justify"> И оба жребием сурово
Одной хандрой наделены.
Я радостно в твоем посланье
Прочел, что говорить со мной
Ты можешь только да с женой
О тайном внутреннем страданье.
Одно, что я в себе пеню,
Основу дружбы вашей вижу
(Хоть слабость глупую мою
Всегда бесплодно ненавижу):
То женски тихий, нежный нрав,
Не знаю, прав я иль неправ?
Одно пристрастье я с тобою
Питаю к Пушкину. И что ж?
С его больною стороною
Мы, может, дружны? Он похож
На нас болезненно. А может,
К нему у нас пристрастья нет,
А просто ни один поэт
Души так верно не тревожит,
Ведь не болезнь его печаль,
И порицать мы станем ныне -
Из современности - едва ль,
Что находили в нем святыней,
Чем наслаждались мы в тиши -
И грусть и свет его души!
А Таня! Милое созданье,
Поэта лучший идеал,
Не раз ему в пустом блужданье
Я воплощения искал, -
Так он мне близок! Но, признаться,
Я идеалов всех моих -
Хоть не могу отстать от них -
А стал ужасно как бояться.
Дано в числе мне божьих кар
То, что я вместе стар и молод,
Что сохранил я юный жар,
А жизнь навеяла мне холод...
Еще довольно скорби даст
Мне сей безвыходный контраст!
Как я живой бы речи снова
Хотел из уст твоих внимать
(Которые, чтоб молвить слово,
Ты странно любишь раскрывать)!
При этом я желал бы кстати
Созвучьем усладить хандру,
Тебя за чаем поутру
Заставши в ваточном халате,
Твоих волос увидеть тож
Хочу я грустное спаданье
(В чем на меня ты не похож,
И, несмотря на все старанье,
И сколько ты ни берегись,
Как Боткин, скоро будешь лыс).
Однако вижу: ямб усталый
Уж начинает, боже мой!
В строфе натянутой и вялой
Хромать измученной ногой.
Но я желаю на прощанье
Еще размеренной строкой
Тебя прижать к груди, друг мой,
И скорбно молвить: до свиданья!
Прощай! Ну! Кланяйся жене,
Будь здрав, не пьянствуй слишком много
И, вспоминая обо мне,
Суди меня не слишком строго,
Но, полный мира и любви,
Мой трудный путь благослови,
1843, 6 апреля
LIVORNO
Подъезжая под Livorno,
Видел я, как Апеннины
Цепью длинной и узорной
Растянулись вкруг равнины.
Выезжая из Livorno
С сигаретами в кармане,
Был обыскан я позорно
На предательской догане.
Экой дьявол ты проворной!
Экой ты мошенник скверный,
Возле города Livorno
Надзиратель доганьерный!
<1843, весна>
РАЗГОВОР
(Из Мицкевича)
Мой друг, для нас что могут разговоры значить?
Что я так чувствую - к чему мне говорить?
Когда нельзя всю душу в душу перелить,
К чему в словах ее дробить и тратить?
Еще до слуха и до сердца не касаясь,
Слова уже остынут, с уст моих сдыхаясь.
Люблю, люблю тебя! сто раз я повторяю;
Ты сердишься, и хочешь ты бранить
Меня, что я любви моей совсем не знаю,
Ни высказать, ни выразить, ни в песнь излить,
И будто в летаргии не имею силу
Иной дать признак жизни, как сойти в могилу.
Мой друг, уста скучают тщетным излияньем,
А я хочу мои уста с твоими слить,
Хочу с тобой биеньем сердца говорить,
Да вздохом только, да лобзаньем,
И так проговорю часы, и дни, и лета,
И до скончания и по скончанье света.
<1843>
* * *
Стучу - мне двери отпер ключник старый.
Я знал, что нет хозяйки, что давно
Она уже уехала далеко
И странствует теперь под небом чуждым;
Но мне на дом хотелось посмотреть.
Как все знакомо! Зала длинная,
Где поздним вечером, при слабом свете,
Какие-то таинственные тени
Уныло бродят; кабинет безмолвный,
Где часто мы вдвоем сидели близко...
Я молча темным локоном играл
Иль говорил, что было на душе,
А на душе тогда так было полно!
И все на том же месте, как и было:
Диван в углу, перед камином кресло,
Цветы на окнах, на стенах портреты,
А на столе развернутая книга.
Я взял и пыль с нее обтер рукой,
Скамейку шитую толкнул к дивану
И у окна гардину белую
Расправил. Солнце зимнее светило
Печально... Уходя, спросил я: есть ли
Оттуда письма? - Нет-с, не получаем. -
Она меня теперь забыла, верно;
А я? - и у меня любви нет в сердце,
Одно воспоминанье!
<1843>
BITCH DER LIEBE {*}
(Отрывки из автобиографии)
{* Книга любви (нем.).}
I
Du Tor, du Tor! du prahlender Tor
Du kummergequalter!
Heine {*}
{* Ты глупец, ты глупец, ты хвастливый глупец!
Горем замученный! Гейне (нем.).}
К Д<УШЕНЬКЕ СУХОВО-КОБЫЛИНОЙ>
Как все чудесно стройно в вас -
Ваш русый локон, лик ваш нежный,
Покой и томность серых глаз
И роскошь поступи небрежной!
Увидя вас, конечно б, мог
Любить вас тот, чья мысль далеко
От страсти знойной и тревог,
Кто любит тихо и глубоко.
Он, в созерцанье погружась,
От вас отвесть не мог бы взора...
Но страшно мне глядеть на вас!
Завесть не смею разговора,
Боюсь узнать, что вы пусты,
Что вы ничтожной суетою
В холодном сердце заняты;
Боюсь я в памяти с собою
Унесть прекрасные черты
С сухой и мелкою душою.
1841, зима
II
Прощайте! В сердце это слово
Теперь мне врезано одно,
Едва ли не приучит снова
Мои глаза к слезам оно.
Я вашу беленькую руку
Тревожно вам сожму рукой,
Но все ж вы не поймете муку,
Знакомую с моей душой.
И дай бог, чтоб всегда печали
Шли мимо вас бы далеко,
Чтоб всех вы весело встречали
И провожали бы легко.
Благодарю вас за участье,
Хотя и малое, ко мне,
При виде вашем знал я счастье
И наслаждался в тишине.
Я вас люблю! но не скажу вам
Ни слова про любовь мою,
И этих строк не покажу вам,
И все в себе я затаю.
К чему слова? Люблю я тщетно,
Любовь моя вам не нужна,
И лучше, если незаметна
Для вас останется она.
Вы будете моей мечтою...
И заплачу я в жизни сей
Моей безвыходной тоскою
За тщетный сон любви моей.
1841, март
III
По тряской мостовой я ехал молча,
Усталый от дневных забот и шума.
Мне день, утраченный в пустом чаду,
Холодным падал на душу упреком,
И ночь мне не была отрадна...
На месяц бледный облако нашло -
Он сквозь него просвечивал печально;
Пустые улицы безмолвны были,
И только пес с досадою впросонках
Навстречу мне сквозь зубы проворчал.
При повороте белый дом угрюмо
Ряд окон темных на меня уставил.
Знакомый дом!.. Но вот свеча блеснула
И в комнатах задвигалася тихо...
Я встрепенулся. Сердце билось сильно -
Я видел платье белое
И чей-то медленно идущий образ.
Свеча исчезла - я проехал мимо,
И тяжело мне было на душе...
<1842, март>
IV
Уж было поздно: надо было мне
Пускаться в дальний путь. А мы сидели
Еще вдвоем. Я с ней не мог расстаться;
Мне был еще так дорог каждый миг,
В который на нее глядеть я мог.
Ночное небо было в темных тучах,
И соловей в саду уныло пел.
Мне было грустно, и она печальна
Казалася. А я не смел сказать,
Как я люблю, как мне страшна разлука;
Не смел я верить, что меня ей жаль.
Но отчего ж тревожна и печальна
Она была?.. Уж не любовь ли это?..
Не верю! Может быть, участье, дружба -
И только...
<1842, после 20 июня>
V
Вдали от вас я только тем живу,
Что брежу вами в снах и наяву.
Что вкруг меня - того как будто нет,
Все призраки; действительность - мой бред,
И у меня все вы перед глазами,
И долго, долго я любуюсь вами.
Мне кажется: наедине со мной
Сидите тихо вы рука с рукой
И так глубоко любите меня,
И мягкий локон ваш целую я,
И нежно ваши сладостные взоры
Ведут со мной немые разговоры.
Улыбка ваша, ваш спокойный лик -
Я забываюсь, созерцая их!
Тут мир блаженства, и я в нем
Тону душой, как в небе голубом,
Живу и гасну в этом сновиденье,
И думать страшно мне о пробужденье,
<1842, июль-август>
VI
А вы меня забыли!.. Что вам я?
Вы не любили никогда меня...
Любили, может быть, как всех других,
За то, что я учтив, не глуп и тих,
Что с детства знали вы меня такого,
Что зла я вам не сделал никакого.
Быть может, вы теперь в стране родной
Окружены поклонников толпой.
Вам с ними весело, и вы, шутя,
Смеетесь с ними, резвы, как дитя.
Вам мил один из них, быть может...
И ревность робкая меня тревожит,
Я вечера того забыть не мог,
Когда, прижавшись молча в уголок,
Смотрел я, как, не отходя от вас,
Занятый разговором длинный час,
Стоял прекрасный юноша пред вами
С блестящими, орлиными очами.
Как в этот раз вы были хороши!
А я, бессмысленный, внутри души,
Я ревность дикую едва таил,
И сам себе тогда смешон я был.
Я ревновал! меж тем как не дерзаю
Сказать вам, как люблю и как страдаю!
<1842, июль - август>
VII
А помните, как амазонкою вы смелой
Летели на коне... я ехал возле вас...
Зеленый ваш вуаль порхал вкруг шляпки белой...
Но вот испуганный ваш конь, остановись,
Вдруг ринулся назад. За вами поскакал я
И бледен был, как смерть, и в страхе весь дрожа,
Вы тут любовь мою невольно увидали,
И в этот вечер стали вы со мной нежней,
И как-то ласковей вы на меня взирали...
Да! вы меня жалели!.. - В комнате моей
Сырой был холод по ночам: вы это знали -
И вы укрыться мне свою мантилью дали.
О! как же я, нарядом странным облаченный,
Был счастлив и смешон! Как жарко целовал
Мантилью вашу я! Как я в ночи бессонной
Ее к груди моей безумно прижимал!
А к утру я заснул так сладко, так раздольно,
Как будто б ангел сон напел мне песней вольной.
<1842, июль - август>
VIII
Как часто я, измученный страданьем,
Любовь мою вам высказать хотел;
Но ваш покой смутить моим признаньем,
Благоговея, никогда не смел.
Не потому, чтобы оно невольно
Могло любовь вам в сердце заронить;
Но вы жалели б, вам бы стало больно,
Что вы меня не можете любить.
А втайне я желал, чтоб вы узнали...
Чего-то ждал, чему-то верил я,
И тешила надежда сквозь печали
Обманчивой улыбкою меня!
<1842, июль - август>
IX
А часто не хотел себе я верить,
Хотел не верить, что я вас люблю.
Я думал: если искренно проверить