Грот Константин Яковлевич - Пушкинский Лицей

up>8 Этой, известной хорошо (из "Записки" М. А. Корфа и из статьи Гаевского) песни нет в лиц. журналах. Мы печатаем эту песнь, как она читается в нашей рукописи - согласно порядку строф, особо отмеченному знаками в оригинале. Личность Фролова, инспектора классов, исполнявшего перед Энгелыардтом должность директора, тоже охарактеризована Корфом, и иллюстрацией к этому и является эта пьеса. Приводим здесь и коментарии бар. Корфа (в кн. Грота, стр. 240-242).

   ⁹ Этот refrain повторяется после каждого стиха.

   ¹⁰ Это было прозвище одного из наставников. Оно встречается и в журналах III курса, см. Приложение. - К. Г.

   ¹¹ Управляющий Царским Селом.

   ¹² У Корфа (в рукоп. записке) так же, но в кн. Я. К. Грота исправлено Чулкова.

   ¹³ Один из гувернеров - француз, которого воспитанники так не любили, что заставили его прогнать.

   ¹⁴ Дядька, купивший ром.

   ¹⁵ Разумовского, министра нар. просвещения.

   ¹⁶ Ф. рассадил лицеистов за столом по поведению.

   ¹⁷ Ф. ставил их в церкви в три шеренги.

   ¹⁸ Т. е. возобновил их раздачу (после сбитня).

   ¹⁹ В комнаты воспитанников. Прежде ходили и занимались там свободно.

   ²⁰ С лейб-гусарскими, которых Ф. запретил пускать в Лицей.

   ²¹ При Ф., который целый день курил, многие лицеисты стали курить.

   ²² Дядька Сазонов, известный по стихам "Л. Мудреца", оказавшийся потом убийцей.

   ²³ Также дядька - Кемерский (поляк), порядочный плут, но любимый лицеистами (о нем в Записках Пущина, стр. 21).

   ²⁴ Гувернер Эбергардт (в рыжем парике) был еще глупее Калинича.

   ²⁵ Энгельгардтом.

   ²⁶ Так Ф. выговаривал это слово.

   ²⁷ Он служил раньше при каком-то кадетском корпусе.

   ²⁸ Учитель фехтования.

   ²⁹ Ф., как полный невежда, воображал, что Эмиль Руссо - женщина.

   ³⁰ Вероятно, Гауэншильд (или может быть Камараш?).

   ³¹ Захаров, тогда советник царскосельского дворцового правления.

   ³² Именье Ф. (в Смол. губ.), откуда он бежал при приближении французов.

   ³³ Ссылаясь на Алкоран, как на закон нравственности, он приписывал Магомеду то, что ему и не снилось.

  

   * * *

   (На Золотарева).

  

   Давайте петь Золотарева¹,

   Хвала, хвала Золотарев!

   Ты выдумал похабны яства,

   Запрятал в пироги лекарства,

   Тебя трясут за бакенбарду,

   Ты спину гнешь и Эбергарду,

   Искал Владимира в петлицу,

   Набрел на Зассову сестрицу -

   В петлицу влез З-в.

  

   ¹ Золотарев - помощник эконома, пользовавшийся плохой репутацией (по отзыву Корфа - хуже жида).

  

   15 (в рукоп. 7-я)¹

  

   Я во Питере бывал,

   Из Царского туда езжал².

   Перс я родом³

   И походом

   Я на Выборгской бывал.

  

   * * *

  

   Я дежурный когда⁴,

   Надеваю фрак тогда;

   Недежурный - Так мишурный

   Надеваю свой халат.

  

   * * *

  

   Вот уж девять бьет часов,

   Я от сна встаю здоров.

   Позеваю,

   Позываю

   Всех Матвеев, слуг моих⁵.

  

   * * *

  

   И кривой ко мне идет

   И казенный чай несет,

   И подносит,

   Выпить просит

   И себе остатков ждет.

  

   * * *

  

   Когда в халате я хожу,

   Порядок в доме завожу;

   Крыс пугаю,

   Обдуваю

   В шашки в деньги я детей.

  

   * * *

  

   А во фраке как хожу,

   Дома целый день сижу.

   Идут в садик,

   Так я дядек

   Посылаю за себя.

  

   ¹ На учителя рисования и гувернера С. Г. Чирикова. (В журналах ее нет). Она напечатана в "Записке" Корфа, где имеется и характеристика Ч-а, которого в Лицее все любили (см. "Пушкин" Грота, стр. 233-234, и в других частях книги). Сообщаем и примечания Корфа.

   ² Тогда между Царским и столицей была прегадкая мостовая, и поездка туда "для таких филистеров, как Чириков, считалась почти Геркулесовским подвигом".

   ³ Ч. считал свой род происходящим из Персии, и в физиономии своей он имел что-то восточное.

   ⁴ "Гувенеры дежурили при нас, говорит М. А. Корф, через день и проводили с нами целые сутки, имея, впрочем, право раздеваться и ложиться на ночь, но с обязанностью обойти несколько раз коридор, по обеим сторонам которого расположены были наши комнаты. В этих комнатах верхняя половина дверей была с решеткою, завешенною только до половины, так что, несколько приподнявшись, можно было видеть, что мы делали и ночью. Вне дежурства гувернеры были совершенно свободны и могли вставать утром, когда хотели. К этому обстоятельству относится следующая строфа".

   ⁵ Между дядьками было двое Матвеев, из которых один кривой. Дядьки прислуживали и гувернерам, жившим в Лицее. Квартира Чирикова была в верхнем этаже галереи, соединявшей Лицей с дворцом.

  

   16¹

   (по рукописи - 8-я)

  

   Вот припрятав свой парик,

   Задремал уж наш старик.

   Скинул шапку,

   Надел тряпку,

   Воображает, что колпак.

  

   ¹ Эти две последние пьески на вышеупомянутого гувернера Эбергардта (Г. М.), бывшего очень недолго в Лицее и удаленного, по-видимому, по желанию воспитанников.

  

   17 (по рукописи - 9-я)

  

   Вот Эбергард, смотрите господа!

   С Кавказских гор прилетел сюда.

   По Грузинскому Эбергард уставу

   В Лицее хочет ввести мудрую расправу

      Р(ы)жий парик

      Глуп старик,

   Не по нашему, не по нашему ты нраву,

      Убирайся за заставу!

  

  

   Лицейские рукописные журналы, о которых упоминалось уже не раз, были одним из самых характерных и излюбленных видов литературной производительности питомцев I курса за первые 4 года (1811-1815) пребывания их в Лицее и одним из ярких выражений лицейских ежедневных интересов и внутренней интимной жизни и взаимных отношений воспитанников, а равно отношения их к наставникам и окружающей внешней жизни. Понятно, что для бытописателя и историка Лицея сохранившиеся остатки этих журналов не могут не представлять значительного интереса, и их "совершенно местный и слишком личный характер" отнюдь не делает их "незанимательными", как выразился о них почтенный бытописатель Лицея {В. П. Гаевский, "Современ.", 1863, т. 97, стр. 148.}.

   Правда, в содержании их много местами ребяческого, пустого и школьнического, иногда даже грубоватого и - пожалуй - тривиального (что слишком естественно и понятно), {Сами воспитанники (напр., Корф) считали их "очень неважными, потому что они писались в первые годы лицейской жизни".} но много в них и такого, что дает выгодное понятие о развитии, вкусах, интересах, умственных занятиях и начитанности юношей, издававших эти журналы и принимавших в них участие. Известно, что в них не считали ниже себя участвовать (впрочем, всегда анонимно) лучшие лицейские поэты, не исключая и самого Пушкина, который в одной из вычеркнутых первоначальных строф стихотворения 19 октября (1825) вспомнил и о лицейских журналах:

   И наш словарь, и плески мирной славы И критики "лицейских мудрецов".

   Все это заставляет отнестись к этому виду лицейской литературы с не меньшим вниманием, чем к другим, и налагает обязанность познакомить читателей наших целиком со всем, что дошло до нас от лицейских журналов. Главнейший из них важен еще и в другом отношении: своими чрезвычайно живо и искусно исполненными иллюстрациями-карикатурами (работы мастера на это Илличевского) - на товарищей и наставников. Эти бойкие и забавные рисунки, нарисованные акварелью (которых, к сожалению, мы не можем передать здесь в подлинном виде в красках), могут служить также любопытным материалом для изображения лицейского быта и товарищеских отношений. Иллюстрации, говорят, были и в других, не дошедших до нас журналах.

   Издание воспитанниками учебного заведения своих рукописных газет или журналов не было явлением исключительно или специально лицейским. Оно бы но в обычаях тогдашних школ (закрытых); в лицее оно возникло сразу и привилось естественно, а благоприятные условия для литературных занятий вообще в этом заведении - помогли пышно расцвесть этой журнальной деятельности. Рукописные журналы продолжали потом издаваться и на следующих курсах, особенно на некоторых, и из посвященной (ниже в Приложениях) журналам III-го курса статьи можно видеть, насколько на первых курсах была в ходу и популярна эта школьная журналистика {Процветала она видимо и на VI курсе, где усердным издателем был мой отец. См. в Приложениях.}.

   Лицей открылся в октябре 1811 г., и в том же полугодии образовалось, по предложению М. С. Пилецкого, среди воспитанников литературное общество или кружок, а уже к началу декабря относится уцелевший 1-ый No газеты или журнала Вестник. Но и этот журнал был по-видимому не первым опытом, ибо в нем есть указание на издание "Сарско-Сельские Лицейские газеты", под редакцией Корсакова. Кроме того, сохранился еще листок какого-то неизвестного издания со стихами, принадлежащий без сомнения, судя по детскости почерка и содержания, также к самым первым опытам этого рода. Опишем и воспроизведем здесь все сохранившееся в нашем архиве.

   По имеющимся указаниям как современников, так и тех, кто пользовался остатками лицейского архива I курса, известные в дошедших рукописях или только по названию журналы хронологически распределяются в таком порядке:

   В 1811 г.: 1) Сарско-Сельские Лицейские газеты издат. Корсаков {О них узнаем из журнала "Вестник".}.

   2) Императорского Сарско-Сельского Лицея Вестник сохранился неоконченный 1-ый No, неизвестно чьей рукой писанный, но, очевидно, кем-то, нетвердым в русском языке и очень малограмотным.

   3) Неизвестное издание, из которого сохранился лишь один листок со стихами, писанный, по-видимому, Кюхельбекером.

   В следующем 1812 г. возникли два журнала:

   1. "Для удовольствия и пользы" {Название взято от известных: журнала А. Варенцова "Жур. для пользы и удовольствия" (1805 г.), и сборника "В удовольствие и пользу" (1810), см. Гаевский (там же).}, по сообщению В. П. Гаевского ("Пушкин" etc., Современн. 1863, т. 97, стр. 141), неизвестно, откуда почерпнутому, продолжался и в 1813 г. и вышел в числе 12 нумеров; издателями его были: Вольховский, Есаков, Илличевский, Кюхельбекер, Маслов и Яковлев. Этот журнал не сохранился, но дошло до нас - в виде небольшой тетрадки (из плохой желтоватой бумаги) "Прибавление к 4 нумеру журнала для удовольствия и пользы", заключающее в себе небольшое патриотическое сочинение одного из воспитанников "Слова истинного Русского, 1813" (см. ниже).

   2. "Неопытное перо", от которого, к сожалению, ничего не сохранилось и который, по признанию М. А. Корфа {В подражание ему, очевидно, по выходе М. А. из лицея, в его семье выходил всего месяц журнальчик под тем же названием.}, был, "самым аристократическим". По словам Гаевского (там же), этот журнал издавался Пушкиным, Дельвигом и Корсаковым (характерно название для таких издателей!) и вышел в нескольких нумерах; в нем было помещено стихотворение "Роза" Пушкина, о происхождениии которого (на заданную Кошанским тему) рассказывает Пущин в своих "Записках".

   В 1813, по прекращении этих журналов, возник новый под названием "Юные Пловцы" (иногда его называют "Пловец"), которого издателями были, согласно Гаевскому, Пушкин, Дельвиг, Илличевский, Кюхельбекер и Яковлев. От него (вышло всего 2 номера) также не осталось ничего, но о содержании его дошло до нас свидетельство в сохранившемся письме гувернера Иконникова к издателям этого журнала, делающем честь этому загубившему себя несчастною страстью (к вину) педагогу, поощрявшему юных лицеистов - и по разлуке с ними - к литературным занятиям. Это письмо печатается ниже.

   В 1813-м же году, как сообщает Гаевский, со слов М. Л. Яковлева, последовало запрещение издавать журналы, как занятие, отвлекавшее воспитанников от ученья, - и действительно, некоторое время повидимому не возникало новых журналов; но вероятно запрещение это было постепенно забыто, и вскоре после того {По словам Гаевского, еще с конца 1813 г. с промежутками "Л. М." существовал-де в течение 3-х лет (до конца 1816 г.). Не знаем источника этих сведений, но сохранился "Лиц. Мудрец" только за 1815 г.} стал выходить самый известный лицейский журнал "Лицейский Мудрец", из которого дошло до нас четыре номера за 1815 год (в переплетенном альбомчике). Судя по сообщенным выше сведениям, этот журнал содержанием своим наверно уступал двум утраченным; он грубее и пошлее: Корф его назвал наиболее "площадным", но зато иллюстрации его очень хороши и типичны. Во всяком случае надо благодарить судьбу и за то, что сохранился хоть этот любопытнейший образчик лицейской журналистики. Однакож, с именем "Мудреца" существовал у первенцев Лицея не один только этот "Лиц. Мудрец". Издавался одновременно еще стихотворный "Мудрец", в который входило особо все стихотворное содержание "Лиц. Мудреца". Это был журнал (или периодический сборник) {От описанных выше собраний стихотворений этот сборник отличался все же как характером содержания, так и анонимностью стихов.} "Мудрец-Поэт или Лицейская Антология". Сохранились, по счастью, две его тетрадки, из которых вторая представляет в точности повторение стихотворного содержания известных нам NoNo "Лиц. Мудреца". Первая же не имеет двойника и очевидно есть тоже стихотворная выборка или экцерпт из соответственных NoNo основного журнала. Таким образом, из этих дошедших до нас двух тетрадей "Мудреца-Поэта" подлежит опубликованию здесь только первая, а содержание второй будет исчерпано изданием "Лицейского Мудреца". Вот и все известные нам журналы {Селезнев (Историч. очерк Лицея) называет еще один журнал "Сверчен" (стр. 146), но о таковом мы других известий не имеем.}.

  

  

   ¹ На верху сильно пострадавшего от времени, надорванного листа надпись рукою Я. К. Грота: Подарок от No 7 (т. е. Малиновского), и карандашом приписано: "1-ая газета Лицея (изд. Корсаков)", однако ж относительно верности последней заметки можно усомниться, так как в тексте журнала имеются ссылки на издаваемые Корсаковым "Лицейские газеты", которые, думается нам, не следует смешивать с этим "Вестником". Не Кюхельбекер ли составлял последний?

  

   Журнал "Вестник", как выражается Я. К. Грот {Я. К. Грот "Пушкин", etc., стр. 31. примеч., стр. 271.}, представляет самое эмбрионическое начало своих последователей в том же роде. Он весь или, по крайней мере, дошедшая до нас часть его, заключается в листе грубой бумаги, на котором разными почерками {Почерк, по моему, один и тот же, но начало написано несколько тщательнее 2-ой половины. - Сохраняем всецело язык и правописание подлинника.} и самым безграмотным языком написано несколько заметок соединившихся для ребяческого предприятия товарищей. Очевидно все это относится к самой первой поре пребывания молодых людей в Лицее.

  

  

   Мы получили известие о весьма страстных пройшествий случившиеся в течение сего месяца, мы поспешаем уведомлять об оных почтеннейшую публику.

  

   Известно всем вражда которая завелась между Князем Горчаковым, Г-ном Масловым и Г-ном Ламаносовым. Мы уже отчаивали видом прежде согласия; как сего дня Князь Горчаков, видя что единое самолюбие заставляло соперников его не предполагать примерение, послал Г-на Гребиница провителя секретной Експедиций {Очевидно тоже какая-то школьническая затея, связанная с предприятиями издания. К. Г.} доложить Г-ну Маслову, что он желает с им иметь переговор и как скоро Маслов пришел, Князь ему сказал: "Милостивый Государь сказал он я вас уважаю хотя неновисть нас столь долгое время разделяло я думаю что лучше позабыть наши прошедший раздоры и предлагаю вам мир". Г-н Маслов пораженный сим великим поступком великодушно заключил с им мир. В скоре после, Г-н Ламоносов прекратил свой гнев и теперь сии три знатные особы бывают очень часто в месте и тишина нам возвращена {Сюда без сомнения относится следующее примечание внизу страницы: Сии известия нам сообщены г-ном Корсаковым. Издатель Сарскосельских Лицейских газет. Изд. No 1-аго.}.

  

   Мы получили некоторое весьма любопытные письма из секретной Експедиции. Они писаны на француском языке.

  

  

   Могуль я узнать причину вашей холодности со мною? ваш сердечный друг С: Ло: также не хочет быть со мною и я совсем незнаю причины сего.

  

  

   Я не знаю находите ли вы меня вашим неприятелем, но что касается до С: Л: я проучу его добрым манером.

  

   Мы весьма жалеем что не могим доставить протчих писем Г-на Ламоносова, Г-на Гребеница и Князя Горчакова. Но в будущем Вестнике мы постараемся их достать.

  

  

   Сила времени¹

  

   Все тленно в мире сем!

   Все время мощное разрушит под луною.

   И царства сильные, которые ни в чем

   Препона не найдут под времени рукою,

   Исчезнут навсегда, исчезнет их и след

   Где горды Римляны владевшие полсветом,

   Сокрылись вечности и славы той уж нет,

   Которая была единым их предметом.

   Где Греки сильные? где мощный Ахиллес,

   Где знаменитые, где храбрые герои?

   Которых мужество не раз увидев Перс,

   От коих гордые упали стены Трои.

   Изчезли и они! Изчезнет и весь свет,

   И солнце некогда свой огнь в водах погасит,

   Лишь добродетели одной кончины нет

   Она на небеси возмездие получит.

  

                А. Иличевской.

  

   ¹ Об этом без сомнения одном из первых лицейских стихотворений Илличевского было уже упомянуто выше. Оно свидетельствует о том, насколько И. уже тогда превосходил своих товарищей (не считая разумеется Пушкина и Дельвига) развитием и литературной подготовкой.

  

   Отрывок из грозы С-нт Лемберта¹

  

   Страх при звоне меди

   Заставляет народ устрашенный

   Толпами стремится в храм священный,

   Зри, Боже, число, великий,

   Унылых тебя просящих сохранить нам

   Цель труд многим людям

   Принадлежащий. Увы из небес горящих

   Разможает гнезда летящих

   И колосы по полю лежащих

   Град быстро падущий.

  

          С французского Кюхельбекер.

  

   ¹ См. об этой пьесе еще в отделе о стихотворениях Кюхельбекера (стр. 230) По замечанию Гаевского ("Соврем." 1893 г. т. 97, стр. 140), эти невозможно-нелепые и безграмотные стихи были помещены вероятно в насмешку над автором. Спустя более 10 лет Пушкин в письме к брату от 4 сентября 1822 г., из Кишинева (изд. Акад. Н., т. I, стр. 51), пишет: "стихи к Грибоедову достойны поэта, некогда написавшего... (и цитирует дословно почти всю эту пьесу). Справься об этих стихах у б. Дельвига". Из этого видно, что стихи эти были памятны всем товарищам и даже Пушкин знал их наизусть.

  

  

   Не любимец фортуны, ни гордый завоеватель, ни мудрый фи-лозоф, ни тот который правит судьбою целых народов не могут называться щастливцами; единый добродетельный муж истинно благополучен. Александр завоеватель полусвета, Диоген, Боги(?), мизантроп, Нерон управляющий миллионами могли чувствовать истиннаго блаженства, гордость была их руководительницею.

  

  

   Пер.: предложение Мартына Степановича Пилецкого Инспектора Лицея (2). Разные письма Г-на Корсакова, Илличевского и Горчакова, 3-ие - потеренные вещи, 4-ое Анекдоты.

   1) Мартын Степанович Пилецкий инспектор Лицея предложил следующие: учредить собрание всех молодых людей, которых общество найдет довольно способными к исполнению должности сочинителя. И чтоб всякой член сочинял бы что-нибудь в продолжение по крайней мере 2-х недель, без чего его выключить {Весьма вероятно, что это предложение способствовало образованию литературного сообщества, но, цитируя это место, Я. К.. Грот справедливо замечает: "Трудно однако вывести отсюда заключение, чтобы главным виновником литературного движения в кругу первых лицеистов был Пилецкий, человек с весьма плохим образованием и до того нелюбимый ими, что они наконец вступили с ним в открытую борьбу и принудили его удалиться" ("Пушкин" и проч., стр. 31). К. Г.}.

   (2-ое) Господин Корсаков написал в своем журнале Лицейских газет следующий Анекдот: Г-н Данзас сделал мне недавно весьма страшной вопрос. Говорил ли я об нем в своем журнале? Я ему отвечал, что его желание будет исполнено, он хотел на меня пожаловаться Правлению.

   Г-н Корсаков! получил следующее письмо.

   Мы очень мало принимаем участие в ваших достопамятных произшествий и просим вперед не утруждать нас ими.

  

  

  

   Автограф (кажется Кюхельбекера) со стихами, остаток какого-то раннего Лицейского издания - коллективного (как видно из примечания к первому стихотворению), представляет довольно загрязненный листок грубой голубоватой бумаги в малую 8-ку и заключает в себе следующие пьесы, в которых нельзя не видеть первого, еще совсем ребяческого и малограмотного стихотворного лепета и сочинительства будущих лицейских "литераторов". Разнообразное содержание указывает на именно "журнальный" характер этого издания {Не остаток ли это неизвестного журнала "Сверчок"?}.

  

   Гинм¹ Богу.

  

   Кому все люди чтимы,

   Как не к тебе единому одному,

   Кому все принадлежимы,

   Как не к тебе небесному Отцу.

  

   * * *

  

   Но кто дерзнюл с тобой сравняться?

   Тому на свете не остаться

   И век скитаться

   И ни с кем не видаться

   И в дураках остаться.

  

   * * *

  

   Тебе погода, не погода

   Тебе единому одному

   И все четыре время года

   По порядку своему.

  

   ¹ Сия и последующие ошибки, не суть описки издателей, но это суть ошибки взятые из Рукописи самого Автора (примечание издателей).

  

  

   Майский вечер

  

   В один прекрасный майский вечерок

   Пошел я гулять в лесок,

   Взявши книжку

   И севши под липку,

  

   Начал читать

   И вздумал размышлять,

   И вздумалося мне стрелять:

   Пороху с собой не взял

   Да и стрелять не смел.

  

  

   Пословица

  

   Шенуй¹ горы мосты

   Будут целы кости.

  

   ¹ Вероятно от cл. шановать (юго-зап.), польск. szanować, т. е. почитать, беречь, щадить (настолько, чтоб избегать?). К. Г.

  

  

   Послание к Великому Мужу грамматики.

  

   Все буквы тебе принадлежат,

   Тебя все гласными дарят,

   Ты буквы собираешь

   Из всех Грамматик выдираешь.

  

  

   Приговорка

  

   Вера, Надежда, и Любовь,

   Свекла, Капуста, и Морковь.

  

  

   Муравлей

  

   Муравлеюшка кружок,

   Дай мне хлеба хоть кусок,

   Ибо я его не имею

   А у других просить не смею.

  

  

  

   ¹ Как видно из приписки Я. К. Грота карандашом возле заглавия, он считал автором (или переписчиком?) этого сочинения М. Л. Яковлева. Основывается ли это определение на одном почерке (еще детском, но каллиграфическом) или еще на чем-либо, мне неизвестно. Нельзя не вспомнить при этом случае, что Дельвиг дебютировал в лицейское время с подписью Русский.

  

   Это сочинение любопытно, как показатель патриотического настроения питомцев Лицея в годину Отечественной войны. На обороте обложки стоит: Прибавление к 4 нумеру журнала для удовольствия и пользы.

  

  

   Помещик Нижегородской губернии, служивший Капитаном при Суворове, Сила Силович Усердов, услышав, что Российские войска с помощью Божию выгнали французов из пределов России, поехал в Нижний-Новгород из села своего Хлебородова, чтоб там вместе с прочими гражданами порадоваться о успешных подвигах Российского оружия, и по долгу христианскому отслужить благодарственный молебен Господу, крепкому во бранях. - Приехавши туда, немедленно принес благодарение Всевышнему. После обеда пошел на большую площадь и, севши против памятника Пожарского и Минина, стал вслух рассуждать:

   "Молвить правду-матку, а французы - сущая саранча. На Итальянские поля возлетела, да все поела; Немецкие достались не за денежку; Швейцарские мало пощипала; Голландские сожрала; с Прусских скоро улетела; от Польских не скоро отстала: а Русские так полюбила, что зимовать осталась... - Что с фиглярами прикажешь делать? - Корсиканец сам с ноготок, а борода с локоток {Исправлено кем-то из "бородастый коток".}. Куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Полюбилась ему немецкая (та) страна, так он ловит всех Князьков, как ястреб цыплят. - Знать, когти-то у него велики. - Да не все коту масленица, будет и великий пост. Бог вас благословит, Кутузов и Витгенштейн, а монарх да украсит вас почестями; и имена ваши да пребудут в сердцах истинно любящих Отечество, дорогое царство Русское, народ которого по вере непоколебим и дух которого велик: Разумейте языцы и покоряйтеся яко с нами Бог: говаривал мне батюшка; не вертись на ножке, не перенимай с образо-ванности-та французкой кривюльки. Почитай Бога; люби царя; и поступай по заповедям: Вот лучшая мораль, которую почтенные французы с красноречием изливают из сердца своего. У них по большей части на языке мед, а под языком лед. Не случилось мне видеть этого индейского петуха; а ужасов и до сих пор таких не слыхивал. Не рыдай, матушка Москва, - Наша взяла; не оружие защищало нас, ни военные хитрости, но сам праведный Господь наказал злодейскую душу. Появились Пожарские, Минины и Сце-волы воскресли. Стало быть, французы только знают вкус в духах да в рогах на голове, да в моргослепости. У нас так все основано на православной вере. - Есть время всему - и орешки пощелкать и колачик съесть Московский, и стерлядью полакомиться, но у господ просвещенных грабителей Европы всегда пир горой. - Заповеди топчут ногами; ерошут лишь голову, скалют зубы, а путного нет ничего, бормочут о вздоре, да как еще вытянутся: так и соколик! Всех бы их ботажьем. Он бы лучше пурганца выжал - не потребного морсу. - Нет, Бонапарт! - Не смей к нам ни ногой; а то по прежнему примут хорошо в гости, да проводят по старому малый Ярославец с Красным. Сколько вору не воровать, а кнута не миновать. Бывало, как мы с Суворовым пригрянем в штыки колонной, так искры посыплятся, а Улиты-та как немазанные колеса заскрыпят. - Ура! Вперед! Ступай! Не робей! а конница-та тро-тото-трото и примут живодеров в руки. - Вспомнишь, так сердце заноет. - Память тебе Требио; не Карфагенцам четы. Русские отдули потомков та Галлов. А им все неймется! - Они все лезут вперед. - Трудно определить именем народ французский. - Корсиканца-то вдоль и поперек знаем. Они не христиане, не бусурмане, не раскольники, не поклоняются идолам, а их Зевес - Наполеон. Они суть особенный народ под названием Великой нации страшного разбойника Наполеона, забывшего человечество, и исполняющий злобу своего повелителя. Его не вздумать, ни взгадать, ни пером написать, ни в сказке сказать. - Нашим старухам придется в потомстве назвать его кащеем бессмертным или Змеем Горынычем или какою-нибудь Гидрою Лернскою; - Кутузова сильным богатырем, а Москву замком. Чего от того ждать путного, который и образины не перекрестит. У них ум за разум зашел. Все как пузыри надулись, а после как лопнут, то так присядут, что ну, пади! Худо казаки попотчевали нагайками. - Благородные Испанцы! вы одни при своей бедности оказали свое великодушие. Не богаты вы сокровищами; но вера, как чистый ручей, струится в изобилии, и орошая, питает вас. Вы не хотели быть порабощенными злодеем и бичем рода человеческого. - Бог тем помогает, которые искренно любят его. И уповая на Него буду и спасуся Им. Можно ли сравнивать с ними прочих народов; а особливо Немцев и Поляков. - Они как флюгеры: куда ветер сильнее подует, туда и они. Первые говорят: Was soll man machen {Что надобно делать? (нем.)}; а жмутся от всего, как цветы от мороза; а последние, прижавшись и поглаживая голову, говорят: Дали Буг не вин цо робоци целуе стопки ас пане доброзея, - что же скажут они дружку-та? Когда перед всеми унижаются. - Нет, немногие народы имеют истинно великость духа. Господи, прости мне, естьли я что молвил против святой воли твоей".

   Он пошел домой, перекрестился перед собором и возвратился спокойно к семейству своему.

  

  

  

   От журнала "Юные Пловцы" не осталось никаких следов, кроме нижеследующего письма А. Н. Иконникова (1813 г.), уже оставившего тогда Лицей.

  

  

   Успехи ваши в издании Вашего журнала видел я с сердечным удовольствием, сочинения Ваши, в оном помещаемые, читал с равномерным - и баллады: Громобой {Или Буревой (Примеч. И-ва).}, Галеб и Кантемира, прозаические сочинения: Изяслав кн. Горчакова, Полорд г-на Есакова, Освобождение Полоцка, Белграда, Киева - писанные участвующими, или сотрудниками Ваших Обществ {Из этого можно заключить, что среди воспитанников образовалось не одно общество для литературных занятий.}, - так и Гренобль г-на Маслова, басни г-на Яковлева и Дельвига - и теперь еще в моей памяти. - Уважая Ваши занятия, которых основанием и целью суть охота к усовершенствованию себя в Российской словесности, приемлю смелость покорно просить Вас, Милостивые мои Государи, Господа издатели, о принятии и меня, любителя Отечественного языка и, смею сказать, полезных упражнений, в ваши Корреспонденты. Уверяю вас, что лестное для меня звание сие постараюсь, сколько возможно, оправдать моими трудами. В надежде Вашего благоволения, пребудет на всегда нижеподписавшийся проситель, с должным, истинным к Вам почтением -

   Сентября 2 дня

   1813.

   Вас. Остров*

  

   * Написано на большом листе синей грубой бумага (с водяным знаком 1812). Сверху первой страницы оттиснут черный штемпель с монограммой из букв, кажется, латинских А. и J. с двуглавым орлом над ними и венком вокруг. Об Иконникове см. выше, стр. 105.

   Здесь будет кстати отметить, что из произведений А. Н. Иконникова (служ. с 1811-12 г.), бывшего внуком известного актера Дмитревского, сочинявшего, как известно стихи, а также драматические пьесы и написавшего для лицейских спектаклей несколько пьес, - сохранилась одна, именно написанная им для воспитанника М. Л. Яковлева, обладавшего большим комическим талантом, комедия в 1 действии "Добрый Помещик", разыгранная воспитанниками 30 авг. 1812 г. Это - рукопись в виде тетрадки, в лист форматом (с полями), состоящей из 12 листов, исписанных мелким почерком автора.

   Бумага плохая, сероватая, края обтрепаны. В рукописи, особенно во второй половине - много помарок. Очевидно, это черновой оригинал пьесы. На первом листе - заглавие и действующие лица.

  

   Г. Добров, помещик - г. Маслов.

   Альберт, брат его - г. Пущин.

   Иван, слуга Доброва - г. Костенский.

   Ундер-офицер - г. Илличевский.

   Комиссар (в комедии он назван заседателем) - г. Яковлев.

   Староста - г. Корсаков.

  

   Приводить содержание комедии, по словам Гаевского, "крайне наивное", считаем излишним. Представление этой пьесы (при посторонней публике) вызвало неудовольствие Министра Нар. Проев., запретившего такие спектакли, как отвлекавшие учеников от занятий. Позже они возобновились. См. Гаевский, "Современн." 1863, т. 97, стр. 137-138. Также "Записка" Корфа, у Грота, "Пушкин", стр. 242-243.

  

  

  

   "Лицейский Мудрец есть архив всех древностей и достопримечательностей Лицейских. Для того-то мы будем помещать в сем журнале приговорки, новые песенки, вообще все то, что занимало и занимает почтенную публику (т. е. лицейскую)" - так, между прочим, однажды определяет себя сам Мудрец {См. в его No 3, отд. "Смесь".}.

   Это - единственный лиц. журнал 1-го курса, который сохранился в значительной своей части (с пометкой 1815 г.). Мы уже говорили выше, что он - по отзыву питомцев I курса - был отнюдь не из лучших: бар. Корф называет его даже "самым площадным", но во всяком случае он очень характерен: а его юмористическое содержание и тон - направленные главнейше на личности действующих персонажей Лицея, преподавателе