Бакунин Михаил Александрович - Исповедь

ивал идеи своего "Воззвания к славянам", доказывая своим слушателям общность революционных интересов демократов славян­ских и немецких. Постепенно вокруг него образовался кружок преданных ему юношей, проникнутых энтузиазмом и готовых по его указанию ринуть­ся в самые рискованные предприятия. Из них братья Страка были осо­бенно ему преданы.

  

   170 О впечатлении, произведенном брошюрою Бакунина, см. в коммен­тарии к N 520 в томе III, стр. 532 сл., а. также в этом томе выше (стр. 472 сл., ответ Палацкого на брошюру).

  

   171 О Карле Сабине и Эмануиле Арнольде см. том III, стр. 546-547. Газета, которую тогда редактировал Сабина, называлась "Известиями Славянской Липы", и была гораздо радикальнее, чем само об­щество, от имени которого она издавалась. В ней и появился в январе 1849 г. перевод части брошюры Бакунина, причем все нападки на импе­ратора Фердинанда были выброшены. Но ответа Бакунина на "Вынужден­ное объяснение" Палацкого Савина уже не поместил.

   Повидимому Бакунин просто воспользовался ответом Палацкого на "Воззвание к славянам" для того, чтобы завязать более тесные связи с обществом "Славянская Липа" и заставили говорить о себе более моло­дых и революционно настроенных его членов. По словам самого Бакуни­на он, посылая в конце января 1849 г. в Прагу Густава Страку, дал ему два поручения: пригласить к нему в Лейпциг для переговоров Э. Арноль­да, а во-вторых поручил Страке вручить К. Сабине письмо для передачи "Славянской Липе", орган которой Сабина редактировал: его письмо, яв­ляясь дальнейшим развитием идеи, изложенной в кэтенской брошюре, содер­жало призыв к славянам объединиться с немецкими демократами и вен­герскими повстанцами для совместной борьбы против реакции; оно должно было по расчетам Бакунина привлечь к нему симпатии левого крыла "Славянской Лапы". От самого Сабины Бакунин не получил ответа на свое предложение, а от Страки узнал, что Сабина письмо принял, но заявил, что при господствующем настроении невозможно передать его "Славянской Липе". На допросе Сабина пояснил, что Г. Страка действи­тельно привез ему пакет, состоявший из 8 листков, с надписью "Коми­тету Славянской Липы" и подписью "Бакунин, член славянского кон­гресса". Существо рукописи сводилось к тому, что славянство под влия­нием ученых доктринеров пошло по неправильному пути. Ссылаясь на свое "Воззвание к славянам", Бакунин предлагал идти по пути, указанному в этой брошюре, т. е. по пути солидарного выступления славян с немецкими демократами, польскими и венгерскими революционерами в целях раз­рушения австрийской монархии и создания на ее развалинах вольной сла­вянской федерации. По словам Сабины он не решился дать этому обра­щению дальнейшего хода и сжег рукопись.

  

   172 Э. Арнольд, который был радикалом еще до революции 1848 г. и за свои резкие статьи сидел даже в тюрьме, начал издавать с конца 1848 г. демократический популярный журнал "ObcanskИ Noviny" ("Гражданские Известия"), имевший целью пропаганду демократических идей в городе и деревне. Этим он естественно привлекал внимание Бакунина, ко­торый уже тогда задумывал демократическую революцию в Богемии и по­тому стремился сгруппировать вокруг себя влиятельные радикальные элементы чешского общества.

  

   173 "Славянская Липа"- чешское политическое общество с разветвлениями по всем чешским землям, а затем и по всем славянским землям Австрийской империи, основанное 30 апреля 1848 года а Праге, называвшее себя демократическим, но в сущности бывшее вначале умеренно-либераль­ным, а подчас даже прямо реакционным и находившееся под тлетворным влиянием партии Палацкого, проводившей и здесь ту же политику прислу­живания австрийской монархии, что на пражском съезде. В своем цитирован­ном выше ответе Бакунину Палацкий ("GedenkblДtter", стр. 183-184) сам признает, что в "Славянской Липе" представлены были разнородные элементы: консервативные, которым он сочувствует, и радикальные, ему антипатичные. Он протестует против попытки характеризовать всю "Липу" на основании одного поведения редакторов ее органа и считает перепе­чатку (частичную) ими брошюры Бакунина "свидетельством не столько их извращенного мировоззрения, сколько их радикальной бестактности". Сам Бакунин в своих саксонских показаниях (стр. 183) говорит, что общество "сначала защищало славянские интересы от немцев, а впоследствии распа­лось на три фракции: на консервативную, во главе которой стоял Палацкий, на либеральную... и на демократическую, членом которой был Сабина". Целью общества объявлена была охрана основ конституции и их широ­чайшее распространение в Австрийской империи, полное равноправие чеш­ского языка с немецким во всех областях государственной и общественной жизни, отстаивание самостоятельности чешской короны от всех покушений Германского Союза и Франкфуртского парламента. В первом комитете об­щества членами состояли граф И. М. Тун (председатель), Ганка, Иордан, Палацкий, Ригер, Миковец, (Mиковец, Фердинанд Братислав (1826-1862) - чешский архео­лог, драматург и общественный деятель. Получил немецкое воспитание и только на 16-м году жизни начал под влиянием растущего чешского на­ционализма учиться по-чешски. С 1842 переселился в Прагу и занялся литературой, причем сначала писал по-немецки, а с 1846 и по-чешски. При­нял участие в событиях 1848 г.; в качестве офицера участвовал в боях сербов с венграми в Бандте. Вернувшись в 1851 на родину, он в целях борьбы с баховской реакцией, не пощадившей и чешских предателей рево­люции, основал журнал "Люмир", вокруг которого группировалась чешская писательская молодежь. Собрал много материала по истории Чехии и в 1858-61 выпустил свою главную работу "Древности и памятники чешской земли" (по-чешски и немецки).

   т. е. заведомо правые националисты, извест­ные по своей роли на славянском съезде. Впрочем, когда задевались ин­тересы националистов, общество пыталось обороняться. Так комитет про­тестовал против поведения властей во время июньских волнений и обра­тился в австрийский сейм с жалобою на насилия военщины. Намекая на то, что волнения вызваны были провокациею властей, общество заявило: "До сих пор исследовали одну сторону дела: не было ли заговора против закон­ного порядка? Теперь следует взять другую сторону: не было ли заговора против свободы?" Это не помешало обществу солидаризироваться с вы­ступлениями южных славян против революционных венгров по наущению тех же властей и австрийской камарильи. 11 сентября 1848 года "Славян­ская Липа" выпустила воззвание к чешскому народу с приглашением ока­зывать движению южных славян материальную помощь и моральную под­держку. И даже во время наступления бана Елачича, этого наемного кондотьера австрийского абсолютизма, на революционную Вену, движения, возбуждавшего некоторые опасения даже среди умеренных либералов сво­им явным реакционным характером, "Славянская Липа" под действием на­ционалистического дурмана и под растлевающим влиянием таких полити­ческих вождей, как Палацкие, Ригеры и т. п., приветствовала армию абсо­лютизма, желая ей победы над революционной демократией.

   Когда бан Елачич, объявленный революционною Веною бунтовщиком и изменником, был камарильею назначен главнокомандующим венгерскими войсками, "Славянская Липа" приняла сторону реакции и писала: "Наконец атмосфера начинает проясняться. Правительство наше, до сих пор не ре­шавшееся, к какой стороне примкнуть, втайне строившее нам (т. е. славянам. - Ю. С.) разные козни, силою обстоятельств вынужденное принять определенное направление, стало во главе славянского движения". Когда во время наступления Елачича и Виндишгреца на Вену в октябре 1848 года общество "Славянской Липы" совещалось о том, какую занять в данном случае позицию, большинство отвергло предложение К. Гавличка, вице-президента общества и ярого немцееда, о нейтралитете и высказалось за правительство против революции. Ригер выразил настроение этого боль­шинства в следующих словах, в которых он старался выставить камарилью сторонницею равноправия наций, а венских революционеров-его против­никами: "Мы убеждены в том, что это - бой народный из-за равноправ­ности всех народностей, и потому бой этот должен быть доведен до конца. Та сторона, которая вызвала на бой, должна быть сломлена; в противном случае мы очутимся в том же загоне, в каком были до этого. Войско долж­но победить, чтобы обезоружить не студенческие легионы, а толпы бунтовщиков, состоящие из рабочих, которых должно выгнать из Вены. Наше спасение связано с выгодами династии, и потому мы не станем протестовать против того, что она употребляет войско для достижения своих целей... Наконец мы видим склонность династии к дарованию свободы; по край­ней мере без этого она не в состоянии удержать власть".

   Когда Вена была осаждена, а императорский двор переехал в богем­ский городок Ольмюц (Оломоуц), чешская буржуазия торжествовала, ду­мая, что пришел ее час. "Славянская Липа" призывала ту счастливую ми­нуту, когда "королевская Прага дождется той славы и радости, чтобы дей­ствительно иметь в лоне своем короля и конечно с целым рыцарством". Дальше выражалась надежда, что не двор онемечит Прагу, а скорее она ославянит его, "так как наконец славянство добилось признания своих прав, хотя бы это было вследствие того только, что по недостаточной неразвито­сти славян на них лучше можно опереться". Дальше с удовлетворением предсказывается, что славянские войска покорят "дикого мадьяра", в Вене мещанство и пролетариат перебьют друг друга, а студенты будут разору­жены, Пешт будет обращен в пепел, - и все это в интересах славянской свободы: "Мы желаем успеха войску против Венгрии, желаем нравствен­ного покорения Вены, потому что тогда только возможно свободное сла­вянство". Такова была тогда позиция Палацких, Ригеров и подобных, в которой не знаешь чего больше - глупости или растления.

   22 октября 1848 года бан Елачич писал из своего лагеря "Славному обществу Славянской Липы в золотой Праге" следующее: "Моя победа в Пеште была бы неполна, и положение врагов наших в Вене было бы еще-прочнее, если бы я не подступил с войском к самой Вене, чтобы смирить врага славянства в столице Австрии. Поэтому не могу выразить мою ра­дость, когда я узнал, что братья-чехи по одинаковому с нами побуждению, что доказывает отозвание чешских депутатов из венского сейма, разверну­ли свои победоносные знамена перед Веной, подавая мне и войску моему братскую руку с геройскою решимостью победить или пасть со славой. Идя против Вены, я воодушевлен одною мыслью, что иду против врага славянства, и утешаюсь надеждою, что вы мои действия не только оцени­те, но и поддержите".

   В ответ на эту лицемерную выходку наемного кондотьера австрийской реакции "Славянская Липа" выразила ему свое полное доверие и симпа­тию, благодарила его за то, что он соблаговолил объяснить ей цель своих действий, и соглашалась с мыслью, что "если бы не было Австрии, то сла­вяне должны были бы создать ее". Но она не сочла нужным указать на то, что герои-чехи, развернувшие свои знамена перед Веной, были просто запросто мобилизованные солдаты, дравшиеся по приказу начальства и -толь же охотно усмирявшие бунтовщиков в Вене, как и в Праге.

   Когда после октябрьских событий в Вене и роспуска австрийского сей­ма создалась удушливая политическая атмосфера, комитет "Славянской Ли­пы" созвал 26 октября народное собрание, в котором решено было подать австрийскому императору петицию с требованием выдачи оружия, пушек и снарядов. При этом высказывались такие соображения, что вооружение это необходимо чехам для того, чтобы не сделаться добычею военного деспо­тизма в случае удачи похода его на Вену (ясно, что эту мысль выражали не те элементы "Славянской Липы", которые приветствовали поход Елачича на Вену). Открыты были даже сборы денег на оружие. На 28 декаб­ря созван был в Праге съезд всех отделов "Славянской Липы", который постановил объединить все общества и созывать ежегодные съезды. С ок­тября начала выходить газета "Славянская Липа" под редакцией) доктора Подлипского

   (Подлипский, Иосиф (1816-1867)-чешский общественный де­ятель, врач по профессии. Учился в Праге, рано примкнул к патриотиче­скому движению и сблизился с Колларом. В Вене организовывал кружки среди интеллигенции и состоял под полицейским надзором. В 1845 вернулся в Прагу. Был членом славянского съезда в 1848, а с октября по декабрь был вместе с Ваврою редактором "Известий Славянской Липы". В 1861 г. был избран депутатом в чешский сейм.)

   и В. Вавры, а с начала 1849 года она приняла название "Из­вестий Славянской Липы" и стала выходить под редакцией В. Вавры и К. Сабины. Газета приняла радикальное направление, несимпатичное заправилам общества, и К. Гавличек резко выступил против нее в "Националь­ных Известиях" ("Narodni Noviny"). Проникая в демократические круги, общество постепенно левело, радикальное крыло его начало даже сотруд­ничать с "Немецких союзом" в Праге, но наступившая реакция не дозволила развиться этой тенденции, и скоро положила конец "Славянской Ли­пе". Управляющим делами "Славянской Липы" был демократически наст­роенный Вильгельм Гауч, впоследствии прикосновенный к бакунинскому за­говору.

   Это именно общество и задумал завоевать Бакунин, рассчитывая сде­лать его одним из рычагов замышленной революции.

  

   174 Здесь Бакунину явно изменила память, ибо не можем же мы пред­положить, чтобы он стал скрывать от Николая I то, что не побоялся ска­зать на допросах за границей. С Сабиною Бакунин познакомился еще на славянском съезде в Праге в 1848 г., после того с ним переписывался, послал ему свое "Воззвание к славянам", которое Сабина перепечатал почти полностью в редактируемой им газете, и пр. Вот что он показал 3 августа 1849 г. в Саксонии: "Я познакомился с Сабиною только мимоходом на прошлогоднем конгрессе в Праге; я как-то обменялся несколькими письма­ми с Сабиной, но ознакомился с ним более по его газете "Славянская Липа", чем из устного обмена мнений. Однако Сабина знает меня по моей обще­известной деятельности в пользу славянского дела и даже напечатал часть моего появившегося в Кэтене воззвания к славянам в своей газете... В январе этого года я послал почтой из Лейпцига (на самом деле через Г. Страку - Ю. С.) обращение к "Славянской Липе" в Праге, которое со­держало защиту моей кэтенской брошюры от открытого нападения на нее со стороны пражца Палацкого в издаваемой [К.] Гавличком газете "Народни Новины". Однако я ни ответа от Сабины не получил, ни вообще не узнал ничего о судьбе этого обращения, которое я сначала хотел напе­чатать, но затем оставил эту мысль. Я никогда не получал газеты Сабины. Сабина, которого я знал из его писаний за человека свободомыслящего, внушал мне доверие, и на этом основании я и послал ему упомянутое выше обращение, а также написал Сабине то рекомендательное письмо, которое Реккель просил для Праги". И дальше: "Кроме упомянутого выше, предна­значавшегося для общества "Славянская Липа" обращения, я не приходил ни в какое соприкосновение с этим обществом и кроме Сабины не знаком ни с кем из членов "Славянской Липы"" ("Прол. Рев.", цит. м., стр. 173 - 174; "Материалы для биографии М. А. Бакунина", т. II, стр. 114). Соглас­но показанию в Австрии, где Бакунин уже не мог отрицать посреднической роли Г. Стража, он от последнего по его возвращении в Лейпциге узнал, что Сабина принял возражение Бакунина, но при этом заметил, что при дан­ной ситуации напечатать его невозможно.

  

  Гавличек, Карл (1821-1856)-чешский публицист и политиче­ский деятель консервативного направления. Учился в пражской семинарии;

   уехал в Москву, где был несколько лет гувернером в доме С. Шевырева. В 1845 г. вернулся в Прагу под сильным влиянием славянофильства и пи­сал о России в славянофильском духе, но руссофилом не был. В 1846 г. редактировал "Пражские Новины" и выходившую при них "Пчелу". Принял деятельное участие в событиях 1848-1849 гг., был членом чешского на­ционального комитета, участвовал в "Сворности" (чешская национальная гвардия в Праге), был членом славянского съезда, австрийского сейма в Вене и Кремзире, вице-президентом "Славянской Липы". Был одним из виднейших представителей чешского национально-консервативного движения, вступившего в сделку с австрийской монархией против немецкой демокра­тии (партия Палацкого). Вскоре после мартовской революции начал изда­вать "Народные Новины", получившие огромное влияние на консерватив­ные круги чешского общества. Увидев, что вся политика его партии привела лишь к восстановлению старого режима и обману чешских националистов, перешел в оппозицию, правда очень робкую. За критику октябрьской конституции был предан суду, но оправдан присяжными. За нападки на реакцию подвергался преследованиям, газета его закрывалась, а в январе 1850 г. была окончательно запрещена, после чего он начал издавать жур­нал "Слова"". В марте 1851 г. ему был запрещен въезд в Прагу; через некоторое время журнал его также был закрыт, а сам он сослан в Тироль, после чего вскоре умер.

   Его не следует смешивать с Францем Гавличком, демократом.

  

   175 В показаниях перед австрийской комиссией Бакунин говорит по это­му поводу: "Что между ними существовало какое-то соперничество,... я за­метил из нескольких обстоятельств, в частности из того, что когда я все же добивался приезда Сабины ко мне в Дрезден (обмолвка вместо "Лейп­циг".-Ю. С.). Арнольд, насколько я припоминаю, тому воспротивился" (Чейхан, прим. 157).

  

   176 Как показывал впоследствии Бакунин на допросах в Австрии, он вы­зывал Сабину и Арнольда в Лейпциг для того, чтобы показать немецким демократам, что не все чехи настроены консервативно и лакейски, и что среди них есть радикальные элементы, свободные от национальной ограни­ченности и готовые выступать солидарно с немецкою демократией), а с другой стороны показать Сабине и Арнольду, что не все немцы готовы пожрать славян, что немецкие демократы готовы признать национальные права славянства и вместе с славянами бороться против контр-революции, словом с целью ускорить соглашение чешской и немецкой демократий для общей борьбы с наступлением реакции. Надо полагать, что вызывал он их не только для этого, а что он хотел с их помощью связаться с радикаль­ными чешскими элементами для подготовки демократического переворота в Босемии.

  

   177 Здесь Бакунин несколько путает даты. Венгры очутились в явном восстании против императора еще осенью 1848 года: 11 сентября Кошут был избран диктатором, 27-го генерал Ламберг был убит на улицах Пешта, а 3 октября 1848 г. Венгрия была объявлена на военном положении, и глав­нокомандующим венгерских войск, а также наместником императора был на­значен Елачич. Это был формальный разрыв, который был вскоре завер­шен лишением Габсбургов венгерской короны по постановлению венгер­ского сейма. Что же касается германских демократов, то они замыслили вооруженное восстание гораздо позже, а именно после того как ряд немец­ких монархов отказался признать имперскую конституцию, выработанную Франкфуртским парламентом. Это случилось только в апреле 1849 года, а восстания вспыхнули в мае, в том числе и дрезденское, в котором Баку­нину пришлось принять личное участие.

  

   178 Здесь лишний раз сказывается "крестьянский социализм" Бакунина, которому движения революционного крестьянства были понятнее, ближе и симпатичнее, чем движения городской демократии и особенно рабочего класса.

  

   179 Перед тем как перейти к обсуждению изложенного Бакуниным пла­на, необходимо отметить, что мы не знаем, насколько точно он излагает этот план в "Исповеди". В других местах он не выражен, и, как ниже го­ворит сам Бакунин, "никому не был известен или известен только весьма малыми, самыми невинными отрывками; существовал же только в его по­винной голове". Приходится предположить, что он изложен в "Исповеди" точно.

   Объясняя на допросе в Австрии, как он пришел к своему плану бо­гемской революции, Бакунин говорил, что при составлении "Воззвания к славянам" в Кэтене он рассуждал теоретически, не помышляя еще о прак­тическом осуществлении высказанных там мыслей. Только после переезда из Кэтена в Лейпциг у него возникла мысль о возможности вызвать вос­стание в Богемии, и эта мысль постепенно стала облекаться в конкретные формы. На Богемию он обратил внимание потому, что из всех славянских стран она казалась ему тогда единственною кроме Галиции славянскою страною, в которой благодаря ее политическому положению можно было-расчитывать на активное выступление.

   Нужно признать, что сравнительно с другими демократическо-революционными планами того времени он является действительно решительным и радикальным. В этом отношении он уступает только плану, развитому в "Манифесте Коммунистической партии", который идет еще дальше его, по­скольку, не ограничиваясь радикально-демократическими мероприятиями,. намечает и ряд мер, залегающих основы коммунистического строя, как от­мена права наследования (которую по иронии судьбы Бакунин в 60-х и 70-х годах стал выдвигать против коммунистов), централизация кредита и транспорта в руках государства (против чего Бакунин тогда впрочем не стал бы возражать и что вполне, согласимо с его планом), соединение зем­леделия с промышленностью, индустриализация страны, введение плана в сельское хозяйство, создание промышленных армий для земледелия, что предполагает коллективное крупное сельское хозяйство, и пр. В других, чи­сто демократических, как политических, так и социальных, мероприятиях обе программы в общем совпадают, причем в смысле резкости формулировок бакунинская ничуть не уступает другой. Сюда относится конфискация всех помещичьих имений, раздел, части этой земли между неимущими крестья­нами, дабы привязать их к революции, и обращение другой части в источник финансовых средств для государства по образцу Великой французской ре­волюции конца XVIII века (ср. пункт 1 коммунистической программы: "экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов"); изгнание всех дворян, чиновников и духовенства (такого пункта нет в коммунистической программе, где в пункте 4 говорится только о конфискации имущества всех эмигрантов; и бунтовщиков) ; отмена всех долгов, не превышающих 2 000 гульденов,- мера, сильнее способная заинтересовать задолженных мелких буржуа города и деревни, чем пролетариев, которым никто таких сумм не доверяет (эта-мера в коммунистической программе прямо не выражена, хотя ее можно предполагать включенною в пункт 5, трактующий о централизации кредита в руках государства посредством монопольного национального банка); на­конец сожжение всех административных, судебных, нотариальных, государ­ственных и частных бумаг и документов, владенных грамат и т. п. - мера, излюбленная бунтующими крестьянами и входящая составною частью в кре­стьянские революции (естественно, что в коммунистическом манифесте, пред­полагающем заложение основ социалистического строя, такая мера не пред­лагается за ненадобностью). Бакунин был уверен, что таким путем старый порядок будет навеки уничтожен, но он не замечал, что крестьянская демо­кратия не гарантирует от восстановления крупной собственности и клас­сового угнетения.

   Из последних строк кстати ясно, что Бакунин придавал задуманной им революции интернациональный, точнее среднеевропейский, а затем и обще­европейский характер, Он полагал (и быть может не без основания), что пример захвата и раздела помещичьих земель, уничтожение прав собственнести и повинностей, отмена задолженности мелких владельцев и -т. п. увлекут за собою крестьян, повсюду и придадут городскому революцион­ному движению могучего сотрудника и пособника в лице взбунтовавшейся деревни.

  

   180 Итак, несмотря на отдельные анархистские декларации (в письмах к Гервегу), Бакунин, как только дело дошло до выставления более или ме­нее конкретного и практического революционного плана, рекомендует в ин­тересах обеспечения революционных завоеваний и отражения контр-револю­ции не анархию, а революционную диктатуру. Совершенно оче­видно, что при выработке социальной стороны своего плана он имел в ви­ду пример якобинской революции 1793-1794 гг. Естественно, что он за­имствовал из нее не только содержание некоторых своих экономических мероприятий (в частности и мысль о сожжении всех владенных грамат как средстве провести непроходимую грань между старым и новым строем под­сказана ему тогдашними действиями французских крестьян), но и форму политического устройства, ту временную политическую форму, которая дает революции возможность сосредоточить свою энергию и обезоружить своих врагов, а именно революционную диктатуру. При этом он правильно, что делает честь его революционному инстинкту, предполагает полностью раз­рушить старый государственный аппарат и создать свой новый, приспособ­ленный к целям и задачам революции. И он доходит даже до мысли об использовании специалистов, применения их навыков и знаний в интересах нового режима впредь до выработки нового аппарата из представителей пришедших к власти трудящихся масс. Для обороны революции он намечает сформирование взамен старой разбитой армии новой армии, навербованной из пролетарских и полупролетарских элементов и снабженной своим соб­ственным командным составом. Как видим, Бакунин и здесь использует опыт французской революции, но в проведении революционно-демократи­ческих принципов идет гораздо дальше ее и обнаруживает больше последо­вательности. Из демократических программ того времени программа Баку­нина была наиболее крайнею и по содержанию, и по целям, и по формам осуществления, и по методам проведения.

   Кое-что из этого плана, например сожжение бумаг и владенных грамат как средство радикального разрыва с прошлым и препятствия к восстанов­лению прежних имущественных отношений, вошло впоследствии в его анар­хистскую программу, которая была новою формулировкою его крестьянского социализма.

  

   181 Опять-таки явный ответ на заданный вопрос.

  

   182 Это письмо до сих пор остается неизвестным: искать его надлежит во французских архивах.

  

   183 Итак в Лейпциге Бакунин не знал об этих фактах (ср. комментарий к тому III, стр. 537). Но в Петропавловской крепости он уже знал о пе­репечатке своей брошюры как Флоконом, так и "Демократом Польским". Спрашивается: где и когда он об этом узнал? Мы думаем, что в Дрездене, и притом от Виттига; но он мог получить эти сведения и от знакомых поля­ков, особенно связанных с Парижем, а такими были Гельтман и Крыжановский, с которыми он встречался в Дрездене.

  

   184 Итак Бакунин и здесь, в "Исповеди", как раньше в других доку­ментах, определенно признает польских эмигрантов, в частности демокра­тов, "главными распространителями" позорящих слухов на его счет, причем о "немецких коммунистах" даже не упоминает (в отличие от того, что он говорил 70-х годах в разгар борьбы в Интернационале). Но кого же он имел в виду, отделяя польских эмигрантов от "первых изобретателей" клеветы? Может быть, он разумел под этими первыми изобретателями "не­мецких коммунистов"? Ясно, что нет. Бакунин говорит здесь о российских дипломатических агентах за границею вроде русского посланника в Париже Н. Киселева и французских государственных деятелей вроде графа Дюшателя, которые в качестве более или менее бескорыстных слуг царизма поспешили поддержать эту клевету и распространяли ее как с парламентской трибуны, так и в частных беседах, между прочим и с польскими эмигрантами, от них-то и получившими первые компрометирующие Бакунина све­дения.

   В свете уже известных нам фактов представляется чрезвычайно стран­ным утверждение Бакунина (повторяющего здесь сообщение из письма А. Рейхеля) в "Исповеди", что французские демократы также усумнились в нем вследствие заметки в "Новой Рейнской Газете". Вряд-ли француз­ские демократы (если даже допустить, что они вообще читали кельнскую газету, что само по себе сомнительно) нуждались в этой заметке, чтобы составить себе то или иное мнение о Бакунине: ведь как раз из Парижа и шли компрометирующие Бакунина слухи (Киселев, Дюшатель, Гизо, Ла-мартин, польские эмигранты), в тем числе и инкриминируемая заметка "Но­вой Рейнской Газеты". Связи польской эмиграции с французскими демокра­тами, в частности с Флоконом и другими членами Временного правитель­ства, были так стары и тесны, что ее недоверчивое отношение к Бакунину естественно передавалось этим французам без всякого посредствующего влияния немецких газетных заметок, о которых они вероятно и не подозре­вали.

  

   185 Опять-таки явный ответ на заданный вопрос.

  

   186 В своих показаниях перед саксонской следственной комиссией Ба­кунин несколько раз повторяет то же самое. Отрицая свое участие в саксонских политических делах, он отмечает, что "не присоединился ни к какому политическому сообществу в качестве члена его и не посещал никаких об­ществ, в том числе и "Патриотического общества"... Я категорически от­рицаю, что работал для водворения республиканского образа правления в Саксонии, а также, что знал о каком-либо заговоре для установления рес­публики в Саксонии. Вся моя политическая деятельность посвящена была соглашению славянства с либералами Германии". И далее: "Я вообще не принадлежал ни к какому политическому клубу в Германии, потому что не интересовался частными делами Германии, а также потому, что в качестве русского я не мог бы пользоваться особым доверием, особенно с тех пор, как... "Новая Рейнская Газета" напечатала статью из Парижа, правда по­том опровергнутую, согласно которой... Жорж Занд имела будто бы в своем распоряжении письмо, доказывающее, что я - шпион, купленный и оплачиваемый русским правительством". И наконец: "Я вообще отрицаю свою принадлежность к какой-нибудь дрезденской, саксонской или немец­кой революционной или демократической радикальной фракции: как я уже сказал, я не занимался такими частными вопросами и все время имел перед собой лишь вышеописанный план" сближения славянства с немецкими демо­кратами ("Красный Архив", том 27, стр. 163, 169, 171; "Материалы для биографии", том II, стр. 41, 47, 49).

   То же самое Бакунин заявляет в письме к Ф. Отто и в "Исповеди". Для него германские дела сами по себе не представляли особого интереса: они связывались у него с задачею освобождения славянства и в частности русского народа.

  

   187 Это конечно не совсем верно. Мы знаем, что и в Лейпциге, и в Берлине, и в Бреславле, и в Дрездене Бакунин посещал немецкие собрания, встречался с немецкими политическими деятелями, собирал некоторых из них у себя, даже выступал на немецких собраниях, как например летом 1848 г., когда он произнес на собрании демократической партии в Бреславле речь - (Это повидимому не та речь, о которой упоминает в своей "Истории Бреславля", стр. 213, Ю. Штейн, ибо там он говорит о выступлении в один вечер в "Демократическом клубе" трех небреславльцев: Руге, Либельта и Бакунина. Надо полагать, что здесь говорится об избирательном собрании, на котором обсуждались демократические кандидатуры и в частности кан­дидатура Руге в Франкфуртский парламент, которую энергично поддержи­вал Бакунин. Отсюда следует, что Бакунин выступал в Бреславле не раз.)

   "в целях защиты славянской расы и в особенности для опровержения ут­верждаемой писателем Бертольдом Ауэрбахом дилеммы между немцами и славянами, из которой вытекало, что между этими двумя расами возможна и полезна только борьба, а отнюдь не единение" ("Кр. Архив", 1. с., стр. 169). Но в основном он все же прав: немецкие партии и собрания интересовали его преимущественно в связи с его славянскими чаяниями и предприятиями.

  

   188 В N 50 прудоновской газеты "Le Peuple" ("Народ") от 7 января 1850 г. напечатана была статья под заглавием "Панславизм", написанная как видно из текста, на основании письма Бакунина или под его влиянием. Приводим эту статью, характерную для тогдашних настроений, в переводе М. А. Брагинского.

  

   События после февраля развиваются с стремительной быстротой, не да­вая публицисту времени собраться с мыслями. Народы, партии, доктрины сталкиваются между собою и то торжествуют, то терпят поражения; ка­жется, всякий провиденциальный смысл истории теряется в этом револю­ционном хаосе.

   Потому-то мы так нерешительны в наших предположениях, высказы­ваемых нами ежедневно о событиях, происходящих вдали от нас. Люди так быстро истощаются, рассказы, доходящие до нас, написаны так при­страстно, что мы постоянно боимся впасть в ошибку, повинуясь своим сим­патиям и руководствуясь своим личным доверием.

   Особенно трудно было следить за неясными волнениями и темными в своей сложности восстаниями в славянских землях, которые по языку, нравам к всем своим традициям стоят в стороне от европейского движения.

   Однако мы должны поздравить себя с тем, что с первого же дня объ­яснили разницу в целях, преследуемых славянами-демократами и славянами-абсолютистами: первые опираются на Польшу, вторые же продались царю.

   Письмо нашего друга Бакунина, русского дворянина (изгнанного и ог­рабленного указами Николая), подтверждает наше мнение о славянском конгрессе, созванном в Праге чешским дворянством в июне месяце, и об истинных интересах славянских наций. (Можно было бы подумать, что дальше идет письмо Бакунина, но все дальнейшее содержание статьи и стиль ее показывают, что это не так. Однако ясно, что автор статьи использует какое-то сообщение Бакунина или корреспонденцию его, посланную в газету Прудона.)

   Агенты царя и австрийского императора пытались овладеть этим кон­грессом, состоявшим из русских, поляков, литовцев, словаков, чехов, кроатов и сербов-народов, по своему происхождению принадлежащих к великой славянской семье.

   Демократы разбили династические интриги; феодалы-дворяне и феодалы промышленности были заклеймены, осуждены конгрессом, предложившим свой союз мадьярам, немцам, итальянцам, если бы эти народы хотели с своей стороны помочь им в деле восстановления их национальной независи­мости.

   Монархи не могли допустить этой братской пропаганды. Появился Виндишгрец. Прага подверглась бомбардировке и была покорена после пяти­дневной резни; члены конгресса были разогнаны, демократические ассо­циации и студенческие легионы распущены. Богемия должна была подчи­ниться императору и потерять всякую надежду на восстановление своей независимости. Этот удар, нанесенный немцами независимости Богемии, вос­становил всех славян против Германии и был на руку русским и австрий­ским агентам.

   Кроаты, поднятые Еллчичем, боролись против мадьяр, несмотря на их братскую уступчивость. Агенты царя подняли придунайских сербов против Венгрии.

   Австрийский император, желая порвать с Германией, тревожившей его своими демократическими тенденциями, стал вдруг заискивать перед пан­славизмом, незадолго до того раздавленным им в Праге. Правда, он опирался на славянскую аристократию, прекрасно служившую ему. Вся фе­одальная партия собралась под императорским знаменем. Германская Вена напрасно водрузила знамя независимости народов. Славяне ринулись на Вену, разграбили, обезлюдили ее; они идут теперь под начальством своего палача Виндишгреца против венгерских демократов. Русское золото и рус­ские агенты разнуздали национальные страсти.

   Славяне и императорская солдатчина объединились против Венгрии и Италии. Венгрия борется геройски. Он может сопротивляться долго. Но если она падет, то Россия не замедлит поглотить славян-победителей. И эти недальновидные дипломаты, мечтающие об основании славянской империи в Австрии, несмотря на царящие там национальные раздоры, поймут, когда уже будет слишком поздно, что они работали для царя и открыли ему во­рота Милана, где расположен его кроатский авангард.

   Русский панславизм торжествует теперь на трупах славянских, немец­ких, венгерских и итальянских демократов.

   Но славянские патриоты протестуют против этого фальшивого пансла­визма, и поляки, верные своему традиционному знамени, борются вместе с венгерцами за независимость народов. Здесь находятся все истинные друзья славян, здесь все наши симпатии.

   Приветствуя успехи венгерцев, мы приветствуем усилия благородной нации освободить Варшаву, отомстить за Вену и Львов и спасти славян и всю Европу от вторжения казаков. Г. Ламартин сказал недавно одной мадьярской депутации: "у Венгpии и во Франции столько дру­зей, сколько имеется французских граждан". Г-н Ла­мартин хорошо бы сделал, если бы повторил с трибуны эти слова, произне­сенные им в городской думе. Он доказал бы Польше и Италии, что обеща­ния Франции забыты не всеми французами, а демократический пансла­визм приветствовал бы конечно его заявление, потому что он выдвинул в нем принцип национальной независимости.

   Вообще три большие партии стремятся овладеть славянскими народами:

   русская держится как будто в стороне и покровительствует Елачичу: кроаты хотят превратить Австрийскую империю в славянскую империю, к которой присоединились бы некоторые дунайские провинции; польские де­мократы и их друзья надеются образовать славянскую конфедера­цию между Германией и Россией.

   До сих пор торжествует австрийская партия, и царь этим доволен. Франция, традиционный союзник Польши, взирает равнодушно... Р. S. - Мы только что узнали, что в Праге собирается новый конгресс, состоящий под австрийским влиянием. Однако прежде чем осудить его, мы подождем, чтобы его действия поставили его безвозвратно в разряд тех реакционных собраний, которые фальсифицируют революции в пользу ка­кой-либо касты или династии (Последнее сообщение неверно.)

  

  

   189 Конечно национальные мотивы играли в событиях 1848 г. в Боге-мии колоссальную роль, однако не исключительную. Среди чехов также не было единодушного отношения к этим событиям, и в зависимости от классовых интересов отдельные группы чешского общества реагировали на них по разному. Если среди усмирителей чешской демократии Виндишгрец был немцем, то Лео Тун и подобные ему были чехами. А с другой стороны, если среди немцев имелось много противников июньских повстанцев (и их вероятно было относительно больше, чем среди чехов), то среди них имелись и активные их сторонники, и мы знаем, что на пражских баррикадах про­тив немецко-чешско-польско-венгерских войск австрийского императора сра­жались бок-о-бок чешские и немецкие рабочие, пражские и венские сту­денты.

  

   190 В своих показаниях пред австрийской следственной комиссией

   Э. Арнольд говорил, что во время этой беседы Бакунин старался склонить

   его на сторону социализма и убедить его помочь делу социалистической про­паганды в Чехии. Бакунин на допросе в Австрии категорически отрицал по­казание Арнольда, уверяя, что о социализме у них вообще не шло речи, причем ссылался на отсутствие какой-либо бесспорной социалистической си­стемы, способной выдержать испытание практики (это же приблизительно он говорит и в "Исповеди", стр. 108). Арнольд мол его не понял: он, Бакунин, указывал на то, что при политической агитации нельзя избегать социалистических заявлений. Говорил же он с Арнольдом о необходимо­сти организовать демократическую пропаганду в кругах "Славянской Липы", имевшей тогда разветвления по всей Чехии и собравшей в своих ря­дах много энергичной молодежи, доступной демократическим идеям. Глав­ное же содержание переговоров между ним (а также Дестером и Гекзамером) и Арнольдом сводилось к необходимости подготовки одновременного революционного выступления в Германии и Богемии (Чейхан, стр. 41-42). Впрочем Г. Страка на допросе также утверждал, что в беседах с ним Бакунин развивал социалистические воззрения и в частности характеризовал желательный строй как "социально-демократическую республику"; форму ее Бакунин не определял более точно, говоря, что она образуется сама собой.

  

   191 Роган, Шарль-Ален-Габриель, князь Геменейский, герцог Монба-зонский (1764-1836)-французский военный и политический деятель; во время революции эмигрировал вместе с своим отцом из Франции, поступил на австрийскую службу, воевал против своего отечества и дослужился до чина фельдмаршала. В 1805 году был разбит французскими войсками в Ти­роле. В 1809 г. отказался вернуться на родину по требованию французского правительства и был заочно приговорен к смерти. Под Ваграмом был ранен в сражении с своими соотечественниками. При Реставрации был возведен в пэры, но не заседал в верхней палате и вообще жил во Франции лишь на­ездами. Окончательно покинул Францию в 1830 г. и умер в Чехии, где на­жил большие имения.

  

   192 Этот организационный план был невидимому заимствован Бакуни­ным из деятельности карбонарских вент и тайных обществ, с которыми он мог познакомиться за границей через своих итальянских (Пескантини), фран­цузских (Г. Кавеньяк, Коссидьер и пр.), немецких (Вейтлииг и пр ) и осо­бенно польских знакомых демократов и заговорщиков. Впрочем образцом для него в данном случаи послужили скорее не тайные общества фран­цузских рабочих и немецких ремесленников, не знавшие подразделений по классовым категориям, а карбонарские тайные союзы, в частности маццинистские, о которых он мог узнать от Пескантини, бывшего маццинистом, от генерала Пепе, с которым был знаком, и от других итальянцев, которых на­верно встречал у Пепе и т. п. Последние тоже делились на союзы контра­бандистов, рыбаков, ремесленников, интеллигентов, офицеров, учащихся и т. д. У Бакунина мы встречаем только три основные деления, приспособ­ленные к чешским общественным отношениям: организации мещанская, кре­стьянская и студенческая. Что в этой организации не было ничего анар­хистского, не приходится доказывать.

   Между прочим на допросе в Праге Иосиф Фрич, взявший на себя орга­низацию студенчества в Чехии и впоследствии давший откровенные пока­зания, сообщил, что вся организация эта должна была строиться по трой­кам, так что "например он, Фрич должен был подобрать себе трех товари­щей, из которых лишь один состоял бы в непосредственных с ним сно­шениях; из этих трех каждый должен был подобрать себе еще трех, с соблюдением тех же условий, следующие тройки набирают дальнейшие трой­ки и т. д.". Инструкцию по этой организации Фрич по его словам также получил от Бакунина ("Прол. Рев." 1. с., стр. 221 ; "Материалы для био­графии", т. II, стр. 179). На следующем допросе Фрич заявил, что не пом­нит, должна ли была организация строиться по тройкам или пятеркам (Чейхан, стр. 86). Это доказывает, что он в сущности и не приступал к организации по бакунинскому плану, иначе он не мог бы забыть самого принципа организации.

  

   193 Арнольд должен был заняться чешскою организациею, организация же немецкая поручена была Бакуниным (тайком от Арнольда) Оттендорферу.

   Оттендорфер, Освальд (род. 1825)-уроженец не Вены, как мож­но было бы подумать по словам Бакунина, а Цвиттау (в немецкой части Мо-равии); венский студент, участвовал в марте в революции, сражаясь на бар­рикадах; затем из немецкого патриотизма принял участие добровольцем в кампании за Шлезвиг-Голштинию. Бакунин познакомился с ним в мае 1848 года в Бреславле, куда Оттендорфер заехал по дороге из Шлезвиг-Голштинии в Вену (сам Бакунин собирался тогда на пражский съезд). Оттендор­фер в Вене принял участие в октябрьских выступлениях, по разгроме резо­люции бежал в Германию, здесь встретился с Бакуниным в Лейпциге и тес­но с ним сблизился. В его лице Бакунин нашел преданного последователя, который в Праге действовал по его указаниям (хотя нам неизвестно, каких результ