Бакунин Михаил Александрович - Исповедь

поддержания духа в людях, с которыми вел дела. При этом он исходил из мысли, что вера способна двигать горами и придавать людям огромную энергию (эту же мысль он высказывает и в "Исповеди"). Вдобавок Богемия казалась ему тогда единственною славян­скою страною, способною к революции (см. Чейхан, стр. 49-51 и 84; "Ма­териалы для биографии", т. II, стр. 443).

   В частности Бакунин поддерживал настроение своих молодых славян­ских товарищей намеками на близость радикальной революции в России. и хотя ничего не говорил им о своих связях с отечеством, но из бесед с ним они выносили впечатление, что такие связи существуют. Так Густав Страка показал, что в Лейпциге Бакунин все более настойчиво выступал с революционными планами, которые в общем клонились к тому, чтобы вызвать революцию в Германии и Богемии одновременно, и чтобы она распространилась через Польшу в Россию. "Бакунин никогда и никому не сообщал о своих сношениях с Россией, согласно своему принципу никого не называть и не говорить ничего кроме самого необходимого. Однако он вероятно состоял в сношениях с Россией через Польшу, так как он с уве­ренностью рассчитывал на то, что при распространении революции в Боге­мии, Германии и Польше разразится революция также и в России. Бакунин сам говорил ему, что в России существуют великолепные предпосылки для революции и как раз в социальном смысле" (мы знаем это и по писаниям Бакунина, помещенным как в третьем, так и в настоящем томе нашего из­дания). Австрийские следователи, вероятно не без внушения российского посла, заинтересовались вопросом о связях Бакунина с Россиею, состав­лявшей тогда оплот европейской реакции и незадолго до того спасшей габс­бургскую монархию. На предъявленный ему вопрос об ожидавшейся им поддержке революции из России Бакунин ответил, что это - вздор, но при­знал, что он вообще старался вкоренить особенно у чехов ту мысль, что в России имеется очень много революционных элементов. Он делал это как для поддержки духа среди своих приверженцев, так и для противодействия реакционной панславистской партии, возлагавшей надежды на царскую Рос­сию (Бакунин здесь имеет в виду партию Палацкого). Для характеристики своих взглядов на судьбы России Бакунин сослался на свое "Воззвание к славянам". Он заявил, что считает революцию в России делом далекого будущего, причем остается при своем убеждении, что этой революции без­условно должно предшествовать восстановление Польши (возможно, что в данном пункте доклад австрийского аудитора не совсем точно передает мыс­ли Бакунина).

   Мейендорф в письме к Паскевичу от 8/20 декабря 1848 г. уверяет, что Бакунин вместе с поляками распространял слухи о революционных вспышках в России, чтобы придать себе больше важности (Р. Meyendorff- "Politischer und privater Briefwechsel", Берлин и Лейпциг, 1923, том II, стр. 131-132).

  

   213 В связи с планом восстания в Богемии Бакунин проявил величай­ший интерес к настроению расположенных там венгерских войск. Об этом можно судить по вопросам, которые ставились Бакунину в саксонской следственной комиссии на основании откровенных показаний И. Фрича, грани­чивших с предательством: "По словам Иосифа Фрича во время его пре­бывания у вас в Дрездене вы его расспрашивали о расположенных в Праге мадьярских войсках, на что он вам сообщил, что часть таковых уже высту­пила оттуда. При этом он заключил из ваших слов, что вы должны были получить известные обещания относительно этих воинских частей, и что вы смотрите на все предприятие как на заранее подготовленное, ибо вы пришли в негодование от того, что эти войска были уведены из Праги" ("Прол. Рев.", 1. с., стр. 221; "Материалы для биографии", том II, стр. 179). В Саксонии Бакунин отрицал справедливость этого показания Фрича, в австрийской же комиссии объяснил, что слышал о взаимных симпатиях между пражским студенчеством и венгерскими военными и потому был огорчен сообщением об уводе мадьярских войск (Чейхан, прим. 228; Мате­риалы", т. II, стр. 452-453).

  

   214 Почему-то ни здесь, ни вообще в "Исповеди" Бакунин ни словом не упоминает еще об одном из своих агентов в Праге, а именно о Иосифе Аккоpте, поляке из Кракова, знакомом с военным делом, а потому полу­чившем от Бакунина поручение заняться устройством военной стороны пред­приятия. Этого Аккорта выдал И. Фрич. Бакунин в Саксонии отрицал вся­кое с мим знакомство, а Австрии был принужден признать его, но утвер­ждал, что Аккорт приехал в Прагу против его воли. Бакунину также не­приятно было совместное посещение его Аккортом и Фричем в Дрездене (см. ниже), так как ему было известно, что Аккорт посещал польское общество в Дрездене и там хвалился своею деятельностью в Праге, не имевшей по словам Бакунина никакого значения. Напротив Фрича он, Ба­кунин ценил по той причине, что тот проявил большую энергию в Праге в 1848 году. Согласно показаниям Фрича он встретился с Аккортом еще в марте в редакционном помещении Э. Арнольда. При этом Аккорт со­общал ему, что приехал в Прагу для принятия деятельного участия в предполагающейся революции и что послан в Прагу по просьбе Арнольда Бакуниным для организации этой революции. От Аккорта же Фрич узнал о том, что Бакунин находится в Дрездене, где занят подготовкою рево­люционного выступления в Богемии. Далее Фрич сообщил, что Аккорт свел его на квартире Э. Арнольда с Адольфом Страка, что затем со­стоялось на квартире Томашека собрание с участием А. Страка, Мауна, приведенного Фричем, самого Фрича и Аккорта, на котором Страка изло­жил революционный план Бакунина. По ознакомлении с последним Фрич решил переговорить о нем с самим Бакуниным, для чего 12 апреля по­ехал в Дрезден вместе с Аккортом. Узнав от Виттига новый адрес Баку­нина, Фрич рассказал Бакунину, что в Праге Арнольдом и другими ничего не делается, и что потому на Богемию рассчитывать в смысле революции не приходится. Бакунин был крайне этим недоволен. Он выразил особен­ное негодование на вступление русских войск в австрийские пределы, усматривая в этом поступательно движение реакции, Бакунин настаивал на скорейшем прекращении национальных распрей между немцами и че­хами и на объединении усилий демократических элементов обеих наций... Он рекомендовал Фричу, заявлявшему о своих обширных связях среди сту­денчества, приступить к революционной организации молодежи. На воз­ражение Фрича, что Богемия сама по себе слишком слаба для соверше­ния революции, Бакунин ответил ему, что таковая будет доведена до кон­ца присоединением новых сил, например когда она вспыхнет в Германии и затем перекинется на Богемию, а оттуда вместе с саксонскою революцией общим валом перекатится в Венгрию. Как на цель революции, которая должна была начаться в Богемии, но затем распространиться далее, Ба­кунин указал "на восстановление Польши, разгром России и независимость Богемии. Каким образом эта цель должна была быть в дальнейшем до­стигнута, в частности какие формы правления должны были быть введены, это должно было зависеть от состояния и хода революции и от характера отдельных наций, конечной же целью являлся союз всех свободных на­родов". Согласно дальнейшим показаниям Фрича Бакунин "смотрел на Богемию как на наиболее подходящее место для революции и как на важ­ную для последней в стратегическом отношении страну, в которой следует поднять революционное движение, ибо оттуда оно должно было естествен­ным путем перекинуться в Польшу и затем распространиться на Россию" (В своей книге "PamИti", т. IV, Прага 1887, глава V "Правда о май­ском заговоре", стр. 158 сл., И. Фрич приводит слова Бакунина о том, что если революционеры двинутся из Праги к польским границам, то там сразу поднимется 30.000 человек под начальством ген. Дембинского или Высоцкого.

   Там же он передает свое заявление Бакунину, что на подготовку вос-стания в Чехии потребуется три месяца и денежные средства. Вечером Бакунин сводил Фрача в кружок немецких радикалов.)

  

  Бакунин по существу эту часть показания Фрича подтвердил, указав, что все эти мысли открыто высказаны им, Бакуниным, в своих писаниях; что же касается "разгрома России", то он имел в виду разгром русского пра­вительства, а не русского народа (Чейхам, .прим. 224; "Материалы для биографии", т. II, стр. 173-176 и 452-455).

   Согласившись взять на себя обязанности, предложенные ему Бакуни­ным, Фрич указал, что для выполнения их требуется привлечение новых сил сверх уже завербованных; сам де он слишком юн и слаб, и хотя он знает, что Арнольд и Сабина сочувствуют этому делу, тем не менее ему одному с ним не оправиться. Тут же он сам предложил привлечь следую­щих лиц: Руперта, Гауча, Сладковского, Франца Гавличка и доктора Под-липского (в публикациях В. Полонского эти и другие имена часто приво­дятся в искаженном виде и требуют проверки). Далее Фрич показал, что данное ему Бакуниным поручение относительно организации студентов и использования их сводилось (?) к тому, что "студенты должны были обра­зовать нечто вроде личной охраны того, кому предстояло руководить рево­люцией" (ясно, что это - гнусное искажение сыщиками какого-то показа­ния Фрича в целях дискредитирования Бакунина, хотя а заботах о целости руководителя революции ничего дурного по существу нет). Наконец Фрич дал подробные сведения об Аккорте, сводящиеся к следующему. По его убеждению Бакунин послал Аккорта в Прагу потому, что был убежден в близости революционной вспышки, так как по его словам Аккорт был во­енный специалист, некогда служивший уланским капитаном в войсках Мерославского. При отъезде Фрича из Дрездена Аккорт по распоряжению Бакунина также выехал вместе с первым обратно в Прагу, дабы продолжать свою работу по подготовке революции. В разговоре с Фричем о не­обходимости посылки кого-либо в Венгрию и об условиях такой поездки в связи с трудностью перехода моравской границы Бакунин указал на Аккорта как на того человека, которого он думает в свое время туда послать.

   Так как к тому времени Бакунин уже потерял веру в Арнольда, то он просил Фрича передать Сабине приглашение приехать к нему, Бакунину, в Дрезден для переговоров. Передал ли Фрич, вернувшийся с Аккортом в Прагу 14 апреля, это приглашение, неизвестно. Во всяком случае ни Ар­нольд, ни Сабина в Дрезден не поехали ("Прол. Рев.", 1. с., стр. 214- 224; "Материалы для биографии", т. II, стр. 172-182; Чейхан, стр. 55 сл.).

   Таким образом устанавливаются следующие агенты Бакунина в Праге;

   братья А. и Г. Страка, Оттендорфер, Геймбергер, Аккорт, И. Фрич, отча­сти Сабина и Арнольд. По словам же Густава Страка на австрийском дознании, в Праге существовал революционный комитет, состоявший из него, брата его Адольфа, Иосифа Фрича, Венцля, Павла Клейнерта, Франца Гиргля и некоторых других лиц. О деятельности этого комитета Г. Страка по его словам делал Бакунину периодические сообщения.

   Сам Фрич в своих воспоминаниях (цит. соч., стр. 168) сообщает, что кроме тайного комитета бакунистов существовали еще два:

   1) гражданский, в который входили Гауч, Фр. Гавличек, В. Вавра, Штефан, Прейс, Кампелик и из горожан домовладелец Арбейтер, Меяцль и пр.; к ним примыкал и Янечек (временно подвергшийся аресту, но вскоре выпущенный);

   2) группировка преимущественно интеллигентская (врачи, профессора, жур­налисты и пр.): Бруна, Циммер, Сладковский, Патрубан. В члены Вре­менного правительства намечались Гауч, Ярош (зять Гавличка), д-р Подлипский и Сладковский.

  

   215 На допросах в Австрии Бакунин признал, что "вообще говорил всем, с кем имел смешения, чтобы они никогда особенно не выдвигались и не де­лали этого также из тщеславия там, где выдвигаются другие, а наоборот еще более выдвигали таких людей, ибо это - лучшее средство оставаться самому незаметным".

   Все эти приемы, как оказывается уже свойственные ему в 1848 году, Бакунин впоследствии применял в своем тайном анархистском Альянсе: в том отношении особенно характерны его письма к Альберу Ришару, ко­торые будут нами опубликованы в одном из последующих томов. Там раз­вивается целая система обеспечения диктаторской власти за законспириро­ванной группой вожаков путем выдвигания на передний план второстепен­ных, но тщеславных людей, падких до внешних знаков почета и влияния. В 1848 году Бакунин применял также и некоторые внешние приемы кон­спирации, которые он впоследствии широко развил в Альянсе и которые, как видно по хронологии, он заимствовал из практики тайных обществ (французских, польских, немецких и итальянских), какие ему приходилось наблюдать в 30-е и 40-е годы XIX века. В частности он, как видим, уже тогда охотно прибегал к шифру, тайным словарям и т. п. Так по его собственному признанию перед австрийской следственной комиссией он дал Густаву Страка словарик для тайной переписки ("список букв и слогов, необходимых для обозначения в корреспонденции находившихся в Праге лиц и для других сообщений"); а по показанию Г. Страка Бакунин "усло­вился с ним относительно корреспонденции особыми письменными знака­ми" (см. доклад аудитора Франца австрийскому военному суду в "Ма­териалах", том I, стр. 69 и 77). Впрочем словарик был составлен так плохо или Страка так неумело им пользовался, что Бакунин не мог разобрать его пражских сообщений, - несчастье, иногда случавшееся с ним и впоследст­вии. Характерная мелочь, также напоминающая приемы Бакунина и других революционеров 70-х годов в России: согласно показанию Г. Страка Ба­кунин вызвал его весною 1849 года в Дрезден и там уговаривал его бро­сить университет и посвятить себя всецело пропаганде. И в том и в другом случае действовала глубокая вера в близость революции.

  

   216 Ожидавшиеся из Парижа Бакуниным деньги получены не были. На допросе в Саксонии он уверял, будто это - деньги частные, но в австрий­ской комиссии (как и в "Исповеди") признал, что ждал их от поляков.

  

   217 Недостаток денег мешал работе. Адольф Страка и Аккорт взялись горячо за порученное им Бакуниным дело, но нуждались в деньгах. С на­стоятельною просьбою в деньгах послан был из Праги к Бакунину Гейм-бергер. Как выяснилось позже на дознании, таким путем Аккорт или А. Страка хотели отделаться от Геймбергера, которому впрочем в это вре­мя Бакунин уже перестал доверять (Чейхан, прим. 219; "Материалы", том II, стр. 444).

  

   218 Байер, Фридрих, барон, псевдоним Рупертус (1810-1850)-вен­герский офицер и писатель, родился в Пруссии; служил в драгунском, а за­тем в кирасирском полку австрийской армии; женившись на венгерке, ба­ронессе Байш, занялся сельским хозяйством. В 1848 году вступил в вен­герскую армию капитаном; затем был комендантом крепости Леопольдштадт, был ранен и скоро вышел в отставку; при наступлении император­ских войск бежал за границу. Бакунин познакомился с ним за 14 дней дрезденского восстания через Виттига, который представил ему больного Байера у него же на квартире. Из обмена мнениями Бакунин убедился, что Байер разделяет его взгляд на соединенную деятельность славян и мадьяр, но мало верит в возможность практического его осуществления. Из Дрезде­на Байер по словам Бакунина уехал в день избрания Временного прави­тельства ("Красный Архив", I с., стр. 172; "Материалы", т. II, стр. 51-52).

  

   219 Повидимому ответ на вопрос.

  

   220 Переписка была отчасти шифрованная; упоминавшиеся лица и ме­ста обозначались условными буквами (например Фрич обозначался буква­ми С. Z.); кроме старого адреса на имя Арнольда заведен был новый на имя священника Бенеша с припискою "для г-на Адольфа" (Страка); пись­ма, адресованные Бакунину, направлялись на имя Виттига и т. д. Густа­ву Страке в частности поручено было выяснить настроение и образ мыслей ряда активных чешских деятелей, как например Рупперта, Ф. Гавличка, Гауча, д-ра Подлипского, Сабины и Сладковского (как мы знаем из ком­ментария 214, все эти лица кроме Сабины были предложены Фричем). Ему было также поручено справиться об отношении Палацкого, Браунера и Штробаха к роспуску австрийского сейма. Страка выполнил поручения Ба­кунина неудовлетворительно. Бакунин отверг это показание Страка: он де ничего не знал о задуманном привлечении названных лиц: Штробахом и Подлипским совершенно не интересовался, а Подлипского до конца не знал даже по имени. По словам Страки Бакунин велел ему также узнать, мно­го ли в Праге поляков и чем они занимаются, в частности там ли нахо­дится генерал Дембинский. Бакунин признал, что интересовался проживав­шими в Праге поляками, нo расспрашивал не о Дембинском, а о Дверницком, о приезде которого в Прагу слышал от многих людей, в том числе и от приехавшего оттуда Геймбергера; но Страка ничего толком ему не сообщил. Страка должен был кроме того войти в сношения с вождем словаков Янечком и убедить его примириться с мадьярами. Бакунина по сло­вам Страки равным образом занимало настроение других словацких вож­дей: Штура, Урбана и Блудека. Бакунин не отрицал, что дал Страке такое поручение, однако прибавил, что никаких сведений от него на этот счет не получил. В саксонской комиссии на вопрос, знал ли он Бернарда Янечека, известного под кличкою "Жижка", Бакунин дал уклончивый ответ, что где-то слышал или прочитал это имя, но никогда с ним не встречался и не имел никаких сношений. Догадывался, что Янечек вместе со Штуром и Елачичем сражается против мадьяр (Чейхан, стр. 57 и прим. 242-245; "Материалы для биографии", т. II, стр. 447-448 и 203).

   Сладковский, Карл (1823-1880)-чешский политический дея­тель; учился в Пражском и Венском университетах, в 1846 г. занялся су­дейской практикой в венском Нейштадте; в 1848 г. вернулся в Прагу, проникнутый демократическими идеями, и стал одним из вождей чешского радикализма. Играл активную роль в майских и июньских выступлениях против Виндишгреца во главе студентов; во время святодуховского восста­ния дрался на баррикадах. В газете "Вечерний Лист" выступал против умеренного течения Палацкого и Ригера. В начале 1849 г. был одним из руководителей "Славянской Липы", примкнул к заговору Бакунина, аре­стован 10 мая 1849 г., 20 августа 1850г. приговорен к смерти, замененной 20-летним заключением; в 1857г. помилован, после чего вернулся в Пра­гу, активно участвовал в журналистике; оставаясь мелкобуржуазным де­мократом, примкнул к младочехам в 1874 г.

   Янечек, Бернард, прозванный Жижка - видный вождь словацких во­лонтеров; в 1848 г. вместе с Блудеком собирал добровольческие отряды в Словакии, а затем двинулся из Моравии в Нитравский комитат. Силы его беспрестанно росли, и весною 1849 г. он оказывал значительное содей­ствие австрийским регулярным войскам, боровшимся с Венгриею. Заподо­зренный в связях с революционерами, был одно время арестован, но ос­вобожден. После революции был скромным чиновником.

   Блудек, Бедрих-мораванин; в 1848 г. организовал добровольче­ские отряды против венгров в Словакии, а при отступлении Виндишгреца перед мадьярскими войсками в 1849 г. спас главные запасы его армии; за эту заслугу произведен в капитаны. Умер в чине подполковника в начале 1875 года.

   Дембинский, Генрих (1791-1864)-польский генерал и полити­ческий деятель; служил в польских войсках Наполеона I, затем жил в вое-водстве Краковском; во время польской революции 1831 г. был назначен

   полковником, получил бригаду на Литве, после падения Варшавы ушел в Пруссию, затем во Францию. В 1838 г. одно время служил в египетских войсках Мехмета-Али. После февральской революции 1848 г. участвовал в славянских съездах в Бреславле и Праге, стараясь примирить славян и венгров для общей борьбы против Австрии, Затем вступил в венгерскую революционную армию, главнокомандующим которой был назначен 5 фев­раля 1849 г. Но вследствие зависти Гергея действовал неудачно и вынуж­ден был подать в отставку. В июне снова получил главное начальство над северной венгерской армией, но когда был отвергнут его план вторжения в Галицию, остался только начальником главного штаба. После поражения венгерской революции бежал с Кошутом в Турцию, а затем уехал в Париж. Во французской армии участвовал в походах в Италию и Россию (во время Крымской войны).

   Дверницкий, Иосиф (1779-1857)-польский генерал, участво­вал в походах польских легионов Домбровского в Италии и Наполеона I в 1812-1814 гг. Играл выдающуюся роль во время польской революции 1831 г., в начале которой несколько раз разбил отряды русских генералов;

   затем двинулся на Волынь и Подолию, чтобы поднять их против России, но, не встретив сочувствия местного населения и окруженный русскими войсками, принужден был отступить в Галицию, где был разоружен авст­рийцами. В 1832 г. переехал во Францию, а в 1840 г. уехал в Англию. В эмиграции примыкал к правому крылу Демократического Товарищества и между прочим был членом президиума на том парижском собрании в ноябре 1847 г., на котором выступил с своей знаменитой речью Бакунин.

   О Дворницком Бакунин осведомлялся потому, что не считал ген. Шнайде, кандидатуру которого выдвигал А. Крыжановский, подходящим чело­веком для занятия поста главнокомандующего военными силами предстояв­шего в Богемии восстания, а предпочитал доверить этот пост ген. Дверницкому. В это время Дверницкий проживал в Праге с паспортом на имя домашнего учителя Крашевского и читал в Славянской Липе лекции о польской драме, чего по-видимому пражские агенты Бакунина не знали.

   Штробах, Антонин (1814-1856)-чешский юрист и писатель уме­ренного направления; участвовал в чешском национальном движении пра­вого крыла; в 1848 примыкал к консервативному течению Палацкого, был сотником национальной гвардии, с 9 апреля до 10 мая был пражским бур­гомистром; был активным членом чешского национального комитета, этой организации чешского мещанства. Был избран депутатом в австрийский сейм, где одно время был председателем; вместе с другими чешскими депу­татами играл в сейме роль пособника реакции и агента абсолютизма; после октябрьского восстания бежал в Прагу, где с Гавличком, Палацким и други­ми предателями революции старался восстановить чешских демократов против венских революционеров, изображая их как врагов славянства, а самое восстание как направленное к порабощению славян немцами. Слу­жил по судебному ведомству, но в 1853 вышел в отставку и занялся адво­катурою.

  

   221 Теперь, во второй половине апреля 1849 г., у Бакунина составилась в Праге группа преданных ему людей, готовых работать в его духе и про­являвших немалую энергию. Они образовали в Праге тайный кружок, пове­ли пропаганду между немецкими и чешскими студентами и ремесленника­ми. На сходках этого кружка говорили о революция и ее подготовке, рас­пределяли даже между собою определенные задания, в частности направ­ленные к скорейшему захвату в нужный момент важнейших стратегических пунктов в городе. На основании некоторых указаний, например в воспоми­наниях Фрича, Чейхан полагает, что кружок действовал не столько по ука­заниям Бакунина, сколько по собственному вдохновению. "Исповедь" Ба­кунина и допросы не дают возможности составить себе точное и полное представление о действиях кружка.

  

  

  222 Повидимому ответ на вопрос.

   Действительно посылка Реккеля была последним актом со стороны Ба­кунина, если не считать его короткого письма от 4 мая 1849 г. к своим

   пражским агентам, напечатанного нами в томе III настоящего издания (под N 532) и рекомендовавшего им, если возможно, поддержать пражской восстание мятежом в Праге.

   Как рассказывает Фрич в своих воспоминаниях, к нему и обратился "посол Бакунина" (так он называет Реккеля) с распоряжением "ускорить приготовления". А тут подоспело известие, что 3 мая в Дрездене провоз-глашена республика с диктатором Бакуниным во главе. Тогда и пражане решились действовать: постановлено было 11 мая собраться, распределены были роли, намечены аресты заложников (Палацкий и т. п.) и пр. Но полиция предупредила заговорщиков: утром 10 мая прямо с постелей взяты были Фрич, Сладковский, Гауч, Сабина и др., всего 8-10 руководящих лиц. Кроме них аресту подверглись и более умеренные элементы вроде Ф. Гавличка, Арбейтера и т. п. Эти аресты конечно нанесли движению сильный удар. Но и без них по мнению Фрича дело до восстания в Чехии не дошло бы (цит. соч., стр. 171-184).

   В дальнейшем один из агентов Бакунина,, а именно Аккорт, оказался героем ряда событий, которые привносят несколько новых и неизвестных штрихов в это и без того далеко не во всех деталях выясненное дело. Как рассказывает Пфицнер (цит. кн., стр. 146 ел.), 9 мая Аккорт явился Арнольду и Сабине и сообщил им, что оружие уже находится в пути, и что он должен немедленно выехать в Бреславль. При этом Аккорт передал им письмо от Лешака Дунина-Борковского, польского демократического де­путата в венском и кремзирском рейхстаге, невидимому посвященного в план Бакунина (если все это сообщение не является выдумкою от начала до конца, а на нас оно производит именно такое впечатление). В первой части этого письма описывалась фантастическая организация европейской демократии, главные нити которой держали в своих руках якобы Бакунин, Мерославский, Ледрю Ролен, Маццини и Руге (достаточно этого смеше­ния имен, чтобы признать весь этот рассказ апокрифом). Во второй части письма излагался план чешско-польской демократической Лиги и предлагал­ся ряд улучшений в системе Бакунина: она говорила преимущественно о будущей богемской конституции и предназначалась для будущего времен­ного правительства. Зашифрованная часть письма содержала имена поль­ских офицеров, готовых вступить в чешскую армию и находиться в рас­поряжении ген. Дворницкого. (Таким образом выходит, что наряду с Ба­куниным велась параллельная подготовка, и притом поляками). Аккорт и Сабина должны были признать, что Борковский хорошо знаком с богемски­ми делами. Дверницкий, как оказалось, уже знал о том, что в Бреславле имеется оружие. Из разговора с ним вытекало, что и он посвящен в план восстания о Богемии, которое по словам зашифрованной части письма Бор­ковского должно было совпасть с восстанием во Львове, которое через Силезию, связалось бы с Прагой. Он советовал Сабине безотлагательно ехать в Дрезден, где его якобы ждет Телеки, так как соглашение с Венгрией важнее всего. Но произошедшие в ночь с 9 на 10 аресты и объявленное в Праге осадное положение сорвали все эти предприятия.

   Аккорт успел бежать. Он уехал в Венгрию и добрался до Кошута, у которого собирался просить субсидии в 150.000 флоринов, обещая взамен устроить так, чтобы оружие из пражского арсенала попало в руки венгров, и чтобы Богемия и Моравия охвачены были восстанием. Каковы были ре­зультаты этих переговоров, ставших впрочем к этому моменту уже беспред­метными вследствие разгрома пражских демократов, мы не знаем.

  

   223 Тоже повидимому ответ на заданный вопрос.

   Конечно Гельтман и Крыжановский приехали в Дрезден не только по делам, занимавшим Бакунина: у них, как у поляков, имевших повсюду связи и интересы в Европе, были более широкие задачи. Но Бакунин прав в том отношении, что ко всем вопросам они подходили под углом зрения борьбы за освобождение Польши. Однако чешским восстанием они инте­ресовались очень сильно. По их мнению это восстание, вспыхнув в момент ожесточенной схватки между австрийским правительством и революцион­ной Венгрией, могло нанести смертельный удар австрийской империи и этим косвенно дать толчок революционному движению в Германии. К моменту их приезда в Дрезден в начале апреля там находились Г. Стража и Фрич, которые независимо от Бакунина и дрезденских демократов уверяли их в готовности чехов к бунту. Во время собеседования с Бакуниным Крыжановский и Гельтмаи по их словам указали ему на сложность, а потому и непрактичность задуманного им организационного плана и предложила его изменить (к сожалению в их докладе не указывается, в каком именно на­правлении); вместе с тем было условлено, что впредь инструкции эмисса­рам. будут ограничиваться задачами пропаганды, причем молодежь будет удерживаться от преждевременных выступлений. По словам доклада Гельтман и Крыжановский настаивали также на непременном приезде в Дрезден Сабины и Арнольда, двух людей, которых они считали наиболее влиятель­ными среди чешских демократов.

  

   224 О Дестере и Гекзамере см. выше, стр. 490; о Pейхенбахе см. том. III, стр. 499.

   В докладе Гельтмана и Крыжановского рассказывается, что немецкие демократы готовы были на совместное выступление с ними, ожидая толь­ко вспышки в Богемии для того, чтобы подняться в Тюрингии, Саксонии и Силезии. А тем временем из Праги приходили самые утешительные вести о возросшем до крайности брожении, о близком прибытии Арнольда и Сабины и пр. В связи с этими известиями у Гельтмана и Крыжановского возникла по их словам мысль послать в Прагу Реккеля, для того чтобы тот лично проверил точность получаемых оттуда сообщений, познакомился на месте с революционными элементами и ускорил созыв совещания с на­званными деятелями. Если верить этому заявлению Гельтмана и Крыжанов­ского, то последующая поездка Реккеля в Прагу вовсе не была случайной и состоялась не только по воле Бакунина или по инициативе самого Реккеля. Кроме вестей из Чехии получались также сведения о растущем броже­нии в Пруссии. 1 мая в Дрезден прибыли Дестер и депутат франкфурт­ского сейма Шлюттер, приехавший по его словам вербовать польских офи­церов для предполагаемого восстания в южной Германии: он заявил об этом на собрании, на котором присутствовали Дестер, Гельтман, Крыжанов­ский, Бакунин, Виттиг; при этом он уверял, что пославшая его демокра­тическая фракция сейма стоит на почве права наций, в том числе поляков, венгров, славян, на самоопределение. На следующий день Дестер и Шлюттер уехали, не предвидя того, что через день в Дрездене начнется восстание.

  

   225 Дювеpжье де Гоpан, Проспер (1798-1881)-французский журналист и политический деятель .консервативно-либерального направле­ния; сотрудничал в умеренно-либеральных газетах "Глобус", "Конститу­ционалист", "Век"; в 1831 г. был избран депутатом, примыкал к доктри­нерам, но после разрыва между Гизо и Тьером примкнул к последнему, войдя в "левый центр". Был одним из вдохновителей банкетной кампания, приведшей к революции 1848 г., но, испуганный ею, занял в Учредитель­ном собрании место на правой стороне. Его выступления в Законодательвом собрании против Луи Бонапарта привели к его кратковременному аресту после государственного переворота и к высылке из Франции, куда он вер­нулся в 1852 г. Признав Третью Республику, он был сторонником консер­вативной политики Тьера. Был избран в Академию, но уже не играл полити­ческой роли.

  

   226 Возможно, что в этих неприязненных отзывах Бакунина о предпола­гавшемся центральном органе германских демократов сказывается влияние А. Руге (хотя мы не знаем, переписывались ли бывшие приятели в это время). Дело в том, что в. марте 1849 г. в немецкой прессе началась неприятная полемика по поводу того, какой орган следует считать централь­ной газетой демократической партии - "Реформу", выходившую до того в Берлине и имевшую в числе своих редакторов А. Руге, или же ту газзу, о предстоявшем выходе которой объявил в печати новый Центральный Ко­митет демократической партии, избранный на берлинском съезде и состояв­ший из Дестера, Гекзамера и Рейхенбаха. Руге был этим объявлением страшно оскорблен. Бакунин в данном месте как будто выражает настрое­ние Руге (см. заметку "Арнольд Руге" в "Сочинениях" Маркса и Энгельса, том 7, стр. 297-298).

  

  

  227 Согласно показаниям Г. Страка и Э. Арнольда перед австрийской

   следственной комиссией Арнольд во время своей февральской поездки в Лейпциг к Бакунину беседовал с бывшими у него Дестаром и Гекзамером и в конце переговоров получил от Бакунина и Дестера поручение позабо­титься о том, чтобы при возникновении революции в Германии началась также революция и в Богемии, а если это невозможно, то по крайней мере начались бы демонстрации в Богемии, чтобы помешать использованию ав­стрийских войск в Германии. Недовольство Бакунина не вполне понятно; он видимо был недоволен тем, что Дестер и Гекзамер не давали Арнольду конкретных указаний, но это они естественно предоставляли Бакунину, имев­шему с чехами более давние и тесные связи.

  

   228 И в этих словах можно усмотреть влияние А. Руге, бреславльского демократа, находившегося в явной ссоре с ЦК Дестера и Гекзамера.

  

   229 Т. е. восстание демократов и солдат Бадена под руководством Аманда Гегга 13 мая 1 849 года.

  

   230 Интересно было бы произвести поиски в тогдашних немецких демо­кратических газетах, получавших информацию от Дестера и Гекзамера: тог­да можно было бы открыть несколько неизвестных до сих пор статей Ба­кунина, написанных вероятно преимущественно на темы о славянстве, о международной политике в смысле солидарности всех угнетенных народов против монархий, в частности о задачах австрийских, германских и славянских демократов и т. п.

  

  

   231 На допросах австрийские следователи естественно интересовались вопросом о демократической пропаганде среди немецкого населения Авст­рии. Бакунин заявил, что слыхал о такой пропаганде, но не пожелал ука­зать источника своих сведений. Одновременно он признал, что сам вел та­кую пропаганду, где только мог и где встречал подходящих людей. Так, когда его знакомые направлялись из Саксонии в Богемию или в погра­ничные местности, или когда кто-нибудь возвращался из пограничных местностей в Дрезден, он старался убедить их вести пропаганду в Богемии, для того чтобы, когда разразится восстание в Праге, богемские немцы не противодействовали ему, как это было в 1848 году. Впрочем он по­лучал неблагоприятные и притом крайне редкие известия об этой пропаган­де в немецких кругах, и первым человеком, сообщившим ему положительные вести об этом деле, был упомянутый выше венгерский агент Байер: при случайном свидании во время дрезденского восстания Байер сообщил ему, что он только что приехал из Тешена, и что там царит сильное возбуждение.

   Демократическая пропаганда среди богемских немцев велась главным образом из соседней Саксонии, особенно эмиссарами "Отечественных союзов". Так имеются сведения, что такою пропагандою занимались Киндерман, основатель социального клуба в Лейпциге и руководитель тамошнего гимнастического общества. Карл Бидерман, товарищ Виттига по редакции "Дрезденской Газеты" Линдеман и член ЦК саксонской демократической партии Иеккель, которые в 1849 г. разъезжали по Богемии и устраивали там собрания. Киндерман даже чуть не подвергся аресту в городке Комотау, являвшемся тогда местным демократическим центром. Политика австрий­ского правительства, направленная к подавлению свободы во всех частях империи, налагала слишком большие тяготы на все население. Раздражае­мое налогами, рекрутскими наборами, непрекращающимися войнами то с итальянцами, то с мадьярами, то с внутренними врагами, немецкое насе­ление Богемии было так же недовольно, как и другие национальности. Особенно глубокое брожение возбудил среди него новый рекрутский набор весною 1849 г. В таком же направлении действовал роспуск кремзирского рейхстага. Некоторые из левых депутатов, как д-р Карл Циммер, Ганс Кудлих и т. д., принуждены были скрываться от ареста; таким образом всюду в Германии, в частности в Саксонии, появились австрийские эмигранты, которыми разумеется спешили воспользоваться для постановки агитации среди австрийской демократии и в частности среди богемских немцев (см. в ком­ментарии 244 рассказ о встрече Бакунина с Циммером в Дрездене). Начало назревать новое стремление: забыть прежние национальные распри и объ­единить свои усилия для совместной борьбы с наступающим абсолютизмом. В Комотау, в Теплице и в других северобогемских городках, населенных преимущественно немцами, начало проявляться оппозиционное настроение, подготовлявшее почву для саксонских демократических эмиссаров (его ис­пользовал и Реккель при своей майской поездке в Прагу).

   Естественно, что Бакунин не мог упустить столь удобного случая для установления связей с демократически настроенными богемскими немцами, совместное выступление коих с чехами представлялось одним из основных условий успеха задуманной им революции. В этом отношении помощником ему служил Оттендорфер, который, сам будучи немцем, мог легче прони­кать в немецкую демократическую среду .

   (Одним из помощников Бакунина по демократической агитации среди немцев и сближению их с славянскими революционерами был невидимому журналист Гефнер, бежавший из Вены после ее разгрома и поселившийся в Дрездене. В своей цитированной статье Б. Николаевский (стр. 109), не указывая впрочем источника своего осведомления, называет его одним "из ближайших помощников Бакунина по его революционной работе для Чехии" и одним из членов созданного Бакуниным "немецкого центра" (о котором: у нас также нет точных сведений). С другой стороны лично знавшая его Эмма Гервег в письме, которое мы ниже будем цитировать, называет Гефнера "правою рукою Бакунина в дрезденской истории" (Переписка Г. Гервега, стр. 288).

   Оттендорфер помог и Г. Страке завязать связи с пражскими демократическими студентами из немцев. На­ряду с чисто немецкими и чисто чешскими клубами, объединить которые не удалось даже в разгар реакции, начали возникать смешанные студенческие чешско-немецкие организации. Но и среди чисто национальных организа­ций стали выделяться такие, которые видели свою основную задачу не в культурной, а в политической работе: из немецких союзов таким была "Маркомания", а из чешских - "Чешско-моравское братство". Здесь-то и действовали бакунинские агенты и вербовщики. "Маркомания", основанная в мае 1848 г. и усиленная весною 1849 г. вступлением в ее состав закрыв­шейся "Монтании", приняла под влиянием новых пришельцев, а главным. образом под влиянием недовольства наступившей реакцией, радикальный, можно сказать республикански-революционный характер. Во главе ее стал Ганс Риттиг, и скоро Бакунин в лице этого землячества нашел ту немецкую радикальную группу, о которой он до тех тор только мечтал. Одновремен­но с этим И. Фрич побудил чешское умеренное землячество "Славия", кото­рое также было основано а 1848 г., и во главе которого он стоял, преоб­разоваться в "Чешско-моравское братство" и сделать своим лозунгом "де­мократию и братство". Через посредство Фрича новая организация оказа­лась связанною с пражскими агентами Бакунина Геймбергером и Аккортом. Аккорт посвятил Фрича в план Бакунина, поехал с ним в Дрезден, и здесь Фрич стал агентом Бакунина в Чехии и примкнул к его заговору (см. комментарий 214). Поездка Фрича к Бакунину привела к организации в апреле 1849 года революционного комитета в Праге, состоявшего боль­шею частью из студентов; в состав его привлечены были а качестве пред­ставителей немецкого элемента Риттиг, староста "Маркомании" и Оргельмейстер, староста "Вингольфии" (В своих цит. воспоминаниях Фрич (стр. 168), рассказывая о "Чешско-моравском братстве", говорит, что членами его были морав Бедрих, Бидерман, сам Фрич, медик Подлипский и пр. Все носили громкие клички, как например Мерославский, Робеспьер, Марат, Гарибальди, Кошут, Костюшко, Гусе, Жижка, Кромвель. Это был типичный студенческий кружок, в кото­ром выпивали, распевали песни, были одушевлены наилучшими намерения­ми, но абсолютно не знали правил конспирации. Неудивительно, что по­лиция, вдобавок наверно имевшая в братстве своих агентов, была прекрасно осведомлена обо всех делах и замыслах его участников.).

   Впрочем немцы привлекались к участию в задуманном движении не только Фричем, но и непосредственно Г. Стракою и Оттендорфером, кото­рый, как мы знаем, специально был отправлен Бакуниным в Прагу для основания революционного комитета из богемских немцев. С помощью за вербованного Риттига ему удалось привлечь ряд участников землячества "Маркомания", состоявшего из представителей различных районов немецкой Богемии, и эти прозелиты объявили себя вполне солидарными с задуманной Бакуниным революциею, хотя отдельных деталей его плана они не знали. "Маркоманы" взяли на себя важную задачу - штурм ратуши и овладение ею; они на собственные средства накупили пороху и готовили пат­роны. Кроме студенчества Бакунин старался привлечь на свою сторону и представителей более широких слоев немецкой либеральной буржуазии в Богемии: с этою целью Оттендорфер и устроил ему свидание с Циммером, о котором говорится в "Исповеди" (см. ком. 244). Это ему также удалось, хотя Циммер, убедившись в слабости заговорщиков, поспешил (11 мая) уехать из Праги. Молодежь проявила больше решимости. Она не бросила дела и назначила выступление на 12, а затем на 14 мая (хотя Реккель на­стаивал на 6 мая). До выступления устроена была вечеринка, на которой заговорщики должны были подсчитать свои силы и принести клятву перед решительным шагом (она состоялась 8 мая и прошла очень оживленно). Накануне получено было письмо Бакунина от 4 мая, в котором он призывал пражан не медлить с выступлением, а на следующий день 9 мая начались в Праге аресты, разгромившие участников заговора. К суду привлечено было 22 немецких студента, многие из которых наряду с Циммером и Бакуниным приговорены были к смерти, замененной каторжными работами, и даже дававшие откровенные показания получили по 10-12 лет тюремного заключения. Гансу Кудлиху и Оттендорферу удалось бежать в Америку.

   Как рассказывает Фрич в своих воспоминаниях (цит, соч., стр. 215- 233), 31 декабря 1850 года на дворе Урсулинских казарм прочитан был приговор 24 членам немецких землячеств "Маркомания и "Прага" и их соучастникам, из коих 7 приговорены к смертной казни (замененной 15 - 20-летним заключением в каторжной тюрьме) - за участие в заговоре направленном к насильственному ниспровержению государственного строя в Австрии и к учреждению республики под руководством Михаила Баку­нина и его эмиссара Августа Реккеля; другие были присуждены к 10-16 годам тяжких работ. Через неделю, а именно 7 января 1851 года, во дворе тех же казарм прочитан был приговор другой группе подсудимых по делу о заговор; причем 5 человек, в том числе Фрич, привлекший студентов к участию в деле, были присуждены к смертной казни через повешение, за­мененной им 15-20 годами каторги, а Фричу - 18 годами. Другие подсу­димые по этому делу получили по 10-12 лет тюрьмы.

   Риттиг успел бежать сначала в Швейцарию, а затем в Америку, где он позже вместе с Оттендорфером издавал газету "Staatszeitung".

  

   232 Приблизительно то же Бакунин заявил и перед австрийской следственной комиссией. Его слова об объединении саксонской резолюции с чешской не должны де пониматься в том смысле, будто существовал какой-либо установленный план саксонской или вообще германской революции, будто назначен был срок выступления, намечены его места и т. п. Имелись лишь всюду революционные элементы, и вообще ожидалось, что рано или поздно революция вспыхнет. О революции говорилось везде, но ничего определенного, конкретного не было. Когда он побуждал своих сторонни­ков готовить революцию, он имел в виду придать им больше энергии (Чейхан, прим. 225; "Материалы для биографии", т. II, стр. 451).

   233 В то время как созданные под покровительством реакционного ми­нистра Бекка "патриотические союзы" не могли получить широкого разви­тия, основанные демократами во главе с Р. Блюмом "народные союзы" (точ­нее "отечественные") скоро достигли цифры 400 и покрыли всю страну сетью организации, сыгравшей большую роль в майской революции 1849 года. В рабочих и горных районах они носили отчасти социалистический ха­рактер. Даже часть армии попала под влияние демократической организа­ции. Вообще же по всей Германии демократические союзы насчитывали не менее 72.000 записанных членов, а гимнастические общества - 62.000 членов. (См. также В. Hirschel - "Sachsens jЭngste Vergangenheit", Frеiberg, 1849).

  

   234 Здесь снова крестьянский социализм Бакунина подсказывал ему верную революционную тактику, имеющую целью для торжества революции вырвать деревню или точнее ее революционные элементы из-под влияния реакции и подчинить их революционному руководству городов, движений которых, предоставленное самому себе и не связанное с крестьянством, обре­чено на поражение.

  

  

  235 Иекель (Jaeckel)-немецкий писатель и политический деятель;

   саксонский демократ, член саксонской палаты депутатов; был вместе с Элькером вождем республиканского течения в "отечественных союзах". Ря­дом с "Оте