Никитенко Александр Васильевич - Дневник. Том 2

ом.

   Был Виткин. Он живет через дом от меня.

  

   10 июня 1863 года, понедельник

   Вчера был у меня Страхов, автор несчастной статьи "Роковой вопрос", напечатанной во "Времени". Он ужасно смущен; просил у меня совета и, по возможности, заступничества. Я выразил ему мое прискорбие, что он написал эту статью, что оправдать ее нет никакой возможности, что статья нехорошая. Он не защищался и не опровергал этого, но приводил в оправдание свое одно то, что он совсем не хотел оскорблять Россию, которой он чувствует себя сыном, что его намерение было, напротив, убедить поляков не гордиться "своими преимуществами, своей опередившей нас цивилизацией" и пр., но что он только не вполне выразил эту мысль, не досказал ее. Я на это ответил ему, что все это может быть, а что все-таки никак не следовало ему печатать такую невысказанную мысль, что впечатление, ею сделанное, не могло быть иное, как то, какое сделано, и что в настоящее время особенно подобные вещи не могут быть терпимы. Умы в волнении, народ раздражен до крайности, правительство озадачено и затруднено; как же тут не быть крайне осторожным в печатном слове? Бедный Страхов все это сделает теперь. Он, по его словам, более всего в отчаянии потому, что его считают каким-то не русским. "Да! - отвечал я. - Знаете ли, от кого первого узнал я о существовании вашей статьи? От поляка, который объявил мне о ней с некоторого рода торжеством и радостью".

   Далее Страхов спросил меня, что ему делать? Я сказал, что так как власти оставляют его в покое, то лучше всего дать время остынуть этому впечатлению и после найти случай объясниться и объяснить самому, что вы сделали огромную ошибку и проч.

   Встретился с М.М.Достоевским, редактором "Времени". Вот он в самом деле несчастный человек, - почти в пух разорен. Он сознает, что виноват, но ему кажется, что с ним поступлено слишком строго, что, конечно, не лишено основания, когда вспомнишь, что "Современник" и "Русское слово" были только приостановлены, а не запрещены вовсе, а эти журналы постоянно выражали - и часто без всяких околичностей - самые враждебные идеи не только правительству, но всякому общественному и нравственному порядку. "Время" никогда не допускало подобного бесчинства, и направление его было более либерально-консервативное. Я утешал Достоевского тем, что есть причины полагать, что запрещение и этого журнала будет также временное...

   Сознание собственной ошибки есть тоже несчастие, и гораздо иногда большее, чем другие несчастия, именно потому, что это наша ошибка. Но и его надобно снести великодушно, как все прочее.

   Последний девичий экзамен в университете.

  

   11 июня 1863 года, вторник.

   Странное сближение. В разговоре с Тройницким я, между прочим, сказал: "Нет худа без добра. Печальные нынешние обстоятельства послужили поводом высказаться великой нашей национальной мысли, что союз народа с государем несокрушимо крепок, и эти печали укрепили его еще более". - "Знаете ли, - отвечал он, - что эту самую мысль и почти слово в слово так же высказал государь при одном моем докладе".

   Последнее заседание Комиссии по делам книгопечатания для подписания всего дела и представления проекта министру. Явились только я и Бычков.

   Заезжал к Погодину. Там нашел Делянова и Кокорева, с которым и познакомился. Ничего! Мужик ражий, с очень широкою окладистою бородою, должно быть, судя по физиономии, великий плутище, как и подобает всякому самородному русскому уму. Известно, что Кокорев очень умный человек, приобретший огромное состояние. Как он должен смеяться, увидев, например, такого человека, как я, который слывет тоже не дураком и который, однако, целую жизнь свою проводит за учеными пустяками, бесполезными для него самого и для других. Погодин большой приятель Кокорева; но это совсем другой человек. Он с наукою соединил и искусство добывания денег. Одно уже то, что музеум свой, стоящий тысяч двадцать, он продал казне за сто пятьдесят тысяч рублей, делает ему величайшую честь. Вот настоящие сильные умы русского государства.

   Погодин возил к Горчакову свою статью, написанную в ответ на французские гнусные клеветы. Князь одобрил ее и решил напечатать сначала по-русски в "Русском инвалиде" или "Московских ведомостях", а потом перевести на французский язык и тиснуть в "Journal de St.-Petersbourg". 0 письме к Гарибальди он сказал, что надобно немного смягчить в нем похвалы ему.

   На замечание Погодина о непостижимом поведении великого князя в Варшаве и о том, что публика тут подозревает какое-то предательство, князь отвечал, что предательства никакого нет. Тютчеву же он говорил, что великий князь действует по инструкциям, отсюда посылаемым, которые велят ничего не предпринимать крутого, ибо это может произвести какой-нибудь решительный взрыв в Варшаве и тем побудить европейские державы двинуться тотчас в Польшу, а мы должны всячески выиграть перед войной время, необходимое для окончательных приготовлений.

  

   12 июня 1863 года, среда

   Вчера прегнусное расположение духа. Сегодня тоже. Вечером беседа со Страховым. Я все-таки советовал ему не давать пока никаких объяснений и ждать, пока все уляжется. Да и объяснять притом тут нечего: он виноват кругом, - если не намерением, то делом.

  

   13 июня 1863 года, четверг

   Есть разные боязни у человека, потому что ему угрожают многие невзгоды. Но самая главная боязнь есть боязнь смерти. Кто победит это - тому не страшны уже никакие боязни.

   Заседание в Академии. Погодин читал свой ответ на французскую статью, помещенную в "Revue des deux mondes". Отсюда мы пошли с ним ко мне, где он посидел немного и взял у меня свои бумаги.

   Вечером Гончаров и небольшая прогулка у Невки.

  

   15 июня 1863 года, суббота

   Заседание в Академии наук.

  

   16 июня 1863 года, воскресенье

   Современная цивилизация есть искусство, посредством которого люди могут жить вместе, не впуская когтей друг в друга, а только держа их наготове в мягкой шерсти.

   Человек по своей натуре есть враг другого человека. Но он как разумное существо понимает, что беспрерывно нападать на другого значило бы в то же время беспрерывно терпеть нападение, что, конечно, очень неприятно, и потому он старается или скрыть свою вражду, или ослабить ее так, чтобы не было беспрестанных нападений.

   По современным учениям знание должно заменять верование. Но можно ли вполне доверять знанию? Можно, говорят материалисты, если вы ограничите знание пределами видимости, пределами опыта. Но в состоянии ли человек удовольствоваться этим ограниченным знанием?

   Поутру заходил к Редкину, который живет от меня через дом. Проговорили часа с полтора. Вспоминали о Печерине, Герцене и пр.

   Возвращаясь, встретился с Тройницким, который заходил ко мне. Мы возвратились ко мне и просидели довольно долго. Он объявил мне, что Совет по делам печати будет на этой неделе собран. Члены его: я, Гончаров, Варадинов, Пржецлавский, Турунов. Председателем - он, Тройницкий. Гончаров произведен в действительные статские советники. Ну, я думаю, он очень рад. Ему давно уже хотелось быть превосходительством.

   К обеду приехали: мой верный добрый Тимофеев и художник Крамской.

  

   18 июня 1863 года, вторник

   Был поутру в городе. Заходил к Гончарову поздравить его с действительным статским советником. Он очень доволен.

  

   19 июня 1863 года, среда

   Вечером был Редким и просидел долго. После подошел Вессель, редактор "Учителя". Он дня три как приехал из Астрахани по Волге и заезжал по пути в некоторые города. Он рассказывал, что народ в деревнях страшным образом расправляется с лицами, которых подозревает в полонизме. Недавно около Симбирска где-то крестьяне избили и изуродовали пятерых чиновников, посланных зачем-то из Петербурга, о которых они почему-то вообразили, что они поляки.

   Известие о том, что семейство великого князя Константина выехало из Варшавы за границу и сам великий князь собирается тоже. Революционный комитет объявил ему, что он, после казни Канарского, не ручается более за его безопасность. Итак, приказания комитета исполняются уже и русским правительством.

  

   20 июня 1863 года, четверг

   Заседание в Академии, последнее перед каникулами.

  

   21 июня 1863 года, пятница

   К чаю пришел Гончаров. О производстве его и о назначении членом Совета по делам книгопечатания уже получен указ.

  

   22 июня 1863 года, суббота

   От Каткова ни слуху, ни духу. Хочу писать к Гилярову, чтобы он похлопотал о возвращении мне моей рукописи. Давно уже носились слухи о несносной надутости, заносчивости и несказанном высокомерии Каткова со всеми, кто имеет или имел с ним какое-нибудь сношение. Но такой грубости и неучтивости, судя по прежним моим отношениям к нему, я, правду сказать, никак не ожидал, - и это урок моему легковерию и доверию к людям. Видно, Катков, как и все наши великие люди, изнемог под бременем своего величия и не выносит его. Я имел глупость огорчиться этим, и даже сильно, так что меня несколько дней занимал его поступок, который, впрочем, и вредит мне порядочно. Статья моя должна остаться ненапечатанною, так как теперь она была бы не ко времени. А как Катков был любезен, дружелюбен ко мне и внимателен, когда я был ему нужен! Разумеется, я виноват, что верил в некоторое благородство его.

   Первое заседание Совета по делам книгопечатания. Присутствовали: председатель Тройницкий, Пржецлавский, Гончаров, Варадинов, Тихомандритский, я, Похвиснев и Турунов.

   Распределены были газеты и журналы для наблюдения. Мне достались "Отечественные записки" и "Русский вестник" да газет несколько, - я не определил еще, каких. Думаю взять "С.-Петербургские ведомости", "Голос" и "Московские ведомости".

   Замечания о лицах. Пржецлавский - старый плут, поляк и католик в душе, но весьма искусно скрывающий свои польские и католические тенденции. Трудно теперь решить, какого направления будет он держаться по цензуре. Он всегда применялся к обстоятельствам и к тому, куда тянут сильнейшие.

   Варадинов едва ли имеет какое-нибудь убеждение, кроме того, что надобно исполнять волю начальства. В нем много чиновнического: весьма сговорчив со старшими, но с другими бывает упрям, считая упрямство за твердость и кое-какие мыслишки за систему. По цензуре не будет противоречить большинству, а тем более действительным или предполагаемым желаниям лиц авторитетных.

   Мой друг И.А. Гончаров всячески будет стараться получать исправно свои четыре тысячи и действовать осторожно, чтобы и начальство и литераторы были им довольны.

   Тихомандритский - ничего.

   Турунов. Мне кажется, он немного глуповат, как следует быть чиновнику, которого министр считает за слепое орудие. К нему, впрочем, надобно еще присмотреться.

   Похвиснева видел лишь в первый раз и потому о нем не могу составить себе никакого понятия. Наружность его тощая, самодовольная, вертлявая, - вот и все, что видно с первого раза. Я немножко с. ним поспорил: он хотел, чтобы мы сами путешествовали в канцелярию комитета за получением журналов. Я заметил ему, что это дело сторожей, а не членов Совета. "Но можно посылать", - возразил он.

   "Кого? - спросил я. - Дайте нам людей, кого бы можно было посылать". Он, впрочем, не настаивал.

   С Туруновым тоже я не соглашался: он хотел, чтобы рассматривалась и официальная часть "Губернских ведомостей". "На что это? - возразил я. - Губернское начальство отвечает перед министерством за все свои распоряжения и за обнародование их, и не значило ли бы наше наблюдение, что мы присваиваем себе контроль над местными областями, принадлежащими единственно министерству? Да и как может кто-либо из нас знать, что считать дозволительным или непозволительным в официальных действиях и опубликованиях губернаторов?.." Председатель принял мое мнение.

  

   26 июня 1863 года, среда

   Вечером заехал ко мне Любощинский, и мы отправились с ним к Излеру. В саду играла музыка и бродило довольно гуляющих. Дам было, впрочем, мало. Сад прибран довольно порядочно и не уступает парижскому Шато де Флер. Потом пели цыгане; пение их мне всегда было противно, пели тирольки недурно, пели и танцевали какие-то девицы из кафе-шантана. Лучше всего был комический танец с пением какого-то француза с француженкой.

  

   29 июня 1863 года, суббота

   Вчера отправил письмо к Никите Петровичу Гилярову-Платонову страховым [т.е. заказным письмом]. Он приятель с Катковым, и я прошу его походатайствовать перед не выносящим своего величия журналистом, чтобы он возвратил мне мою статью, которая лежит у него без употребления вот уже около двух месяцев, и теперь ее печатать уже было бы несвоевременно.

   Записался у Валуева, потом зашел к Тройницкому. Те же толки о войне, которая кажется неизбежной, и те же всеобщие жалобы на великого князя, которого бездействие и потворство польским революционерам поистине изумительны.

  

   2 июля 1863 года, вторник

   Слухи о войне более и более усиливаются. Мы дали уже ответ на предложение трех держав и, как говорят, в отрицательном смысле, чего и ожидать надобно было.

   Революционеры варшавские доходят до неслыханного неистовства. Они запретили своим дамам носить кринолины, но когда эти не послушались, предпочитая наряд патриотизму, тогда явилось на улицах человек тридцать, носящих на себе звание революционных полицианов, и начали срывать с женщин кринолины с такою яростью, что у многих оказалось внаруже то, что тщательно скрывается под платьем.

   Наша полиция смотрела на это с безмолвным спокойствием: пусть, дескать, поляки ярятся друг против друга, это им свойственно. Мне кажется, следовало бы защитить женщин против гнусного фанатизма революционного их собственных мужей, братьев и пр., чтобы показать, что мы тоже составляем правительство в Варшаве для общей безопасности и готовы оказать покровительство даже врагам нашим, когда они нуждаются в нем.

   Ум человеческий любит рыться в самом себе. Он все вытаскивает оттуда на свет Божий: и чистое золото и грязь, с которою оно смешано. Надобно еще приложить много ума, чтобы переработать эту смесь и отделить годное к чему-нибудь от негодного.

  

   3 июля 1863 года, среда

   Орудие честного труда - вот что должно дать воспитание.

  

   5 июля 1863 года, пятница

   Если с вами поступлено неучтиво и вы скажете тому, кто поступил с вами так, что он невежа и скотина, - то принято ли у вас в Москве этим обижаться, или это считается там за похвалу? Ведь есть разные обычаи на .свете: что город, то норов.

   На свадьбе. М.Е.Звегинцев, лишившийся тому полгода назад нежно любимой своей жены, сестры Казимиры [жены автора дневника], сегодня обрачился на гувернантке своих детей Каролине Филипповне, которая лет 10 уже живет у них в доме. Предложение ей было сделано вскоре после похорон первой жены М.Е. так что лишение одной почти совпадает с приобщением другой. Венчание происходило в церкви Инженерного замка, в которую превращена комната, где был задушен Павел.

  

   6 июля 1863 года, суббота

   Весь день угрожал дождем, хотя его и не было, но было холодно. Вечером пришел Марк, Мордвинова, и мы пошли гулять в сад графа Борха. Дачу занимает посланник французский Монтебелло. На возвратном пути нас до самого дома провожала громадная туча, угрожая нам проливным дождем. Однако угроза не исполнилась.

  

   7 июля 1863 года, воскресенье

   После обеда, не застав дома Гебгардта на Крестовском острову (дача N 29), заглянул в публичный сад, за вход куда платится по 30 копеек с рыла, как говорится в нашей серой публике. Два оркестра музыки, канаты для плясунов, цирк, какие-то декорации странного вида - все это аляповато и грубого свойства. Гулявший народ весь состоял из разных мастеровых, всероссийского мелкого купечества, немцев-ремесленников, девиц несомненного поведения и проч. Все это, впрочем, вело себя благопристойно и прилично, что, как говорят, продолжается до 12 часов. Отсюда начинается второй период увеселений и продолжается до утра. Героями этого периода выступают уже лица, сильно вкусившие даров Бахуса, или, как говаривал Петр Великий, Ивашки Хмельницкого. Тут уже начинается всякое коловратство, и человечество начинает превращаться в свинство. Я пробыл в силу около часу и уехал домой.

  

   8 июля 1863 года, понедельник

   Начало музыкальных вечеров по подписке в Аптекарском саду. Публики собралось довольно, преимущественно дам. Но вскоре пошел дождь, и многие предались бегству, в том числе и я с Казимирой, Софьей и Сашей. Наше Аптекарское гулянье приготовляется быть похожим на Павловское, только в самом уменьшенном виде: это Павловск в яичной скорлупе.

   Ко мне приходил Страхов со статьей, которую он хочет напечатать в "Дне". Она содержит в себе оправдание его "Рокового вопроса", наделавшего столько шуму и послужившего поводом к запрещению "Времени". Цензура московская не пропустила этого оправдания и представила статью министру. Оправдание, правду сказать, неудачно: все оно состоит из таких отвлеченных изворотов, которые никак не в состоянии разубедить публику. Я откровенно сказал мое мнение и советовал автору откровенно сознаться в своей ошибке. Редактор "Дня" говорит, что он удовлетворен этой апологией. В добрый час! Странные и нелепые люди эти москвичи в своей непомерной заносчивости и высокомерии. Они думают, что публика должна верить каждому их слову, как священному писанию, и горе тем окаянным, которые вздумают усомниться в их праве на умственную диктатуру!

  

   9 июля 1863 года, вторник

   Ведь французам и англичанам придется брать штурмом не город, а целое государство. Им, особливо первым, притом нужны победы, а нам нет в них никакой надобности: для нас довольно только отразить врагов. Наполеону, например, нужно непременно напоить французов допьяна и для этого поднести им чашу с победами, - иначе он пропал, затеяв войну, которая не удовлетворила бы страсти их напиваться национальным самолюбием.

  

   11 июля 1863 года, четверг

   Каким бы широким полетом ума ни парили вы, а все должны приблизиться к одной мысли: что все, что вы знали, любили, чего надеялись, что считали важным, великим, и вы сами - все это тень, сон, ничто. Старая Соломонова мудрость, в той или другой форме с такими или другими оттенками, так или иначе ожидает вас на конце вашего поприща.

   Жизнь только сама по себе, потому что она жизнь, что-нибудь значит, а не по результатам, какие из нее добываются. Добывается из нее - ничто, и больше ничего.

   Сегодня, между прочим, был я свидетелем зрелища, которое произвело во мне самые живые ощущения. Отправляясь на заседание в Совет, я увидел на Царицыном лугу большое сборище народа, столы, нагруженные хлебом и водкою, полковые повозки и ящики, прямо против Павловских казарм. "Что это такое?" - спросил я у извозчика. "Это встреча павловским солдатам, возвратившимся из похода". Мне ужасно хотелось остаться здесь и посмотреть на наших храбрых солдат, бивших поляков. Но служба, да притом до заседания мне хотелось сделать некоторые свои дела. Подъезжая к Большой Морской, я наткнулся прямо на батальоны павловцев. Впереди гремела музыка, а перед вторым батальоном звучали удалые песни; впереди солдатик отплясывал удалую пляску. Вид солдат мне чрезвычайно понравился: простые, добродушные, скромные загорелые и здоровые лица. "Что, ребята, из похода?" - спросил я одного усача с добродушнейшей физиономией. "Из похода, ваше благородие".

   Музыка, песни, развевающиеся знамена, загорелые и окуренные порохом лица храбрых солдат наших - все это сделало на меня глубокое впечатление. Я решился до заседания оставить свои дела и, сколько позволит время, побыть на площади. Сел на первого попавшегося извозчика и велел везти себя к Царицыну лугу и приехал туда в ту самую минуту, когда батальоны вступили на площадь. Тут возвышался алтарь. Войско сделало полукаре. Знамена осенили налой с евангелием, и полукружием стояли георгиевские кавалеры вновь пожалованные, сделав ограду из штыков. Пришел священник, седовласый старик, и началось молебствие под открытым небом, при стечении многочисленного народа. День был хотя серенький, но теплый и тихий. Я дождался до конца молебна. Мне крайне хотелось главного: присутствовать при обеде или закуске солдат, прислушаться к их речам, самому поговорить с ними, но - служба. Оставалось до заседания менее получаса. Нечего делать, надобно было ехать. Но я уехал умиленный и растроганный.

  

   12 июля 1863 года, пятница

   Вчера напечатаны ответные наши ноты Англии, Франции и Австрии. Они сделали самое благоприятное впечатление на публику. В самом деле, все в них скромно, правдиво и твердо. За этим только остается быть войне. В этом все уверены и ожидают войны спокойно, хотя знают, что она будет тяжела.

   Вчера в заседании я читал свои два мнения о двух статьях в "Отечественных записках", из которых одну цензор хотел вполовину пропустить, а другую - нет. Я полагал первой вовсе не пропускать, потому что она содержала в себе мысли о перемене образа правления в России, а другую позволить, хотя она заключала в себе нападки на нашу администрацию. Я нашел причину, между прочим, сделать себе небольшой выговор: оба мнения мои были немного длинноваты и поэтому не произвели такого впечатления, какое в противном случае они могли бы произвести. На будущее время принять за правило не делать этого. Совет утвердил беспрекословно оба мои мнения относительно непропуска одной и пропуска другой статьи.

   Так называемые друзья содержат в себе прекрасный материал для составления отличного врага.

   Вечером пришли Пинто, Влад. Михайлов и Марк и просидели до часов двенадцати. Потом пустился проливной дождь, который свирепствовал, вместе с сильным ветром, целую ночь. Я слышал сигнальные выстрелы о прибытии воды.

  

   16 июля 1863 года, вторник

   Новый роман Писемского, которого две части напечатаны в "Русском вестнике", "Взбаламученное море", содержит в себе обрывки тряпья, в которые завернута русская народность и из которых уже нашито множество товара на нашем литературном рынке.

   Вчера был у Делянова. Я внесен в список профессоров, принятых в университет при открытии его. В списке юридического факультета не оказалось Спасовича, который все время считался профессором и действовал в разных комиссиях. Что это значит? Он много грешил во время бывших студенческих волнений. Но не оказался ли он почему-нибудь неудобным как поляк? Между тем он человек очень способный. Не оказалось также Кавелина, Стасюлевича и Утина, но они прежде подали в отставку.

   Ночью долго не мог заснуть: в голову лезли разные думы. Придумал, между прочим, предложение, которое намерен сделать совету в первое его. заседание по возобновлении университета. Вообще нужно бы придать этому событию некоторую торжественность для подействования на юношество. Надобно посоветоваться с Деляновым.

  

   17 июля 1863 года, среда

   В Европе все опять пустились ругать нас, как говорится, напропалую. Ноты наши очень не понравились. Право, в Европе умных людей меньше, нежели кажется. Там как будто не шутя думали, что Россия согласится на все шесть пунктов, что стоит ей пригрозить и пр. Но ведь это только в глубине невежества и крайнем тупоумии могли зародиться подобные надежды? Европа хочет у России отнять право развития, цивилизации, право великой державы, добытое ею ценою огромных пожертвований и крови, - и Россия должна уступить, отдать себя на поругание всему миру и истории, и пр. и пр. Это доказывает только одно, что Европа привыкла уступать самому грубому и наглому насилию. Но мы не привыкли...

   Россия и Польша - это понятно и естественно. Но Россия или Польша - нелепо, глупо и противоестественно (но еще безумнее: не Россия, а Польша). Это значило бы, что отжившее и гнилое должно жить вместо того, что действительно может жить...

  

   18 июля 1863 года, четверг

   Если бы ложь не облекалась в одежду истины, то на свете не было бы обманутых.

   Человек любит рыться в своем мозгу, и если ему удастся вытащить оттуда на сто пудов грязи всяких пустых умозрений, догадок, заключений, ни на чем не основанных и пр., золотник чистого золота истины, то труд его не потерян, он в барышах.

   Заседание Совета по делам книгопечатания.

  

   19 июля 1863 года, пятница

   После обеда за Лесным корпусом у Срезневского. Давно уже не был я в этих местах, где прожил некогда лет шестнадцать. Как много здесь перемен! Прежние деревца превратились в ветвистые большие деревья, в тени которых тонут дачные домики. Домики также переменились: большая часть из них осунулась, обветшала. Над воротами читаешь надписи новых хозяев вместо прежних, которые или умерли, или как-нибудь иначе исчезли из этих мест.

   Нет и Лесного корпуса. Но парк его так же хорош или стал лучше: больше зелени, зелень гуще. Я часа полтора просидел у Срезневского и возвратился домой в половине одиннадцатого.

   Спал отлично. Знаменательный сон. Я шел по косогору огромнейшей юры: налево пропасть глубины неизмеримой, направо - покатость зеленая, но такая гладкая, что ноги скользили, как по стеклу. "Надобно бы туда, направо, наверх, - говорил я кому-то, идущему вместе со мною, - туда орлиным полетом", - и устремлялся по скату. Но ноги скользили: уцепиться за что-нибудь, упереться не на что. Но я подвигался вперед по дороге в надежде где-нибудь отыскать удобное место для всхода. Даль скрывалась в катком-то полутумане. Тем и кончилось - я проснулся.

  

   20 июля 1863 года, суббота

   Обедал на именинах у Ильи Арсеньева. Во время обеда пришла к нему труппа швейцарских певиц, певших у Излера, с поздравлениями. Эти милые шаловливые девицы пропели нам несколько премилых песен. Обед прошел очень весело, потом мы отправились к Излеру, где я встретился с А.И.Евреиновым, который и довез меня в своей карете до Песочного переулка. Он недавно воротился из Московской губернии и говорит, что везде находит самое прекрасное настроение духа в народе. Против Константина все ужасно вооружены. Даже открыто говорят в Москве, что пусть он туда не показывается, - его камнями закидают.

  

   22 июля 1863 года, понедельник

   Обширная на Елагином острову выставка цветов. День был прелестнейший, и небо такое голубое, какое достойно было бы осенять не такие болота, как здесь. Мы с Соней поехали туда на дрожках, а Казимира с Сашей на пароходе. Я еще никогда не был на Елагине в дворцовом саду. Сад, нечего и говорить, чудесный. Столетние дубы величественно раскидываются на просторе, не стесняемые никакой садовой искусственной архитектоникой. Вид с мыса на Каменный остров, Неву, Крестовский, Новую Деревню восхитительный. Цветы на выставке, разумеется, хороши, но на сей раз их отпустили публике скупо. Но дело не в этом, а в гулянье в саду, который не открыт для публики и только теперь сделался ей доступным. Два очень хороших оркестра военной музыки немало содействовали прелести прогулки. Посетителей, однако, было очень мало. Мы оставались тут часа три и возвратились домой на пароходе уже почти около шести часов.

  

   23 июля 1863 года, вторник,

   Знание движется. Следовательно, переменяется? Нет! Оно развивается, как все живое. Вчерашнее не делается ложным от того, что сегодня наступило новое. Но оно уже не удовлетворяет духа, перешедшего от низшей ступени к высшей. В развитии нет ничего ненужного, но никакая часть зато развивающегося организма не исчерпывает всей его целости. Организм знания бесконечен, и потому нет абсолютной полноты знания, а только-только относительное, то есть настоящее полнее прошедшего, новая ветвь знания пополняет только целую систему его, не делая ее совершенно полною.

   Истина не есть что либо познанное, а - познаваемое.

  

   25 июля 1863 года, четверг

   Заседание в Совете по делам печати. Я читал мнение мое по докладу цензора Лебедева, который не хотел пропустить повести "Еспанского шулера" для "Отечественных записок". Я полагал, что ее можно пропустить, смягчив только весьма немногие места. Вещь эта недурна, и я рад, что ее удалось спасти.

   Вообще до сих пор Совет действует совершенно в либеральном духе, чему много содействует расположение председателя Тройницкого. Разумеется, литература не отдаст нам справедливости и будет бранить нас, несмотря ни на что. Но было бы и глупо и гнусно в исполнении своего долга руководствоваться мнениями других или тем, что об нас скажут. Я по крайней мере не из тех, которые бы добивались популярности, угождая партии или чьим бы то ни было сторонним требованиям. Меня уж бранили и продолжают бранить за то, что я не соглашался потворствовать студенческим агитациям, за "Северную почту" и за все, что не цвело красным цветом; но мне даже не приходило на ум серьезно об этом думать.

   Краевскому сделан выговор за статью против Каткова, напечатанную в "Голосе". Он призван был к министру. Итак, Катков действительно есть лейб-гоф-обержурналист. Недаром говорят в публике, что он получает субсидию. Но в таком случае зачем же так высоко поднимать голову в качестве независимвго органа общественного мнения?

  

   26 июля 1863 года, пятница

   Вечером на цветочной выставке. Приятная прогулка. Там встретил многих знакомых, между прочим Павлова, который дня на три приехал сюда из Москвы. Мне хотелось переговорить с ним насчет участия моего в газете, которую он будет издавать с будущего сентября. Мы условились сойтись с ним у Фукса завтра вечером.

   В 9 часов мы отправились домой, куда явились Пинто и В.Михайлов, и просидели до половины первого.

  

   27 июля 1863 года, суббота

   Вечер у Фукса. Перед этим зашли ко мне Редкий и Арсеньев: мы напились вместе чаю и потом уже в 10 часов с Арсеньевым отправились к Фуксу. Там нашли уже за чаем Павлова. Я объяснился с ним насчет участия моего в его газете "Русские ведомости" и обещал ему статью "Чего хочет от нас Европа и чего должны хотеть мы". Статья почти написана мною.

   Была речь о Каткове. Я рассказал ему о поступке его со мною по поводу статьи "Молодое поколение", которую он не напечатал и не хочет возвратить мне, даже не удостаивает меня известить ни единым словом о ее судьбе. Павлов рассказал мне тоже некоторые факты о нем, из которых следует, что посади свинью за стол, она и ноги на стол. Успех его газеты совершенно одурил, отуманил его голову. Он сделался каким-то наглецом, ничего и никого не уважающим, поставил себя вне всяких условий образованной общественности. Итак, совершенно справедлива моя апофегма, что у нас никто не выносит своего величия. Павлов обещал мне через своих приятелей похлопотать о возвращении моей статьи. Сам он прекратил с ним всякие сношения.

   Мы просидели у Фукса до половины первого часа.

  

   28 июля 1863 года, воскресенье

   В половине второго с Казимирою на цветочной выставке. Это вышло прекрасное гулянье в дворцовом саду. Небо хмурилось, но было тепло. Начал накрапывать дождик, и гуляющие пустились из сада. Я усадил Казимиру в карету княгини Вяземской, которая любезно предложила завезти ее домой, а сам остался в саду, где и пробыл до четырех часов, несмотря на угрозу дождя. Преприятная вышла прогулка. Я возвратился уже на пароходе.

  

   29 июля 1863 года, понедельник

   Ездил в город. Заезжал к Гончарову. Встретил похороны лейб-медика Енохина, на которые заезжал в церковь государь. Вечером музыка в Аптекарском саду: на этот раз играли венгерцы, и очень хорошо.

  

   30 июля 1863 года, вторник

   Прогулка на цветочной выставке с четырех часов. Туда пешком (час ходьбы), оттуда на пароходе.

  

   31 июля 1863 года, среда

   Поутру к Левашевой на Крестовский остров, туда почти пешком, а оттуда совсем.

  

   1 августа 1863 года, четверг

   Заседание в Совете по делам книгопечатания. "Московские ведомости" иногда со своими советами народу и правительству заходят слишком далеко, и как они имеют привычку говорить обо всем диктаторским тоном, то это делается нестерпимым, несмотря на то, что правительство по известным причинам дает им более воли, чем другим газетам. Положено отнестись к Московскому цензурному комитету, чтобы он старался воздерживать ярые и беспардонные порывы "Московских ведомостей". По одной статье для "Голоса" мне определено представить мнение.

   Вечером музыка в Аптекарском саду при завывании ветра и под навесом громадных туч, угрожающих дождем.

  

   2 августа 1863 года, пятница

   Человек одинаковую кару несет за свою оплошность или глупость, как и за злоумышленность.

   Три заседания одно за другим в Академии наук: одно общее, где избрали в экстраординарные академики Овсянникова по физиологии и Шренка по зоологии; второе - нашего словесного отделения и третье в комиссии об Уваровских премиях. В последнем произошло у меня препирание с Срезневским. Я присудил премию Островскому за его драму "Грех да беда на кого не живет". Срезневский противился этому с яростью. Драма ему не понравилась, и он не считал ее достойною премии. Я сам далек от того, чтобы признать ее первоклассным произведением; но если нам дожидаться шекспировских и мольеровских драм, то премии наши могут остаться покойными; да такие пьесы и не нуждаются в премии. Островский у нас один поддерживает драматическую литературу, и драма его "Грех да беда" хотя не блестит первоклассными красотами, однако она не только лучшая у нас в настоящее время, но и безотносительно отличается замечательными драматическими достоинствами. Грот сильно меня поддерживал. Состоялось шесть голосов в пользу моего предложения и два против, считая в этом числе и голос Срезневского.

   Адрес виленского дворянства государю о помиловании напечатан. Но предводителю дворянства Домейке он обошелся было дорого: он получил два удара кинжалом от имени варшавского революционного комитета. Однако он остался жив и даже вне опасности.

   Весьма неприятная телеграмма: у нас революционеры захватили транспорт с деньгами вместе с двумя прикрывавшими его ротами и двумя пушками. Подробностей нет, но тут должна быть или измена, или непростительная оплошность командира. Начальник отряда поручик Лявданский: что-то польское.

  

   3 августа 1863 года, суббота

   Август решительно себя изобличает. Пасмурно и холодно, словом, погода начинает быть августейшею.

  

   4 августа 1863 года, воскресенье

   Ни к черту не годится тот, кто, одолжив вас в нужде, крадет у своего соседа платок.

   На выставке цветов все. Оттуда пешком. Свежо, но обошлось без дождя.

  

   5 августа 1863 года, понедельник

   Перед обедом на выставке.

  

   6 августа 1863 года, вторник

   Справедливые упреки самому себе за слова, которые не мог удержать на языке. Глупо, глупо, тысячу раз глупо!

  

   7 августа 1863 года, среда

   О человеке говорят: добрый, когда решительно нельзя сказать о нем ничего хорошего, да и ничего слишком дурного. Это определение полного ничтожества.

   Уверенность в своем совершенстве нимало не содействует нашему усовершенствованию.

  

   8 августа 1863 года, четверг

   Заседание в Совете по делам печати. Мое мнение о возможности пропуска статьи "Поместный вопрос". Тройницкий возражал, что это критика на положение о крестьянах. Я говорил, что есть места, действительно дающие повод думать это; но их можно исключить. Положено возвратить эту статью в цензурный комитет для исправления ее и после опять внести в Совет.

   Замечания Ведрова на некоторые статьи "Московских ведомостей". Катков, как говорится, рубит с плеча направо и налево. Я молчал, так как я не могу беспристрастно относиться к этому господину; по крайней мере так может казаться.

  

   9 августа 1863 года, пятница

   Вечером на музыке в Аптекарском саду. Огромное стечение народа. Ко мне зашли после пить чай Фукс со своей прелестною женою. Не много удается встретить таких милых и грациозных женщин.

  

   10 августа 1863 года, суббота

   Прекраснейший день, каких в целое лето было немного. Я, Казимира и Софья отправились в Павловск погулять и навестить некоторых наших знакомых. Главного из них, Услоновского с женою, мы не застали: они в это время были у нас. Потом Софью я оставил у Старынкевичевых, а сам пошел бродить по городу и по парку, где не был уже года два. Павловск премиленький, чистенький городок, весь в садах и парках. Вокзал усовершенствовался и украсился так, что подобных гуляньев я и в Европе нигде не встречал. Встретился с несколькими знакомыми, некоторые звали меня к себе обедать, особенно С.С.Дудышкин. Но мне хотелось обедать одному на свободе, и я потребовал себе обед в вокзале. За полтора рубля меня оставили голодным. Все изготовлено как нельзя хуже. После обеда со мной соединилась Казимира, и как она еще не обедала, потому что предполагаемый обед у Срезневских не состоялся, то я повел ее в кондитерскую, где она съела котлетку, очень порядочно приготовленную, а я дообедал несколькими пирожками и бутылкою пива. Все здесь гораздо лучше, чем в пресловутом вокзале, и я жалел, что не обратился сюда.

   Вечером был концерт русской оперы. Пели плохо, кроме отличного тенориста Никольского. Мы заплатили по рублю за место. Но зато освещение вокзала было великолепное. После первой части мы уже не захотели слушать концерта и походили на воздухе до отъезда, вместе с Бахтиным. На дебаркадере отыскали Марка и в 45 минут одиннадцатого отправились в Петербург. Вечер был приятный, теплый.

  

   12 августа 1863 года, понедельник

   Гулял, по обыкновению, час с небольшим, заходил на Каменный остров. Зелень еще везде удивительно свежа. Кое-где только на липах пробивается желтизна - первые седины отцветающей природы.

  

   14 августа 1863 года, среда

   Не надобно омужчинивать женщину. Она именно потому и хороша, что не имеет многих свойств мужчины, а взамен их имеет свои женские свойства. Превращая женщину в мужчину, эмансипируя ее, вы рискуете дать ей многие пороки мужчины. Пусть даже слабости ее и недостатки будут женские.

  

   15 августа 1863 года, четверг

   Когда рождается какая-нибудь теория, она хочет и расширить как можно более круг своего влияния и деятельности. Это весьма естественно. И пусть их рождаются и живут, насколько хватит у них внутренней силы мысли и логики; они мешают восторжествовать упорному консерватизму и будят человечество от апатии и сна, говоря ему беспрестанно: вперед, вперед! Но ни одна теория не должна восторжествовать, да она и не может. Всегда являются другие теории, возникает борьба, одни другую ограничивают и мешают ей завладеть всем полем человеческой деятельности. Вот это и составляет закон жизни и усовершенствования.

   Что невозможно, то едва ли может быть справедливо.

  

   17 августа 1863 года, суббота

   Сегодня заседание в Академии.

   Великий князь Константин третьего дня приехал из Варшавы.

  

   19 августа 1863 года, понедельник

   В восемь часов утра отправился я на прогулку и проходил два часа - к Строганову саду, к Елагину острову, обошел весь Каменный остров - и ни крошки не устал.

   Вечер очаровательный, и я зашел к Излеру послушать Гунглов оркестр. Возвратился домой в