит, улыбка бродит,
И завтра вновь проснется он;
Раздастся голос благородный,
И юношам в заветный дар
Он принесет и дух свободный,
И мысли свет, и сердца жар...
Но снова в памяти унылой -
Ряд урн надгробных и камней
И насыпь свежая могилы
В цветах и листьях, и над ней,
Дыханью осени послушна, -
Кладбища сторож вековой -
Сосна качает равнодушно
Зелено-грустною главой,
И волны, берег омывая,
Бегут, спешат, не отдыхая.
<1857?>
СОВРЕМЕННОЕ
Вот Семен Авдеич
Крикнул, зло немножко:
"Филька!.. ерофеич!..
Все сосет под ложкой.
Ты, дурак, скажи-ка -
Врал там кто с тобою -
Даст-де царь великой
Волю да с землею?
Что ж? Поверил сдуру?
А? холопья морда!
Ты свою фигуру
Держишь больно гордо.
Эдак мне умыться
От тебя, крамольный,
Скоро не добиться;
Скажешь - я-де вольный!
Ну! вы что от воли
Ждете за послугу?
Излениться, что ли,
Да и спиться с кругу?
Чай, мой дед недаром
Вас купил с землями
И причислен к барам:
Нажил все трудами;
Долго службу правил,
Исполнял веленья
И себе составил
Важное именье.
Ну! с твоей ли рожей
Станешь ты вдруг волен?
Спи себе в прихожей,
Да и будь доволен".
"Эх, Семен Авдеич!
Успокойтесь, барин,
Пейте ерофеич,
Век у нас бездарен.
Те, к царю кто ближе,
Наши лиходеи,
Думают, как вы же,
Тупы и злодеи.
Не известно, что ли -
Там все разговоры:
Не дадут нам воли
Панины да воры;
Так восторжествуют,
Так подпустят шпильку,
Что кругом надуют
И царя и Фильку".
<1858>
РАЗЛУКА
Ночь была прозрачна:
Мирный блеск луны,
Синей мглы мерцанье,
Кротость тишины...
Нашей старой ивы
Не качался лист
И висел безмолвно -
Свея? и серебрист.
Думала я долго:
Жив ли милый мой?
Что-то он не пишет
С стороны чужой!
Видно, все не время,
Много все забот...
А вот мне до утра
Сон на ум нейдет.
Утро проглянуло
Золотым лучом,
Мне в окно пахнуло
Ранним ветерком.
Нашей старой ивы
Встрепенулся лист
Шорохом дрожащим -
Зелен и росист.
Встала я с постели...
Что-то милый мой?
Скоро ли напишет
С стороны чужой?
<1858>
* * *
"Дитятко! милость господня с тобою!
Что ты не спишь до полночи глухой?
Дай я тебя хоть шубенкой прикрою,
Весь ты дрожишь, а горячий какой!.."
"Мама! гляди-ка - отец-то, ей-богу,
С розгой стоит и стучится в окно..."
"Полно! отец твой уехал в дорогу.
Полно! отец твой нас бросил давно".
"Мама! а видишь - вон черная кошка
Злыми глазами косится на нас?.."
"Полно же ты, моя милая крошка,
Кошка издохла - вот месяц как раз"*
"Мама! а видишь - вон бабушка злая
Пальцем грозится тебе из угла..."
"Полно же - с нами будь сила святая!
Бабушка с год уж у нас умерла".
"Мама! гляди-ка - все свечи да свечи,
Так вот в глазах и блестит и блестит..."
"Полно, родимый, какие тут свечи,
Сальный огарок последний горит".
"Мама!.. темнеет!.. мне душно, мне душно!
Мама!" - "Тс!.. спит. А огарок погас,
До свету долго, и страшно и скучно!..
Крестная сила, помилуй ты нас!"
<1858>
НОЧЬЮ
Опять я видел вас во сне...
Давно объят сердечной ленью -
Я и не ждал, чтоб кроткой тенью,
Мелькнув, явилися вы мне.
Зачем я вызвал образ милый?
Зачем с мучительною силой
Опять бужу в душе моей
Печаль и счастье прошлых дней?
Они теперь мне не отрада,
Они прошли, мне их не надо...
Но слышен, в памяти скользя,
Напев замолкший мне невольно;
Ему внимая, сердцу больно,
А позабыть его нельзя.
<1858-1859>
ДЕДУШКА
Ох! изба ты моя невысокая...
Посижу, погляжу из окна,
Только степь-то под снегом широкая,
Только степь впереди и видна.
Погляжу я вовнутрь: полно ль, пусто ли?..
Спит старуха моя, как в ночи;
Сиротинка-внучонок, знать с устали,
Под тулупом залег на печи,
Взял с собой и кота полосатого...
Только я словно жду-то чего, -
А чего? Разве, гроба дощатого,
Да недолго, дождусь и его.
Жаль старуху мою одинокую!
А внучонок подсядет к окну, -
Только степь-то под снегом широкую,
Только степь и увидит одну,
<1859>
* * *
Среди сухого повторенья
Ноч_и_ за днем, за ночью дня -
Замолкших звуков пробужденье
Волнует сладостно меня.
Знакомый голос, милый лепет
И шелест тени дорогой -
В груди рождают прежний трепет
И проблеск страсти прожитой.
Подобно молодой надежде,
Встает забытая любовь,
И то, что чувствовалось прежде,
Все так же чувствуется вновь.
И, странной негой упоенный,
Я узнаю забытый рай...
О! погоди, мой сон блаженный,
Не улетай, не улетай!
В тоске обычного броженья