Грот Константин Яковлевич - Пушкинский Лицей, Страница 13 - Книги

Певец.

Благодарностью возженны,

Лавры мы, друзья, возьмем!

Увенчаем! - при вселенной

Песнь ему мы воспоем:

Да продлится век поэта

Миллион миллионов лет

Он рожден для славы света,

Он есть истинный поэт!!

Хор.

Слава, честь лицейских муз,

О, бессмертный Илличевский!

Меж поэтами ты туз!

Все гласят тебе лицейски

Криком радостным: "виват!

Ты родился - всякий рад!"

Стихотворения бар. Дельвига

О Дельвиге, его биографии, его лицейских годах и дружбе с Пушкиным, о его лицейском творчестве писано довольно много {Самым подробным и обстоятельным исследованием о Дельвиге и его поэзии, служившим главным источником и пособием для всех позже о нем писавших, остаются пока известные статьи В. П. Гаевского - "Дельвиг" (по поводу Смирдинского издания его сочинений) в "Современнике" 1853 г., томы 37 и 39; 1854 г., т. 43 и 47.} и останавливаться здесь на всех этих предметах и на характеристике поэта не входит в нашу задачу, состоящую лишь в том, чтобы извлечь из материалов лицейской поэзии, имеющихся в наших руках, и перечислить все, принадлежащее перу бар. Дельвига {Дельвигу, так рано умершему (1831 г.), при всей его трогательной привязанности к Лицею и ко всему лицейскому, не довелось оставить сколько-нибудь существенных воспоминаний и свидетельств о Лицее. Зато благоприятным обстоятельством для ознакомления потомства с поэзией самого Дельвига (между прочим и лицейской) было то, что после смерти Д. сохранилось три тома рукописей его, подаренных автором Плетневу, который передал их Гаевскому ("Современ." 1853 г., т. 39), и ими пользовались и другие издатели.}.

По недостатку данных мы и относительно Дельвига не можем соблюсти общей сколько-нибудь точной хронологии в нашем перечне, и представляем как приведенное уже выше, так и оставшееся еще - по группам, соответствующим нашим рукописным источникам. Начнем с перечня выше напечатанных пьес (в сборниках).

В Матюшкинской тетради: "К Амуру"; "Богиня Там и бог Теперь"; "Цефиз"; "Близость любовников"; "К переводчику Диона"; "Надпись на мой портрет" (эта пьеса также в "Антологии" Илличевского; "Триолет Кн. Горчакову".

В тетрадях Грота: Отд. ненапечатанных стих.: "Тихая жизнь"; "Подражание I псалму"; "Застольная песнь"; "Того уж нет"; "На смерть Державина"; "В альбом Илличевскому". Отд. напечатанных: "К больному Горчакову".

Кроме этих стихотворений, вошедших в сохранившуюся у нас часть лицейских сборников, в остатках лицейских бумаг сохранился на отдельных листках еще ряд пьес Дельвига, частью уже известных, частью - сколько мы знаем - не попадавших еще в печать, в большинстве в списках руки не Дельвига, а его товарищей.

Приведем здесь все, в виду того, что бывшие уже в печати являются здесь в первоначальной редакции, да и числом их немного. Несколько из них придется, впрочем, только перечислить, так как их ныне не достает в нашем собрании {Несколько листков с этими пьесами (впрочем почти все известными) были давно как-то даны кому-то из интересовавшихся на просмотр. Не знаю, были ли они возвращены, но затем в коллекции моей их не оказалось.}.

Достаточно будет также только назвать здесь те пьесы, которые сохранились в отдельных списках, но вошли (в той же редакции) в одно из выше напечатанных уже собраний. Таковы пьесы:

Подражание I псалму.

Листок синей бумаги, автограф Илличевского; под заглавием написано в скобках и зачеркнуто: Ода Иполиту. Подпись Дельвига собственноручная.

На смерть Державина.

На большом листе (с двумя другими пьесами того же автора; Цефиз и Переменчивость) - неизвестного (нелицейского) почерка.

Цефиз (Идиллия) - на том же листе¹

¹ Эти большие листы, как и другие, им подобные с копиями стихотворений Пушкина принадлежали какой-то целой тетради-сборнику (больш. форм, с золотым обрезом), исписанной неизвестным нам почерком. Они попали к Я. К. тоже от Матюшкина.

Среди всех имеющихся у нас списков стихотворений Дельвига, единственным его автографом является известная сочиненная на А. Е. Измайлова

Пародия на "Смальгольмского Барона" Жуковского¹

До рассвета поднявшись, извозчика взял

Александр Ефимыч¹ с Песков

И без отдыха гнал от Песков чрез канал

В желтый дом, где живет Бирюков;

Не с Цертелевым он совокупно спешил

На журнальную битву вдвоем,

Не с романтиками переведаться мнил

За баллады, сонеты, путем.

Но во фраке был он, был тот фрак запылен,

Какой цветом - нельзя распознать;

Оттопырен карман: в нем торчит, как чурбан,

20-ти фунтовая тетрадь.

Вот к обеду домой возвращается он

В трехэтажный Моденова дом,

Его конь опенен, его Ванька хмелен,

И согласно хмелен с седоком.

Бирюкова он дома в тот день не застал, -

Он с Красовским в Цензуре сидел,

Где на Олина грозно вдвоем напирал,

Где фон-Поль улыбаясь глядел.

Но изорван был фрак, на манишке табак,

Ерофеичем весь он облит,

Не в Парнасском бою, знать в питейном дому

Был квартальными больно побит.

Соскочивши на Конной с саней у столба,

Притаяся у будки, стоял;

И три раза он кликнул Бориса раба³,

Из харчевни Борис прибежал.

Подойди, ты мой Борька, мой трагик смешной,

И присядь ты на брюхо мое:

Ты скотина, но право скотина лихой,

И скотство по нутру мне твое.

(Продолжение когда-нибудь)⁴

Б. Дельвиг.

¹ Издатель "Благонамеренного" А. Е. Измайлов, у которого еще в 1818 г. были напечатаны 2 пьесы Дельвига, вообще был нерасположен к молодым поэтам новой школы ("литературным баловням", как он их прозвал) и после 1818 г. журнал его жестоко преследовал их эпиграммами. Особенно доставалось бар. Дельвигу, и полагают, что закулисной причиной была обида за эту пародию. (Гаевский "Соврем." 1853 г., т. 39).

² Измайлов.

³ Известный, но бездарный литератор, Борис Мих. Федоров (ум. 1875), слывший в тогдашних литературных кругах под кличкой "Борька". Вспомним эпиграмму на него, принадлежащую, кажется, также Дельвигу:

Федорова Борьки

Мадригалы горьки,

Эпиграммы сладки,

А доносы гадки.

В стихотворении Пушкина "Собрание насекомых" был, вероятно, стих к нему относившийся ("Вот Борька - мелкая букашка"). См. Объяснения П. А. Плетнева в "Переписке Я. К. Грота с П.", т. III, стр. 401.

⁴ В "Полн. Собр. Сочинений Дельвига" эта пьеса помещена лишь в извлечении.

Старик¹

Хлоя старика седого

Захотела осмеять

И шепнула: дорогого

Под окошком буду ждать.

* * *

Вот уж ночь; через долину

То за холмом, то в кустах -

Хлоя видит старичину

С длинной лестницей в руках.

* * *

Тихо крадется к окошку,

Ставит лестницу и вмиг,

Протянув с восторгом ножку,

К милой полетел старик.

* * *

Близок к месту дорогому

На щеке дрожит слеза;

Хлоя зеркало седому

Прямо сунула в глаза.

* * *

Но любовник спотыкнулся,

Вниз со страха соскочил:

Побежал, не оглянулся

И забыл, зачем ходил.

* * *

Хлоя по утру спросила,

Что же милый не бывал

Уж не я ль тебя просила,

И не ты ли обещал?

* * *

Зубы в зубы ударяя,

Он со страхом отвечал:

Домовой меня, родная,

У окна перепугал.

* * *

Хоть не рад, а должен, деды,

Вас немного побранить,

Взгляньте в зеркало: вы седы -

Вам ли к девушкам ходить?

С подлинным верно Барон Дельвиг.

Под диктант сочинителя писал Паяц Яковлев.

¹ Эта пьеса (в оригинале - без заглавия) написана рукою Яковлева, который и удостоверил это своею записью, следующею после собственноручной подписи автора: "с подлинным верно Барон Дельвиг". Эта пьеса была впервые напечатана в "Вестнике Европы" 1814 г. LXXV1II, No 22, стр. 98.

Переменчивость¹

Все изменилось, Платон! под Скипетром лютого Крона,

Нет просвещенных Афин, Спарты следов не найдешь,

Боги покинули Греков, Греки забыли свободу,

И униженный раб точит могилу твою.

Все еще мало, внемли: и Республику ты не узнаешь.

Я поэт, но ее не оставляю душой.

¹ Помещено рядом с "Цефизом" и одой "На смерть Державина" на описанных выше листах из тетради с копиями лицейских стихотворений. Почерк неизвестный (б. м. и более поздний).

Поляк

Баллада¹

Бородинские долины

Осребрялися луной;

Громы на холмах немели,

И вдали шатры белели

Омраченной полосой.

* * *

Быстро мчалися Поляки

Вдоль лесистых берегов;

Ива листьями шептала

И в пещерах завывала

Стая дикая волков.

* * *

Вот в развалинах деревня

На проталине лежит.

Бурные, ночлег почуя,

Гривы по ветру волнуя,

Искры сыпали с копыт.

* * *

И стучит Поляк в избушку:

"Есть ли, есть ли тут жилой?"

Кто-то в окнах шевелится,

И громчей Поляк стучится:

"Есть ли, есть ли тут жилой?"

* * *

Кто там? всадника спросила

Робко девица краса. -

"Эй, пусти в избу погреться:

Буря свищет, дождик льется,

Тьмой покрыты небеса."

* * *

- Сжалься надо мной, служивый,

Девица ему в ответ;

Мать моя, отец убиты,

Здесь одна я без защиты,

Страшно двери отпереть! -

* * *

Что, красавица, бояться?

Ведь Поляк не людоед;

Стойло конь не искусает,

Сбруя стопку не сломает,

Стол под ранцем не падет.

* * *

Дверь со скрипом отскочила:

Озирается герой,

Сняв большую рукавицу,

Треплет красную девицу

Он могучею рукой.

* * *

"Сколько лет тебе, голубка?"

- Вот семнадцатый к концу. -

"А! так скоро со свечами,

Поменявшися кольцами,

С суженым пойдешь к венцу.

* * *

Дай же выпить за здоровье

Мне невесты с женихом.

До краев наполнись, чаша!

Будь так жизнь приятна ваша,

Будь так полон здешний дом".

* * *

И под мокрой епанчою

Задремал он над ковшом.

Вьюга ставнями стучала,

И в молчании летала

Стража польская кругом.

* * *

За гремящей самопрялкой

Страшно девице одной,

Страшно в тишине глубокой,

Без родных и одинокой

Ей беседовать с тоской.

* * *

Но забылась - сон насильно

В деве побеждает страх;

Колесо чуть-чуть вертится,

Голова к плечу клонится,

И томление в очах.

* * *

С треском вспыхнула лучина;

Тень мелькнула на стене;

В уголку без покрывала

Дева юная лежала,

Улыбаясь в тихом сне.

* * *

Глядь Поляк - прелестной груди

Тихим трепетом дышат;

Он невольно взоры мечет,

Взор его желаньем блещет,

Щеки пламенем горят.

* * *

Цвет невинности непрочен,

Как в долине василек:

Часто светлыми косами

Меж шумящими снопами

Вянет скошенный цветок!

* * *

Но злодей, чу! треск булата -

Слышь к ружью! знакомый глас.

Настежь дверь - как вихрь влетает

В избу Русский - меч сверкает -

Дерзкий! близок мститель-час.

* * *

Дева трепетна, смятенна,

Пробудясь кидает взгляд;

Зрит, у ног Поляк сраженный

Из груди окровавленной

Тащит с скрежетом булат.

* * *

Зрит, сама себе не верит -

Взор восторгом запылал:

Ты ль, мой Ангел? восклицает, -

Русский меч в ножны бросает...

Девицу жених обнял.

¹ Это произведение Дельвига, написанное под влиянием баллад Жуковского и, кажется, еще не бывшее в печати, сохранилось в списке Илличевского, посланном к товарищу Фуссу при письме 28 февраля 1816 г., в котором он говорит и об этой балладе, давая своему другу сведения о Дельвиге и его характеристику.

Отдельно имеется еще стихотворение "К Илличевскому" (в Сибирь, относящееся, вероятно, еще к 1817 г.), писанное на большом листе писарским почерком. Но мы его здесь не печатаем, ибо оно давно известно в этой самой редакции (было напечатано в 1-й раз в "Трудах Вольного Общ. Люб. Росс. Слов.", т. IV, 267).

Наконец, сохранились еще на отдельных листках (ныне не находящихся в моем распоряжении, но мною отмеченных в моем описании бумаг) следующие уже известные пьесы {На одном из таких листков есть пьеса "Мадригал", без подписи, отличающаяся легким стихом (несколько напоминающим Пушкинский) и весьма возможно принадлежащая Дельвигу. См. ниже в отделе пьес неизвестных авторов.}:

На листке синей бумаги в 8° (без подписи):

Застольная песнь (в печати под назв. "Дифирамб"): "Други, пусть года несутся!"

К Амуру ("Еще в начале мая").

К Пастушке ("Что ты, пастушка приуныла!") (на том же листке неизвестная мне пьеса, вероятно, Дельвига: Как не так (нач.: "Фи, вы курите табак"; к сожалению, списка ее нет у нас).

На другом листке синей бумаги в больш. 8° писанная рукою Илличевского известная пьеса Дельвига:

"На смерть кучера Агафона", пародия на помещенную тут же рядом пьесу Кошанского: "На смерть графини Ожаровской" {Была напечатана в "Вестн. Европы", 1814, No 23. Пародия Дельвига напечатана была в "Библиограф. Записках" 1859, т. II, No 5, стр. 148.}. Для наглядности сравнения приводим одну пьесу за другой.

На смерть графини Ожаровской¹

Ни прелесть, ни краса, ни радость юных лет,

Ни пламень нежного супруга,

Ни сиротство детей, едва узревших свет,

Ни слезы не спасли от тяжкого недута,

И Ожаровской нет...

Потухла, как заря во мраке тихой ночи,

Как эхо темное в пустыне соловья...

О небо! со слезой к тебе подъемлю очи,

И, бренный, не могу не вопрошать тебя:

Ужели радостью нам льститься невозможно

И в милом счастие напрасно находить.

Коль лучшим существам жить в мире лучшем должно,

А нам здесь слезы лить.

Увы! не будешь ты всех радостей душою,

Не встретишь каждого любезностью своей,

И другу не вместить в себе одной весь мир:

Уже не сядешь ты в мечтаньи за клавир,

Твой глас волшебный не прольется,

Через отверстое окно во мрак ветвей,

Где твой соперник - соловей

С досадою не отзовется.

И нежный твой супруг сквозь слез не улыбнется.

Умолкло все с тобой! Амуры слезы льют,

Супруг и Грации венки на урну вьют,

И оросив твой прах слезою:

Почий, вещают, мир с тобою!

¹ В "Вестн. Евр.". 1814, No 23. Печатный оттиск этой пьесы находится в той самой тетради Державина (No 9), где нашлись стихи Пушкина "Воспоминания в Ц. С", и стихотворение Кюхельбекера.

На смерть кучера Агафона¹

Ни рыжая брада, ни радость старых лет,

Ни дряхлая твоя супруга,

Ни кони не спасли от тяжкого недуга...

И Агафона нет!

Потух, как от копыт огонь во мраке ночи,

Как ржанье звучное усталого коня!..

О, небо! со слезой к тебе подъемлю очи,

И, бренный, не могу не вопросить тебя:

Ужель не вечно нам вожжами править можно,

И счастие в вине напрасно находить?

Иль лучшим кучерам жить в мире лучшем должно;

А нам с худыми быть!..

Увы! не будешь ты потряхивать вожжею!

Не будешь лошадей бить плетию своею

И, усом шевеля, по-русски их бранить;

Уже не станешь ты и по воду ходить!

Глас молодецкий не прольется,

И путник от тебя уж не зажмет ушей,

И при сияньи фонарей

Уж глас форейтора тебе не отзовется,

И, ах! Кузьминишна сквозь слез не улыбнется!

Умолкло все с тобой! Кухарки слезы льют,

Супруга, конюхи венки из сена вьют,

Глася отшедшему к покою:

Когда ты умер - чорт с тобою!

¹ Автограф этой пьесы, с которого она напечатана в "Библиогр. Записках" принадлежал И. И. Пущину.

Особенно популярным произведением Дельвига из его лицейской поэзии стала его Прощальная песнь "Шесть лет промчались, как мечтанье", написанная для выпускного акта и ставшая лицейским гимном. О ее сочинении и судьбе см. у В. П. Гаевского в статье "Пушкин в Лицее" (Современник 1863, т. 97, стр. 86-87). Выше она напечатана в одном из писем Матюшкина.

Стихотворения Кюхельбекера

В. К. Кюхельбекер (род. 1797, ум. 1846 г.). - лицо столь всем знакомое из истории литературы той эпохи, из биографии Пушкина и из декабрьских событий 1825 года, а печальная и трагическая судьба его также настолько известна {Кроме указанного выше (стр. 85), см. соч. Пушкина (изд. Литер, фонда). Еще Н. А. Гастфрейнда "Побег и поимка В. Кюхельбекера", СПб. 1904.}, что останавливаться здесь более подробно на его жизни и характеристике не представляется надобности. Нас интересует здесь специально то, что сохранилось от поэтической деятельности Кюхельбекера - в Лицее.

"Вильг. Карл. Кюхельбекер - так характеризует его лицейский товарищ (бар. Корф), - начавший поздно учиться по-русски и от того, хотя и изучивший этот язык в совершенстве, но сохранивший в выговоре ясные следы немецкого происхождения, сверх того представлявший и по фигуре и по всем приемам живой тип немца, был предметом постоянных и неотступных насмешек целого Лицея за свои странности, неловкости и часто уморительную оригинальность. Длинный до бесконечности, притом сухой и как-то странно извивавшийся всем телом, что и навлекло ему эпитет "глиста", с эксцентрическим умом, с пылкими страстями, с необузданною вспыльчивостью, он, почти полупомешанный, всегда был готов на самые "курьезные" проделки... Он принадлежал к числу самых плодовитых наших стихотворцев, и хотя в стихах его было всегда странное направление и отчасти странный даже язык, но при всем том, как поэт, он едва ли стоял не выше Дельвига и должен был занять место непосредственно за Пушкиным"... В этой живой характеристике пристрастным увлечением является, конечно, последнее утверждение. Нельзя, разумеется, отказать Кюхельбекеру в некотором даровании, в известном поэтическом подъеме (что доказали его позднейшие опыты), но, разумеется, поэзия Дельвига была неизмеримо выше. Кюхельбекер очень рано и так сильно пристрастился к стихотворству, что над его метроманией жестоко смеялись товарищи, и вообще все время в Лицее - за свои смешные стороны - он был жертвой беспощадных эпиграмм и злых шуток. Есть известие, что в одном из лицейских стихотворных сборников большая часть стихов была на Кюхельбекера (это не дошедший до нас сборник "Жертва Мому") {В. П. Гаевский, "Современник", 1863, т. 97, стр. 147.}. Особенно много эпиграмм на него и его стихоплетство сочинял Пушкин, который, впрочем, при всем том, очень любил и ценил его за его добрые свойства, относился к нему и в Лицее и после очень сердечно и до конца поддерживал с ним сношения и переписку. Кюхельбекер, хоть однажды и вызвавший Пушкина на дуэль за обидные по его адресу стихи, платил ему горячим дружеским чувством и благоговением перед его поэтическим гением. Ранняя страсть к стихам развилась у Кюхельбекера не без влияния Илличевского, которого он сам считает своим учителем в этой области, как видно из его стихотворения "В альбом Илличевскому".

"Не позабудь поэта,

Кому ты первый путь,

Путь скользкий, но прекрасный,

Путь к музам указал"...

В издание "Избранные стихотворения В. К. Кюхельбекера", Шо-де-фон: Ф. И. Бутурлин, Веймар, 1880, тип. Ушмана - из лицейских его стихотворений не вошло, по-видимому, ничего.

Если из лицейских стихотворений Илличевского и Дельвига (не говоря уже о Пушкине) сохранилось довольно много, нельзя того же сказать о поэзии Кюхельбекера. Собственных старых бумаг его совсем не дошло, сколько мне известно, до потомства (что объясняется его мятежной, полной тревог, странствий и невзгод жизнью), а в остатках лицейского архива 1-го курса сохранилось очень незначительное количество его стихотворений и автографов, несмотря на пресловутую его плодовитость. Можно думать, что, поднимая на смех его неистовую метроманию, товарищи несколько пренебрежительно относились к его стихам, а потому и сберегли из них очень немногое, внося и в свои сборники сравнительно очень скупо образчики его поэзии. Зато о нем и на него сохранилось множество товарищеских сатир и эпиграмм.

Все главное из лицейских опытов Кюхельбекера, находящееся в руках наших, уже было приведено выше. Остается перечислить их.

В отделе лицейских сочинений на определенные темы помещена мною в извлечениях пьеса его "Бессмертие есть цель жизни человеческой" {На тему о бессмертии есть у К. еще позднейшая пьеса "Бессмертие". Ср. "Избран. стихотвор. К." Веймар, 1880.} (с отношением к Наполеону и его участи), автограф которой находится в бумагах Державина и по всей вероятности был ему поднесен автором (быть может, на экзамене 1815 г.).

Затем имеются стихотворения Кюхельбекера:

В Матюшкинской тетрадке "Дифирамб" и "Осень".

В тетрадях Грота: (В отделе ненапечатанных стих.) "Вино"; "К Радости"; "Дифирамб" ("Други, поверьте"...); "В Альбом Илличевскому".

В отделе "напечатанных": "Мертвый - Живому"; "Песнь Лапландца"; "Зима"; "Кофе".

Кроме этих пьес, попавших в сборники лицейские, сохранилось еще несколько автографов Кюхельбекера на отдельных листках.

На одном таком листке (довольно грубой, грязноватой бумаги) помещены стихотворения: "Осень" с пометкой 23 сент. (которым начинается, как мы видели, тетрадь Матюшкина, и притом в той же самой редакции) и "Утро" с прибавлением к заглавию 26 сент. (1815 г.?), которое помещаем здесь.

На другом таком же листке известная уже из тетрадей Грота пьеса "Дифирамб" (перевод из Шиллера) с пометкой под стихами: 1815 года.

Еще сохранились два листка с двумя немецкими пьесами-песнями, писанными Кюхельбекером (автографы), которые тоже здесь помещаются.

Упомянем, наконец, о первом по времени, крайне безграмотном, почти бессмысленном стихотворении-переводе его с французского "Отрывок из Грозы С-т Ламберта", помещенном в первом лицейском журнале "Вестник" (см. ниже), - стихотворении, над которым так смеялся Пушкин {Он помнил его и впоследствии, цитируя в письме к брату, 4 сент. 1822 г. ("Переписка П.", акад. изд., т. I, стр. 51), см. В. П. Гаевский, "Современн." 1863, т. 97, стр. 140.}.

Утро 26-го Сентября.

Хладное веянье струи на зеркало вод нагоняло.

Звезды с небес укатились; в неизмеримом аэре

Призрак - луна, потухая, блуждала: утренний петел

Громко воскрикнул.

* * *

И заря занялась и мрак облаков загорелся;

Край небосклона златой полосой от земли оттенялся -

Ярче и ярче алелся румянец; на соснах пустынных

Иней дробился. -

* * *

Колокол тихо пронесся и умолк в отдаленьи: