Жуковский Василий Андреевич - В.А. Жуковский в воспоминаниях современников

s rien, une dynastie rechauffée vaut encore moins... {Если подогретый обед никуда не годится, то подогретая династия того менее (фр.).}³

  

   14-го сентября. Вот что я написал в письме к П<ушкину> сегодня и чего не послал: "Попроси Жуковского прислать мне поскорее какую-нибудь новую сказку свою. Охота ему было писать шинельные стихи (стихотворцы, которые в Москве ходят в шинели по домам с поздравительными одами) и не совестно ли "Певцу во стане русских воинов" и "Певцу в Кремле" сравнивать нынешнее событие с Бородином?" <...>

   15-го сентября. Стихи Ж<уковского> навели на меня тоску. Как я ни старался растосковатъ или растаскать ее и по Немецкому клубу и черт знает где, а все не мог. Как можно в наше время видеть поэзию в бомбах, в палисадах⁴. Может быть поэзия в мысли, которая направляет эти бомбы, и таковы были бомбы наваринские, но здесь, по совести, где была мысль у нас или против нас. <...> Как ни говори, а стихи Ж<уковского> - une question de vie et de mort {вопрос жизни или смерти (фр.).}, между нами. Для меня они такая пакость, что я предпочел бы им смерть. Разумеется, Ж<уковский> не переломил себя, не кривил совестью, следовательно, мы с ним не сочувственники, не единомышленники. Впрочем, Ж<уковский> слишком под игом обстоятельств, слишком под влиянием лживой атмосферы, чтобы сохранить свои мысли во всей чистоте и девственности их. Как пьяному мужику жид нашептывал, сколько он пропил, так и в той атмосфере невидимые силы нашептывают мысли, суждения, вдохновения, чувства. Будь у нас гласность печати, никогда Ж<уковский> не подумал бы, Пушкин не осмелился бы воспеть победы Паскевича⁵. <...>

  

  

   20-го мая. <...> Мы на днях говорили у Софии Бобринской о невозможности перевести немецкое: Heimweb {тоска по родине (нем.).}. После нескольких попыток дельных начали мы выражать это слово карикатурою. Жуковский предложил: домогорье. Я сказал: уж лучше зимогорье. <...>

  

  

   21 июня/3 июля. <...> В одно время с выпискою из письма Ж<уковского> дошло до меня известие о смерти Лермонтова. Какая противоположность в этих участях. Тут есть, однако, какой-то отпечаток Провидения. Сравните, из каких стихий образовалась жизнь и поэзия того и другого, и тогда конец их покажется натуральным последствием и заключением. Карамзин и Жуковский: в последнем отразилась жизнь первого, равно как в Лермонтове отразился Пушкин. Это может подать повод ко многим размышлениям. - Я говорю, что в нашу поэзию стреляют удачнее, чем в Лудвига-Филиппа: вот второй раз, что не дают промаха. <...>

   Для некоторых любить отечество - значит дорожить и гордиться Карамзиным, Жуковским, Пушкиным и тому подобными и подобным. Для других любить отечество - значит любить и держаться Бенкендорфа, Чернышева, Клейнмихеля и прочих и прочего.

  

  

   15 августа. <...> Наше время, против которого нынешнее протестует, дало, однако же, России 12-й год, Карамзина, Жуковского, Державина, Пушкина. Увидим, что даст нынешнее. <...>

  

  

   29 апреля. <...> Жуковский в письме к Плетневу говорит: "Хвала света есть русалка, которая щекотаньем своим замучивает хохотом до смерти". <...>

  

  

   16 октября. Швейцария. Веве. <...> На возвратном пути я зашел в Verne искать дом, в котором Жуковский провел одну зиму. И эта попытка была удачнее. Он жил в доме Pillivet, который теперь хозяином того же дома. Первый дом на левой руке, когда идешь из Веве. Он тут с семейством Рейтерна провел зиму 1831 на 1832 год. Тут делали ему операцию (кажется, лозаннский лекарь), чтобы остановить его геморроидальное кровотечение, угрожавшее ему водяною болезнью. Помню, как выехал он больной из Петербурга. Опухший, лицо было как налитое, желто-воскового цвета. Хозяин сказал мне, что у него долго хранилась в шкапе доска, на которой написано было что-то по-русски рукою Жуковского, и что выпросила себе эту доску великая княгиня Анна Федоровна. Полно, она ли? Не Елена Павловна ли или Мария Николаевна! В Женеве разыщу. В этом доме Жуковский, вероятно, часто держал на коленях своих маленькую девочку⁶, которая тогда неведомо была его суженая и позднее светлым и теплым сиянием озарила последние годы его вечеревшей жизни. Этот романтический эпизод хорошо вклеивается в местности, сохранившей живую память Руссо. Жуковский был очищенный Руссо. Как Руссо, и он на шестом десятилетии жизни испытал всю силу романической страсти; но, впрочем, это была не страсть, и особенно же не романтическая, а такое светлое сочувствие, которое освятилось таинством брака. Я был в Verne 10 октября 1854 года, но не видал комнаты, в которой жил Жуковский: жильца-англичанина не было дома, и комната была заперта ключом. <...>

  

  

  

   3-го июля. <...> Пушкин уверял, что обвинение в развратной жизни моей в Петерб<урге> не иначе можно вывести как из вечеринки, которую давал нам Филимонов и на которой были Пушкин и Жуковский и другие. Филимонов жил тогда черт знает в каком захолустье, в деревянной лачуге, точно похожей на бордель. Мы просидели у Филимонова до утра. Полиции было донесено, вероятно на основании подозрительности дома Филимонова, что я провел ночь у девок¹. - Вслед за перепискою Голицына, Жуковский вступился за меня, рыцарским пером воевал за меня с Бенкендорфом, несколько раз объяснялся с государем². <...>

  

  

   5-го августа. Что есть любовь к отечеству в нашем быту? Ненависть настоящего положения. В этой любви патриот может сказать с Жуковским: "В любви я знал одни мученья"³.

   Какая же тут любовь, спросят, когда не за что любить? Спросите разрешения загадки этой у строителя сердца человеческого. За что любим мы с нежностию, с пристрастием брата недостойного, сына, за которого часто краснеем? Собственность - свойство не только в физическом, но и в нравственном, не только в положительном, но и в отвлеченном отношении действует над нами какою-то талисманною силою.

  

  

   В Пушкине нет ничего Жуковского, но между тем Пушкин есть следствие Жуковского¹. Поэзия первого не дочь, а наследница поэзии последнего, и, по счастию, обе живы и живут в ладу, несмотря на искательства литературных стряпчих щечил², желающих ввести их в ссору и тяжбу - с тем, чтобы поживиться насчет той и другой, как обыкновенно водится в тяжбах.

   С удовольствием повторяем здесь выражение самого Пушкина об уважении, которое нынешнее поколение поэтов должно иметь к Жуковскому, и о мнении его относительно тех, кои забывают его заслуги: дитя не должно кусать груди своей кормилицы³. Эти слова приносят честь Пушкину как автору и человеку!

  

  

   П. А. Вяземский - А. И. Тургеневу

   24 августа 1818. <...> Присылай мне стихов Жуковского: этот магнит приподымает меня немного с земли. <...>

   1 мая 1819. Что делает Жуковский? Я сегодня читал его целое утро и наслаждался "Аббадоною"¹. Вообще главный его недостаток есть однообразие выкроек, форм, оборотов, а главное достоинство - выкапывать сокровеннейшие пружины сердца и двигать их. C'est le poète de la passion, то есть страдания. Он бренчит на распятии: лавровый венец его - венец терновый, и читателя своего не привязывает он к себе, а точно прибивает гвоздями, вколачивающимися в душу. <...>

  

   А. И. Тургенев - П. А. Вяземскому

   14 мая 1819. <...> Я намерен подписать под портретом Жуковского: "Бренчит на распятии". <...>

  

   П. А. Вяземский - А. И. Тургеневу

   7 августа 1819. <...> Этот обер-черт Жуковский. <...> Как можно быть поэтом по заказу? Стихотворцем - так, я понимаю; но чувствовать живо, дать языку души такую верность, когда говоришь за другую душу, и еще порфирородную, я постигнуть этого не могу! Знаешь ли, что в Жуковском вернейшая примета его чародействия? - Способность, с которою он себя, то есть поэзию, переносит во все недоступные места. Для него дворец преобразовывается в какую-то святыню, все скверное очищается пред ним; он говорит помазанным слушателям: "Хорошо, я буду говорить вам, но по-своему", и эти помазанные его слушают. Возьми его "Славянку", стихи к великой княгине на рождение, стихи на смерть другой². Он после этого точно может с Шиллером сказать:

  

   И мертвое отзывом стало

   Пылающей души моей³.

  

   "Цветок"⁴ его прелестен. Был ли такой язык до него? Нет! Зачинщиком ли он нового у нас поэтического языка? <...> Что вы ни думали бы, а Жуковский вас переживет. Пускай язык наш и изменится, некоторые цветки его не повянут. Стихотворные красоты языка могут со временем поблекнуть, поэтические - всегда свежи, всегда душисты. <...>

  

   А. И. Тургенев - П. А. Вяземскому

   13 августа 1819. <...> Я восхищался уродливым произведением Байрона: "Манфред", трагедия. Жуковский хочет выкрасть из нее лучшее⁵. Между тем и "Орлеанская - - -"⁶ его, которую на немецком - - Шиллер, поспевает. Удивительная верность в переводе и, следовательно, в поэзии. <...>

  

   П. А. Вяземский - А. И. Тургеневу

   15 августа 1819. <...> Есть много забавного и поэтического в стихах Жуковского, но мало создания: надобно было бы накормить вымыслами, а то как-то голо и худощаво, тем более что длинно, даже и чувства мало. <...>

   Конец августа. <...> Я и не знал, что Жуковский ее ["Орлеанскую деву"] переводит. Я предпочел бы "Вильгельма Телля"⁷: можно его прекрасно орусачить. <...>

  

   А. И. Тургенев - П. А. Вяземскому

   2 сентября 1819. <...> Нас для него [Жуковского] не много; ибо многие знают его только по таланту, a он у нас один. От себя одного я, может быть, бы этого не сказал; или, быть может, сказал бы, ибо надобно поверить временем показания чувства; а с ним я давно живу и чувствую, чувствую и живу, и он знает, что меня мороз Зимнего дворца не прохватит. <...>

  

   П. А. Вяземский - А. И. Тургеневу

   5 сентября 1819. <...> Жуковский слишком уже мистицизмует, то есть - слишком часто обманываться не надобно: под этим туманом не таится свет мысли. Хорошо временем затеряться в этой глуши беспредельной, но засесть в ней и на чистую равнину не выходить напоказ - подозрительно. Он так наладил одну песню, что я, который обожаю мистицизм поэзии, начинаю уже уставать. Стихи хороши, много счастливых выражений, но все один склад: везде выглядывает ухо и звезда Лабзина⁸. Поэт должен выливать свою душу в разнообразных сосудах. Жуковский более других должен остерегаться от однообразия: он страх как легко привыкает.

  

   11 октября 1819. <...> Я все это время купаюсь в пучине поэзии: читаю и перечитываю лорда Байрона, разумеется, в бледных выписках французских. Что за скала, из коей бьет море поэзии! Как Жуковский не черпает тут жизни, коей стало бы на целое поколение поэтов. <...> Но как Жуковскому, знающему язык англичан, а еще тверже язык Байрона, как ему не броситься на эту добычу! <...>

  

   А. И. Тургенев - П. А. Вяземскому

   22 октября 1819. <...> Ты проповедуешь нам Байрона, которого мы все лето читали⁹. Жуковский им бредит и им питается. В планах его много переводов из Байрона. <...>

  

   П. А. Вяземский - А. И. Тургеневу

   7 ноября 1819. <...> Дай Бог, чтобы Жуковский впился в Байрона. Но Байрону подражать не можно: переводи его буквально или не принимайся. В нем именно что и есть образцового, то его безобразность. Передай все дикие крики его сердца; не подливай масла в яд, который он иногда из себя выбрасывает, беснуйся, как и он, в поэтическом исступлении. Я боюсь за Жуковского: он станет девствовать, а никто не в силах, как он, выразить Байрона. Пускай начнет с четвертой песни "Пилигрима"¹⁰; но только слово в слово, или я читать не буду. Передай ему все это. <...>

  

   12 декабря 1820. <...> Жуковский тоже Дон-Кишот в своем роде. Он помешался на душевное и говорит с душами в Аничковском дворце, где души никогда и не водилось. Ему нужно непременно бы иметь при себе Санхо, например меня, который ворочал бы его иногда на землю и носом притыкал его к житейскому. Как Жуковский набил руку на душу, чертей и луну, так я набил ее на либеральные блестки. <...>

  

   А. И. Тургенев - П. А. Вяземскому

   16 февраля 1821. <...> Ты себя не обидел в параллели с Жуковским и Батюшковым, но есть и справедливое нечто. Только не надобно на Жуковского смотреть из одной только точки зрения, с которой ты на него смотришь, - гражданского песнопевца. У него все для души: душа его в таланте его и талант в душе. Лишь бы она только не выдохнулась. Но ее бережет дружба, самая нежная и для тебя невидимая. Я ее узнал, и все мои надежды на Жуковского оживают. В нем еще будет прок. Он не пропадет ни для друзей, ни для России. Вчера я послал к нему твое к нему послание, подражание Буало¹¹. <...>

  

   П. А. Вяземский - А. И. Тургеневу

   25 февраля 1821. <...> И конечно, у Жуковского всё душа и всё для души. Но душа, свидетельница настоящих событий, видя эшафоты, которые громоздят для убиения народов, для зарезания свободы, не должна и не может теряться в идеальности Аркадии. Шиллер гремел в пользу притесненных; Байрон, который носится в облаках, спускается на землю, чтобы грянуть негодованием в притеснителей, и краски его романтизма часто сливаются с красками политическими. Делать теперь нечего. Поэту должно искать иногда вдохновения в газетах. Прежде поэты терялись в метафизике; теперь чудесное, сей великий помощник поэзии, на земле. Парнас - в Лайбахе¹². <...>

  

   11 июня 1824. <...> Неужели Жуковский не воспоет Байрона? Какого же еще ждать ему вдохновения? Эта смерть, как солнце, должна ударить в гений его окаменевший и пробудить в нем спящие звуки! Или дело конченое? Пусть же он просится в камер-юнкеры или в вице-губернаторы! <...>

  

   27 октября 1824. <...> Где этот "Courrier de Londres", из которого выписаны статьи о Дмитриеве и Жуковском. Между нами: скажи Жуковскому, чтобы он не очень спесивился европейской известностью своею. <...>

  

   19 января 1836. <...> Русская веселость, например веселость Алексея Орлова и тому подобная, застывает под русским пером. Форма убивает дух. Один Жуковский может хохотать на бумаге и обдавать смехом других, да и то в одних стенах "Арзамаса". <...>

  

   14 февраля 1836. <...> Жуковский перекладывает на русские гексаметры "Ундину". Я браню, что не стихами с рифмами; что он Ундину сажает в озеро, а ей надобно резвиться, плескаться, журчать в сребристой речке. <...>

  

   А. И. Тургенев - П. А. Вяземскому

   17/5 июня 1839. <...> С Жуковским провел я несколько приятных, задушевных минут, но только минут; они повеяли на меня прежним сердечным счастием, прежнею сердечною дружбою. Этому способствовал и его новый перевод Греевой элегии гекзаметрами, которую он продиктовал мне и подарил оригинал руки его, на английском оригинале написанный. Я почти прослезился, когда он сказал мне, что так как первый посвящен был брату Андрею, то второй, чрез сорок лет, хочет он посвятить мне. Мы пережили многое и многих, но не дружбу: она неприкосновенна, по крайней мере в моей душе, и, выше мнений и отношений враждебного света, недоступна никакому постороннему влиянию. <...> Перевод Жуковского гекзаметрами сначала как-то мне не очень нравился, ибо мешал воспоминанию прежних стихов, кои казались мне почти совершенством перевода; но Жуковский сам указал мне на разницу в двух переводах, и я должен признать в последнем более простоты, возвышенности, натуральности и, следовательно, верности. Les vers à retenir также удачнее переведены, и как-то этого рода чувства лучше ложатся в гекзаметры, чем в прежний размер, коего назвать не умею.

  

   8/20 сентября 1844. Франкфурт-на-Майне. <...> Слушаю "Одиссею" Жуковского. Простота высокая и свежесть запаха древности так и наполняет душу! Что за колдун Жуковский! Знает по-гречески меньше Оленина, а угадывает и выражает Гомера лучше Фосса. Все стройно и плавно и в изящном вкусе, как и распределение и уборка кабинета, салона его. Стихи текут спокойно, как Гвадалквивир, отражая гений Гомера и душу Жуковского. <...>

  

  

   Петр Андреевич Вяземский (1792-1878) - поэт, журналист и литературный критик, один из главных участников литературного общества "Арзамас", друг Жуковского. Дружеские отношения между поэтами начинают складываться в 1807-1808 гг. и продолжаются до самой смерти Жуковского. Первый этап этих отношений (1807-1815) характеризуется интенсивным обменом стихотворными посланиями, которые и выполняли роль дружеской переписки, и способствовали выработке принципов школы "гармонической точности" (Гинзбург Л. Я. О лирике. Л., 1974. С. 34-36). "Брат, твоя дружба есть для меня великая драгоценность, и во многие минуты мысль об ней для меня ободрительна", - писал Жуковский 19 сентября 1815 г. (Изд. Семенко, т. 4, с. 565).

   Период "Арзамаса" и арзамасского братства (1815-1818) - новая страница их дружеских и творческих контактов. Поэты - единомышленники в литературной борьбе. Позднее, в статье "По поводу бумаг В. А. Жуковского" (1875), Вяземский заметит: "Мы уже были арзамасцами между собою, когда "Арзамаса" еще и не было. Арзамасское общество служило тогда только оболочкой нашего нравственного братства" (Вяземский, т. 7, 411). Оппозиционно настроенный Вяземский в 1821-1824 гг. нередко критикует Жуковского за односторонность, предлагает ему искать "вдохновение в газетах" (ОА, т, 2, с. 170), но для него бесспорен поэтический масштаб "чародея Жуковского", он защищает его от нападок критиков. В его критических статьях Жуковский стоит в одном ряду с Карамзиным и Пушкиным как носитель нравственных понятий века.

   В 1820-1830-е годы Жуковский и Вяземский рядом в борьбе с торговым направлением в литературе, в утверждении пушкинских принципов. Жуковский вступается за друга в конце января 1829 г., когда Вяземского обвиняют в политической неблагонадежности и в развратном образе жизни. В письме к Николаю I он решительно заявляет: "Благородство истинное, ничем не измененное, было основанием всей его жизни", "Я с ним друг от малолетства..." (ЦГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1. Ед. хр. 35. Л. 56). Действенный гуманизм Жуковского не мог не вызвать уважения Вяземского, который говорил: "У тебя тройным булатом грудь вооружена, когда нужно идти грудью на приступ для доброго дела" (РА. 1900. No 3. Стб. 3852). Гибель Пушкина, деятельность в Совр., общие утраты сблизили поэтов.

   Их переписка 1840-х годов - поистине "проникновенный реквием временам давно прошедшим, временам литературного братства, навсегда оставившего свой след в истории "золотого века" русской литературы" (ПВЖ, с. 38. Вступ. статья М. И. Гиллельсона).

   Вяземский не оставил связных и подробных воспоминаний о Жуковском, хотя внутренне готовился к этому, систематизируя материалы своего архива, публикуя извлечения из своих бумаг. В письмах к издателю "Русского архива" П. И. Бартеневу от 1876 г. он дает комментарий к различным фактам биографии Жуковского, восстанавливает имена на месте "загадочных звездочек", провоцирует еще живых друзей Жуковского (например, А. П. Зонтаг) на создание мемуаров. Наконец, в записях под общим названием "Старая записная книжка", которая предназначалась для публикации в РА, он вновь и вновь возвращается к эпизодам из жизни Жуковского, к оценке его личности. Так создается в 1870-е годы своеобразная мозаика воспоминаний Вяземского о Жуковском, в которых сквозь отрывочность, сквозь одно слово, одну строку возникает "полный образ, весь человек, все минувшее".

  

  

   Вяземский, т. 7, с. 405-407, 411-416, 419-421, 423-424.

  

   ¹ Письма обращены к издателю РА П. И. Бартеневу. В номере, о котором идет речь (РА. 1875. Кн. 11. С. 317-375), были напечатаны письма к Жуковскому Ф. Гизо, А. И. Тургенева, К. Н. Батюшкова и др.

   ² Где прежний я, цветущий, жизнью полный? - цитата из послания Жуковского "Тургеневу, в ответ на его письмо" (1813), в которой Вяземский заменил местоимение "ты" на "я".

   ³ ...письмо неизвестного лица. - Речь идет в этом письме о стих. П. А. Вяземского "К подруге" (1815).

   ⁴ ...из куплетов, сочиненных Д. В. Дашковым. - Имеется в виду кантата "Венчание Шутовского" (Гимн на голос: de Buhamel), которая распевалась арзамасцами на их дружеских собраниях и пирушках (см.: Эпиграмма и сатира: Из истории литературной борьбы XIX века / Сост. В. Орлов. М.; Л.: Academia, 1931. Т. 1. С. 95-97).

   ⁵ Это празднество происходило в доме А. П. Буниной (РА. 1899. Т. 2. С. 341-342).

   ⁶ Подробнее обстоятельства итого дела см.: Дубровин, с. 47-94. Об отношениях Жуковского и Н. И. Тургенева см.: БЖ, ч. 1, с. 472-482.

   ⁷ Работа над "Запиской о Н. И. Тургеневе" занимала важное место в общественном развитии Жуковского. В архиве поэта (ЦГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1. Ед. хр. 35) сохранились многочисленные ее черновые варианты, где Жуковский ищет тон, аргументы для оправдания декабриста перед Николаем I.

  

   Вяземский, т. 7, с. 470-484.

  

   ¹ Точно время пребывания Жуковского в Париже определяется на основании рукописи его парижского дневника (ЦГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1. Ед. хр. 35. Лл. 1-10 об.): 11/23 мая - 28 июня/10 июля 1827 г.

   ² В письме к А. П. Елагиной от 7/19 февраля 1827 г. из Дрездена Жуковский так писал о предстоящем путешествии в Париж: "В конце апреля отправлюсь в Париж, также для покупки французских книг и в то же время, чтобы сказать самому себе: я видел Париж" (УС, с. 45).

   ³ Таблицы занимали особое место в педагогической деятельности Жуковского. В "Проекте плана учения наследника" Жуковский пишет: "Нужно будет гравировать или литографировать карты и таблицы по мере того, как они будут составляться" (Изд. Архангельского, т. 10, с. 13). Этой стороне педагогической деятельности Жуковского посвятил специальную статью "Об исторических таблицах Жуковского" А. А. Краевский (ЖМНП. 1836. No 6). В библиотеке Жуковского сохранился отдельный оттиск этого сочинения (Описание, No 185).

   ⁴ Поэзия есть добродетель! - цитата из стих. Жуковского "К кн. Вяземскому и В. Л. Пушкину" (1814).

   ⁵ Подробнее см. раздел "А. И. Тургенев" в наст. изд.

   ⁶ В парижском дневнике есть следующая запись: "20/1 пятница [мая 1827]. Кончина Сергея"; "В понедельник [т. е. 23 мая/4 июня] похоронили Сергея <...> на кладбище Реr La Chaise" (ЦГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1. Ед. хр. 35. Л. 3 об.).

   ⁷ Так, например, в письме к имп. Александре Федоровне из Дрездена от 2/14 октября 1826 г. он замечает: "Я нахожусь теперь в Дрездене, где намерен провести всю зиму. К счастью, я нашел здесь моих друзей - Тургеневых, с которыми я живу вместе, и мне кажется, будто я не покидал Петербурга: в такой степени я вернулся к моему обычному образу жизни" (Изд. Ефремова, т. 6, с. 273).

   ⁸ "Белева мирный житель" - цитата из послания К. Н. Батюшкова "К Ж<уковско>му" (1812). Этот стих применил позднее к Жуковскому П. А. Вяземский в своем послании "К Батюшкову" (1816).

   ⁹ Подробнее об отношении к Гизо, которого Жуковский называл "очень интересным человеком", "одним из тех ученый, которых ценишь больше, познакомившись ближе" (Изд. Ефремова, т. 6, с. 513), см.: Янушкевич А. С. Этапы и проблемы творческой эволюции В. А. Жуковского. Томск, 1985. С. 173-176.

   ¹⁰ Речь идет о французском политическом деятеле Луи-Адольфе Тьере. Вяземский видел финал его политической карьеры, истоки которой лежали в 1836 г., когда пал кабинет доктринеров во главе с Гизо и о чем подробно в письмах к Вяземскому писал А. И. Тургенев (Тургенев, с. 93-95).

   ¹¹ О переводе этой трагедии С. И. Висковатовым Жуковский написал специальную статью "Радамист и Зенобия" (ВЕ. 1810. Ч. 54, No 22. С. 102-120).

   ¹² Гастролям французской актрисы Жорж Жуковский посвятил три театральные рецензии из цикла "Московские записки" (ВЕ. 1809. Ч. 48, No 22-23). Подробнее см.: Эстетика и критика, с. 395-396.

   ¹³ Оросман, Ипполит, Орест - герои трагедий "Заира" Ф.-М. Вольтера, "Фед-ра" Ж. Расина, "Электра" (к сюжету этой трагедии обращались многие драматурги, в том числе П.-Ж. Кребийон и Ф.-М. Вольтер).

   ¹⁴ "Меропа" - трагедия Ф.-М. Вольтера.

   ¹⁵ Меткое слово Ф. И. Тютчева о В. П. Титове, отличавшемся особой методичностью (РА. 1892. Т. 1, No 1. С. 90).

   ¹⁶ Вероятно, это передача Вяземским устного высказывания А. С. Пушкина, так как эти слова отсутствуют в печатных источниках.

  

  

   Вяземский, т. 7, с. 504.

  

   ¹ Репутация Жуковского-якобинца была устойчива. Так, Зейдлиц, рассказывая о деяниях Жуковского по освобождению своих крепостных в 1821-1822 гг., замечает: "Вот поступки, которые заслужили ему в ту пору в высших кругах общества название страшного либерала, якобинца" (Зейдлиц, с. 125).

  

  

   Выдержки из старых бумаг Остафьевского архива. М., 1867. С. 151-153.

  

   ¹ На этой почте все в стихах... - цитата из "Послания к кн. Вяземскому и В. Л. Пушкину" (1814).

   ² Имеется в виду публикация в РА (1866. No 6) двух "Посланий к кн. Вяземскому и В. Л. Пушкину" и стих. "К кн. Вяземскому" ("Благодарю, мой друг, тебя за доставленье...") - оригинальных образцов арзамасской критики.

   ³ Поэма "Агасфер. Странствующий жид" создавалась во 2-й половине 1851 и начале 1852 г. Текст записан под диктовку поэта, утратившего к этому времени зрение. Сам Жуковский называл ее своей "лебединой песней".

   ⁴ Поэтическая переписка Жуковского с Плещеевым относится к 1812-1813 гг. См.: Изд. Архангельского, т. 2, с. 19; а также: Соловьев Н. В. История одной жизни: А. А. Воейкова // Светлана. Т. 2. С. 111-115.

   ⁵ Имеется в виду "Послание к Александру Алексеевичу Плещееву" ("Мой друг! вступая в шумный свет..."), написанное в 1794 г. Плещеев был по протасовской линии одновременно родственником и Карамзина, и Жуковского (УС, родословные таблицы).

   ⁶ ...в Орловской деревне. - Речь идет об имении Плещеева Чернь (см. воспоминания Т. Толычевой в наст. изд.).

   ⁷ См. пародийную "Коловратно-курьезную сцену между господином Леандром, Пальясом и важным господином доктором", написанную около 1810-1811 гг. Впервые напечатано в Изд. Архангельского, т. 1, с. 94-97.

   ⁸ Следы этого произведения не обнаружены, но можно предполагать, что и оно имело пародийный характер. "Груздочкин-траголюб" - так назван в послании "К Воейкову" переводчик и автор трагедий А. Н. Грузинцев.

   ⁹ Впервые большая подборка шутливых долбинских стихотворений была опубликована П. И. Бартеневым, который писал, что "веселая шутка во всю жизнь составляла принадлежность его необычайно доброго и уживчивого характера" (РА. 1864. No 10. Стб. 1005). Стихи сохранились в архиве Елагиных-Киреевских и были переданы его владельцами для публикации.

  

  

   Вяземский, т. 8, с. 253, 271, 275, 323, 371, 378, 432-433, 435, 448, 487,491,- т. 9, с. 30, 48. Датируется 1860-ми годами.

  

   ¹ См. примеч. 12 к разделу "Жуковский в Париже".

   ² Эти воспоминания Вяземского перекликаются с воспоминаниями СП. Жихарева в наст. изд.

   ³ Ср.: "...она положила руку на мою и произнесла: "Клопшток!"" (Гете И.-В. Собр. соч.: В 10 т. М., 1978. Т. 6. С. 24).

   ⁴ Лотта имеет в виду известную оду немецкого поэта Ф. Клопштока "Весеннее празднество".

   ⁵ ...в старом русском переводе романа... - Подобное недоразумение встречается в двух первых переводах "Вертера": Ф. Галченкова (1781) и И. Виноградова (1798). Об этом см.: Жирмунский В. М. Гете в русской литературе. Л., 1982. С. 35-38.

   ⁶ Имеются в виду "Мысли и замечания" - сборник прозаических произведений нравственно-философского, общественного характера. При жизни Жуковского напечатаны не были. Сохранившиеся черновые варианты книги свидетельствуют о резкости оценок Жуковским общественного состояния России (РНБ. Ф. 286. Оп. 1. Ед. хр. 50).

  

  

   ¹ ...о бездействии Д. - Имеется в виду Д. В. Дашков, бездействием которого в это же время был недоволен и А. И. Тургенев.

   ² Записи от 24 июня и 6 июля 1830 г. перекликаются с рассуждениями в "Старой записной книжке".

   ³ ...два спора... за Бордо и Орлеанского. - Имеются в виду два кандидата на французский престол: Шамбор Анри Шарль Фердинанд, герцог Бордоский ("Генрих V", "Бордо" - кандидат легитимистов), и Орлеанский герцог, Фердинанд, - французский наследный принц. Разговоры и споры о них продолжались в течение всего 1830 г. Так, А. И. Тургенев записывает в "Дневнике" 11 декабря: "К Пушкину. <...> Говорили <...> о Франции (зачем отстранили Бордо)" (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1985. Т. 2. С. 30).

   ⁴ ...видеть поэзию в бомбах, в палисадах. - Вяземский намекает на две строфы из "Русской песни на взятие Варшавы":

  

   Чу! как пламенные тромбы,

   Поднялися и летят

   Наши мстительные бомбы

   На кипящий бунтом град.

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Что нам ваши палисады - и т. д.

  

   ⁵ В 1831 г. вышла брошюра, содержащая стих. Пушкина "Клеветникам России" и "Русскую песнь на взятие Варшавы" Жуковского. Взятие Варшавы было одновременно подавлением польского восстания 1831 г. Отношение к этим событиям было различным в русском обществе.

   ⁸ Имеется в виду Елизавета Рейтерн, ставшая в 1841 г. женой Жуковского.

  

  

   Вяземский П. А. Записные книжки (1813-1848). М., 1963. С. 87.

  

   ¹ См. письмо А. С. Пушкина к П. А. Вяземскому около 25 января 1829 г. (Пушкин, т. 14, с. 37-38).

   ² В том же письме Пушкин сообщает: "Был я у Жуковского. Он принимает в тебе живое, горячее участие, арзамасское - не придворное. Он было хотел, получив первое известие от тебя, прямо отнестися письмом к государю, но раздумал, и, кажется, прав" (там же). Текст письма Жуковского к Николаю I опубликован в сб.: Проблемы метода и жанра. Томск, 1986. Вып. 13. С. 65-66.

   ³ В любви я знал одни мученья - неточная цитата из стих. "Певец" Жуковского: "Увы! он знал любви одну лишь муку".

  

  

   Вяземский, т. 1, с. 183. Впервые: МТ. 1825. Ч. 1. С. 352.

  

   ¹ 25 мая 1825 г. Пушкин писал Вяземскому, комментируя его статью: "Но ты слишком бережешь меня в отношении к Жуковскому. Я не следствие, а точно ученик его и только тем и беру, что не смею сунуться на дорогу его, а бреду проселочной" (Пушкин, т. 13, с. 183).

   ² Статья была полемически направлена против Булгарина, противопоставлявшего поэтов "...Жуковский не первый поэт нашего века, - писал он. - Выше, гораздо выше его Пушкин..." (СО. 1825. No 2. С. 204).

   ³ Вяземский перефразирует выражение Пушкина из его письма к Рылееву от 25 января 1825 г.: "Зачем кусать нам груди кормилицы нашей? потому что зубки прорезались? Что ни говори, Жуковский имел решительное влияние на дух нашей словесности; к тому же переводной слог его останется всегда образцовым" (Пушкин, т. 13, с. 134).

  

  

   ОА, т. 1, с. 116, 227, 232, 284-285, 288, 291, 298-299, 304-305, 326-327, 334, 341; т. 2, с. 121, 163, 170-171; т. 3, с. 54, 85-86, 285, 300; т. 4, с. 74-75, 297.

  

   ¹ ...наслаждался "Аббадоною". - Перевод Жуковского из "Мессиады" Клопштока (1814). Впервые: СО. 1815. No 22. Вяземский, вероятно, читал "Аббадону" во втором изд. "Стихотворений В. Жуковского" (СПб., 1818).

   ² Имеются в виду послание "Государыне в. кн. Александре Феодоровне. На рождение в. кн. Александра Николаевича" (1818) и элегия "На кончину ея величества королевы Виртембергской" (1819).

   ³ И мертвое отзывом стало... - цитата из стих. "Мечты" Жуковского, вольного перевода стих. Ф. Шиллера "Идеалы".

   ⁴ Речь идет о стих. "Цветок", подражании романсу Ш. Мильвуа "La fleur".

   ⁵ Подробнее о чтении Жуковским произведений Байрона, в том числе "Манфреда", см.: БЖ, ч. 2, с. 418-450.

   ⁶ "Орлеанская - - - -"... - Имеется в виду перевод "Орлеанской девы" Ф. Шиллера, законченный Жуковским в 1821 г.

   ⁷ "Вильгельм Телль" - трагедия Ф. Шиллера.

   ⁸ ...ухо и звезда Лабзина - намек на мистико-масонские увлечения А. Ф. Лабзина, редактора журн. "Сионский вестник".

   ⁹ См. примеч. 5.

   ¹⁰ "Пилигрим". - Речь идет о поэме Байрона "Паломничество Чайльд-Гарольда".

   ¹¹ ...твое... послание, подражание Буало. - "К В. А. Жуковскому (подражание сатире П. Депрео)", написанное в августе 1819 г. Стих из него "В боренье с трудностью силач необычайный" неоднократно использовал при оценке поэзии Жуковского А. С. Пушкин.

   ¹² ...Парнас - в Лайбахе. - Вяземский намекает на проходивший в это время (с 26 января 1821 г.) Лайбахский конгресс, на который собрались монархи, принадлежавшие к Священному союзу. Конгресс был созван по инициативе Меттерниха для защиты Европы от революций. Говоря о "Парнасе - в Лайбахе", Вяземский призывает Жуковского к общественной активности в поэзии.

  

   25/13 января. <...> Сегодня Бутервек¹ на лекции описывал характер Петрарки и платоническую любовь его к Лауре. Какое разительное сходство с характером Жуковского! Кажется, что если б мне надобно было изобразить характер Жук<овского>, то бы я то же повторил, что Бутервек говорил о Петрарке. И Жук<овский> точно в таком же отношении к Св....², в каком Петрарка был к его Лауре, или к M-me de Sade³.

   2 июля. <...> По крайней мере я Мерзлякова⁴ и Жук<овского> никогда, никогда не забуду, никогда не истребится во мне к ним то, что я теперь чувствую. Пусть разборчивая холодность займет место разгоряченного воображения и юной пылкости; но она тем больше удостоверит меня, и холодный рассудок сожмет, может быть, мое сердце для других, но - не для них, и согревающее дружество оттает и в старости оледенелое сердце, бедное сердце, - и издалеку, может быть (Бог знает, куды вихрь времени и обстоятельств может занести нас), и издалеку теплота дружбы будет действительна на грудь мою; дай Бог, только дай Бог, чтобы эти простые сердечные ощущения не затмились, дай Бог, чтобы не переменились они. На Мерзлякова грудь я надеюсь, как на вечную гранитную скалу. Жуковский добр, очень добр: лишь бы только мрачная злоба людей не впечатлела, не врезала в мягкое его сердце недоверчивости, ненависти к людям. Он от доброты же своей может или возненавидеть или полюбить человечество; первое обыкновенно чаще случается, но он, кажется, не вынесет продолжительного, беспрестанного отвращения к людям; это чувство может задавить его, и для того, хоть он вечно будет обманываться в людях, - он вечно будет любить их.

  

  

   23 июля 1808. <...> Жуковский еще более мне полюбился, и я дружбу его почитаю лучшим даром Промысла. По талантам, по душе и по сердцу - редкий человек и меня любит столько же, сколько я его. <...>

   20 декабря 1809. <...> Жуковский пишет прекрасно об игре Жорж¹, которая... восхищает теперь Москву своим трагическим талантом. Никогда еще на русском такой умной и тонкой критики не бывало, как критика Жуковского. Прекрасный талант! <...>

   15 октября 1810. <...> С Жуковским мы теперь довольно часто переписываемся, и я хочу обратить ему и себе в привычку писать друг к другу и давать отчет в своих упражнениях, проектах. Он теперь занимается русской ист<орией>², и я снабжаю его отсюда по сей части. Если он при своих талантах будет соединять глубокие познания, то со временем он перещеголяет всех наших литераторов, ибо и теперь уже во многом перещеголял. Лат<инский> и греч<еский> языки лишают его средств в усовершенствовании и к возведению себя на степень классичес