Анненков Павел Васильевич - Материалы для биографии А. С. Пушкина, Страница 4 - Книги

И где веселья быстрый день?

Промчались лётом сновиденья,

Увяла прелесть наслажденья, И снова вкруг меня угрюмой скуки тень!..

Я счастлив был! нет, я вчера не был счастлив; поутру я мучился ожиданьем, с неописанным волненьем стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу - ее не видно было! Наконец я потерял надежду, вдруг нечаянно встречаюсь с нею на лестнице... сладкая минута!

Он пел любовь, но был печален глас. Увы! он знал любви одну лишь муку41.

Жуковский.

Как она мила была! как черное платье пристало к милой Б(акуниной)!

Я был счастлив 5 минут!"42

Лицейские элегии Пушкина "Месяц", "Окно", "Сну"43 и проч. оставили нам еще другое напоминовение о всех волнениях воображаемой страсти, которая была только едва мерцающей зарей сердечного чувства, так сильно развитого впоследствии у Пушкина; но он еспомнил об ней позднее с умилением. Прибавим, что он совершенно забыл впечатления, высказанные им в стихотворениях "К Наташе", "К молодой актрисе" и проч., которые связывались с домашним театром одного из жителей Царского Села44, и сберег в памяти навсегда только одно: впечатление чистой, детской красоты, случайно встреченной им в годину ученической жизни...

Наконец, заключаем разбор лицейских записок выпиской целого портрета. Это первый полный опыт Пушкина в создании лица, характера - первое чисто литературное его произведение. Полагаем, что эти качества сообщат ему особенную занимательность.

"17.

Вчера провел я вечер с Ик((онниковым).

Хотите ли вы видеть странного человека, чудака, - посмотрите на Ик(онникова). Поступки его - поступки сумасшедшего; вы входите в его комнату: видите высокого, худого человека, в черном сюртуке, с шеей, окутанной черным, изорванным платком. Лицо бледное, волосы не острижены, не расчесаны; он стоит задумавшись, кулаком нюхает табак из коробочки - он дико смотрит на вас. Вы ему близкий знакомый, вы ему родственник или друг - он вас не узнает. Вы подходите, зовете его по имени, говорите свое имя, он вскрикивает, кидается на шею, целует, жмет руку, хохочет задушевным голосом, кланяется, садится, начинает речь, не доканчивает, трет себе лоб, ерошит голову, вздыхает. Перед ним карафин воды; он наливает стакан и пьет, наливает другой, третий, четвертый - спрашивает еще воды и еще пьет, говорит о своем бедном положении. Он не имеет ни денег, ни места, ни покровительства; ходит пешком из П(етербур)га в Ц(арское) С(ело), чтобы осведомиться о каком-то месте, которое обещал ему какой-то шарлатан. Он беден, горд и дерзок; рассыпается в благодареньях за ничтожную услугу или простую учтивость, неблагодарен и даже сердится за благодеянье, ему оказанное, - легкомыслен до чрезвычайности, мнителен, чувствителен, честолюбив. Ик(онников) имеет дарования, пишет изрядно стихи и любит поэзию. - Вы читаете ему свою пьесу - наотрез говорит он: такое-то место глупо, без смысла, низко; - зато за самые посредственные стихи кидается вам на шею и называет вас гением. Иногда он учтив до бесконечности, в другое время груб нестерпимо. Его любят иногда, смешит он часто, а жалок почти всегда"45.

Здесь кончаются записки Пушкина, и мы теперь же пере-хсдим к подробному разбору так называемых лицейских его стихотворений, которые составляют довольно многочисленную семью, заслуживающую внимание по многим обстоятельствам. Не говоря уже об интересе, который связывается даже с незрелыми произведениями истинного художника, они способствуют еще к уразумению нравственной его физио-гномии в известную эпоху жизни. За неимением ближайших сведений, погибающих вместе с людьми и даже прежде людей, эти данные имеют сами по себе немаловажное достоинство.

Первыми русскими стихотворениями Пушкина, написанными в лицее, должны считаться его "Послание к сестре"46, не бывшее в печати, и следующие стихотворения, помещенные в "Вестнике Европы" 1814 года, издававшемся Владимиром Васильевичем Измайловым: 1) "К другу стихотворцу", 2) "Кольна", 3) "Венере от Лаисы, при посвящении ей зеркала", 4) "Опытность" и 5) "Блаженство". За указание этих стихотворений мы обязаны глубокою благодарностию, вместе с читателями нашими, барону М. А. Корфу, сообщивше-му нам тетрадь стихотворений, где собраны лицейские произведения его бывших товарищей. Без нее, может быть, никогда бы и нельзя было с надлежащей достоверностью разъяснить вопрос о первых произведениях Пушкина. Последние два из приведенных стихотворений очень любопытны как раннее подражание Батюшкову [Первым напечатанным стихотворением Пушкина было послание "К другу стихотворцу" ("Вестник Европы", 1814, 13, подпись Александр Н. к. ш. п.). Известный библиограф наш С. Д. Полторацкий сообщает даже подробности о дне появления первого произведения Пушкина в печати- Вот слова, извлеченные из тетрадей его, наполненных любопытными заметками и сведениями.

"Сколько мне известно, - говорит он, - это ("К другу стихотворцу") первое напечатанное стихотворение Пушкина. Оно появилось в свет в субботу, 4 июля 1814 года, потому что 13-я книжка "Вестника Европы", в которой оно напечатано, вышла в свет и раздавалась подписчикам в этот день, что видно из "Московских ведомостей" ( 53, суббота, 4 июля 1814, стр. 1320, столбец 2-й). Измайлов (Владимир Васильевич), издававший в 1814 году "Вестник Европы", получил это стихотворение еще в апреле месяце, но не хотел его печатать, не узнав прежде имени сочинителя.

Это видно из следующего объяснения, напечатанного в 8-м "Вестник" Европы" (1814, часть 74, стр. 324):

От. издателя:

Просим сочинителя присланной в "Вестник Европы" пьесы под названием "К другу стихотворцу", как всех других сочинителей, объявить нам свое имя, ибо мы поставили себе законом не печатать тех сочинений, которых авторы не сообщили нам своего имени и адреса. Но смеем уверить, что мы ее употребим во зло право издателя и не откроем тайны имени, когда автору угодно скрыть его от публики".]. К 1814 году принадлежат также стихотворения "Красавице, которая нюхала табак", "Пирующие друзья"47, пьеса "Путешественнику", настоящее заглавие которой было "К Н. Г. Л(омоносо)ву", романс "Под вечер, осенью ненастной..." - и, может быть, "Послание к Батюшкову" ("Философ резвый и пиит...").

Ранее этих первых опытов трудно, кажется, сыскать что-либо. По указанию кн. Вяземского, стихотворение "На смерть Кутузова" ("Отечество в слезах познало весть ужасну..."), приписанное одним журналом Александру Пушкину и помещенное в "Вестнике Европы" 1813 года, принадлежит родственнику нашего поэта, Алексею Михайловичу Пушкину.

В 1815 году деятельность молодого поэта расширяется. Кроме двух пьес - "Наполеон на Эльбе", помещенной в "Сыне отечества" на 1815 год ( XXV и XXVI), и "На возвращение императора Александра из Парижа"48, напечатанной в "Трудах Общества любителей российской словесности при императорском Московском университете" (1817, часть IX), - уже 18 пьес Пушкина является в "Российском музеу-ме, или Журнале европейских новостей на 1815 год", издания того же В. В. Измайлова, который был восприемником первых произведений почти всех лицейских поэтов. Дельвиг поместил в обоих его журналах (1814 и 1815 годов) до 15 пьес. Илличевский 9 и проч. Должно заметить, что А. Д. Ил-личевский своими эпиграммами и шутками, переделанными с французского, пользовался у товарищей высоким уважением как автор и оспаривал у Пушкина честь первенства до тех пор, пока Державин своим одобрением не решил, кому отдать преимущество.

Из 18 пьес Пушкина, помещенных в "Российском музеу-ме", только 9 вошли в посмертное издание его сочинений (1838 - 41 г.), а 9 выпущены. Подписаны они были в журнале разными цифрами, буквами и анаграммой, что все указано в примечаниях наших к стихотворениям, ныне вполне собранным.

Далее, в "Трудах Общества любителей российской словесности при им(ператорском) Моск. университете" (1818, часть X) помещены были две пьесы Пушкина, написанные им одна в 1815 году, а другая в 1817: 1) "Безверие" (1817), 2) "Гробница Анакреона" (1815), а в журнале П. Корсакова "Северный наблюдатель" 1817 года 5 следующих: 1) "Певец" (1816), 2) "К ней" ("Эльвина, милый друг...", 1816), 3) "Послание к Лиде" ("Тебе, наперсница Венеры...", 1816), 4) "Пробуждение" ("Мечты, мечты...", 1816), 5) "Эпиграмма" ("Покойник Клит...", 1816)49.

Из них только "Послание к Лиде" пропущено было посмертным изданием сочинений Пушкина 1838 - 41 г.

К лицейским же (в точном смысле слова) должна принадлежать и пьеса "Разлука"50, напечатанная в "Невском зрителе" 1820 года (часть II) под заглавием "К(юхельбекер)у", м пять пьес, напечатанных в альманахе "Памятник отечественных муз на 1827", именно: "Романс" (1814), "Желание" (1816), "Фавн и пастушка" (1816), "Заздравный кубок" (1816), "К живописцу" (1815) и наконец семнадцать, впервые помешенных в издании стихотворений Пушкина 1826, именно"

"Друзьям" (1816), "Амур и Гименей" (1816), "Роза" (1816), "Ш(ишк)ову" (1816), "Пушкину" (1817)51, "Дельвигу" (1817), "К***" ("Не спрашивай, зачем унылой думой...", 1817), "Торжество Вакха" и 9 мелких пьес (эпиграмм и надписей).

Всего же напечатанных при жизни поэта лицейских стихотворений, если включить сюда и "Послание к Каверину" ("Московский вестник", 1828, XVII), считаем мы пятьдесят шесть, между тем как полное число произведений, обозначаемых "лицейскими" и собранных в настоящем издании, восходит до 120, да и то еще нельзя ручаться, чтоб тут не было пропусков.

Лицейские стихотворения не могут быть ограничены июнем месяцем 1817 года, т. е. месяцем выпуска воспитанников, потому что одинаковый тон, сходство стиха и направления связывают с ними неразрывно и произведения нашего поэта второй половины того же самого года. Вот почему, как в нашем издании, так и при исчислении его произведений, мы отнесли к "лицейским" все пьесы до 1818 и только с этого года начинаем другой отдел. Правда, название становится не совсем точно, но, будучи принято по общему соглашению для обозначения духа известной цепи произведений, оно не теряет своей верности и в настоящем случае. Пушкин сделался весьма строг к "грехам отрочества", как он называл стихи своей молодости. Из всей кипы их (120) он выбрал в 1826 году для первого собрания своих стихотворений только 14 значительных пьес ("Пробуждение", "Друзьям", "Гроб Анакреона", "Торжество Вакха", "Певец", "Амур и Гименей", "Разлука", "Лицинию", "П(ушки)ну", "Ш(ишко)ву", "Дельвигу", "Роза", "Старику", "К***") и 9 эпиграмм и надписей; всего 23 пьесы. Большая часть их была еще, вдобавок, вся пересмотрена и исправлена против прежних редакций и рукописей, так что вряд ли может и дать настоящую идею о лицейских произведениях. Мы имели случай видеть тетрадь, с которой печаталось это собрание стихотворений: там девять пьес, уже одобренные цензором, зачеркнуты рукою самого автора. Некоторые из них, как-то: "Наездник", "Уныние", "Романс", попали в посмертное издание его стихотворений 1838 - 41 г., в отдел лицейских произведений, однако же совсем в другом виде, нежели в тетради, о которой говорим. Причина ясна: издание это в дополнительном, 9-м томе своем печатало все лицейские стихотворения или с черновых рукописей Пушкина, или с грубых снимков, что еще хуже. Сам Пушкин печатал их уже в обделанном виде. Причина эта понудила нас в настоящем издании подвергнуть все лицейские стихотворения тщательной проверке и показать в примечаниях разницу между испорченным списком и настоящим текстом, где это возможно, а где нет - то сберечь поправки, сохранившиеся в черновых рукописях на стихотворениях

Пушкина, который одно время (1817 г.) хотел привести их в порядок, как свидетельствуют надписи его на многих пьесах: "переделать", "не надо", "переписать". [Книжка "Стихотворения Александра Пушкина. 1828 г. С.-Пб. Типография департамента Народного Просвещения, страниц XI и 192" весьма любопытна. Она издана была, когда сам поэт находился в деревне своей, Михайловском, после службы в Кишиневе и Одессе, снабжена эпиграфом из Проперция и небольшим вступлением от имени издателей, которое выписываем:

"Собранные здесь стихотворения не составляют полного издания всех сочинений А. С. Пушкина. Его поэмы помещены будут со временем в особенной книжке. Мы теперь предлагаем только то, что ке могло войти в собраиие собственно называемых поэм.

В короткое время автор наш успел соединить голоса читателей в пользу своих поэтических дарований. Мы считаем себя вправе ожидать особенного внимания и снисхождения публики к нынешнему изданию его стихотворений. Любопытно, даже поучительно будет для занимающихся словесностию сравнить четырнадцатилетнего Пушкина с автором "Руслана и Людмилы" и других поэм. Мы желаем, чтобы на собрание наше смотрели, как на историк" поэтических его досугов в первое десятилетие авторской жизни.

Многие из сих стихотворений напечатаны были прежде в периодических изданиях. Иные, может быть, нами и пропущены. При всем том, это первое, в некотором порядке, собрание небольших стихотворений такого автора, которого все читают с удовольствием. Как издатели мы перед ним и перед публикою извиняемся особенно в том, что по недосмотрению корректора остались в нашей книжке значительные типографические ошибки".

Следуя своему правилу, издатели разделили стихотворения по родам, во к каждой пьесе приложили год ее сочинения, чем значительно облегчили хронологическое распределение пьес, которое нами принято за основание издания. Второе издание стихотворений Пушкина (Стихотворения Александра Пушкина. 2 части. 1829 г. С.-Пб., в типографии департамента народного иросвещвгшя, стр. 224, 176". Вместо цензурного одобрения на обеих частях: "с дозволения правительства") уже совсем откинуло методу разбора пьес по содержанию и следовало одному чисто хронологическому порядку, что повторяется и в настоящем, предлагаемом публике издании. Кстати, мы увидим позднее, что предисловие к первому изданию 1826, которое приведено выше, было написано по плану и уЕсазанию самого Пушкина.]

Та же самая строгость выбора присутствовала и при вторичном издании стихотворений его в 1829 году в двух томах. В нем повторены только лицейские стихотворения издания 1826 г. и не прибавлено к ним ни одной новой пьесы из этого времени. Все это показывает значительную осторожность Пушкина в отношении первых своих произведений. Он даже отказывался от некоторых из них. Так, в альманахе Б. М. Федорова "Памятник отечественных муз на 1827" напечатано было, с согласия самого автора, несколько лицейских его опытов. Между ними находился "Романс" ("Под вечер, осенью ненастной..."), о котором Пушкин совершенно забыл, хотя и вписал его в тетрадь, приготовленную для печати стихотворений его в 182652. В 1880 году он уже не признавал этого стихотворения своим, говоря: "По крайней мере, не должен я отвечать за чужие проказы"53 [То же самое повторилось и в отношении пьесы "Фавн и пастушка", напечатанной в том же альманахе. Мы находив! в "Северных цветах на 1829 год" в статье "Обзор российской словесности за 1828 г." следующие слова в виде упрека: "Так, еще в "Памятнике муз на 1827 год" напечатаны были отрывки из стихотворения Пушкина "Фавн и пастушка", стихотворения, от которого поэт наш сам отказывается и поручил нам засвидетельствован. сие перед публикой". Обзор подписан О. Сомовым. Ко стихотворение сбережено тетрадью барона М. А. Корфа, о которой мы говорили, и таким образом принадлежность его Пушкину несомненна54.]. Мы знаем также, что он глубоко был оскорблен, когда, по возвращении в Петербург из путешествия в Арзрум в 1829 году, нашел в альманахе "Северная звезда" г. Михаила Бестужева-Рюмина (а не Мар-линского, как напечатано, по странной ошибке, в "смеси" посмертного издания) 7 своих лицейских стихотворений, напечатанных без спроса и дозволения. Издатель альманаха поставил под ними буквы An. и почел еще за нужное, в предисловии, сделать оговорку: "Издатель, благодаря г. An., доставившего к нему тринадцать пьес [В альманахе было всего 7 пьес Пушкина: это тоже уловка издателя альманаха для затемнения дела] (из которых несколько помещены в сей книжке), должным находит просить гг. Неизвестных об объявлении впредь имен своих издателю, ибо, если они желают скрыть их от публики, то в сем отношении совершенно могут быть уверены в скромности издателя, а сему последнему необходимо должны быть известны имена особ, доставляющих к нему для напечатания свои пьесы". Под буквами An. издатель, видимо, подразумевал Пушкина, и поэт, раздосадованный столько же нарушением своей собственности, сколько и неблаговидным изъяснением издателя, хотел даже обратиться к посредничеству ближайшего начальства, но ограничился только заметкой в своих записках 1830 года: "J. Бестужев в предисловии какого-то альманаха благодарит какого-то г. An. за доставление стихотворений, объявляя, что не все удостоились печатания... Г. An. не имел никакого права располагать моими стихами, поправлять их по-своему и отсылать их в альманах г. В. вместе с собственными произведениями"55 и проч. Вообще обнародование того, что он сам считал недостойный! известности, приводило его в немалый гнев, как увидим впоследствии еще несколько примеров. Теперь же, когда слава его упрочена и первые упражнения в поззии не могут бросить на нее ни малейшей тени, возможно полное собрание лицейских стихотворений должно служить весьма поучительным вступлением к истории литературной деятельности Пушкина вообще и отчасти необходимым к ней пояснением.

Всем известно, что первые опыты Пушкина возбудили толки и ранние надежды современников. Г-н Макаров в статье "О детстве Пушкина" ("Современник", 1843, Л" 3) собрал весьма любопытные свидетельства о мнениях по этому поводу, ходивших в обществе. "Кто не помнит там (в "Российском музеуме"), - говорит он, - "Воспоминания в Царском Селе", "Послание к Батюшкову", "К***" и проч. Тут светились дарования Пушкина ясно" и проч. Тут уже знаменитый Дмитриев, сравнивая их с обыкновенным родом поэзии, господствовавшей у нас, говорил: "Классическая такта и в стихах и в прозе лишает нас многого хорошего; мы как-то не смеем не придерживаться к "Краткому руководству к Оратории Российстей""! Василий Львович Пушкин, долго не соглашавшийся признать поэтический талант в племяннике, радовался, однако ж, что "Александровы стихи не пахнут латынью и не носят на себе ни одного пятнышка семинарского". Необычайную прозорливость оказал другой певец, граф Д. И. Хвостов. В ранних опытах Пушкина он почувствовал "перелом классицизму". Восторг Державина при слушании строф из "Воспоминания в Царском Селе" уже известен.

Все похвалы эти имели основание. Тем людям, которые застали Пушкина в полном могуществе его творческой деятельности, трудно и представить себе надежды и степень удовольствия, какие возбуждены были в публике его первыми опытами; но внимательное чтение их и особенно сравнение с тем, что делалось вокруг, достаточно объясняют причину их успеха. Стих Пушкина, уже подготовленный Жуковским и Батюшковым, был в то время еще очень неправилен, очень небрежен, но лился из-под пера автора, по-видимому, без малейшего труда, хотя, как вскоре увидим, отделка пьес стоила ему немалых усилий. Казалось, язык поэзии был его природный язык, данный ему вместе с жизнию. Сам Пушкин как будто верил в эту мысль и в превосходном стихотворении, вновь отысканном, мог по справедливости сказать про свою музу:

Ты, детскую качая колыбель, Мой юный ум напевами пленила И меж пелен оставила свирель, Которую сама заворожила!?6

Часто посреди простых ученических упражнений, стихотворных нецеремонных бесед с друзьями и в подражаниях Державину, Карамзину и Жуковскому - неожиданно встречаешься у Пушкина с оригинальными образами, с приемами, уже предвещающими позднейшую эпоху его развития. Так, в стихотворении 1815 года "Мечтатель" есть строфа, которая может вообще считаться естественной предшественницей антологических его стихотворений;

На слабом утре дней златых

Певца ты* осенила,

Венком из миртов молодых

Чело его покрыла,

И, горним светом озарясь.

Влетала в скромну келью

И чуть дышала, преклонясь

Над детской колыбелью.

* Муза.

В стихотворении 1816 года "Друзьям" есть уже первые черты той тихой и светлой грусти, которая составляла впоследствии отличительную черту его элегий:

К чему, веселые друзья, Мое тревожит вас молчанье? Запев последнее прощанье, Уж муза смолкнула моя. Напрасно лиру взял я в руки Вряцать веселье на пирах И на ослабленных струнах Искать потерянные звуки. Богами вам еще даны Златые дни, златые ночи, И на любовь устремлены Огнем исполненные очи! Играйте, пойте, о друзья! Утратьте вечер скоротечной; - И вашей радости беспечной Сквозь слезы улыбнуся я.

Пьеса эта, переделанная Пушкиным несколько позднее, приобрела удивительную круглоту и в этом виде вряд ли чем отличается от лучших его произведений. В стихотвор? -нии 1817 года "К молодой вдове" кто, хотя немного знакомый с манерой Пушкина, не узнает его руки?

Вечно ль слезы проливать? Вечно ль мертвого супруга Из могилы вызывать? Верь мне: узников могилы Там объемлет вечный сон, Им не мил уж голос милый, Не прискорбен скорби стон. Не для них весенни розы, Сладость утра, шум пиров, Откровенной дружбы слезы И любовниц робкий зов.

При некотором старании можно было бы увеличить число таких примеров, но и этих достаточно для оправдания нашей мысли. Лицейские стихотворения полны намеков, беглкх линий, теней, которые впоследствии самим Пушкиным обращены в ясные, полные и живые образы. Очень многие из этих ранних заметок, совершенно преображенных поэтом в эпоху его самобытного развития, нашли себе место в разных его произведениях. Лицейские стихотворения походят на памятную книжку, где записано многое слишком коротко и бегло, многое слишком пространно и слабо. Пушкин нередко черпал материалы из своего старого запаса, чему несколько примеров собрано нами в примечаниях к его лирическим пьесам.

Основной характер юношеской поэзии Пушкина составляет веселый взгляд на жизнь и стремление к беззаботному наслаждению ею, что и доставило ей успех в публике и между товарищами. Если разобрать стихотворения трех годов, с 1816 по 1818, и отделить от них подражания Пушкина всем предшественникам - Державину, Карамзину и Жуковскому, - остается еще большой отдел легких, игривых посланий, застольных, вакхических песен, которые, видимо, обязаны существованием своим влиянию французских, так называемых анакреонтических, писателей. Еще на скамьях лицея Пушкин прочел всех корифеев этой поэзии - Шолье, Шапеля, Берни, Грессе, Грекура и Парни, - и первые его опыты связаны с этими именами и с тем родом произведений, которым занимался отец его, Сергей Львович. Стихотворения 15- и 16-тилетнего Пушкина были только продолжением того рода домашней поэзии, с которым он познакомился у себя в семействе. Не нужно пересчитывать многочисленных произведений этого отдела: они легко узнаются по притязаниям на остроумие, по небрежности картин и самого хода их. Между ними есть даже русская сказка "Бова"57, которая, несмотря на простонародное свое название и на подражание Карамзину, сильно походит вместе с тем и на сказочку Вуа-зенона. Правда, некоторые из них уже выступают из ряда холодных, внешне эффектных и остроумных произведений французской поэзии - именно те, где особенно чувствуется влияние Батюшкова, как, например, в пьесах "Гроб Анакрео-ка", "Мечтатель" ("По небу крадется луна...") и во всех элегиях Пушкина. Батюшков был первым учителем Пушкина в тонком эстетическом вкусе, в искусстве облекать самые еяелые порывы фантазии в грациозные образы и совершенством формы смягчать резкость представления. Пушкин признавал себя учеником Жуковского, но общее впечатление, производимое его юношескими опытами, заставляет пере-несть это звание и эту честь скорее на Батюшкова, чем на автора "Людмилы"58. Пушкин высоко ценил даже сходство, какое могут представлять некоторые из собственных его сти-ков с манерой Батюшкова. Рассказывают, что в 1828 году он, по просьбе одного литератора в Москве, написал ему в альбом известное свое стихотворение "Муза" ("В младенчестве моем она меня любила..."). На вопрос литератора, почему пришло ему на ум именно это стихотворение, Пушкин отвечал: "Я люблю его - сяо отзывается стихами Батюшкова"59.

Мы упомянули об элегиях Пушкина 1816 года, каковы "Месяц", "Осеннее утро", "Окно", "Сну" и проч. Нельзя пройти их без внимания. Они, по нашему мнению, составляют переход к более самостоятельным его произведениям, которые появились спустя три года. Напрасно стали бы искать в них глубокого чувства позднейших его произведений: это были первые тревоги поэтической души, первое пробуждение чувства. Отсюда истекал впоследствии тот чудный родник лирических песней, который так освежительно действует доселе на сердце и воображение читателя! Без труда можно видеть, что в основании его элегической задумчивости нет никакого действительного события, еще менее настоящей страсти; но эти неясные и неопределенные жалобы, опережающие жизнь, истинны сами по себе. Лицо, возбудившее их, упоминается в лицейских записках Пушкина, как мы видели. К тому же лицу относится и стихотворение "К живописцу", которое, будучи положено на музыку одним из товарищей Пушкина60, часто распевалось в лицее хором, хотя пьеса эта есть только перевод известного стихотворения Парни "Peintre, Qu'Hebe soit ton modele..." ["Художник, пусть же Геба послужит тебе образцом..." (франц.). - Ред.].

К концу своего пребывания в лицее Пушкин уже обратил на себя внимание и надежды не только сотоварищей и родных своих, подозрительно смотревших до того на его обыкновенные занятия [Примечание и одобрительный вызов на продолжение поэтических упражнений последовал, кажется, за пьесою "Лициний". До тех пор поэзия молодого Пушкина казалась шалостью в глазах близких ему людей и встречала постоянное осуждение], но и представителей русской литературы: Державина, Карамзина и Жуковского. Слава доставалась ему легко, как человеку, предопределенному на это, а вместе с тем и самая жизнь начинала определяться в тех самых чертах, какие видим и впоследствии. К концу лицейского поприща он предается вполне миру фантазии, как говорит один из его соучеников61, почти беспрерывно задумываясь и сочиняя в классах, в играх, на прогулках: порывы пылких страстей, которые были в крови его и так сильно ознаменовали его существование, становятся виднее и чаще. К этому надо прибавить, что и воображение молодого Пушкина развилось с необычайной силой в несколько годов пребывания в лицее. Он даже во сне видел стихи и сам рассказывал, что ему приснилось раз двоестишие

"Пускай Глицерия, красавица младая, (Равно всем общая, как чаша круговая...)",

к которому он и приделал потом целое стихотворение "Ли-цинию", долго носившее обманчивую ссылку на латинскую словесность, откуда будто бы оно почерпнуто.

С глубоким чувством вспоминал поэт первые беседы свои со вдохновением в стенах лицея и оставил чудное описание их в "Онегине":

В те дни, в таинственных долинах, Весной, при кликах лебединых, Близ вод, сиявших в тишине, Являться муза стала мне... и проч.

В дополнение к этим строфам приводим неизданный отрывок "Онегина", где Пушкин еще подробнее и с таким же поэтическим одушевлением рисует свое собственное лицо в стенах лицея. Кроме автобиографического значения, отрывок наш имеет еще и другого рода занимательность: в нем читатели встречаются впервые с черновым оригиналом вдохновенных строф 8 главы "Онегина" о лицее, столь известных публике.

В те дни, когда в садах лицея

Я безмятежно расцветал,

Читал охотно "Елисея"62,

А Цицерона проклинал,

В те дни, как я поэме редкой

Не предпочел бы мячик меткой,

Считал схоластику за вздор

И прыгал в сад через забор,

Когда порой бывал прилежен,

Порой ленив, порой упрям,

Порой лукав, порою прям,

Порой смирен, порой мятежен,

Порой печален, молчалив,

Порой сердечно говорлив.

Когда в забвенье перед классом

Порой терял я взор и слух,

И говорить старался басом,

И стриг над губой первый пух,

В то дни... в те дни, когда впервые

Заметил я черты живые

Прелестной девы, и любовь

Младую взволновала кровь,

И я, тоскуя безнадежно,

Томясь обманом пылкий сков,

Везде искал ее следов,

Об ней задумывался нежно,

Весь день минутной встречи ждал

И счастье тайных мук узнал...

И часто потом возвращался Пушкин к сладким воспоминаниям о первых годах своей молодости, а в неизданном стихотворении "Наперсница волшебной старины..." соединил даже в одной, удивительно изящной, раме лицейские воспоминания своего младенчества, видения семнадцатого года с портретом бабушки, Марьи Алексеевны, занимавшей его ребяческие лета. Вот оно:

Наперсница волшебной старины,

Друг вымыслов игривых и печальных -

Тебя я знал во дни моей весны,

Во дни утех и снов первоначальных!

Я ждал тебя. В вечерней тишине

Являлась ты веселою старушкой,

И надо мной сидела в шушуне,

В больших очках и с резвою гремушкой.

Ты, детскую качая колыбель,

Мой юный слух напевами пленила

И меж пелен оставила свирель,

Которую сама заворожила!

Младенчество прошло как легкий сон;

Ты отрока беспечного любила -

Средь важных муз тебя лишь помнил он,

И ты его тихонько посетила.

Но тот ли был твой образ, твой убор?

Как мило ты, как быстро изменилась!

Каким огнем улыбка оживилась!

Каким огнем блеснул приветный взор!

Покров, клубясь волною непослушной,

Чуть осенял твой стан полувоздушной.

Вся в локонах, обвитая венком,

Прелестная глава благоухала,

Грудь белая под желтым жемчугом

Румянилась и тихо трепетала...

Выпуск воспитанников назначен был тремя месяцами ранее определенного срока и происходил 9-го июня 1817 года вместо 19-го октября. На публичном экзамене из русской словесности Пушкин прочел свое стихотворение "Безверие". В журналах того времени осталось трогательное описание торжества выпуска воспитанников, описание, которое в простой своей форме весьма много говорит сердцу читателя (см. "Сын отечества", 1817, XXVI).

Государь император удостоил торжественный акт своим присутствием и повелел представить себе всех выпускаемых учеников. С отеческою нежностью увещевал он их о исполнении священных обязанностей к монарху и отечеству и преподал несколько советов, долженствовавших руководить их на пути жизни. Затем представлены были ему все профессора и начальники лицея. Осмотрев с величайшею подроб-ностию устройство лицея, государь император возвратился к ожидавшим его воспитанникам с новыми милостями. Он наградил каждого из них жалованьем, до получения штат-

ного места на предстоящей службе, смотря по разряду, к которому принадлежит каждый. Выходившие с чином 9-го класса имели право на 800 руб. асе, а получившие 10 класс - на 700 руб. G глубоким умилением и благословениями проводили профессоры и начальники лицея монарха своего, и ни один из них не был забыт в наградах, щедро излившихся на них вслед за сим.

Пушкин, 19-й воспитанник по выпуску, принадлежал ко второму разряду и 13-го июня 1817 определен в Государственную Коллегию иностранных дел с чином коллежского секретаря. Напрасно прежде этого добивался он у отца позволения вступить в военную службу, в Гусарский полк, где уже было у него много друзей й почитателей. Начать службу кавалерийским офицером была его ученическая мечта, сохранившаяся в некоторых его посланиях из лицея. Сергей Львович отговаривался недостатком состояния и соглашался только на поступление сына в один из пехотных гвардейских полков.

Кстати будет сказать здесь, что физическая организация молодого Пушкина, крепкая, мускулистая и гибкая, была чрезвычайно развита гимнастическими упражнениями. Он славился как неутомимый ходок пешком, страстный охотник до купанья, езды верхом и отлично дрался на эспадронах, считаясь чуть ли не первым учеником у известного фехтовального учителя Вальвиля. Все это, однако ж, не помешало Пушкину несколько позднее предполагать в себе расположение к чахотке и даже чувствовать, по собственным словам его, признаки аневризма в сердце.

ГЛАВА III

Жизнь и литературная деятельность в С. -Петербурге. 18 17 - 18 2 0 г.: Поездка в Михайловское. - Слова утерянного дневника об этой поездке. - Светская жизнь, болезнь 1818 года. - Г-жа Кирхгоф, белые стихи и пародия "Послушай, дедушка...". - Черновые тетради. - Внутренний процесс творчества. - Поправки и рисунки Пушкина. - Отрывки из "Альбома Онегина": "В сафьяне, по краям окован..." - Послание к Каверину 1817 года как взгляд на самого себя. - Пушкин в обществе литераторов. - Анекдот с Карамзиным. - Жуковский исправляет стихи, забытые Пушкиным. - "Арзамас" и "Беседа любителей русского елова". - Вопрос о романтизме, Каченовский, кн. Вяземский, "Бахчисарайский фонтан". - Общества словесности и литературные кружки. - Чтение "Руслана и Людмилы" на вечерах у Жуковского, слово Батюшкова. - Пушкин и Катенин. - Катенин мирит Пушкина с Шаховским и Колосовой. - Осторожность Пушкина в суждениях о людях, причина непомещения в "Сев(ерных) цветах" 1829 (года) стихов Катенина. - Минута недоразумения между Пушкиным и Катениным и письмо первого по поводу этого недоразумения и комедии "Сплетни". - Письмо Пушкина к Катенину (1825 г.) с приглашением заняться романтической трагедией. - Другое письмо к Катенину с изъявлением участия о поступлении "Андромахи" последнего на сцену и скромным отзывом о своих "Цыганах". - Третье письмо к тому же (1826 г.) с приглашением издавать журнал. - Пушкин и Дельвиг. - Важное значение 1819 года; стихи "Увы, зачем она блистает...". - Настоящая манера и сознание своего таланта. - Разнообразие впечатлений, производящее беспрестанную деятельность вдохновения. - Появление стихотворений "Уединение", "Домовому", "Художник-варвар...". - Ясные признаки самосознания.

По выходе из лицея А. С. Пушкин отправился тотчас же в Мкхайловекое, деревню Псковской губернии, состоявшую тогда из 80 душ1 и барского дома с красивым и довольно большим садом. Один уцелевший клочок его записок 1824 года, теперь не существующих, сохранил следующие строки: "1824 года, ноября 19-го, Михайловское. Вышед из лицея, я тотчас почти уехал в псковскую деревню моей матери Помню, как обрадовался сельской жизни, русской бане, клубнике и проч., но все это нравилось недолго. Я любил и доныне люблю шум и толпу". Семейство его уже покинуло Москву и. жило постоянно в Петербурге, уезжая на лето в Михайловское. В деревне молодой Пушкин с первого раза очутился в среде многочисленной дальней своей родни - Ганнибаловых, рассеянных и бедных потомков знаменитого негра Абрама Петровича, награжденного Петром Великим обширными поместьями в тех местах. На обороте того же клочка потерянных записок, о которых мы упомянули, есть слова: "... попросил водки. Подали водку. Налив рюмку себе, велел он ее и мне поднести; я не поморщился - и тем, казалось, чрезвычайно одолжил старого арапа. Через четверть часа он опять попросил водки и повторил это раз 5 или 6 до обеда..." Старый арап, угощавший молодого Пушкина, есть, по всей вероятиям, Петр Абрамович Ганнибал, последний сын родоначальника этой фамилии, переживший всех своих братьев. Много оригинальных и живых лиц должен был встретить Пушкин тотчас же за порогом лицея. Каждое лето возвращался он в Михайловское. Имя этой деревни, доставшейся Надежде Осиповне Пушкиной после смерти ее отца, уже известного нам Осипа Абрамовича Ганнибала, начинало связываться нераздельно с его собственным именем. Круг знакомства у Пушкина должен был, однако же, охватить все слои русского общества. Как литератор и светский человек, будущий автор "Евгения Онегина" уже поставлен был, с начала зимы 1817 года, в благоприятное положение, редкое вообще у нас, видеть вблизи разные классы общества; но выгода этого положения еще не могла принести тогда всей своей пользы: порывы молодости затемняли дело и мешали какому бы то ни было отчетливому сознанию своего преимущества и своей обязанности как писателя.

С неутомимой жаждой наслаждений бросился молодой Пушкин на удовольствия столичной жизни. С самых ранних пор заметно в нем было постоянное усилие ничем не отличаться от окружающих людей и идти рядом с ними. Запас страстей, еще не растраченных и не успокоившихся от годов, должен был, разумеется, увлечь его за общим потоком еще более, чем какое-либо правило, наперед составленное для действий. Господствующий тон в обществе тоже совпадал с его наклонностями. Предприимчивое удальство и молодечество, необыкновенная раздражительность, происходившая от ложного понимания своего достоинства и бывшая источником многих ссор; беззаботная растрата ума, времени и жизни на знакомства, похождения и связи всех родов - вот что составляло основной характер жизни Пушкина, как и многих его современников. Он был в это время по плечу каждому - вот почему до сих пор можно еще встретить людей, которые сами себя называют друзьями Пушкина, отыскивая права свои на это звание в общих забавах и рассеянностях эпохи. Для шумных похвал их писал он те легкие заметки, которыми оправдывал недолгое брожение юности, и воспевал вседневные предметы и образы. С людьми, понимавшими достоинство искусства, Пушкин молчал о них или старался отвратить от них внимание. Так, при первом знакомстве своем с П. А. Катениным, выпытывая его мнение о себе, он упорно отказывался прочесть что-нибудь из своих рукописных произведений, говоря: "Показать их знающему стыдно: они не при нем писаны"2. Но жизнь шла своим чередом и по заведенному порядку. Водоворот ее, постоянно шумный, постоянно державший его в раздражении, должен был иметь влияние столько же на нравственное состояние его, сколько и на физическую организацию. Спустя 8 месяцев после выхода своего из лицея Пушкин лежал в горячке, почти без надежды и приговоренный к смерти докторами. Это было в феврале 1818 года [А не в феврале 1821 года, как сказано, по ошибке, в записках его, приложенных к последнему изданию (1838 - 41 г.). 1818-й год весьма четко выставлен на рукописи, с которой взят отрывок, там напечатанный. Кстати напомнить здесь один анекдот из этого времени, заслуживающий внимания. Пушкин от природы был суеверен и весьма расположен к объяснению частных событий таинственными, неведомыми причинами, что, может быть, составляет необходимое условие поэтических, восприимчивых организаций. Однажды он зашел к известной тогда гадальщице на кофе, г-же Кирхгоф, которая предсказала ему встречу с другом и весь разговор с ним, потом неожиданное получение денег и, наконец, преждевременную смерть. Скорое исполнение двух первых предсказаний оставило навсегда в Пушкине убеждение, что и последнее должно сбыться непременно... Вот как он сам рассказывал об этом в 1833 году в Казани г-же А. А. Фукс, из статьи которой ("Казанские губернские ведомости", 1844 г., 2) заимствуем эти строки:

"Вам, может быть, покажется удивительным, - начал опять говорить Пушкин, - что я верю многому невероятному и непостижимому; быть так суеверным заставил меня один случай. Раз пошел я с Н. В. В (севоложским) ходить по Невскому проспекту, и, из проказ, зашли к кофейной гадалыцице. Мы просили ее нам погадать и, не говоря о прошедшем, сказать будущее. "Вы, - сказала она мне, - на этих днях встретитесь с вашим давнишним знакомым, который вам будет предлагать хорошее по службе место; потом, в скором времени, получите через письмо неожиданные деньги; а третье, я должна вам сказать, что вы кончите вашу жизнь неестественною смер-тию". . ...............................

Без сомнения, я забыл в тот же день и о гадании и о гадальщице. Но спустя недели две после этого предсказания, и опять на Невском проспекте, я действительно встретился с моим давнишним приятелем, который служил в Варшаве; он мне предлагал и советовал занять его место в Варшаве. Вот первый раз после гадания, когда я вспомнил о гадальщице. Через несколько дней после встречи с знакомым я в самом деле получил с почты письмо с деньгами; и мог ли я ожидать их? Эти деньги прислал мой лицейский товарищ, с которым мы, бывши еще учениками, играли в карты, и я его обыграл. Он, получив после умершего отца наследство, прислал мне долг, который я не только не ожидал, но и забыл об нем. Теперь надобно сбыться третьему предсказанию, и я в этом совершенно уверен..." Так передала г-жа Фукс слова Пушкина. Брат поэта, Лев Сергеевич, сообщает подробности анекдота, не совсем сходные с этим рассказом, но сущность его остается одна и та же3.

Гений молодого поэта, однако ж, возрастал и креп даже в этой сфере и в 1819 году достиг той степени самостоятельности, когда уже можно ясно различить чистое творчество и твердые его приемы. Предшественниками стихотворений 1819 (года) были только даровитые попытки, но и в них ранние черты бодрости и свежести таланта изумляли опытных и зорких людей, следивших за его развитием. Что касается до публики, то автор наш был упоен ее похвалами за все свои произведения безразлично. Он усвоил себе в это время четырехстопный ямб с рифмами и сообщил ему гибкость, множество оттенков и разнообразие, которых он дотоле никогда не имел. Редко прибегал он к другому размеру, а белых стихов и вовсе не понимал, хотя и написал ими еще в лицее две пьесы: "Бова" и "Фиал Анакреона". По прочтении стихотворения В. А. Жуковского "Тленность", начинающегося, как известно, стихами:

Послушай, дедушка, мне каждый раз, Когда взгляну на этот замок Ретлер, Приходит в мысль: что, если то ж случится И с нашей хижиной? -

Пушкин набросал следующую пародию:

Послушай, дедушка, мне каждый раз,

Когда взгляну на этот замок Ретлер,

Приходит в мысль, что, если это проза,

Да и дурная?..4

В. А. Жуковский от души смеялся над пародией молодого человека, но предрекал ему время, когда он переменит мнение свое о белом стихе.

Мерилом, так сказать, всего нравственного бытия нашего поэта остались его тетради: они указывают нам почти безостановочно состояние его духа и путь, который он избирал. Этот поэтический рассказ начинается, однако ж, только с выезда Пушкина из столицы. До появления его в Крыму страницы его тетрадей белы и представляют мало пищи изыскателю. С Крыма открывается эта длинная повесть внутреннего хода его мысли; она, как постоянный указатель нравственного его развития, преимущественно взята нами в руководители при настоящем нашем труде. Друзья Пушкина единогласно свидетельствуют, что, за исключением двух первых годов его жизни в свете, никто так не трудился над дальнейшим своим образованием, как Пушкин. Он сам несколько позднее с упреком говорил о современных ему литераторах: "Мало у нас писателей, которые бы учились; большая часть только разучиваются"5. Если бы нам не передали люди, коротко знавшие Пушкина, его обычной деятельности мысли, его многоразличных чтений и всегдашних умственных занятий, то черновые тетради поэта открыли бы наш тайну и помимо их свидетельства. Исполненные заметок, мыслей, выписок из иностранных писателей, они представляют самую верную картину его уединенного кабинетного труда. Рядом с стро