Главная » Книги

Анненков Павел Васильевич - Материалы для биографии А. С. Пушкина, Страница 13

Анненков Павел Васильевич - Материалы для биографии А. С. Пушкина


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26

астальских вод бокал, На игроков, как ты, однажды Сатиру злую написал. И другу с жаром прочитал. Ему в ответ его приятель Взял карты, молча стасовал, Дал снять, и нравственный писатель Всю ночь, увы, понтировал! Тебе знаком ли сей проказник? Но встреча с ним была б мне праздник: Я с ним готов всю ночь не спать, И до полдневного сиянья Читать моральные посланья И проигрыш его писать4.
  Послание относилось к г. Великопольскому, издавшему в Москве в 1828 году книжку "К Эрасту, сатира на игроков"].
  В поименованных произведениях нет и следов нравственного беспокойства, какие отличают его произведения, писанные весной и летом: они ясны и спокойны. В дружеской переписке с Дельвигом, посылая ему свои стихотворения, Пушкин беззаботно шутит и рассказывает детский анекдот с удовольствием человека, готового веселиться при малейщем поводе: "Вот тебе в "Цветы" ответ Катенину вместо ответа Готовцевой, который не готов. Я совершенно разучился любезничать. Не знаю, долго ли останусь в здешнем краю. Жду ответа от Баратынского. К новому году, вероятно, явлюсь к вам, в Чухлякдию. Здесь мне очень весело. П(расковью) А(лександровну) я люблю душевно - жаль, что она хворает и не беспокоится. Соседи ездят смотреть на меня, как на собаку Мунито5 - скажи это графу Х(востову). П(етр) М(аркс-вич)6 здесь повеселел и уморительно мил. На днях было сборище у одного соседа, я должен был туда приехать. Дети его родственницы, балованные ребятишки, хотели непременно туда же ехать. Мать принесла им изюму и черносливу и думала тихонько от них убраться, но П(етр) М(аркович) их взбудоражил. Он к ним прибежал: дети, дети! мать вас обманывает; не ешьте черносливу, поезжайте с нею. Там будет Пушкин - он весь сахарный... его разрежут, и всем вам будет по кусочку. Дети разревелись: ке хотим чернослива, хотим Пушкина. Нечего делать, их повезли, и они сбежались ко мне, облизываясь, но увидев, что я не сахарный, а кожаный, - совсем опешили... Я толстею и поправляюсь в моем здоровье..." и проч.7.
  В другом письме, следовавшем вскоре за этим, он повторяет, что весело ему и даже, противореча прежним своим признаниям, прибавляет, что душевно любит деревенскую жизнь. "Вот тебе ответ Готовцевой... Как ты находишь ces petits vers froids et coulants?.. [эти холодные и гладенькие стишки (франц.). - Ред.] Правда ли, что ты едешь зарыться в смоленской крупе?8 Видишь, какую ты кашу наварил. Посылаешь меня за Баратынским, а сам и драла. Что мне с тобой делать? Здесь мне очень весело, ибо я деревенскую жизнь очень люблю. Здесь думают, что я приехал набирать строфы в "Онегина", и стращают мною ребят, как букою. А я езжу на пароме и играю в вист по 8 гривен роббер... Скажи это нашим... - я приеду к ним. Полно. Я что-то сегодня с тобою разоврался.
  26 Ноября 1828.
  Что "Илиада" и что Гнедич?"
  К новому 1829 году Пушкин явился в Петербург9, но здесь опять покидает его то расположение духа, в каком видим его в деревне. Через два месяца по приезде утомление и какая-то нравственная усталость снова нападают на Пушкина. Он начинает томиться жаждой физической деятельности, которая всегда являлась у него, как верный признак отсутствия деятельности духовной. Единственной я постоянной мыслию его делается уже в это время издание "Годунова". Он пишет тогда известные свои письма о нем и сильно занят планом и сущностью предисловия, которое кажется ему совершенно необходимо для объяснения хроники. Мысль эта занимает его круглый год и не покидает в самом Арзруме, как увидим. "Борис Годунов" явился, однако ж, только через год, к 1 января 1831 г.
  ГЛАВА XVIII
  "Путешествие в Арзрум" 18 2 9 г. и кавказские стихотворения: Неожиданная поездка на Кавказ в жарте 1829 г. - Пребывание в Москве в эту эпоху, жажда покоя. - 15 мая Пушкин в Георгиевске, - "Путешествие в Арзрум", эпоха его появления. - Причина путешествия, обстоятельства поездки в Тифлис и. в действующую армию. - Мысли о "Годунове". - Возвратный путь, русский журнал в Владикавказе с разбором "Полтавы". - Пушкин выл на возвратном пути на Горячих водах 8 сентября 1829 г., в начале: ноября в деревне, по свидетельству стихов "Зима, что делать нам в деревне...". - Стихотворение} "Зимнее утро" с замечательной поправкой и другие. - Пушкин в Петербурге около 16 ноября, газетные известия о путешествии поэта. - Корреспонденция "Северной пчелы" по этому предмету. - Известие "Северной пчелы" о возвращении Пушкина в Петербург. - Стихи, писанные на Кавказе: "Дон", "Делибаш", "Монастырь" и проч.; их значение. - Появление кавказских стихотворений в печати. - Почему напечатаны они были не скоро и вразбив. ку. - Мысли, навеянные случаем и сохранившиеся в бумагах поэта. - Неизданные стихи "Был и я среди донцов...", "Критон, роскошный гражданин...", "Напрасно видишь тут ошибку...". - Поэтическая беседа с самим собой - "Зорю бьют - из рук моих...".
  Пушкин вдруг весьма круто и неожиданно отрывается от общества и в марте 1829 г. уезжает из Петербурга на Кавказ, не испросив даже разрешения на поездку у кого следовало. В бумагах его сохранился только вид, данный ему от спб. почт-директора 4 марта 1829 г. на получение лошадей по подорожной, без задержания, до Тифлиса и обратно. Вид этот на обороте листа носит свидетельство, что был заявлен на Горячих Минеральных Водах уже 8 сентября того же года, на возвратном пути поэта.
  В Москве останавливался он в это время большею частию у одного из самых коротких ему людей - П. В. Н(ащоки)на. Чрезвычайно любопытны рассказы последнего об образе жизни поэта нашего во время его приездов в Москву в последние годы его холостой жизни и во все продолжение женатой. Из слов П. В. Н(ащоки)на можно видеть, как изменились привычки Пушкина, как страсть к светским развлечениям, к разноречивому говору многолюдства смягчилась в нем потребностями своего угла и семейной жизни. Пушкин казался домоседом. Целые дни проводил он в кругу домашних своего друга, на диване, с трубкой во рту и прислушиваясь к простому разговору, в котором дела хозяйственного быта стояли часто на первом плане. Надобны были даже усилия со стороны заботливого друга его, чтоб заставить
  Пушкина не прерывать своих знакомств, не скрываться от общества и выезжать. Пушкин следовал советам П. В. Н(ащоки)на нехотя: так уже нужда отдохновения начала превозмогать все другие склонности. Но в 1829 году наслаждения семейственности еще смутно представлялись ему. Цель была впереди, а запас страстей, еще не покоренный правильному течению жизни, утихал только на короткое время. Из дому Н(ащокин)а Пушкин выехал в Тифлис и 15 мая был уже в Георгиевске, где впервые начал известный свой журнал, приведенный в порядок только в 1835 году и напечатанный уже в "Современнике" 1836 года под заглавием "Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года".
  Несколько пояснительных слов к этому равно драгоценному и по содержанию, и по изложению своему документу не будут лишними. В черновой рукописи его Пушкин изъясняет первую причину своего путешествия следующим образом; "В 1829 году отправился я на Кавказ, лечиться на водах. Находясь в таком близком расстоянии от Тифлиса, мне захотелось туда съездить для свидания с некоторыми из моих приятелей и с братом, служившим тогда в Нижегородском драгунском полку. Приехав в Тифлис, я уже никого из них не нашел: армия выступила в поход. Желание видеть войну и сторону малоизвестную побудило меня просить позволения приехать в армию. Таким образом, видел я блестящую войну, конченную в несколько недель и увенчанную переходом через Саган-Лу и взятием Арзрума". Слова эти взяты из предисловия в то время, как уже Пушкин начал приводить журнал свой в порядок (1835). Журнал этот, как видели, начат был в Георгиевске; Александр Сергеевич возвратился к нему во второй раз в Владикавказе 22 мая. В июне, переехав Кавказ, он уже был в Тифлисе, где прожил около двух недель, ожидая позволения явиться в действующую против турок армию. Получив его, он тотчас же выехал и 13 июня прибыл в русский лагерь, расположенный за хребтами Са-ган-Лу, на берегу Карса-Чая. "Тифлисские ведомости" разноречат с этим показанием самого поэта, говоря, что он прибыл только 16-го июня в лагерь наш при Искан-Су: как бы то ни было, но с этого времени он разделял труды и походы армии, находился при разбитии сераскира1 Арзрумского, при поражении Гаки-Паши и при взятии самого Арзрума 27 июня. Он был один во всем лагере в статском платье и довольно забавно писал в Москву, что солдаты величают его пастором, когда он проезжает мимо их верхом. 19 июля покинул он Арзрум, начертив в тот же самый день строки, выражавшие основную мысль, которую должно было развить будущее предисловие к "Борису Годунову". После долгих Рассуждений с приятелями он спять еще пишет для себя в Арзруме: "С величайшим отвращением решаюсь я выдать в свет "Бориса Годунова". Успех или неудача моей трагедии будет иметь влияние на преобразование драматической нашей системы. Боюсь, чтоб собственные ее недостатки не замедлили хода..."2 1-го августа находим Пушкина снова в Тифлисе на возвратном пути в Россию; он выезжает оттуда 6-го августа, а 10-го нападает во Владикавказе на русский журнал, разбиравший его "Полтаву" в том духе, как мы показали3. Он с горечью замечает: "Таково было мне первое приветствие в любезном отечестве"4. 8-го сентября он уже находится на Горячих Минеральных Водах, по свидетельству почтамтского вида; в ноябре - в деревне, где 2-го ноября написано стихотворение "Зима! Что делать нам в деревне? Я встречаю...", между тем как "Дорожные жалобы" обозначены еще числом 4-го октября в рукописи и, если судить по первоначальному их заглавию "Дорожные стихи", может быть, писаны в повозке или на станции. В Петербург он является в половине ноября месяца [Весьма трудно определить теперь, где находился Пушкин с 8-го сентября, дня отъезда из Горячеводска, до 16-го ноября - вероятного дня прибытия его в Петербург. Некоторый свет дает следующая приписка Пушкина к одной главе "Онегина" (восьмой, выпущенной): "Моск. Павл. Волди-но. 1829". В Москве он был, как знаем, в марте месяце; место, обозначенное словом Павл., нам совершенно неизвестно, а Болдино - есть название села Нижегородской губернии (Лукояновекого уезда), принадлежавшего его отцу и о котором будем еще много говорить. Таким образом, можно полагать, что Пушкин проехал с Кавказа в Болдино5. На возвратном пути в Петербург из деревни он пробыл в Москве только несколько дней и почти никуда не показывался. Пребывание на Кавказских минеральных водах известно нам по темным слухам. Он там лечился, был в обществе друзей, играл... Стихотворения, связанные с Кавказом и с его природой, написаны им в течение сентября и октября месяца 1829 (г.) - стало быть, посреди беспокойной, странствующей жизни и в самых хлопотах вояжа. Пьеса "Зима! Что делать (нам) в деревне?.." и затем "Зимкее утро" уже проникнуты поэзией домашнего очага и северной природы. Во втором стихотворении, помеченном 3-м числом ноября6, сделана Пушкиным замечательная поправка. Конец четвертой его строфы читается в рукописи:
  ......Веселым треском
  Трещит затопленная печь.
  Приятно думать у лежанки.
  Но знаешь: не велеть ли в санки
  Коня черкасского запречь?
  Пушкин изменил последний стих, при печати, в другой! Кобылку бурую запречь? - и таким образом из довольно пышного образа сделал простую сельски тихую картину. Он всегда так исправлял свои стихотворения. Что касается до стихотворения "Стамбул гяуры нынче славят...", находящегося в тексте "Путешествия в Арзрум" и там приписанного Пушкиным какому-то небывалому янычару Амин-Оглу, то оно принадлежит к 1830 году, и мы упомянем о нем при описании жизни Пушкина в селе Волдине].
  В дополнение к этим заметкам да позволят нам привести несколько журнальных известий о путешествии поэта. Мы начнем прямо с местных "Тифлисских ведомостей", которые содержат довольно любопытные известия о пребывании поэта в столице Грузии. Вот что заключал в себе Š 29 (28 июля 1829, пятница) "Тифлисских ведомостей":
  "Надежды наши исполнились. Пушкин посетил Грузию. Он недолго был в Тифлисе: желая видеть войну, он испросил дозволение находиться в походе при действующих войсках и 16 июня прибыл в лагерь при Искан-Су. Первоклассный поэт наш пребывание свое в разных краях России означил произведениями славного его пера: с Кавказа дал он нам "Кавказского пленника", в Крыму написал "Бахчисарайский фонтан", в Бессарабии - "Цыган", во внутренних провинциях писал он прелестные картины "Онегина". Теперь читающая публика наша соединяет самые приятные надежды с пребыванием А. Пушкина в стане кавказских войск и вопрошает: чем любимый поэт наш, свидетель кровавых битв, подарит нас из стана военного? Подобно Горацию, поручавшему друга своего опасной стихии моря, мы просим судьбу сохранить нашего поэта среди ужасов брани".
  32(-й) Š "Тифлисских ведомостей" (9 августа 1829) в том же тоне извещал о вторичном посещении Тифлиса Пушкиным:
  "6 августа А. Пушкин, возвратившийся из Арзрума, выехал из Тифлиса к Кавказским минеральным водам. Любители изящного должны теперь ожидать прелестных подарков, коими гений Пушкина, возбужденный воспоминаниями о закавказском крае, без сомнения, наделит нашу литературу".
  Корреспондент "Северной пчелы" писал ей из крепости Владикавказа от 10 августа ("Северная пчела", Š 110, 12 сентября 1829 года):
  "Сего числа был здесь проездом А. С. Пушкин. Он приехал к нам из Арзрума и на другой день отправился далее с намерением побывать на Кавказских минеральных водах и потом отправиться чрез Моздок и Кизляр в Астрахань". (?)
  Почти в одинаковом тоне и одинаковыми словами, как и "Тифлисские ведомости", извещала "Северная пчела" о приезде Пушкина в Петербург ("Северная пчела", Š 138, 16 ноября):
  "А. С. Пушкин возвратился в здешнюю столицу из Арзрума. Он был на блистательном поприще побед и торжеств русского воинства, наслаждался зрелищем, любопытным для каждого, особенно для русского. Многие почитатели его музы надеются, что он обогатит нашу словесность каким-нибудь произведением, вдохновенным под тенью военных шатров, в виду неприступных гор и твердынь, на которых мощная рука эриванского героя7 водрузила русские знамена".
  Пушкин не обманул ожидания; он написал "Дон", "Делибаш" (7 сентября)8, "Монастырь на Казбеке" (20 сентября). "Кавказ" (того ж числа и кесяца), "Обвал" с французским пояснением заглавия в скобках: "Avalanche" [лавина, глыба снега (франц.). - Ред.] (29 октября) - все эти необычайно свежие и вместе смелые картины природы, составляющие драгоценные перлы описательной поэзии. Природа вообще отражалась удивительно полно и ясно в душе художника и на его произведениях. Он не ловил впечатлений ее с усилием, с боязнью недосмотреть или недоска-вать чего-либо. Картины природы у Пушкина немногословны, но всегда рождаются вместе с впечатлением и даже в стихах отражают характер каждого явления, возбудившего их. Стих пьесы "Дон" исполнен блеска и радости; он сжат и суров в "Обвале", мерен и торжественно спокоен в "Кавка-se". Чудная песнь "Олегов щит" была патриотической песнью Пушкина, довершившей эту вдохновенную передачу впечатлений славной войны, гремевшей вокруг него; но довольно странно, что все эти произведения стали появляться уже спустя два года после своего создания, именно в 1831 году, и притом отдельно и в разных изданиях, как-то: в "Северных цветах", "Литературной газете" и "Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду". Причину этой медленности и разрозненности появления должно преимущественно искать в самих воззваниях газет, какие сопровождали путешествие нашего поэта. Поэт сделал наперекор ожиданиям их. Он не терпел постороннего вмешательства в дело творчества, как мы уже знаем, и обращения газет к его музе производили на него неприятное впечатление. Он никак не мог понять, а еще менее допустить права распоряжаться его вдохновением, назначать предметы для труда и преследовать жизнь его таким образом до самых тайных ее помыслов и побуждений. Мысль эту перевел он, по обыкновению, на поэтический свой язык и выразил в 1830 году в превосходном своем стихотворении "Ответ анониму" ("О, кто бы ни был ты..."), о котором мы скажем еще несколько слов. В самом описании своего путешествия он посвятил ей еще несколько строк: "Искать вдохновения, - говорит он в предисловии, - всегда казалось мне смешной и нелепой причудою: вдохновения не сыщешь; оно само должно найти поэта". Еще свободнее изъяснялся он об этом предмете в дружеских разговорах: "Чего нельзя сказать ни о ком, - утверждал он, - то можно сказать о поэте. Ведь никто не позволит себе написать: мы думали, что такой-то поехал на Кавказ за отличием, а он вывез оттуда одну лихорадку? Почему же можно сказать в печати: мы думали, что поэт напишет такое-то стихотворение, а он написал совсем другое?"9
  Несколько беглых мыслей, навеянных случаем, встречей, минутной вспышкой вдохновения, сохранились в тетрадях поэта от этой эпохи. К числу таких произведений, как известно, принадлежит послание "К калмычке" ("Прощай, любезная калмычка..."), о которой Пушкин говорит еще в рукописи своей, что она имела довольно приятный голос и смуглое, темно-румяное лицо. На обратном пути из Арзрума в Тифлис 30 человек линейных казаков, сопровождавших Пушкина и возвращавшихся на родину, встретили казачий полк, шедший им на смену. Приветственные выстрелы из пистолетов загремели с обеих сторон в знак радости, а потом земляки наскоро обменялись новостями, которые внушили Пушкину несколько строчек:
  Был и я среди донцов, Гнал и я осмадов шайку; В память боев и пиров, Я привез домой нагайку. Дома... в тишине . Сохранил я балалайку - С нею рядом, на стене Я повешу и нагайку... Что таиться от друзей? Я люблю свою хозяйку: Часто думал я об ней И берег свою нагайку.
  В самом Арзруме 14 июня промелькнула в голове его мысль" не оставившая потом никакого следа:
  Критон, роскошный гражданин Очаровательных Афин, Во цвете жизни предавался Всем упоеньям бытия... Однажды - слушайте, друзья! Он по Керамику скитался, И вдруг из рощи вековой, Красою девственной блистая, В одежде легкой и простой Явилась Нимфа молодая...10
  По сю сторону Кавказа он встречает где-то бюст завоевателя и пишет к нему:
  Напрасно видишь тут ошибку:
  Рука искусства навела
  На мрамор этих уст улыбку
  И гнев на хладный лоск чела.
  Недаром лик сей двуязычен.
  Таков и был сей властелин:
  К противочувствиям привычен
  В лице и в жизни арлекин.
  Все это походит как будто на поэтическую беседу с самим собой, которой вообще Пушкин часто предавался. Подобные стихотворные заметки превращались у него иногда в полные, художественные создания. Кстати уже будет привести здесь и стихотворение, порожденное внезапным звуком военной зори, поразившим поэта:
  Зорю бьют... Из рук моих Ветхий Данте выпадает; На устах начатый стих Недочитанный затих... Звук далече улетает. Звук привычный, звук живой! Сколь ты часто раздавался Там, где тихо развивался Я... давнишнею... порой!..
  ГЛАВА XIX
  "Галуб" и "П утешествие Онегина": Программа "Галуба". - Посмертные названия, данные его (Пушкина) произведениям издателями. - В "Галубе" первое проявление эпического настроения. - Анализ "Галуба". - О выпущенной странице в "Путешествии в Арзрум", где говорился о значении христианской проповеди для диких племен. - Вторая программа "Галуба". - В декабре 1829 г. начаты первые строфы VIII главы "Онегина", которая заключала в себе странствование Онегина. - Как писался "Онегин". - Пропущенные строфы. - Перечень глав с хронологическими указаниями. - Связь идеи "Демона" с I главой "Онегина" по рукописи. - Неизданные стихи "Мне было грустно, тяжко, больно...". - Отрывок из "Странствований Онегина", помещенный в "Московском вестнике" 1827 г. - Заметка об этой выдержке. - "Онегин" в производительном отношении столько же замечателен, как и в художественном.
  По возвращении своем в С.-Петербург Пушкин приступил к новой поэме "Галуб" [Заглавия некоторых произведений Пушкина, особенно гех, которые явились после смерти его, придуманы издателями его сочинений. К числу таких принадлежат "Галуб" и "Русалка", не имевшие у автора нашего никакого обозначения. Название "Галуб" дано "Современником" 1837 года и, по нашему мнению, не совсем счастливо. Поэма должна бы назваться скорее "Тазитом", именем настоящего своего героя1. В позднейших лирических произведениях встречается то же. Стихотворение "Лицейская годовщина" ("Была пора, наш праздник молодой...") названо так "Современником" 1837 г. по отсутствию заглавия у самого автора, но пьеса должна бы скорее именоваться "19 октября 1836 года". Притом же она причислена журналом к трем последним стихотворениям Пушкина, вместе с пьесами "Опять на родине" и "Молитва"2. Тут есть важная ошибка. Стихотворение "Опять на родине" в рукописи имеет пометку: "26 сентября 1835 года", стало быть, написано за 16 с лишком месяцев до смерти автора, к последним стихотворениям принадлежать не может и нарушает вместе с тем истину всего заглавия, данного "Современником" (см. примечания к пьесе).]. Правда, в это время набросал он только программу ее и первый очерк; он принялся снова за поэму после долгого промежутка времени, который с достоверностью определить нельзя, но который полагать можно в 3 или 4 года, да и тогда еще оставил он новое произведение свое без окончания и отделки. Все это объясняется теперь направлением, какое стала принимать творческая способность Пушкина в последние годы его жизни. "Галуб" был первым и еще не совсем ясным проблеском эпического настроения духа, поражающего в Пушкине особенно с 1833 года. Поэма осталась в отрывке, потому что не вполне еще установилось самонаправление автора. Изложение ее программы пояснит наши слова, но скажем наперед, что Кавказ и в это время был поводом к новым соображениям для поэта, как за 9 лет перед тем.
  Поэма навеяна историческим горным хребтом, но в этот раз Пушкин взял героя из самой среды племени, населяющего его. Тазит, может быть, одной беглой чертой связывается с европейским миром: поэт вскользь упоминает, что этэ ребенок, неизвестно где найденный; но затем герой поэмы уже составляет часть того народа, с которым вскоре начинает расходиться в характере и в требованиях нравственной природы. Поэт даже и не описывает, как это случилось, какой цепью мыслей приведен он был к разноречию с своим племенем:
  Как знать? Незрима глубь сердец! В мечтаньях отрок своеволен, Как ветер в небе...
  Но отец Уже Тазитом недоволен.
  Такое молчание есть замечательная черта силы творческого соображения. Пушкин не останавливается над тайной работой духа, неуловимой, как подземная, скрытая работа природы. Он тотчас переходит к описанию трех дней отсутствия Тазита из отцовского дома и с первых стихов уже вполне выражает в чудной картине неспособность Тазита к так называемым доблестям племени: мщению, жажде корысти и наконец отвращение его от всей нравственной основы народного существования единокровных. Сцены между-Тази-том и отцом принадлежат к разительнейшим сценам драматического искусства. Отвергнутый отцом, Тазит ищет любви и сватается за дочь одного чеченца. На этом месте отрывок кончается, но уже читатель предвидит неуспех дела: Тазит выступил из принятого круга понятий и войти снова в общую жизнь народа не может. В том виде, в каком дошла до нас поэма, читатель остается в совершенном недоумении, где и какой исток найдет вся эта тревога мощной души, пробужденной к истине, чем и когда может завершиться эта неожиданная драма? Программа отвечает на вопрос и сообщает настоящее слово поэмы, ее истинную мысль: вся драма должна была объясниться и закончиться христианством. Вот как составлена программа у Пушкина:
  "Обряд похорон.
  Уздень3 и меньшой сын.
  I день (отутствия Тазита). Лань - почта - грузинские купцы.
  II день. Орел - казак.
  III день. Отец его гонит".
  По обыкновению, Пушкин в точности следует своей программе, изменив только некоторые события в днях отсутствия Тазита из отцовского дома, что читатель легко заметит, но затем уже программа говорит:
  "Юноша и монах.
  Любовь отвергнута.
  Битва и монах".
  Оба раза слово, означающее инока, проводника мира и благовестия, подчеркнуто в рукописи: он и действительно должен был завершить благодатное дело сердца и обстоятельств. К нему-то исподволь, но с замечательной твердостью руки, ведет поэт героя своего с самого начала. Здесь останавливаемся из опасения впасть в произвольные толкования и догадки; но полагаем, что немногих слов наших достаточно для показания, какой обширный круг должна была захватить поэма, навеянная Пушкину Кавказом, и чем она могла кончиться. Если принять в соображение одну жаркую страницу, написанную Пушкиным в своем "Путешествии в Арзрум" и выпущенную неизвестно почему, где он говорит о значении вообще христианской проповеди для диких племен, то даже представляется возможность думать, что просветленный и умиротворенный Тазит является снова между народом своим в качестве учителя и, по всем вероятиям, искупительной жертвы... Начиная с Шатобриана4, европейские литературы нередко представляли нам развитие той же мысли, какая преобладает в поэме Пушкина; но верность характеру, местности и нравственным типам края, истина и трагическое величие сделали бы ее, вероятно, явлением совершенно другого рода и непохожим на предшествовавшие образцы [В тетрадях Пушкина отыскана еще и вторая программа "Галуба", которая показывает, что Тазит был уже христианином еще в ауле своего отца. Иногда кажется, из сличения обеих программ, что поэт имел двоякое намерение в отношении своего героя. По первой можно предполагать, что он хотел сделать инока орудием его просветления; по второй, что сам инок или миссионер, упоминаемый в ней, есть Тазит, решившийся на распространение христианства в собственной своей родине6. 1. Похороны.
  2. Черкес-христианин.
  3. Купец.
  4. Раб.
  б. Убийца].
  В Петербурге же начата и первая строфа 8 главы "Онегина"8, именно 24 декабря 1829 г. Строфы "Онегина" писались вразбивку и ложились в естественный свой порядок уже по окончании каждой главы. Этим обстоятельством изъясняется множество пропущенных строф в "Онегине", обозначенных только римскими цифрами. Некоторые из них действительно были выкинуты, но немало есть и таких, которые совсем не были написаны, а если и существовали, то единственно в памяти поэта. Пустые места, оставляемые ими в романе, обозначались римскими цифрами, и цифры эти служили, таким образом, скрытной связью между строфами. Много примеров подобной работы вразбивку находим в рукописях Пушкина. Рукописи же его дополняют и тот небольшой, но весьма занимательный листок, где сам автор делает обзор своему роману с показанием времени происхождения глав и порядка, какой он хотел сообщить им при полном издании. Порядок был, однако ж, изменен в 1833 г., когда "Онегин" действительно вышел вполне. Вот листок наш:
  "Онегин"
  "Часть первая. Предисловие.
  I песнь. - Хандра, Кишинев. Одесса.
  II - - Поэт. Одесса. 1824.
  Ш - - Барышня. Одесса. Михайловское. 1824. Часть вторая.
  IV песнь. Деревня. Михайловское. 1825.
  V - Именины. Мих. 1825. 1826.
  VI - Поединок. Мих. 1826. Часть третья.
  VII песнь. Москва. Москва. Мих. С.-Пб. Маленники. 1827. 1828.
  VIII - Странствие. Москва, Павл. Болдино, 18297.
  IX - Большой свет. Болдино. Примечания".
  6. Изгнание.
  7. Любовь.
  8. Сватовство.
  9. Отказ.
  10. Миссионер.
  11. Война.
  12. Сражение.
  13. Смерть.
  14. Эпилог.
  Довольно любопытно, что по мере исполнения программы Пушкин зачеркивал в ней номера, соответствовавшие частям поэмы, уже написанным. Так зачеркнуты были семь первых цифр программы. Остались нетронутыми семь других. Цифры эти и следовало еще обратить в живую речь и поэтические образы.
  Известно, что в Болдине в 1830 году кончена последняя глава (девятая) "Онегина", и Пушкин в конце своего листка номечает весь итог времени, употребленный на его создание:
  Кишинев 1823 года, 9 мая.
  Болдино 1830 года, 25 сентября.
  7 лет, 4 месяца, 17 дней.
  Как ни положительно указание цифр в документе, но он еще не может быть принят без оговорки. Составляя его, Пушкин имел в виду издание романа для публики и сообщил главам хронологическую последовательность, какой они не имеют в рукописях. Сличая последние с печатным текстом, мы видим, что все песни пополняются одна другой: строфы 1825 года переходят в строфы 1826 и т. д. Один пример из этой расстановки поэтического труда, уже после его окончания, будет достаточен для читателей. Нынешняя осьмая глава романа была девятой в рукописи, а настоящая осьмая - "Странствие Онегина" - выпущена автором. Строфы этой главы, однако же, составили порядочную часть нынешней 8-й главы или "Большого света". Таким образом, указание документа, приведенного нами, что "Странствие Онегина" написано в 1829, а "Большой свет" в 1830 году, не имеет строгой математической точности. Переходя к отдельным строфам, мы замечаем то же. Строфа, например, печатной 8 главы:
  В те дни, когда в садах лицея
  Я безмятежно расцветал... -
  написана, как было уже сказано, 24 декабря 1829, а последующие за ней строфы X, XI, XII помечены в рукописях тремя месяцами ранее, именно 2-м числом октября; другими словами, они написаны еще прежде первой строфы. Поэт, как видим, предоставил совершенную свободу вдохновению своему и заключал его в определенную раму уже по соображениям, являвшимся затем. Даже время окончания "Онегина", показанное Пушкиным в Болдине 1830 года, не совсем точно: он дополнял или, может быть, переправлял последнюю главу "Онегина" еще в 1831 году, в Царском Селе. Письмо Онегина к Татьяне помечено в рукописи: "5 октября 1831". Правда, в Болдине написаны годом ранее, 25 сентября, четыре окончательные строфы "Онегина", но тут мы опять видим работу наизворот. Спустя год Пушкин создал звено, которое должно было предшествовать им. Всего любопытнее, что некоторые места "Онегина" перенесены в другие сочинения его или сделались черновыми оригиналами отдельных стихотворений. Нам уже известно, в каких близких, родственных отношениях находится пьеса "Демон" с "Кавказским пленником", но об ней есть намек и в первой главе "Онегина". При описании своего знакомства с героем романа в Петербурге Пушкин прибавляет в рукописи:
  Мне было грустно, тяжко, больно...
  Но, одолев мой ум в борьбе,
  Он сочетал меня невольно
  Своей таинственной судьбе;
  Я стал взирать его очамк:
  С его печальными речами
  Мои слова звучали в лад...8
  Синтаксическая ошибка в четвертом стихе доказывает, что ото не более как беглая, черновая заметка, но она содержит основную мысль "Демона" и важна еще для нас сознанием Пушкина, что представляемый им идеал действовал болезненно на него самого. Действительно, в жизни позта влияние подобной личности могло быть только минутным, скоропреходящим случаем. В той же первой главе мы находим одао недописанное четверостишие, перенесенное потом в "Графа Нулина":
  Так резвый баловень служанки, Анбара страж, усатый кот За мышью крадется с лежанки, Протянется...... идет ....
  Место относится к XI строфе9. Мы еще будем говорить подробнее о черновом, рукописном "Онегине". Есть даже печатное свидетельство этого способа создания. Несколько строф выпущенной 8 главы напечатаны были в "Московском вестнике" 1827 года, Š VI, под названием "Одесса". Таким образом, "Странствие Онегина", может быть, написано еще в 1826 году, вместе с 6-й главой романа10. Заметка к этой выдержке из романа не менее любопытна. В журнале было оговорено в скобках: "Из 7 главы "Онегина". Так, Пушкин в это время еще не знал даже о содержании будущих песен своей поэмы: седьмая глава "Онегина" наполнена портретом Татьяны, отъездом ее в Москву и описанием Москвы. Кроме всех других качеств, "Евгений Онегин" есть еще поистине изумительный пример способа создания, противоречащего начальным правилам всякого сочинения. Только необычайная верность взгляда и особенная твердость руки могли при этих условиях довершить первоначальную мысль в таком единстве, в такой полноте и художнической соразмерности. Несмотря на известный перерыв (выпущенную главу), нет признаков насильственного сцепления рассказа в романе, нет места, включенного для механической связи частей его. Из всех произведений Пушкина "Евгений Онегин" наиболее понятен иностранцам, которых поражают прелесть его развязки, теплота его чувства и, особенно, мастерство и грация основного его рисунка. Последнее делается для нас вдвойне замечательным после всего сказанного. Оставляем на время знаменитое произведение Пушкина; мы скоро возвратимся к нему еще с другими подробностями.
  ГЛАВА XX
  Значение первой половины 18 3 0 г. в жизни поэта, история его сношений с братом Л.С.Пушкиным: Декабрь 1829 г. - Мысль о смерти, стихотворение "Брожу ли я вдоль улиц шумных...". - Выпущенная строфа из него и его значение. - Прогулка пешком в Царское Село и неизданное стихотворение "Воспоминаньями смущенный...". - Значение стихотворения. - Пушкину 30 лет. - Новое настроение духа в его произведешях. - "Ответ анониму", близость семейной жизни. - Отношения к брату Льву. - Братская любовь поэта, неизданные стихи "Брат милый...". - Французское напутственное письмо к брату при вступ-тнии его в свет. - Русские письма А. Пушкина к брату в 1822 г., укор за употребление французского языка. - Нежные письма к брату тогда же. - Он делает брата редактором своих стихотворений. - письмо к брату в 1823 г. о различных стихах, напечатанных в "Полярной звезде" 1823 г. - Препоручения всех возможных родов. - Письмо 1824 г. о доставлении "Эды", "Русской старины", "Талии", спора меж-8 Дмитриевым и князем Вяземским, "Чернеца" Козлова, высокое мне-пше о последнем. - Продолжение переписки, заметка о Хмельниц-шм, - Заметка о наводнении 1824 г. - Черты сострадания в Пушкине. - Переписка с братом об издании первой главы "Онегина" в 1825 г. - Переписка о переменах в стихах "Онегина". - Мысль о втором издании "Кавказского пленника", предупрежденная самовольным изданием г. Ольдекопа при переводе его на немецкий язык. - Как врат Лев смотрел на стихи и на авторские комиссии поэта. - Как качались литературные связи с Плетневым. - Пушкин поручает Плетневу издание своих сочинений. - Лев Пушкин и Плетнев издатели их. - первый оказывается неисправным комиссионером. - Укор брату за равнодушие и. легкомыслие в делах. - Замечание Пушкина о повести Погорельского "Лафертовская макавница". - Отношение Пушкина к брату Льву после 1825 г. - Возвращение к биографии. - Стихи Гульянова, писанные в июне 1830 г. и вызвавшие стихотворение "Ответ анониму". - 1830 г. и разница в настроении в двух его полотнах. - Беспокойное искание цели существования в первой его половине. - Желание ехать за границу и определиться в Китайскую миссию. - Стихи об этом и примеры, как большая часть произведений его вызвана жизнью.
  Замечательно, что в среде этой живой деятельности, в цвете сил и таланта, мысль о смерти стала мелькать перед глазами Пушкина с неотвязчивостию, которая так превосходно выражена в стихотворении "Брожу ли я вдоль улиц шумных..." и проч., написанном "26 декабря 1829 года". Оно имеет пометку: "С.-Петербург, 3 часа, 5 минут", и одна строфа его, выпущенная впоследствии, еще сильнее подтверждает общую мысль поэта:
  Кружусь ли я в толпе мятежной, Вкушаю ль сладостный покой, Но мысль о смерти неизбежной Везде близка, всегда со мной.
  В середине самого стихотворения есть еще одна недоделанная строфа, из которой ярко выходят два стиха, содержащие темное предчувствие:
  Но не вотще меня знакомит С могилой ясная мечта...
  Известно, что эта пьеса кончается радостным примирением с законами, положенными природе и человеку; но предчувствия обманули Пушкина. Еще целых 8 лет жизни с ее наслаждениями и с ее горем назначала ему судьба, но стихотворение само по себе остается как памятник особенного душевного состояния поэта. Часто и часто возвращался он к самому себе в эту эпоху и всегда с грустной мыслию. Усталое, неудовлетворенное чувство, жизнь, разобранная на множество целей, беспрестанно откидывали его к прошлому и к собственному сердцу. Голос, которым он говорил в эти минуты тайного расчета с самим собою, поразителен скорбью, жаром и глубокой поэзией души. Одной из таких чудных песен проводил он и 1829 год, предпоследний год холостой своей жизни.
  Пушкин, как известно, был неутомимый ходок и иногда делал прогулки пешком из Петербурга в Царское Село. Он выходил из города рано поутру, выпивал стакан вина на Средней Рогатке и к обеду являлся в Царское Село. После прогулки в его садах он тем же путем возвращался назад. Может быть, в одно из таких путешествий задуманы были "Воспоминания в Царском Селе", помеченные в тетради его: "Декабря 1829 года. С. П. Б." Только значительный навык, приобретенный нами в разборе его рукописей, помог нам списать в точности и сохранить это драгоценное во многих отношениях стихотворение.
  ВОСПОМИНАНИЯ В Ц(АРСКОМ) С(ЕЛЕ)
  Воспоминаньями смущенный,
  Исполнен сладкою тоской, Сады прекрасные, под сумрак ваш священный
  Вхожу о поникшею главой! Так отрок Библии - безумный расточитель - До капли истощив раскаянья фиал, Увидев наконец родимую обитель,
  Главой поник и зарыдал!
  В пылу восторгов скоротечных,
  В бесплодном вихре суеты, О, много расточил сокровищ я сердечных
  За недоступные мечты!
  И долго я блуждал, и часто, утомленный, Раскаяньем горя, предчувствуя беды, Я думал о тебе, приют благословенный.
  Воображал сии сады!
  Воображал оэй день счастливый,
  Когда средь них возник лицей И слышал...* снова шум игривый,
  И видел вновь семью друзей! Вновь нежным отроком, то пылким, то ленивым, Мечтанья смутные в груди моей тая, Скитался по лугам, по рощам молчаливым...
  Поэтом ... забывался я!
  И славных лет передо мною
  Являлись вечные следы: Еще исполнены великою женою
  Ее любимые сады!
  Стоят населены чертогами, столпами, Гробницами друзей, кумирами богов, И славой мраморной, и медными хвалами
  Екатерининых орлов!
  14 Декабря 1829. С.-Петербург.
  Уже написав стихотворение, Пушкин снова возвращается к нему и добавляет его новой строфой:
  Садятся призраки героев
  У посвященных им столпов; Глядите: вот герой, стеснитель ратных строев,
  Перун кагульских берегов!1 Вот, вот могучий вождь полунощного флага, Пред кем морей пожар и плавал, и летал!2 Вот верный брат его, герой Архипелага3,
  Вот наваринский Ганнибал!4
  [* Точки везде замещают неразобранные стихи. Просим читателей не забывать этого и при других выписках наших]
  Вся строфа эта действительно необходима была для завершения пьесы, но и с ней еще оно представляет, как легко заметить, первый, невыправленный очерк - слабую тень того, чем оно могло бы сделаться, если бы художнический резец прошел еще раз по нем. Однако же и в том виде, в каком имеем его, оно еще дорого по истине чувства, по задушевному голосу, пробегающему в первых двух его строфах. Так провожал Пушкин последний год молодости своей: ему уже было 30 лет, и три четверти жизни для него промчались.
  Совсем другие звуки, совсем другое настроение духа является в стихотворениях Пушкина следующего, 1830, года. Вспомним превосходную его пьесу "Ответ анониму":
  О кто бы ни был ты, чье ласковое пенье Приветствует мое к блаженству возрожденье, - которое с глубокой жалобой на участь поэта, покупающего внимание публики ценою собственных горьких дум и страданий, содержит намек на обстоятельство, переменившее как жизнь Пушкина, так и течение его мыслей5. "Но счастие поэта, - говорит он в конце своего превосходного стихотворения, -
  Меж ними не найдет сердечного привета, Когда боязненно безмолвствует оно..."
  Для Пушкина наступило то счастие, о котором, по свидетельству покойного Льва Сергеевича Пушкина, всегда мечтал поэт наш, - счастие семейной жизни. Кстати сказать здесь, что дружеское расположение поэта к Льву Сергеевичу началось весьма рано и долго продолжалось. Как старший в семье, Александр Сергеевич часто обращался к брату с советами, деятельною помощью, иногда выговорами и упреками, в которых чувство нежности и любви, может быть, выражалось еще сильнее, чем в положительном изъявлении его. Для брата своего, при вступлении его в свет, Александр Сергеевич написал длинное наставление, которое, может быть, составляет лучшую характеристику как нравов времени, так и его собственного душевного состояния в эпоху пребывания на юге России. Тогда же, именно из Кишинева, умолял он Дельвига принять молодого Льва Сергеевича под свое покровительство, как мы уже знаем из письма к первому от 23 марта 1821 года. Но так как почти ни одно чувство не проходило в душе Пушкина без поэтического отзвука, то в бумагах его сохранилось небольшое стихотворение, может быть и оконченное позднее, но нам доставшееся в отрывке:
  Брат милый! отроком расстался ты со мной;
  В разлуке протекли медлительные годы:
  Теперь ты юноша и полною душой
  Цветешь для радостей, для света, для свободы.
  Какое поприще отверзлось пред тобой!
  Как много для тебя восторгов, наслаждений,
  И сладостных забот, и милых заблуждений...6
  Да позволено нам будет остановиться на несколько минут. В жизни Пушкина струна братской привязанности звучала сильно, и нельзя покинуть ее без внимания; но для изложения дела следует возвратиться опять к страннической жизни поэта на юге России и к пребыванию его в деревне в 1824 - 1825 годах.
  Мы можем привести несколько строк из того дружеского письма, о котором упомянули выше и которым Александр Сергеевич напутствовал брата при вступлении его в свет. Оно писано по-французски и в целом представляет систему, изложенную очень остроумно, но весьма мало сходную с правилами самого автора ее, когда устаневился его взгляд на предметы. Система эта просто была модный лоск того времени, которым прикрывались старые и молодые люди для эффекта. Вот что извлекаем из письма:
  "Vous etes dans Г age ou 1'on doit songer a la carriere que Ton doit parcourir. Je vous ai dit les raisons, pourquoi 1'etat nrilitaire me parait preferable a tous les autres. En tout cas vetre conduite va decider pour longtemps de votre reputation et peut-etre de votre bonheur.
  Vous aurez affaire a des hommes que vous ne connaissez pas encore... Ne les jugez pas par votre coeur, que je crois noble et bon, et qui de plus est encore jeune... Soyez froid avec tout le monde. La familiarite nuit toujours, mais surtout gardez-was de vous у abandonner ave

Другие авторы
  • Репнинский Яков Николаевич
  • Пругавин Александр Степанович
  • Новиков Андрей Никитич
  • Щепкина Александра Владимировна
  • Скабичевский Александр Михайлович
  • Черткова Анна Константиновна
  • Сенковский Осип Иванович
  • Плавильщиков Петр Алексеевич
  • Мейендорф Егор Казимирович
  • Карабчевский Николай Платонович
  • Другие произведения
  • Кондурушкин Степан Семенович - Бой
  • Миклухо-Маклай Николай Николаевич - Путешествия 1874-1887 гг.
  • Баратынский Евгений Абрамович - Пиры
  • Чернышевский Николай Гаврилович - По поводу смешения в науке терминов "развитие" и "процесс"
  • Вагинов Константин Константинович - Козлиная песнь
  • Духоборы - Кузьма Тарасов. Канадские духоборы как миротворцы
  • Некрасов Николай Алексеевич - Летопись русского театра. Май, июнь
  • Коцебу Август - Август Коцебу: биографическая справка
  • Бунин Иван Алексеевич - Третий класс
  • Волошин Максимилиан Александрович - Письмо А. М. Ремизову
  • Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (23.11.2012)
    Просмотров: 383 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа