Грот Константин Яковлевич - Пушкинский Лицей

v align="justify">                        Бар. Дельвиг.

  

   ¹ Державин скончался 9 июля 1816 г. Пьеса эта, замечательная по пророческому сопоставлению Д-на и юноши Пушкина, была написана вероятно под свежим впечатлением этой смерти. Это стихотворение имеется и в списке (неизвестной руки) на листах с лицей, стихами 1-го курса, о которой см. стр. 196 и др. Я. К. Грот отметил на выноске: "Сколько мне известно, это стихотворение нигде еще не было напечатано". Он сам впоследствии впервые напечатал его в IX томе своего издания "Сочинений Державина", стр. 550-552. О восторженном отношении Дельвига к Державину см. там же, т. VIII, стр. 272-73.

  

  

  

  

   В альбом Малиновскому.

  

   Мой друг! в пути сей жизни Богу

   Послать угодно было нам

   Две милых спутницы в дорогу

   И две помощницы трудам.

  

   * * *

  

   Одна влечет нас за собою,

   Мы от прелестной ни на час,

   Другая нежною рукою

   В пути поддерживает нас.

  

   * * *

  

   С одной мы делим радость нашу,

   С другой несем печалей гнет;

   Одна нам льет веселье в чашу,

   Другая утешенье бед.

  

   * * *

  

   Когда ж усталым нам положит

   Судьба окончить трудный путь,

   Одна нам мягкий одр разложит,

   А та пособит взор сомкнуть.

  

   * * *

  

   Одна над свежею могилой

   Посадит куст минутных роз,

   Другая - кипарис унылый,

   И окропит росою слез.

  

   * * *

  

   Веди ты с ними дни златые,

   Будь над тобой их верный кров.

   Кто ж эти существа благие?

   Их имя: Дружба и Любовь.

  

                Илличевский.

  

  

  

  

   В альбом Илличевскому.

  

   Прощай, товарищ в классе!

   Товарищ за пером!

   Товарищ на Парнасе!

   Товарищ за столом!

   Прощай, и в шуме света

   Меня не позабудь,

   Не позабудь поэта,

   Кому ты первый путь,

   Путь скользкий, но прекрасный,

   Путь к музам указал.

   Хоть к новизнам пристрастный

   Я часто отступал

   От старорусских правил,

   Ты в путь меня направил,

   Ты мне сказал: пиши,

   И грех с моей души -

   Зарежу ли Марона,

   Измучу ли себя -

   Решеньем Аполлона

   Будь свален на тебя.

  

            Кюхельбекер.

  

  

   В альбом Илличевскому¹

  

   Пока поэт еще с тобой,

   Он может просто, не стихами,

   С твоей беседовать судьбой,

   Открытой пред его глазами.

   Но уж пророчественный глас

   Мне предсказал друзей разлуку,

   И рок в таинственную руку

   Уж забрал жребии для нас.

   Готовься ж слушать предвещанье,

   Страшись сей груди трепетанья

   И беспорядка сих власов!

   Все, все грядущее открою!

   Читай: - написаны судьбою

   Вот строки невидимых слов:

   . . . . . . . . . . . . . . .

   . . . . . . . . . . . . . . .

   . . . . . . . . . . . . . . .

   . . . . . . . . . . . . . . .

  

                 Дельвиг.

  

   ¹ Эта пьеса впервые напечатана В. П. Гаевским в статье о Дельвиге, "Современник", 1853, т. 39, стр. 26-27; имеется и в Собрании сочинений бар. Дельвига, и отнесена к 1817 г.

  

  

   В отделе "Из напечатанных стихотворений" находим всего 8 стихотворений. Это извлечение переписчик (Я. К. Грот) тогда же (в 1833 г.) сопроводил таким замечанием: "Стихотворений 1-го курса, напечатанных еще во время пребывания онаго в Лицее - до 60, - их можно найти в разных современных журналах. Некоторые пьесы написаны были в Лицее, но напечатаны гораздо позже".

   Вот оглавление этих восьми пьес, выписанных Я. К.:

  

   Мертвый - Живому. Кюхельбекера.

   Песнь Лапландца. Его же.

   К больному Горчакову. Дельвига.

   К Батюшкову. - Пушкина.

   Роза. Илличевского.

   Зима. Кюхельбекера.

   Кофе. Его же.

   Кюхельбекеру. Пушкина.

  

   Приводим стихотворения Кюхельбекера и Илличевского, как не вошедшие в издания их произведений, а также Дельвига.

  

  

  

   Мертвый - Живому.

  

   Сажень земли - мое стяжанье,

      И тесен молчаливый дом,

   И ненасытное желанье

      Усыплено под сим холмом;

   И спит страданье и веселье

   И тихо все в угрюмой келье.

  

   * * *

  

   Прохожий! жизни сей стязами,

      Как ты, и я подобно тек,

   И я кропил свой путь слезами,

      И я провел в мечтах свой век,

   И для меня с улыбкой счастье

   Сменяло иногда ненастье.

  

   * * *

  

   Я тек и цель перед очами

      Еще мелькала вдалеке,

   Я быстрыми спешил стопами;

      Но смерти в гибельной руке

   Коса сверкнула - и могила

   Мое стремленье прекратила.

  

   * * *

  

   Герой, победой вознесенный, -

      Чье имя, как небесный гром, -

   И бог земной, и раб презренный,

      Все лягут в молчаливый дом.

   Исчезнет блеск, как свет зарницы,

   И гордые падут гробницы.

  

   * * *

  

   Конец могущества и славы,

      Последний пышности предел!

   Что здесь венец, что меч кровавый,

      И что здесь отклик громких дел?

   Хвала не тронет спящих слуха,

   И гимн до их не дойдет уха.

  

   * * *

  

   Дитя забудется игрою,

      Примчится вслед за мотыльком,

   И с камня слабою рукою

      Гордящийся столкнет шелом,

   Покатит, взглянет и оставит

   И резко вдаль шаги направит.

  

   * * *

  

   О, вы, хвалящиесь познаньем,

      Умом, искусством, остротой!

   Не увлекайтеся мечтаньем,

      Не ослепляйтесь суетой!

   Я мыслил, рассуждал, трудился;

   Но ах, сырою мглой покрылся!

  

   * * *

  

   И мой смущали взор печали;

      Восторга пламень в нем светлел,

   Любовью перси трепетали,

      И в сердце дружбы огнь горел;

   Оне погасли, охладели,

   Над ними тень надгробной ели!

  

   * * *

  

   Взирай на сей, прохожий, камень!

      Под ним мой мирный тленный прах, -

   Взирай, и твой потухнет пламень:

      Тебе ко мне единый шаг;

   Вот гроб, изрытый под ногою, -

   Он ждет сомкнуться над тобою.

  

   * * *

  

   О Пилигрим! здесь край отчизны:

      Учись, учися умирать!

   Блажен, кто путь свершая жизни,

      Не престает на смерть взирать!

   Он тленье сотрясет могилы,

   Как юный феникс златокрылый.

  

                Кюхельбекер.

   (Амфион, 1815 г.).

  

  

   Песнь Лапландца¹

  

   Возвратись скорее, Зами!

   Где влюбленные красы?

   Хладно Севера дыханье,

   Грозно моря колебанье,

   Лед сковал мои власы.

  

   * * *

  

   Ты напрасно убегаешь -

   Я любовью окрылен!

   Быстрый ток шумит с утеса,

   Воет волк во мраке леса,

   Путь мятелью занесен.

  

   * * *

  

   Не страшусь - мой лук натянут,

   Чуток верный мой олень,

   Волны разделю рукою:

   Зами образ предо мною -

   Я любовью оживлен.

  

   * * *

  

   С высоты угрюмой сосны

   На долину брошу взор:

   Не узрю ль тебя в долине?

   Пронесуся по пустыне,

   Протеку вершины гор.

  

   * * *

  

   Хрупкий лист стряхну с березы,

   И тростник ногой стопчу:

   Он не скроет милой Зами

   И за бурными морями,

   Всюду Зами я сыщу.

  

   * * *

  

   Ночь приблизилась с зимою,

   Уж под снегом спит медведь;

   Вкруг огней все улеглися,

   И рассказы началися,

   И плетут дружнее сеть.

  

   * * *

  

   Возвратись и ты, о Зами!

   Где влюбленные красы?

   Хладно Севера дыханье,

   Грозно моря колебанье,

   Лед сковал мои власы.

  

           Кюхельбекер

   (Там же).

  

   ¹ На это стихотворение кем-то из лицеистов сочинено двустишие:

   "Пегас, навьюченный лапландскими стихами,

   Натужился - и выскочила "Зами"".

   (см. Записка М. А. Корфа у Грота "Пушкин", стр. 245).

  

  

   К больному Горчакову¹

  

   Здравия полный фиал Игея скрыла в тумане;

   Резвый Эрот и Хариты с тоскою бегут от тебя:

   Бледная тихо Болезнь на ложе твое наклонилась,

   Стон сменяется стоном, моленьем друзей тишина.

  

   * * *

  

   Тщетно ты слабую длань к богине младой простираешь,

   Тщетно: не внемлет Игея, и утешительный взор

   Отвратила с уныньем. И скорбь над тобой изливает

   С колкой улыбкою злобы, болезни и скуки сосуд.

  

   * * *

  

   Юноша! что не сзовешь веселий и острого Мома.

   С ними Эрот и Хариты к тебе возвратятся толпой;

   Лирой, звенящею радость, отгонят болезни и скуку.

   И опрокинут со смехом целебный фиал на тебя.

  

   * * *

  

   Дружба даст помощи руку, Вакх оживит твои силы;

   Сердце свое возвратит и невинность девица-краса,

   С трепетом тайным к тебе прижимался нежною грудью...

   И поцелуй увенчает блаженное время любви.

  

                       Дельвиг

   (Росс. Музеум, 1815).

  

   ¹ Было напечатано впервые в "Российском Музеуме" за 1815 г., ч. II, стр. 25.

  

  

  

   Роза

  

   Роза на брегу потока

   С юною цвела весной,

   И глядясь в прозрачность тока,

   Восхищалась так собой.

      "Всех прелестнее красою

      Я царица сих лугов:

      Кто теперь моей судьбою

      Не польстится из цветов.

   "Каждым днем, едва денница

   Свод небесный озлатит,

   Резвых мотыльков станица

   На поклон ко мне летит.

      "Я пчеле вокруг жужжащей

      Соты сладкие даю,

      И средь рощицы шумящей

      Ароматы в воздух лью.

   "Мной гордится вся округа

   Мною пестрый луг цветет,

   Я Зефирова подруга -

   Мне подобной в мире нет!

      О блаженство! если взоры

      Мне ручей не обольстил,

      На груди бессмертной флоры

      Умереть мне рок судил".

   И умолкла. Вдруг повеял

   Перелетный ветерок,

   Он листы ее рассеял

   И унес с собой в поток.

      И умчали волны в море

      Прелесть гордого цветка,

      И увы! не стало вскоре

      Ни пчелы, ни мотылька!

   Лишь ручей в своем кристале

   Непрестанно кажет ей

   Настоящие печали

   И красу прошедших дней.

      Но явим открыто лица:

      Что есть время? - ручеек!

      Роза? - гордая девица,

      А любовник? - мотылек?

  

               Илличевский

   (Кабинет Аспазии, 1815).

  

  

   Зима

  

   Бродят взоры мои по немой, унылой пустыне;

   Смерть в увядшей душе; все мертво в безмолвной природе;

   На вековой сосне завыванию бури внимает

         Пасмурный вран.

  

   * * *

  

   Сердце заныло во мне; я средь дум унылых забылся:

   "Спит на горах человек и грезы тяжелые видит!"

   Я прошептал: ...и только скорбь иногда прилетает

         Душу будить.

  

   * * *

  

   "Шумная радость мертва; бытие в единой печали,

   В горькой любви и в плаче живом и в раздавленном сердце!"

   Я задрожал: качают седыми вершинами ели,

         Ветер свистит!

  

   * * *

  

   Всюду и холод и блеск. Обнаженны древа и покрыты

   Льдяной корой. Иду - не хрустит у меня под ногою

   Светлый, безжизненный снег: бежит по сугробам тропинка

         В белую даль.

  

                        Кюхельбекер.

   (Нев. Зритель, 1820; пис. в 1816).

  

  

   Кофе

  

   Пусть другие громогласно

      Славят радости вина:

      Не вину хвала нужна!

   Бахус! не хочу напрасно

      Над твоей потеть хвалой:

      О, ты славен сам собой.

  

   * * *

  

   И тебе в ней пользы мало -

      Дар прямой самих богов,

      Кофе, нектар мудрецов!

   Но сколь многих воспевало

      Братство лириков лихих,

      Даже не спросясь у них.

  

   * * *

  

   Жар, восторг и вдохновенье

      Грудь заполнили мою;

      Кофе - я тебе пою.

   Вдаль мое промчится пенье,

      И узнает целый свет,

      Как тебя любил поэт.

  

   * * *

  

   Я смеюся над врачами!

      Пусть они бранят тебя,

      Ревенем самих себя

   И латинскими словами

      И пилюлями морят -

      Пусть им будет кофе - яд.

  

   * * *

  

   О напиток несравненный!

      Ты живишь, ты греешь кровь,

      Ты отрада для певцов!

   Часто, рифмой утомленный,

      Сам я в руки чашку брал,

      И восторг в себя вливал.

  

           Кюхельбекер (там же).

  

  

  

  

  

   Рядом со сборниками лицейских стихотворений сохранились еще среди остатков архива 1-го курса - стихотворные опыты и наброски тех же главных лицейских поэтов (не говоря здесь о Пушкине), именно Илличевского, Дельвига и Кюхельбекера - на отдельных листках, или даже обрывках, случайно пощаженных временем. Некоторые из них оказываются даже автографами пьес, помещенных в сборниках. Вообще это - почти все автографы. Большая их часть дошла до нас только в этих уцелевших оригиналах и списках. Часть их (именно пьесы Илличевского) сохранилась при письмах, с которыми автор посылал их своему другу.

   Не ставя своей задачей критику и отбор лучшего, а считая своим долгом представить здесь весь сохранившийся материал (который в своей совокупности и дает верное понятие о лицейской поэзии, вообще о постепенном развитии дарования каждого из авторов в стенах лицея), я приведу здесь - в дополнение к уже напечатанным и описанным выше произведениям - все новое, дошедшее в отдельных списках - с перечислением уже известного, чтобы дать возможность правильно судить о сохранившихся итогах лицейского поэтического творчества каждого из товарищей и собратьев Пушкина по музе {Разумеется, тут идет речь лишь о стихах, дошедших с именами авторов. Почти все стихотворство в лицейских журналах - анонимно, иногда коллективно, и потому должно быть поставлено особо.}.

   Начну с Илличевского, как едва ли не с самого (после Пушкина) деятельного и плодовитого лицейского стихотворца и считавшегося в первое время "соперником" Пушкина.

  

  

   ¹ Печатая свои мелкие стихи в 1827 г. под заглавием "Опыты в антологическом роде" (СПб. 1827), Илличевский не внес в это издание ничего из известных его лицейских пьес.

  

   К сожалению, за неимением дат у значительной части его лицейских пьес, мы не имеем возможности распределить их все в более или менее точном хронологическом порядке. Лишь приблизительный хронологический порядок предлагается в каждой из трех групп дошедших до нас стихов.

   1. Стихотворения, приложенные автором к его письмам к Фуссу.

   Все эти стихотворения, числом 9, перенумерованные (на последней страничке каждого) чернилами той же рукой, что отметила NoNo самых писем, т. е. по всей вероятности самим П. Н. Фуссом и, очевидно, по мере получения писем, т. е. в хронологическом порядке. Об иных из них есть упоминания и в самих письмах. Одно из них ("Ода на взятие Парижа") приведена уже мною в отделе стихотворений на заданные темы.

  

   Акростих¹

  

   Прошение твое днесь исполняю я,

   Елико ты смешен, вряд сам ли чорт возможет

   Таким, каков еси, разрисовать тебя.

   Расслабленный совсем, чуть дышит, еле ходит,

   От слабости чуть-чуть не падает стоя,

   Верь мне, как на тебя смотрю, то плачу я.

  

   ¹ На оборотной стороне листка пометка No 1, 1811 г. - имеется в виду какой-то Петров.

  

  

   Эпиграмма¹

  

   Гуляй, mon Prince, на что учиться!

   От книг беги, как от беды;

   Разве должно над книгой биться?

   Чорт с ней. Сиятельный ведь ты:

   Алмазы, денежки имеешь,

   Как с сим чинов не получать?

   Охота ж в Pension езжать?

   Ведь ты parler Franèais умеешь!

  

   ¹ Акростих (Горчаков). Эта и последующие две пьесы ("Мальчик на столе" и "Дуб") написаны на листке маленького формата, на котором пометка: No 2, 1811г.

  

  

   Мальчик на столе.

  

   Своей величине ребенок удивлялся

   На столике, и там с весельем улыбался;

   Но папенька его, услышав то, сказал:

   Сойди-ка со стола, то будешь столько ж мал.

   Здесь мальчик богача того изображает,

   Который о себе излишнее мечтает.

  

  

   Дуб

  

   Свирепый, бурный Аквилон,

   Во время хладной, мрачной ночи

   Вон вырвал дуб большой, короче

   Он доказал ему, сколь ветр могущ, силен.

   С порывом ветра дуб, упавши,

   Собою малые деревья поломал

   И распростерт на них, как бы гигант, лежал,

   Кой выбился из сил, свою честь защищавши.

   Лиса, которая нору свою имела

   Оттоль недалеко, по утру дуб узрела.

   Ах, что за дерево! вскричала тут она,

   Какая быть могла б тому вина,

   Что я его, хотя частехонько видала,

   Но чтоб столь велико оно было - не знала?

  

  

   Дуб¹

  

   Свирепый Аквилон, во время бурной ночи,

   Ревел в лесу густом;

   Деревья слабые лишались скоро мочи

   И падали на холм;

   Один лишь твердый дуб, природу озирая,

   Средь гибели всеобщей сей,

   Борею угрожал, ветвями потрясая;

   Сражался долго с ним он крепостью своей,

   Но, наконец, и сам, всей твердости лишенный,

      Упал,

   И, среди рощи разрушенной,

   Как грозный исполин, лежал.

   Поутру ясный день, как прежде, воссиял;

   Запели птичек хоры,

   И звери дикие, оставя мрачны норы,

   Светила ясного спешили зреть восход.

   Лисе случилось дуб увидеть на дороге:

   "Ах! вскрикнула она: хотя ценю пороки

   "И все достоинства и всех обманов ход,

   "Но я не думала, чтобы сей дуб высокий

   "Был так велик - когда, каков на деле есть.

  

         ---

  

   Достоинства людей по смерти лучше знают,

   При жизни получить чтоб похвалу иль честь,

   Употребляют лесть,

   По смерти лишь талант, как должно, уважают.

  

   Извини, друг мой! другую пришлю после {В следующем письме Илличевского говорится: "Скажу тебе новость: нам позволили теперь сочинять, и мы начали периоды; вследствие чего посылаю тебе 2 мои басни и желаю, чтоб они тебе понравились".}: я ее хочу поправить; правда и эта не слишком хороша.

  

   ¹ На листке пометка: No 3. 1812 г.; эта басня приложена к письму (No 3), от 25 апреля 1812 г.

  

   Следующая пьеса "Ода на взятие Парижа" (с пометкой No 4, 1814 г.), сохранившаяся в другом списке с исправлениями Кошанского, помещена уже выше среди стихотворений на заданные темы (стр. 130).

  

  

   Цефиз¹

   (Идиллия, подражание Клейсту).

  

   "Филинт! драгой Филинт! тебя ли обретаю?

   "Тебя ли ко груди с восторгом прижимаю?

   "О радость! счастие! пребудь благословен

      "Тот час, тот день,

 &nb