Грот Константин Яковлевич - Пушкинский Лицей

есте с другими: им давно дана подобающая оценка и посвящена целая обширная литература. Касаться по существу лицейского творчества Пушкина - здесь, мы и не имеем в виду. То, что принадлежало перу Пушкина, собственно, в нашем архивном материале, было уже рассмотрено и описано мною в другом месте {(К лицейским стихотворениям А. С. Пушкина", Журн. Мин. Н. Пр. 1905 г., No 10.}. Для полноты настоящего сборника краткое описание это будет повторено ниже вместе с описанием собрания моих автографов Пушкина (см. в Приложениях).

   Здесь же меня интересует остальная лицейская литература - в ее совокупности, тот - так сказать - entourage и тот литературный фон, на котором вырисовываются создания юной музы гениального поэта. Однако ж, здесь я не задаюсь целью обозревать, исследовать и оценивать все, что вообще известно из этих лицейских, как единичных (вышедших из-под пера других стихотворцев - товарищей Пушкина), так и коллективных опытов и литературных упражнений. Моя задача - сообразно плану издания - более скромная: представить и подробнее описать (опубликовав также то, что еще не было издано и того заслуживает) весь тот материал, который сохранился в бумагах, доставшихся моему отцу, и с которым он лишь отчасти и в общих чертах познакомил читателей в своем сборнике о Пушкине и Лицее.

   Последняя категория этой лицейской литературы, именно лицейские журналы, составят предмет особой, III-ей части настоящего сборника.

  

   Хранившиеся первоначально в остатках лицейского архива I курса и бывшие в руках у первых бытописателей Пушкинского Лицея рукописи литературных и поэтических опытов его первенцев, к сожалению, переходя из рук в руки, постепенно таяли, застревая неведомо где или исчезая бесследно, и дошли до нас в самых незначительных и скудных обрывках.

   В. П. Гаевский, посвятивший им наиболее внимания в своих известных статьях, имел в распоряжении, как видно из его заметок и упоминаний, очень значительный материал, одолженный ему первым хранителем "лицеан" М. Л. Яковлевым. Отец же мой, бережно хранивший все ему доставшееся, получил (именно с бумагами Матюшкина) лишь некоторую часть этого материала, которым он, не издавая его целиком и не описывая подробно, воспользовался для своих характеристик лицейских литературных занятий и поэтических опытов, а также и самих их авторов.

   Руководствуясь высказанною уже выше мыслью о том, что для лучшего выяснения лицейского воспитания и лицейского периода творчества Пушкина - в виду вообще скудости сохранившихся источников и документов - для нас ныне становится ценным всякий рукописный клочек или обрывок из архива 1-го курса, могущий хоть сколько-нибудь осветить картину лицейского авторства и лицейского литературного содружества, я считаю здесь необходимым не только точно описать все до нас дошедшее, но и напечатать здесь почти все еще не изданное, т. е. большую и наиболее любопытную часть всего материала.

   Представляю его распределенным на те категории, которые были мною отмечены выше, а именно:

   1. Опыты в стихах и прозе на заданные преподавателем темы.

   2. Плоды свободных упражнений воспитанников в стихотворстве, сохранившиеся либо в целых сборниках - "антологиях", либо отдельными пьесами и в черновых набросках.

   3. Так называемые "национальные песни" - произведения коллективного сочинительства - в виде шутливых импровизаций.

   Особую часть нашего сборника, как уже сказано, составят лицейские журналы 1-го курса.

  

  

  

   Из упражнений в стихах и прозе, которые явно написаны на заданные темы и большею частью даже снабжены исправлениями и отзывами преподавателя (Кошанского), в нашем архиве имеется лишь несколько произведений Илличевского, отчасти известных по упоминаниям у Гаевского и моего отца.

   Исправления и отзывы на рукописях Илличевского принадлежат исключительно Н. Ф. Кошанскому.

   Роль и значение этого педагога и влияние его на своих лицейских питомцев в их занятиях, образовании и успехах в области русских языка и словесности (также латинского языка и вообще классического мира), в выработке слога и в развитии литературных дарований, уже достаточно выяснены на основании множества свидетельств и оценки Кошанского, как писателя и ученого педагога {О Кошанском и его деятельности в Лицее см. в очерках В. П. Гаевского и в книжке Я. К. Грота (стр. 41-45, в "записке" Корфа и проч.) а также в его автобиограф, заметках ("Я. К. Грот. Несколько Данных", СПб. 1895, стр. 7-8). Особая очень основательная и беспристрастная статья (Н. Пиксанова) посвящена Кошанскому в изд. Соч. Пушкина Венгерова (т. I, стр. 250-259: здесь и литература о нем).}. Что Кошанский, перешедший в Лицей (вместе с частью питомцев 1-го курса Лицея) из Московского Университетского пансиона и перенесший туда педагогические методы и литературные предания последнего, сыграл действительно большую роль в литературном образовании и развитии как самого Пушкина, так и его товарищей, - в этом не может быть никакого сомнения, несмотря на справедливо отмечаемую его некоторую отсталость в теоретических воззрениях и риторических требованиях, поощрявших между прочим, согласно еще царившим в тогдашней литературе традициям, - известную напыщенность и высокопарность во внешней форме.

   Подобные взгляды и наставления Кошанского всего лучше отражаются в его исправлениях и отзывах на ученических опытах. Но эти особенности его руководительства не умаляли его главной положительной и крупной заслуги, заключавшейся в передаче своим питомцам широких и разнообразных сведений и своего собственного увлечения и одушевления к русскому слову и к поэзии, и в любовном поощрении учеников своих к занятиям литературой и к вольным упражнениям в стихах и прозе.

   Перед нами пять произведений Илличевского первой категории: три в стихах и два в прозе. Вот их описание.

   Руководствуясь почерком (так как дат на них нет), располагаем их в хронологическом порядке, лишь с приблизительною точностью.

   1. Стихотворение "Добродетель", состоит из трех куплетов по 8 стихов; написано на мал. 4-ке синей бумаги еще довольно детским почерком и подписано полным именем автора. Судя по почерку, да и по содержанию, стихотворение относится к первому времени учения, вероятно к 1812 году.

   Вот это стихотворение:

  

   "Одна святая добродетель

   Вам может счастье даровать;

   Она всех наших благ содетель!

   Лишь на нее мы полагать

   Надежду можем несомненну.

   Все прочее же под луной

   Подвержено измене, тленно,

   Нет ей кончины лишь одной.

  

   Чины и знатность и богатства

   Блаженства временные суть:

   Они доставят нам приятства,

   Но что они? - на час блеснут

   И после в Хаос превратятся.

   Оставят нас с стыдом одним

   Блажен, не мыслит кто гоняться

   За счастьем тщетным и пустым!

  

   Блажен! кто истинно умеет

   Все добродетели ценить,

   Кто правилом своим имеет:

   Царю всей правдою служить;

   Кто бедным, слабым помогает;

   Кто чист и сердцем и душой,

   Тот и средь бед не унывает,

   Успехи обретая в ней."

  

   Под этим пометка, без сомнения Кошанского: "Мысль и стихи очень хороши" (автору было тогда лет 13-14).

  

   2. Сочинение в прозе "Бурная ночь" - пять страничек в четверку (на белом листе, сложенном вчетверо в виде тетрадки), заключает в себе описание ночной бури и явлений природы несколько напыщенным слогом, но достаточно образным. Окончание нравоучительное: "Несчастный! таков устав природы. Перестань жаловаться на судьбу свою. Сноси бедствия с твердостью; несчастия без жалоб - и спокойствие душевное будет тебе наградой".

   Судя по почерку, этот автограф относится к тому же времени. Кроме нескольких исправлений в тексте (замены слов etc.) и заметки на полях "c'est beau {прекрасно (франц.)}" против фразы "Воды в радости блеснули пурпуром", под сочинением имеется следующая аттестация Кошанского: "Окончание прекрасно. - NB. Владея языком, должно уметь употреблять его. - План вашей бурной ночи несколько темен - не везде верно изображение природы - особенно переход от вечера к утру. Есть много слов излишних, много не то значащих, что Вы сказать хотели. Но все вообще показывает Вашу способность владеть языком и счастливый дар легко выражать мысли и чувства. Прошу Вас, М. г. быть осторожным в выборе слов и заменять все бурно-смешное скромным благоприличием и тихим чувством.

  

   3. Вероятно к той же более ранней эпохе, но уже к следующим годам (1813 или 1814-му) относится ода Илличевского "Освобождение Белграда", написанная на семи страничках (того же формата, что и предыдущие пьесы), заключающая в себе 22 строфы (по 4 стиха) и снабженная множеством поправок, пометок и заключительной аттестацией Кошанского. Сюжет этой оды взят из известного рассказа (предания) летописи о чудесном избавлении от Печенегов советом мудрого старца киевского Белгорода (автор предпочел славянскую форму "Белград") во время отсутствия Владимира Святого в походе на Новгород (997 г.). Вероятно, сюжет был дан Кошанским. Оно слишком велико, чтоб его привести здесь.

   Задачу свою Илличевский выполнил очень недурно, справившись и с построением и содержанием и обнаружив дар владения стихом и изобразительностью. По поводу этой темы и исправлений Кошанского, В. П. Гаевский резко напал на последнего (цитируя некоторые его поправки) за замену им простых и обиходных (т. е. более прозаических) слов и выражений - более "напыщенными" и "ходульными", соответствующими риторическим требованиям и его схоластическим вкусам. Действительно, такая тенденция заметна у него, и многих его поправок нельзя одобрить; но надо признать, что вовсе не все поправки его имеют такой характер, и в большинстве они обнаруживают и знание дела и опытное перо, и поэтическое чутье, а главное внимательное и любовное отношение к делу.

   Поправки Кошанского заканчиваются следующим общим отзывом:

   "Большую часть замечаний я сказал и скажу еще изустно. - Вот план Ваш: Владимир удалился - Печенеги подступают к Белграду и хотят принудить к сдаче голодом - 12 дней длится осада. Тут очень хорош переход, когда является старик с советом. Вы не сказали, что он советует, но мы видим (и очень кстати), что граждане делают. Тут одна строфа ("Так..."), тянется с одною только мыслью, как железо на заводах, - колодцы Ваши хороши, может быть, для историка, а поэту нельзя из них напиться. - Потом, Печенеги призваны для переговоров, видят чудо и рассказывают своим, а свои очень хорошо сделали, что возвратились; ибо тут Владимир роздал только награды, и читатель видит берег..."

  

   4. Другая ода "На взятие Парижа" относится к 1814 году. Она состоит из 18 строф по 10 стихов и является самым большим произведением из сохранившихся - на 10 страничках (в четверку) сшитой тетрадки (бумага с водян. знаком 1810): переписана очень тщательно каллиграфически (почему почерк несколько отличается от обычного почерка Илличевского). На полях и среди строк имеются поправки Кошанского, но их не особенно много. Эта же ода в другом списке автора, с некоторыми поправками - согласно указаниям Кошанского, сохранилась при письмах Илличевского к Фуссу (письмо от 27 июля 1814 г.).

   Известно, что тогда же на ту же тему написал оду и Дельвиг, и его ода была помещена в "Вестнике Европы", июнь 1814 г. (ч. LXXXV, No 12, стр. 272).

   Гаевский, упоминая об этих двух одах, отзывается о последней {См. полное собрание стихотворений бар. А. Дельвига (Деш. Библиотека А. С. Суворина), 1891 г., стр. 156.}, написанной белыми стихами, как о "весьма слабой", а об оде Илличевского говорит, что "написанная по рецепту Ломоносовских и Державинских од, она, может быть, и недурна в своем роде, но только род сам по себе невыносим" {Гаевский "Пушкин в Лицее", Современник 1863 г., т. XCVII, стр. 153.}. Как любопытный образчик лицейского стихотворства этого рода, чтоб дать возможность судить о нем самому читателю, и в виду поправок Кошанского, считаем уместным привести здесь эту оду.

  

   На взятие Парижа¹

  

   Раздался гром - и повторенны

   Ему катятся громы вслед.

   Не се ли молнии - священны²

   Благовестители побед?

   Всесилен русский Бог великий!

   Гремят по стогнам шумны клики³,

   Восторгом пламенным горя. Какое торжество, какое?

   Не вновь ли Божество благое

   Венчает славою Царя?

      Не вновь ли Росские знамена

   Покрыла Божья благодать?

   Не вновь ли дерзость пораженна

   И злоба свержена во ад?

   Так! слышу ратный глас: победа!

   Так! зрю во всех пределах света

   Гремит молва: в Париже Росс⁴!

   В Париже Росс! - Тебя хвалою

   Превозношу, Творец! Тобою

   В победах АЛЕКСАНДР возрос!

      Давно ль, давно ли враг строптивый

   Как с грозных водопад вершин

   Склонясь, стремит свой ток бурливый

   На лоно тихое долин,

   И класы тучные, златые

   И пашни и леса густые

   Крутит в ярящихся волнах,

   Шумит по скалам возвышенным⁵

   И эхом в дебрях пробужденным

   Стократно вторится в лесах - ⁶

      В предел отечества драгова

   Вломился, вторгнулся злодей

   Позор и рабство и оковы⁷

   России нес в руке своей⁸?

   Гордясь оплотом страшных строев

   И льстясь надеждой славных боев

   Войной и ужасом горит⁹.

   Идет в неистовой надежде

   Назад не возвратиться прежде,

   Как всю Россию покорит.

      Идет - как зной, огнем ползящий,

   Каленым дышущий лучем;

   Как мраз - лице земли мертвящий;

   Как вихрь - все рушащий вверх дном¹⁰

   Как с молнией и громом буря -

   Затмивша мраком¹¹ блеск лазуря¹²:

   Но АЛЕКСАНДР, великий ввек,

   Еще не ополчил десницы;

   Еще Всевышний казнь денницы

   Во гневе яром не изрек.

      Он шел - и грады упадали,

   И веси обращались в прах.

   Все скорби, ужасы, печали

   И страшна смерть и бледный страх¹³

   Исшед из мрачных бездн геенны,

   Имея очи раскаленны¹⁴,

   Везде летели вслед за ним.

   И сильной властию своею,

   Как будто фимиам, злодею

   Во след курили огнь и дым.

      И, жителей своих лишенны,

   В местах пустынных и глухих,

   Стоят уныло мрачны стены -

   Лишь томный гул вселился в них.

   И где науки процветали,

   Свобода, счастье обитали -

   Там ныне дебрей вид глухой;

   Там на гробах уединенных

   За веру воев убиенных

   Зверей и ветра слышен вой!

      Он шел - и цели вожделенной

   Злодей достигнул наконец.

   Еще к короне похищенной

   Один хотел придать венец.

   Уже его очами зрится

   Москва, как некая Царица,

   Седяща на семи холмах,

   Которая на пол-вселенной

   Простерла скипетр позлащенный,

   Сияющий во всех веках.

      Как зверь свирепый, гладом мучим,

   Иль лютый тигр, иль гордый лев,

   В тени древес, в лесу дремучем,

   Смиренну агницу узрев,

   Открыв, разверзя зев ужасный¹⁵,

   Пускает рев - и зверь¹⁶ несчастный

   Уже издох¹⁷ в его когтях.

   Как огнь, зажегши поле чисто,

   Клубит по долу дым струистый

   И ниву обращает в прах.

      Москвою овладев пространной,

   Едва в нее Наполеон

   Вступил - уже сей город славный

   Объят огнем со всех сторон.

   Страх - ужас поражает очи.

   От праха¹⁸ - день мрачнее ночи;

   От пламя - ночь яснее дня.

   Стенанья, стоны¹⁹ раздаются;

   Кровавы токи всюду льются;

   И жертвы падают стеня.

      Несчастны жертвы лютой злобы

   Безжалостных врагов своих!

   Здесь старец обнимает гробы

   Безвинно падших чад младых;

   Там дева труп отца находит;

   Тут отрок взор на небо взводит

   И смерть зовет он дни пресечь,

   Лишенный матери и братии:

   На лоне отческих объятий

   Постигнул²⁰ их тираннов меч.

      И утро красную денницу

   На небо вы вед в третий день,

   Уже не славную столицу,

   Но мрачный пепел падших стен

   Лучом багряным осветило -

   Вот страшный образ лютой силы!

   Вот вражьей дерзости следы!..

   Но стой, злодей!.. Всевышний встанет,

   Правдивый гром на злобу грянет²¹,

   И прахом претворишься ты!

      И се восстало Провиденье,

   И Вышний казнь врагам изрек,

   И Росс воскликнул: мщенье! мщенье!

   И на врагов, как лев потек,

   Потек, как бурный вихрь²², - и пали,

   Что рог кичливый воздымали...

   Злодей еще десницу взнес -

   И вновь враги стыдом покрылись! -

   Еще шесть лун не совершились,

   Уже в Париже храбрый Росс!

      В Париже Росс! - Но не как мститель,

   Иль бич Небесный - лютый, злой:

   Но так, как Ангел Покровитель,

   Как Гений милости благой²³,

   Как некий Бог: на место мщенья -

   Творит²⁴ врагам благотворенья;

   На место брани - мир дарит;

   На место рабства - дни златые.

   Единый АЛЕКСАНДР такие

   Мог доблести души явить!

      Единый АЛЕКСАНДР лишь славу

   Кладет - великодушным быть!

   Единый АЛЕКСАНДР державу

   Лишь тщится благостью златить!

   Един ты, света благодетель,

   Умел толику добродетель

   Со храбростью соединить!

   Единый ты во всей вселенны

   Навеки олтари нетленны

   Умел в сердцах соорудить!

      Звучи, восторгом полна лира,

   И выше туч полет взнеси!

   Свободу, благоденство мира

   Во всех концах земли гласи!

   Утешь Москвы ты зрак печален!

   Вещай: из²⁵ недр ее развалин

   Покой вселенной излетел;

   Ее пожаром осветилась

   Свобода - коя воцарилась

   В пределах всех ее земель.

      Гласи падение злодея,

   Тирана гнусного земле!

   Вчера еще, землей владея,

   Он вечно мнил владеть, и се -

   Как кедр, Ливана сын надменный,

   Внезапно громом пораженный,

   Падет - он пал! Злодея нет!..

   Ликуйте, Россы величавы!

   О, слава выше всякой славы!

   Победа выше всех побед!

      Ликуй... Но стой²⁶, о дерзка лира,

   И пылкий свой восторг умерь!

   Не зришь ли ты - пространство мира

   Ему дивится все теперь?

   Не зришь ли - поздные потомки,

   На подвиги воззря столь громки,

   Пол-Богом АЛЕКСАНДРА чтят?

   Как капля с морем соравненна,

   Хвала твоя пребудет тленна,

   И твой удел, дивясь, - молчать!

  

   ¹ В тексте и примечаниях Кошанского все слова подчеркнуты Кошанским. В выносках мы отметим как эти примечания, так и варианты из второго списка, внесенные автором на основании замечаний; но оказывается, что автор лишь в некоторых случаях принял во внимание эти замечания.

   ² Кошанский исправил:"не се ль перуны грозны, гневны". На полях же им приписано: а) гром или молния не одно и то же. b) Молнии не благовестители, а благовестительницы. - Третий стих исправлен позже автором так: "не се ли радостны, священны"...

   ³ На полях: "клики горят восторгом".

   ⁴ Подчеркнуты слова зрю и гремит молва и приписано: "гремящую молву не зрят, а внемлют или слышат."

   ⁵ Кошанский: "Неприятная перемена сцены и при том повторение".

   ⁶ Против этой строфы: "Длина периода, приличная только прозе". Во 2-м списке эта строфа от слова "как" поставлена в скобки.

   ⁷ "Значимое, поставленное непосредственно подле знака, подрывает интерес". Этот стих во 2-й редакции:"Позор, неволя, бедства новы".

   ⁸ "Изобилование - пустословие".

   ⁹ "Ужасом гореть! притом надлежало бы и здесь поставить действие в прошедшем виде".

   ¹⁰ "Рушить вверх дном!"

   ¹¹ "Молниеносная буря не мрачна".

   ¹² "Лазоревый цвет не блистателен, но он может быть ярок".

   ¹³ Исправлено во 2-м списке "Опустошение и страх".

   ¹⁴ "Сия черта не может относиться до всех подлежащих".

   ¹⁵ В новой редакции "пасть ужасну".

   ¹⁶ "Агница не зверь". - Этот и следующий стих исправлены автором так:

   "Ревет и агницу несчастну

   Терзает во своих когтях".

   ¹⁷ "Вяло".

   ¹⁸ Исправлено К-м: "дыма": так исправил и автор в новом списке

   ¹⁹ "=клики и восклицания". Автор изменил: "Рыданья, вопли раздаются"

   ²⁰ "Постигнуть значит только коснуться поверхности".

   ²¹ Во 2-й редакции эти два стиха изменены так:

   Но стой, злодей! твой час настанет!

   Правдивый Бог на злобу грянет.

   ²² Во 2-ой редакции вместо того: "Помчался, полетел - и пали".

   ²³ Исправлено автором: "Благости самой".

   ²⁴ Изменено автором: "Дает".

   ²⁵ Вставлено К-м: "под" (из-под); "недр" подчеркнуто.

   ²⁶ К: "Низко".

  

   5. Наконец, к тому же роду сочинений на тему относится рассуждение Илличевского "Строгое исполнение должностей доставляет чистейшее удовольствие". Оно написано без сомнения на заданную (Кошанским?) тему, хотя и не снабжено отметками или отзывом преподавателя; и в развитии темы, и порядке, и манере изложения автор придерживается строго теории и правил общепризнанной риторики. В подкрепление своих мыслей он местами приводит цитаты из Вольтера, Расина, Pesselier и Berquin {Автор соч. "Ami des enfants" ("Друг детей" (франц.)) (1749-1791).}. В сочинении 9 страниц: оно написано на таких же листах в 4-ку (в виде тетрадки) на синей бумаге, причем и бумага и почерк одинакие с бумагой и почерком писем Илличевского к Фуссу конца 1814 года, и без сомнения относится к той же поре.

   Позволяю себе привести, для характеристики тона и стиля, начало и заключение сочинения:

   Начало: "Человек предопределен жить в обществе; излишне было бы доказывать то, что признано всеми философами и утверждено всеми временами. Не углубляясь далеко в причины сего явления, мы увидим, что должности суть узы, привязывающие его к оному, и силы, удерживающие его в пределах его действий; должности суть условия, без которых он не мог бы существовать в кругу себе подобных. Назначив ему черту, за которую он преступать не должен, они определяют всю обширность его свободы"...

   Из конца: "...Нет! Счастие не обитает в сердце жестоком - оно неразлучно с добродетелью... Счастлив только тот, кто окружен зрелищем блаженства и изобилия; таков муж благодетельный. Где он ни находится, везде творит счастливых..."

   Заключение: "Блажен, стократ блажен един ты, о муж добродетельный! твоя награда - не бренное злато, не тленные почести, но собственное сердце; твое счастие - не громкие праздненства, не пышные пиршества - но сердца твоих ближних. Блажен, стократ блажен един ты, о муж добродетельный!"

   К этим произведениям Илличевского можно присоединить одно стихотворение Кюхельбекера, написанное тоже на отвлеченную тему, быть может внушенную тем же Кошанским.

   Это довольно длинная пьеса "Бессмертие есть цель жизни человеческой", находящаяся в рукописи (автограф) в бывшей у моего отца той самой тетради Державина (No 9) {Ныне тетрадь эта с другими Державинскими бумагами находится в Публичной библиотеке. Стихи Кюхельбекера помещены в ней под No 24.}, где находился и откуда им извлечен был знаменитый автограф Пушкина "Воспоминания в Царском Селе", прочитанные автором перед маститым старцем-поэтом на экзамене 1815 г. Само собой напрашивается предположение, что и стихотворение Кюхельбекера написано тогда же (1815 г.), для того же случая, и поднесено было Державину самим автором.

   Не печатая его всего, считаю уместным несколькими выдержками познакомить с ним читателей.

  

   Бессмертие есть цель жизни человеческой

  

   (Начало)

   Из туч сверкнул зубчатый пламень.

   По своду неба гром протек,

   Взревели бури - челн о камень; -

      Яряся, океан изверг

         Кипящими волнами

         Пловца на дикий брег. -

   Он озирается - и робкими очами

      Блуждает ночи в глубине;

   Зовет сопутников - но в страшной тишине

   Лишь львов и ветра вопль несется в отдаленьи.

  

  

      Увы, так жизни в треволненьи

   Единый плач я зрю, стенанья полон слух;

   Безвестность мрачная, мучительно сомненье

         Колеблют мой смущенный дух!

  

  

   Какое море зла волнуется повсюду!

      Венцов и скипетров на груду

      Воздвигнул изверг свой престол, -

   И кровью наводнил и град и лес и дол,

   И области покрыл отчаянья туманом!

   Герой, невинных щит, гоним, повержен в прах,

   Неблагодарности, неистовства в ногах

   Его безглавый труп терзаем хищным враном,

   С сверкающим мечем на брата брат восстал,

   И на родителя десницу сын подъял¹.

  

   ¹ Здесь конечно под "извергом" разумеется Наполеон со всеми бедствиями, которые он навлек на народы Европы.

  

  

   Затем следуют 8 строф (с неравным количеством стихов), всего 78 стихов, содержание которых сводится к тому, что автор сперва изображает терзающие его сомнения о том, как все это зло может существовать, если есть Всевышний Судия. Он задается рядом вопросов, есть ли Бог, творец мира - человека и его души. А если есть, то неужели мы созданы для одних только бедствий? и т. п. Но, как бы опомнившись, он отгоняет от себя все свои сомнения и фантазии и обращает свои мысли к бессмертию, которое возносит его к Престолу Всевышнего.

  

   О сын земли, воспрянь, воспрянь от заблужденья,

         И мрак сомненья

         От веждей отряси,

         И глас природы вопроси!

   Ужели он тебя, слепец, не убеждает?

      "Бессмертен ты - вещает,

   "В бессмертии с самим равняешься Творцом,

   "Конец твой сопряжен лишь вечности с концом!

   "Се червь, се образ твой лежит перед тобою,

         "Недвижен, заключен

         "Во гроб самим собою;

         "Но лишь весеннею порою

         "От животворного луча

   "Вдруг рощи восшумят, одежду получа,

   "С брегами реки пробудятся,

   "От скляных свободясь оков,

   "И тенью рощи осенятся

   "И прекратится царство льдов:

   "Оставя дом свой тесный,

   "Он явится в лугах, сильфидою прелестной,

      "Распустит крылья, воспарит,

      "От розы к розе полетит"!

  

   После следующей строфы в 15 стихов идет заключительная строфа, опять относящаяся к Наполеону, которую выписываем целиком:

  

   На честолюбца взор простри,

         На вихря бранного воззри,

   Кого кровавый след и днесь еще дымится!

   С его могуществом дерзал ли кто сравниться?

   Он цепью приковал блестящий сонм Царей

         К своей победной колеснице;

   Всесокрушающей покорствуя деснице,

         Тирана грозного очей

         Все племена страшились, трепетали,

   И молча, жизнь иль смерть из уст его внимали!

         А он? - он клял судьбу

   И из торжеств своих, и сердцу и уму

         Единую извлек отраву;

   И вот - утратил трон и счастие и славу!

   И что ж? - он дней своих не прекратил!

   Грозящей вечности злодея вид страшил,

         Что слез и вопли дани,

   Мученья нес ему в неумолимой длани,

         И гласом громовым: "о трепещи!" вещал -

   И ум ужасного вдруг ужас обуял.

  

  

  

   Переходим к свободным стихотворным опытам и упражнениям питомцев Лицея 1-го, Пушкинского курса. Многие из этих упражнений, в особенности пьесы шуточного, сатирического, буфонского характера (эпиграммы, эпитафии, басни, шуточные поэмы и проч.) попадали отчасти в издававшиеся периодически лицеистами "журналы" (о которых речь ниже), но большая часть (особенно более серьезные опыты) распространялись между товарищами или отдельными списками, или в целых сборниках.

   Некоторые воспитанники в конце своего пребывания в Лицее (да и раньше, вероятно поощряемые принадлежностью к своему "литературному обществу") составляли сборники своих стихов, т. е. переписывали их тщательно в особые тетради. Другими составлялись сборники из произведений лучших лицейских поэтов - по выбору своему собственному или самих авторов. От тех и других сохранились остатки или дошли известия.

   Известно, что собрания своих лицейских стихотворений составлял перед выходом из Лицея и Пушкин, и большая тетрадь с таким собранием от 1816-17 г. (переписанная большей частью самим Пушкиным, а отчасти и некоторыми его товарищами) сохранилась и послужила одним из главных источников наших сведений о лицейском творчестве поэта {Она хранится в Моск. Румянц. музее. См. о ней 1 т. академ. изд. сочин. А. С. Пушкина, примеч. Л. Майкова, стр. 8-10. Она - важнейшая рукопись для критики текста лицейских стихотворений Пушкина.}. Несомненно, что и другие лицейские поэты составляли такие сборники своих творений, - так напр., известно, что Яковлев собирал свои басни (особенно полюбив этот род) и вызвал своим собранием их с эпиграфом, "хоть худо, но свое" и своей попыткой напечатать их - ядовитые эпиграммы Илличевского {Гаевский в "Современнике", 1853, т. 97, стр. 143.}. Но из этих сборников ничего более не сохранилось.

   Другие смешанные "сборники" составлялись ближайшими товарищами Пушкина - как из его произведений, так и из лучших опытов его собратьев