Жуковский Василий Андреевич - В.А. Жуковский в воспоминаниях современников

bsp; 

  

   Следующее письмо представляет две чрезвычайно замечательные черты. Одна из них должна быть сохранена как лучшее свидетельство самой бескорыстной любви Жуковского к поэзии, любви, которая очистила душу его от всякого самолюбия и заставила его признавать пользу в такой критике, на которую мог бы он по всем правам не обращать и внимания, - обстоятельство, поучительное для молодого поколения литераторов. Эта черта одна может объяснить многое в блестящих успехах, в которых, конечно, нельзя отказать литературе нашей предшествовавшего периода. Другая черта послужит дополнением к характеристике Гоголя. Этот необыкновенный писатель и неразгаданный человек, изумивший современников неистощимостью тончайшего анализа в произведениях своих, иногда до такой степени был на себя не похож, что трудно приложить к одному и тому же лицу эти две крайности. Здесь разумеются многие из его писем, когда он не определял в них для себя исключительной темы. Тут он явился как бы лишенным не только своего таланта, но и самого обыкновенного уменья быть занимательным. Над таким-то его письмом Жуковский, по всегдашней веселости, в младенческой душе своей здесь шутит так грациозно. Письмо Жуковского писано 23 января (стар, ст.) 1852. "Вы просите от меня уведомлений о поступках моего глаза. Мне нельзя им похвалиться: он все продолжает парализовать мою жизнь. Вот уже семь месяцев, как я не могу ни читать, ни писать и ничем порядочно заниматься. У нас не было холодной зимы, но зато постоянная скверная, сырая погода, которая действует гораздо хуже холода на подагру и ревматизм, обхватившие бедный, давно ослепший глаз мой. И поэзия от этого позачахла. Благодарю вас за критику на моего Лебедя; я сам не был доволен теми стихами, которые вы забраковали, и поправил их - хорошо или дурно, не знаю. Посылаю вам Лебедя с прибавкою {Так выразился он о книжке стихотворений своих, напечатанных им незадолго до кончины, под заглавием: "Стихотворения, посвященные Павлу Васильевичу и Александре Васильевне Жуковским". Это было издание во вкусе того, как некогда печатались книжки "Для немногих", и заключало на шестнадцати страничках только шесть стихотворений, которых заключением служило "Боже, царя храни!". Тут же напечатан и его "Царскосельский лебедь". - П. П.}. От Вяземского получил еще письмо, грустное. Гоголь наконец по двухлетнем молчании написал ко мне - и я из его письма узнал с восхищением, что он живет в Москве, на Никитском бульваре, в доме Талызина. Я начинаю думать, что я всех моих друзей и приятелей обидел, подарив им по экземпляру моих сочинений: почти ни один мне не откликнулся... Но вас прошу продолжать писать ко мне".

   Последнее письмо Жуковского в этой переписке помечено в Бадене 5 марта (стар, ст.) 1852 года. Оно все посвящено скорби его о кончине Гоголя. Два писателя, летами столь разделенные и так дружно соединенные гениальностью душ, почти в одно время покинули землю. Долго России ждать полной замены этих утрат. "Какою вестью (говорит Жуковский) вы меня оглушили! и как она для меня была неожиданна! Весьма недавно я получил еще письмо от Гоголя, и сбирался ему отвечать, и хотел дать ему отчет в моей теперешней стихотворной работе, то есть хотел поговорить с ним подробно о моем "Жиде", которого содержание ему было известно, который пришелся бы ему особенно по сердцу - и занимаясь которым я особенно думал о Гоголе... И вот уже его нет! Я жалею о нем несказанно собственно для себя: я потерял в нем одного из самых симпатических участников моей поэтической жизни и чувствую свое сиротство в этом отношении. Теперь мой литературный мир состоит из четырех лиц, из двух мужского пола и из двух женского: к первой половине принадлежите вы и Вяземский, к последней две старушки - Елагина и Зонтаг. Какое пустое место оставил в этом маленьком мире мой добрый Гоголь! Я жалею об нем еще для его начатых и неконченных работ: для нашей литературы он потеря незаменяемая. Но жалеть ли о нем для него? Его болезненная жизнь была и нравственно мучима. Настоящее его призвание было монашество. Я уверен, что если бы он не начал свои "Мертвые души", которых окончание лежало на его совести и все ему не давалось, то он давно бы был монахом и был бы успокоен совершенно, вступив в ту атмосферу, в которой душа его дышала бы легко и свободно. Его авторство, по особенному свойству его гения, в котором глубокая меланхолия соединялась с резкостью иронии, было в противоречии с его монашеским призванием и ссорило его с самим собою. По крайней мере, так это мне кажется из тех обстоятельств, предшествовавших его смерти, которые вы мне сообщаете. Гоголь, долгие часы стоящий на коленах пред образами, отказывающийся от пищи и кротко говорящий тем, которые о нем заботились: оставьте меня; мне хорошо, - как это трогательно! Нет, тут я не вижу суеверия: это набожность человека, который с покорностью держится установлений православной церкви. Что возмутило его страждущую душу в последние минуты? я не знаю. Но он молился, чтобы успокоить себя. И, конечно, ему было в эти минуты хорошо, как он сам говорил, - и путь, которым он вышел из жизни, был самый успокоительный и утешительный для души его. Оставьте меня; мне хорошо! Так; никому нельзя осуждать по себе того, что другому хорошо по его свойству. И эта долгая молитва на коленях есть нечто вселяющее глубокое благоговение. Так бы он умер, если бы, послушавшись своего естественного призвания, провел жизнь в монашеской келье. Теперь, конечно, душа его нашла все, чего искала. Перейдем теперь к земному. Надобно нам, его друзьям, позаботиться об издании его сочинений, об издании полном, красивом, по подписке в пользу его семейства (у него, кажется, живы мать и две сестры). Если публиковать теперь подписку, то она может быть богатая. Позаботьтесь об этом. Если бы я был в России, то бы дело разом скипело".

  

  

   Постоянно памятуя и исполняя все, соблюдаемое православными христианами, Жуковский еще в феврале 1852 года пригласил из Штутгарта священника нашего Иоанна Базарова, чтобы он прибыл в Баден-Баден на шестой неделе Великого поста для приобщения его с детьми Святых Тайн. Болезненное состояние глаза не позволяло ему самому оставить место жительства его. Перед наступлением означенного срока он уведомил своего духовного отца, что некоторые обстоятельства вынуждают его переменить распоряжение и отложить исполнение христианского долга до Фоминой недели. Об этой внезапной перемене первого распоряжения прекрасно выразился отец Иоанн: "Добрый старец не знал того, что это второе распоряжение было свыше от премудрой воли Божией, предназначавшей ему вкусить эту последнюю радость земной веры христианина за два дня перед переходом его в вечную жизнь, где он должен был истее причаститися в невечернем дни Царствия Христова".

   Развитие и ход болезни Жуковского, по рассказу очевидца, следовали таким образом: 1 апреля (стар, ст.) 1852 года, во вторник на Святой неделе вечером, он занемог и лег в постель ранее обыкновенного, а именно в 9 часов. В среду он только к вечеру оставил постель. Как обыкновенно, все его домашние собралися в его кабинет и провели вместе несколько часов. Жуковский принимал живое участие в разговорах и сам многое рассказывал про старинное свое житье-бытье. В четверг тоже. В пятницу болезнь усилилась и обнаружилась яснее. Доктора назвали ее подагрическою лихорадкою (ein Gichtfieber). Подагра, от которой у Жуковского в последнее время так жестоко страдали глаза, бросилась вовнутрь. В пятницу и субботу он не покидал постели и был чрезвычайно беспокоен. Казалось, он страдал более нравственно, нежели телесно. В воскресенье больной вышел на полчаса - это было в последний раз! Лихорадка усилилась: ночи были мучительны; сон совершенно пропал. Силы явно исчезали, тем более что больной почти без умолку разговаривал с теми, которые окружали его постель: предметом же его разговоров были жена и дети.

   Отец духовный прибыл в понедельник на Фоминой неделе, 7 апреля (стар, ст.), и нашел Жуковского в постели больным. Его предуведомили, что больной еще желает отложить исполнение христианского долга, чтобы совершить его с детьми в праздник апостолов Петра и Павла, в день именин сына своего. В 11-м часу утра, во вторник, отец Иоанн вошел в спальню Жуковского, который, жалуясь на расстройство мыслей, объявил о необходимости отсрочки св. причастия. Но когда духовник изъяснил ему различие в обстоятельствах человека здорового, приходящего к Иисусу Христу для принятия св. причастия, и человека больного, к которому Господь приходит сам и требует только отворить ему двери сердца, тогда, в слезах, произнес Жуковский: "Так приведите мне Его, этого Святого Гостя". На следующий день, в среду, после исповеди и причащения с детьми, больной видимо сделался покойнее и, подозвав ближе к себе дочь и сына, сквозь слезы сказал им с умилением: "Дети мои, дети! Вот Бог был с нами! Он сам пришел к нам. Он в нас теперь. Радуйтесь, мои милые!" И в четверг было ему легче прежнего. В этот день три раза, перед отъездом отца духовного, он разговаривал с ним. Каждое слово его выражало глубокое сознание того, что с ним происходит. "Вчера и сегодня (сказал он при первом прощании) мне легко на душе. Это блаженство - принять в себя Бога, сделаться членом богосемейства... Мысль радостная, блаженная. Но не станем ею восхищаться. Это не игрушка! Она должна оставаться, как сокровище, в нас. Вы на пути (проговорил больной при втором прощании): какое счастье идти куда захочешь, ехать куда надо! Не умеешь ценить этого счастья, когда оно есть; понимаешь его только тогда, когда нет его". В третий раз при прощании он пожал руку и сказал: "Прощайте... Бог знает, увидимся ли еще. Ах, как часто и я отходил так от одра друзей моих и уже больше их не видал..." В пятницу утром, чувствуя, что силы покидают его, он с нежностью, но и с большим усилием благословил жену и детей своих. Вечером, смотря на свою дочь, он еще мог произнести: "Ковчег готов - и вот летят мои два голубя: то вера и терпение". В ночь на субботу, в час и тридцать семь минут, неровное и тяжелое дыхание больного, внезапно прекратилось: чистая душа его отлетела в одну из тех обителей, которых в дому Отца нашего на небесах уготовано много.

   Погребение усопшего происходило в понедельник, 14 апреля, в шесть часов пополудни. Кроме русского священника за гробом шел римско-католический декан города Бадена, желая всенародно выразить то чувство уважения, которое вселил в сердца чужеземцев наш бессмертный поэт добродетельною своею жизнью. Тело его поставлено было в склепе на загородном баденском кладбище. По желанию вдовы Жуковского, которой более всех известно, как пламенно любил свое отечество певец 12-го года, его тело перевезено было в Петербург. Здесь, в Александро-Невской лавре, в присутствии наследника и великой княгини Марии Николаевны, при многочисленном стечении почитателей и друзей поэта, 29 июля отпета была над ним панихида. Слезы августейших особ, оплакивавших утрату наставника их и друга, смешались со слезами поклонников незабвенного поэта на его гробе, который, наравне с друзьями его, нес и царственный первенец из церкви до самой могилы, где Жуковский покоится ныне подле Карамзина.

  

  

   Характер и движение литературных отношений в Санкт-Петербурге заметно изменились в тот же, 1816 год, когда последовала кончина Державина. Много было до этих пор преимуществ на стороне Москвы, где жили Карамзин и Жуковский - одушевители молодого поколения писателей. Они переселились теперь в северную столицу. Около них начали между собою соединяться люди, чувствовавшие призвание к литературе и понимавшие важность благородных умственных занятий. <...>

   Куда спешили Вяземский, Жуковский, Батюшков, Гнедич, Пушкин, там же, между графом С. Румянцевым, Сперанским, Олениным, сидели Уваров, Дашков, Блудов. Это самое общество раз в неделю, по субботам, собиралось на вечер к Жуковскому. Сфера идей, тон суждений, краски языка естественно согласовались с понятиями, стремлениями и умом лиц, соединенных в собрании.

   Здесь и Крылов являлся как общий друг. Его практический ум и тонкое соображение находили для себя много пищи независимо от приятного развлечения, представляемого разнообразием гостей, любивших его одинаково. Еще заметнее отдавался он игре своего остроумия и любезности по субботам у Жуковского, где отсутствие дам, чтение литературных новостей и большая свобода в отношениях развязывали его всегдашнюю осторожность. Между лучшими русскими писателями, со времен Ломоносова до смерти Пушкина, всегда заметно было искреннее дружелюбие. Ни тени той взаимной зависти, в которой обвиняют соперников. Это низкое чувство никому не знакомо было в их кругу, всегда оставаясь только в низшем слое литературном. Крылов сознавал в Жуковском талант независимый и энергический. Он постоянно сохранял к нему в душе чувство братства и дружбы. Шутя и любезничая с ним, Крылов бывал особенно приятен. Раз на одном из этих вечеров он стал искать чего-то в бумагах на письменном столе. "Что вам надобно, Иван Андреевич?" - спросили его. "Да вот какое обстоятельство, - сказал он, - хочется закурить трубку; у себя дома я рву для этого первый попадающийся мне под руку лист, а здесь нельзя так: ведь здесь за каждый лоскуток исписанной бумаги, если разорвешь его, отвечай перед потомством". Есть очень любопытная картина¹, представляющая кабинет Жуковского, когда после он жил в той части Зимнего дворца, которая называлась Шепелевским домом. На ней видишь группы людей в разных положениях. Это портреты литераторов и других лиц, собиравшихся у него. Всех заметнее и живописнее тут Крылов рядом с Пушкиным.

  

   Петр Александрович Плетнев (1792-1865) - поэт и критик, профессор российской словесности (с 1832 г.) и ректор Петербургского университета (1840-1861), видный литературный деятель пушкинской поры, друг Пушкина, Баратынского, Гоголя, Жуковского. Плетнева и Жуковского дружеские отношения связывали на протяжении более чем 30 лет. О начале их свидетельствует письмо Плетнева от 25 декабря 1845 г.: "Ровно <...> двадцать пять [лет], как я представился вам" (Плетнев, т. 3, с. 565-566). Уже в 1821 г. Плетнев пишет стихотворение "Жуковский из Берлина" (СО. 1822. Ч. 75, No 7. С. 327-329), где подтверждает свою близость к поэту. Одновременно начинается осмысление творчества Жуковского. В "Заметке о сочинениях Жуковского и Батюшкова", которую Н. И. Греч включил в свой "Опыт краткой истории русской литературы" (СПб., 1822), Плетнев пишет: "Жуковский, воспитанник и основатель в России романтической школы..." Это было одно из первых историко-литературных определений места и значения Жуковского. В тяжелое для Жуковского время смерти Маши Протасовой Плетнев, зная об этом, деликатно берет на себя труд по изданию его сочинений, поддерживает друга (письмо от 4 апреля 1823 г. // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1980 год. Л., 1984. С. 117- 118. Публикация Е. П. Горбенко). В стихотворном "Послании к Ж<уковскому>" (1824) он называет его "внушитель помыслов прекрасных и высоких...", а затем в "Письме к графине С. И. С. о русских поэтах" (1825) развивает мысль о Жуковском как "первом поэте золотого века нашей словесности". По рекомендации Жуковского в 1826 г. Плетнев начинает преподавать русский язык и словесность вел. кн. Марии и Ольге, а с 1828 г. - наследнику. Упоминания о встречах с Плетневым в 1830-е годы редки в дневниках Жуковского, что объясняется их отсутствием за многие годы. Но в неопубликованных записях за 1834, 1840-1841 гг. Жуковский все время говорит о нем. Плетнев - постоянный участник "суббот" Жуковского, свидетельство чего - мемуарный фрагмент о них в статье "Жизнь и сочинения Ивана Андреевича Крылова" и фигура Плетнева на картине "Субботнее собрание у В. А. Жуковского". В 1840-е годы Плетнев - один из главных адресатов Жуковского. Их переписка, в совокупности с обширной перепиской Плетнева и Я. К. Грота, - важнейший источник наших знаний о жизни и творчестве Жуковского 1840-х годов.

   После смерти Жуковского Плетнев - хранитель памяти о поэте. По словам И. С. Тургенева, "он не расставался с дорогими воспоминаниями своей жизни, он лелеял их, он трогательно гордился ими. Рассказывать о Пушкине, о Жуковском - было для него праздником" (Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем. М., 1983. Т. 11. С. 19).

   П. А. Плетнев был поистине летописцем творческой жизни поэта. Он создал статьи обо всех этапных его произведениях: о "Шильонском узнике", "Орлеанской деве", "Ундине", "Нале и Дамаянти". Но он был и летописцем его жизни вообще. Статьи, письма Плетнева насыщены мемуарным материалом. И в "Письме к графине С. И. С. о русских поэтах", и в письмах к Гроту, и в статье о Крылове Плетнев выступает как биограф Жуковского. В этом отношении особенно выделяется итоговая работа Плетнева - "О жизни и сочинениях В.А.Жуковского", которую можно назвать "взглядом на жизнь нашего поэта". Эта статья - попытка через события жизни поэта, эпистолярные документы, обильно цитируемые автором, через собственные воспоминания восстановить поэтический образ Жуковского. В своей совокупности факты и свидетельства Плетнева - ценнейший мемуарный материал, без которого облик Жуковского оказался бы значительно обедненным.

  

  

   Плетнев, т. 1, с. 174-176. Впервые: Северные цветы на 1825 год. С. 1-80. Адресат письма - графиня Софья Ивановна Соллогуб, урожд. Архарова, мать писателя В. А. Соллогуба.

  

   ¹ Стих. "Весеннее чувство" написано в 1816 г. Впервые: Соревнователь просвещения и благотворения. 1821. Ч. 13, No 1.

   ² Плетнев первым в русской критике назвал Жуковского "основателем в России романтической школы" (см. вступ. заметку).

  

  

   Плетнев, т. 1, с. 404-415. Впервые: Совр. 1838. Т. 12. С. 5-22.

  

   ¹ Жуковский придавал большое значение этому путешествию. В письме к матери наследника, имп. Александре Федоровне, от 10 мая 1837 г. он говорил: "Наше путешествие можно сравнить с чтением книги, в которой теперь князь прочтет одно только оглавление... Эта книга Россия" (Изд. Ефремова, т. 6, с. 213). Многочисленные благодеяния Жуковского во время путешествия (Кольцов, Герцен, Витберг, Ершов, ссыльные декабристы и т. д.) выявляют еще одну его задачу: приучить наследника к милосердию. Составляемое им под непосредственным влиянием В. А. Жуковского письмо об амнистии декабристов подтверждает это предположение (см.: Дубровин, с. 97-98). Видимо, это не соответствовало пониманию "узнания России" Николаем I, который, по словам флигель-адъютанта С. А. Юрьевича, повелел, "...чтобы видели вещи так, как они есть, а не поэтически. Поэзия в сторону, я не люблю ее там, где нужна существенность" (цит. по: Курочкин Ю. М. Уральские находки. Свердловск, 1982. С. 178).

   ² О сибирских "очерках" Жуковского см.: Курочкин Ю. М. Уральский вояж поэта Жуковского // Рифеи: Уральский лит.-краеведческий сб. Челябинск, 1981. С 194-255 (с ил.). О крымских рисунках поэта см.: Юность. 1964. No 2. С. 103- 104.

   ³ См. примеч. 6 к разделу "Н. В. Гоголь. Из статьи "В чем же, наконец, существо русской поэзии..."" в наст. изд.

   ⁴ См. воспоминания М. П. Погодина и П. М. Мартынова в наст. изд.

   ⁵ ...явился к нему молодой человек... - Здесь и далее речь идет о тобольском поэте-самоучке Е. Л. Милькееве. В библиотеке Жуковского находится экземпляр "Стихотворений Е. Милькеева" (М., 1843) со специальным посвящением Жуковскому (Описание, No 223). Встреча Жуковского с Милькеевым в Тобольске зафиксирована в его дневнике: "2 июня (1837). Пребывание в Тобольске... Евгений Милькеев" (Дневники, с. 320). Любопытно, что вслед за фамилией Милькеева названа фамилия еще одного поэта - П. П. Ершова, автора сказки "Конек-Горбунок". Жуковский и ему оказал помощь.

  

  

   ПГП: В 3 т. СПб., 1896. Т. 1. С. 35, 90, 127,129-130, 138,153,163, 176, 214- 215, 226-227, 279-280, 282; т. 2. С. 112, 274-275, 299, 318, 495, 616; т. 3. С. 17-18, 32, 76-77, 380-381, 400, 432,470, 473, 503, 556, 588, 595-596, 657.

  

   ¹ От Ал<ександры> Ос<иповны>... - А. О. Смирнова-Россет.

   ² Об этом см. воспоминания Е. А. Жуковской в наст. изд.

   ³ Живописица - так Плетнев в письмах называет вел. кн. Ольгу Николаевну, которой он преподавал русский язык и словесность.

   ⁴ Переписка поражает обширностью (Грот и Плетнев писали друг другу обычно два раза в неделю). Поэтому нередко переписка включает дневниковые записи Плетнева, обозначенные в тексте писем как "журнал".

   ⁵ Все рассказанные Плетневым события совпадают с дневниковой записью Жуковского от 5/17 ноября 1840 г.: "К Карамзиным... Рассказ. Портрет. После приход Плетнева" (ЦГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 67 об.).

   ⁶ Хроника написания этого портрета (10-26 августа 1840 г.) воссоздана в неопубликованном дневнике Жуковского (ЦГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 57-60). О таинственной истории, связанной с этим портретом, Жуковский рассказал в статье "Нечто о привидениях" (Изд. Архангельского, т. 10, с. 93-94).

   ⁷ В письме прусского короля Фридриха-Вильгельма IV к Жуковскому от 25 июля 1840 г. по случаю награждения русского поэта бриллиантовой звездой ордена Красного Орла второй степени читаем: "...вдохновенный поэт имел бы право обидеться, увидев себя в некотором роде смешанным с толпою придворных, если бы я не был уверен, что сердце не научило его распознавать дружеские намерения... Выполнив свою задачу, обнимаю Вас еще раз в приятной надежде, что буду часто Вас видеть и что Вы никогда не покраснеете за дружбу, которую Вы питаете ко мне!.." (РБ, с. 152. Подлинник по-французски).

   ⁸ "Ивангое" - роман В. Скотта "Айвенго", который Жуковский постоянно читал в октябре 1840 г. (ЦГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 66). Это сообщение Плетнева тем более интересно, что в 1830-1840-е годы Жуковский неоднократно обращался к прозе западноевропейских романтиков для переложения ее в стихи. Никаких следов переложения романа В. Скотта Жуковским пока не обнаружено.

   ⁹ Константин Карлович - младший брат Я. К. Грота, в будущем видный общественный деятель.

   ¹⁰ Муравьева - В. А. Муравьева, в замужестве Бакунина.

   ¹¹ Жуковский принимал активное участие в судьбе М. Ю. Лермонтова. Среди дневниковых записей от 11/23 и 13/24 апреля 1841 г. сохранился черновик его письма великому князю о прощении Герцена и Лермонтова (ЦГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 94). Опубликовано: Гиллельсон М. И. Последний приезд Лермонтова в Петербург // Звезда. 1977, No 3. С. 190-199.

   ¹² Плетнев, друживший с Баратынским, написал о нем специальную статью "Евгений Абрамович Баратынский" (1844).

   ¹³ "О старом и новом слоге" - сочинение А. С. Шишкова "Рассуждение о старом и новом слоге российского языка" (1803).

   ¹⁴ А. Тургенев - Громобой... В. Пушкин - Чу!.. - Неточность Плетнева: арзамасские прозвища А. И. Тургенева - Эолова Арфа, В. Л. Пушкина - Вот; Громобоем был С. П. Жихарев, а прозвище Чу! было присвоено Д. В. Дашкову.

   ¹⁵ Плетнев посвятил этому переводу Жуковского статью "Наль и Дамаянти", повесть В. А. Жуковского (1844).

   ¹⁶ ...у вашего канцлера. - Канцлером Гельсингфорского университета, где преподавал Я. К. Грот, был наследник цесаревич.

   ¹⁷ Этот юбилей в 1847 г. не состоялся. Министр просвещения С. С. Уваров отменил его, так как стало известно, что Жуковский не сможет приехать в Россию.

   ¹⁸ Этот протокол был получен Жуковским, о чем он писал П. А. Вяземскому из Баден-Бадена 19 января/3 февраля 1849 г.: "...твое письмо и все, что ты прислал мне, глубоко меня порадовало и тронуло..." (ПВЖ, с. 64).

   ¹⁹ ...прочел я презанимателъную статью о детстве Жуковского. - См. воспоминания А. П. Зонтаг в наст. изд.

   ²⁰ ...дюссельдорфский профессор... - Имеется в виду эллинист X. Грасгоф, который помогал Жуковскому при переводе "Одиссеи". О его подстрочнике, которым пользовался Жуковский, см.: Егунов А. Н. Гомер в русских переводах XVIII-XIX веков. М.; Л., 1964. С. 359-363.

   ²¹ См.: ОЗ. 1849. Т. 65, No 8, отд. V. С. 1-23.

   ²² ...начал писать собственную свою поэму. - Имеется в виду поэма "Агасфер", над которой Жуковский работал до конца жизни.

   ²³ К переводу "Илиады" Жуковский обращался дважды: в "Северных цветах на 1829 год" он опубликовал "Отрывки из "Илиады"" - своеобразную "Ахиллиаду", соединив отрывки из различных песен (VI-XX) о подвигах Ахилла; в конце жизни, в 1849 г., он начал работу над полным переводом поэмы, успев закончить лишь перевод первой и части второй песни.

   ²⁴ ...займется окончанием элементарного своего курса воспитания... - В последние годы жизни Жуковский разработал для собственных детей особую систему образования и воспитания. "Мои педагогические труды, - писал он Плетневу 6 марта 1850 г., - могут после быть приведены в порядок, изданы и могут составить курс предварительного учения, которым могут воспользоваться наши отцы и матери семейства" (Изд. Семенко, т. 4, с. 671).

   ²⁵ ...большой статьи моей о Жуковском... - Имеется в виду статья Плетнева "О жизни и сочинениях В. А. Жуковского".

   ²⁶ "О милых спутниках..." - Текст знаменитого четверостишия Жуковского, получившего название "Воспоминание" (1821), цитируется Плетневым неточно.

  

  

   Плетнев, т. 3, с. 60-148.

  

   ¹ См. примеч. 5 к разделу "В. К. Кюхельбекер. Из писем".

   ² Этот распорядок дня определился у Жуковского еще в молодости. Так, в его рукописях 1804-1807 гг. есть такой план: "Вставать в пять часов, ходить. От 6-ти до 8-ми. Перевод. От 8 до 10-ти. Сочинять. Писать" (РНБ. Ф. 286. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 15 об.).

   ³ Эту любовь к аккуратности и порядку он сохранил на всю жизнь. В письме к А. И. Тургеневу от октября 1844 г. он писал: "Некоторые замечания в письме твоем насчет моей роскошной, сибаритской, как ты называешь ее, жизни справедливы, но не совсем. Я мог бы иные издержки и устранить, но ты совершенно ошибаешься насчет причины, побуждающей меня устроивать красно и чисто мои горницы: я это делаю не для других, а чисто для себя. Если б у меня был дом на необитаемом острове, и тот бы устроил приятным для глаз образом. Опрятность и comfort в семейной жизни есть то, что гармония и чистота языка в стихах" (ПЖкТ, с. 305).

   ⁴ Пушкин говаривал: "Один глупец ни в чем не переменяется". - неточная цитата из статьи Пушкина "Александр Радищев". Правильно: "Глупец один не изменяется" (Пушкин, т. 12, с. 30). Не исключено, что Плетнев слышал эти слова в устной передаче Пушкина.

   ⁵ Он родился 29 января 1784 года... - Как сейчас точно установлено, год рождения Жуковского - 1783-й.

   ⁶ Но не сетуй, старец, пращур лебединый... - цитата из стих. Жуковского "Царскосельский лебедь" (1851).

   ⁷ ...восьмое ноября изменило положение... - Имеется в виду один из первых указов имп. Павла I, от 8 ноября 1796 г., о запрещении принимать на военную службу малолетних детей.

   ⁸ В "Речи на акте в Университетском благородном пансионе, 14 ноября 1798 года" Жуковский так характеризовал M. M. Хераскова: "Херасков, добрый, чувствительный, незабвенный основатель сего благотворного места, воспитанию благородных юношей посвященного, Херасков с досточтимыми своими сотрудниками нас руководствует" (Изд. Ефремова, т. 5, с. 230).

   ⁹ ...в редакторы устава. - Устав "Собрания", протоколы см.: Сушков Н. В. Московский университетский Благородный пансион. М., 1858. С. 37-52 (приложение).

   ¹⁰ ...вышедши в отставку... - Вопрос об отставке встал перед Жуковским в апреле 1802 г., после ареста. 30 апреля 1802 г. он уже уволился из Соляной конторы (РА. 1902. No 5. С. 85).

   ¹¹ Речь идет об А. А. Протасовой-Воейковой, которую все позже звали "Светланой".

   ¹² О приезде Батюшкова в гости к Жуковскому в Белев до сих пор нет единого мнения: документальными источниками этот визит не подтверждается.

   ¹³ Прости, балладник мой... - отрывок из послания К. Н. Батюшкова "К Жуковскому", включенного в письмо к Жуковскому от июня 1812 г. (Батюшков К. Н. Соч. Пб., 1887. Т. 3. С. 189-190).

   ¹⁴ История взаимоотношений Жуковского и М. Т. Каченовского в связи с редактированием ВЕ подробно воспроизведена в их переписке 1810 г. (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1979, с. 89-106. Публикация Р. В. Иезуитовой).

   ¹⁵ Мне рок судил... - отрывок из элегии Жуковского "Вечер" (1806).

   ¹⁸ О Плещееве и атмосфере в его имении Чернь см. воспоминания Т. Толычевой в наст. изд.

   ¹⁷ ...занимался... составлением сборника. - Речь идет о "Собрании русских стихотворений, взятых из сочинений лучших стихотворцев российских и из многих русских журналов" (М., 1810-1811. Ч. 1-5). "Я издаю не примеры, - писал Жуковский А. И. Тургеневу 15 сентября 1809 г., - но полное собрание лучших стихотворений российских - книгу, которая могла бы заместить для людей со вкусом и для не весьма богатых людей собрание всех сочинений русских поэтов каждого порознь" (ПЖкТ, с. 48).

   ¹⁸ ...отвечал ему Тургенев. - Державин выражал неудовольствие за помещение многих его од в первых двух частях "Собрания...", считая это "похищением чужих трудов и обогащением за счет ближнего" (Сочинения Державина. СПб., 1876. Т. 6. С. 208-210). Тургенев по поручению Жуковского (ПЖкТ, с. 91-93) ответил Державину с разъяснением позиции издателя (там же, с. 214). В трех последующих частях "Собрания..." произведений Державина нет.

   ¹⁹ На лиру с гордостью подъемлет взор певец... - цитата из послания Жуковского "Императору Александру" (1814).

   ²⁰ Мой слабый дар царица ободряет... - первый стих из послания Жуковского "Государыне императрице Марии Феодоровне" (1813).

   ²¹ ...у Кашина моста... - Имеется в виду дом Братина на Крюковом канале, где Жуковский и Плещеев жили в 1818-1819 гг. (Иезуитова, с. 290).

   ²² ...за обрабатывание грамматики русского языка... - Об интересе Жуковского к проблемам русской грамматики и особенно глаголов свидетельствуют пометы Жуковского в "Пространной русской грамматике" Н. И. Греча (СПб., 1827). Любопытно, что в предисловии к ней выражается благодарность В. А. Жуковскому, "отдавшему в мое распоряжение составленные им в рукописи отдельные правила грамматики русской" (с. IX). Подробнее об этом см.: БЖ, ч. 1, с. 36-37.

   ²³ ...прибавив... стихи, которые написал перед своим "Фаустом" Гете... - Имеется в виду вступление к поэме "Двенадцать спящих дев" - "Опять ты здесь, мой благодатный гений...", перевод посвящения к первой части "Фауста". Жуковский опубликовал его и отдельно под названием "Мечта" (СО. 1817. Ч. 29, No 32).

   ²⁴ ...чудный маскарад в восточном вкусе. - Описание этого праздника см. в письме Жуковского к А. И. Тургеневу от 19 января/6 февраля 1821 г., где, в частности, говорится: "Здесь был несравненный праздник, который оставил во мне глубокое впечатление..." (Гофман М. Пушкинский музей А. Ф. Онегина в Париже. Париж, 1926. С. 153).

   ²⁵ Мнил я быть в обетованной... - отрывок из стих. Жуковского "Лалла Рук" (1821).

   ²⁶ Так пролетела здесь, блистая... - цитата из стих. Жуковского "Явление поэзии в виде Лалла Рук" (1821).

   ²⁷ "Самая лучшая эпоха жизни моей..." - Далее цитируется письмо к А. П. Зонтаг от 11 января 1823 г. (УС, с. 95).

   ²⁸ Петербургские адреса Жуковского в 1822-1826 гг. см. в кн.: Иезуитова, с. 290.

   ²⁹ ...в одном его письме в Николаев... - Цитируемое далее письмо от 11 января 1823 г. обращено к А. П. Зонтаг (УС, с. 96). Обозначенные в нем начальными буквами фамилии обозначаются так: губернатор П. - Н. А. Перовский; родственник Ш. - П. А. Шипилов, муж сестры Батюшкова.

   ³⁰ Не узнавай, куда я путь склонила... - цитируются три первые строфы стих. Жуковского "Голос с того света" (1815), вольного перевода из Шиллера.

   ³¹ "Какая-то Немезида преследует меня..." - цитируется письмо к А. П. Зонтаг от 5 марта 1824 г. (УС, с. 97).

   ³² "Ваше письмо точно было голос с того света..." - цитируется письмо к А. П. Зонтаг от 21 февраля 1826 г. (УС, с. 99).

   ³³ "Я недаром ездил за границу..." - из письма к А. П. Зонтаг от 27 октября 1827 г. (УС, с. 100).

   ³⁴ В специальной заметке "Польза истории для государей" он говорил: "Сокровище просвещения царского есть "история", наставляющая опытами прошедшего, ими объясняющая настоящее и предсказывающая будущее. Она знакомит государя с нуждами его страны и его века. Она должна быть главною его наукою" (Собиратель. 1829. No 1. С. 8).

   ³⁵ Взор его был грустно-ясен... - отрывок из стих. "Видение" Жуковского.

   ³⁶ Речь идет о балладе Жуковского "Ленора" (1831), третьем (см. "Людмила", "Светлана") переложении баллады Бюргера "Lenore".

   ³⁷ Впервые к переводу шиллеровского "Кубка" Жуковский обратился около 1825 г. Пушкин в письме к нему от мая - июня 1825 г. просил: "Кончи, ради Бога, "Водолаза"" (у Шиллера баллада называется "Der Taucher"). Возвратился Жуковский к переводу лишь в 1831 г. и закончил 10 марта 1831 г. (Изд. Вольпе, т. 1, с. 408).

   ³⁸ "Романсы о Сиде". - Речь идет о переложении испанских романсов о Сиде 1831 г., опубликованном в "Муравейнике" (1831. No 1. С. 9-12; No 2. С. 11-19). Как установлено в последнее время, Жуковский впервые обратился к романсам о Сиде в 1820 г., использовав обработку Гердера (см.: БЖ, ч. 1, с. 209-300).

   ³⁹ "Теперь 4 января... день ясный и теплый..." - фрагмент из письма к государю наследнику цесаревичу от 1 января 1833 г., где Жуковский развивает свою "историю всех революций, всех насильственных переворотов" (Изд. Архангельского, т. 12, с. 24-30).

   ⁴⁰ Вы, верно, думаете обо мне на берегу Черного моря... - Плетнев цитирует с небольшими пропусками и неверным прочтением отдельных слов письмо Жуковского к А. П. Зонтаг (УС, с. 108-109).

   ⁴¹ Его умилительная песнь... - Речь идет о стих. "Песнь на присягу наследника" (1834).

   ⁴² "Три народные песни". - Имеются в виду: "Боже, царя храни!", "Слава на небе солнцу высокому...", "Боже, царя храни! Славному долги дни.." (Изд. Архангельского, т. 4, с. 23).

   ⁴³ "Повинуясь воле... я рассказал русскими стихами "Ундину"". - Из прозаического предисловия к отдельному изданию "Ундины" (СПб., 1837). Впоследствии оно было снято самим Жуковским.

   ⁴⁴ ...посвятительные перед "Ундиною" стихи... - Стихотворное посвящение к "Ундине" ("Бывали дни восторженных видений...") обращено к вел. кн. Александре Николаевне.

   ⁴⁵ "Праматерь внуке". - Это стихотворение Жуковского, как указывается в издании сочинений поэта 1849 г., "написано на причащение ея имп. высочества в. кн. Марии Николаевны".

   ⁴⁶ ...в ...письме к отцу незабвенного поэта. - Имеется в виду письмо Жуковского к С. Л. Пушкину от 15 февраля 1837 г.

   ⁴⁷ "Как жаль, что нет для меня суда Пушкина..." - слова из письма к А. П. Зонтаг от 6/18 марта 1849 г. (УС, с. 126).

   ⁴⁸ "Россия лишилась своего любимого национального поэта". - Из письма Жуковского к С. Л. Пушкину от 15 февраля 1837 г.

   ⁴⁹ См.: "Путешествие В. А. Жуковского по России" в наст. изд.

   ⁵⁰ См. статью Жуковского 1838 г. "Пожар Зимнего дворца" (Изд. Архангельского, т. 10, с. 63-71). При жизни поэта не была опубликована.

   ⁵¹ "Очерки Швеции". - Письмо к вел. кн. Марии Николаевне от 4 июня 1838 г., основанное на дневниковых записях (Дневники, с. 382-386), было опубликовано в виде статьи в Совр. (1838, т. 11).

   ⁵² Второй перевод "Сельского кладбища" напечатан в Совр. (1839, т. 16) со следующим примечанием: "Находясь в мае месяце нынешнего (1839) года в Виндзоре, я посетил кладбище, подавшее Грею мысль написать его элегию. <...> там я перечитал прекрасную Грееву поэму и вздумал снова перевести ее как можно ближе к подлиннику. Этот второй перевод, почти через сорок лет после первого, посвящаю Александру Ивановичу Тургеневу в знак нашей с тех пор продолжающейся дружбы и в воспоминание о его брате".

   ⁵³ "Вечер этого дня провел я в лагере". - Плетнев приводит отрывок из письма к вел. кн. Марии Николаевне, послужившего основой статьи "Бородинская годовщина" (Совр., 1839, т. 16).

   ⁵⁴ ...его "Посвящения"... - Переводу поэмы "Наль и Дамаянти" Жуковский предпослал посвящение вел. кн. Александре Николаевне "В те дни, когда мы верим нашим снам...", где вспоминал о берлинских празднествах 1821 г., об умерших племянницах Протасовых, рассказывал о своей нынешней жизни.

   ⁵⁵ В неопубликованных дневниках 1841 г. он записывает: "25 декабря/7 генваря. Утром в то время, когда писал к Анне Петровне, приехали муратовцы. Все утро провел с ними" (ЦГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 82 об.).

   ⁵⁶ "Я еду через десять дней..." - Отрывок из письма Жуковского к А. П. Зонтаг, где конец выглядит так: "Число это уже вырезано на обручальных кольцах, которые прислала мне Дуняша и для которых все мои (и вы с Машею и с Зонтагом) сложились..." (УС, с. 117).

   ⁵⁷ ...я увидел // Себя на берегу реки широкой... - отрывок из "Посвящения" к поэме "Наль и Дамаянти".

   ⁵⁸ "Какое письмо!.." - отклик А. И. Тургенева в "Хрониках русского" (запись от 28 июня/10 июля 1841 г.; см. в наст, изд.) на письмо Жуковского от 21 мая/3 июня 1841 г. (ПЖкТ, с. 291-292).

   ⁵⁹ "Mammeo Фальконе" - перевод Жуковского стих. повести А. Шамиссо.

   ⁶⁰ ...к двум академикам... - Речь идет о П. А. Плетневе, издателе Совр., и С. П. Шевыреве, одном из издателей Москв.

   ⁶¹ Замысел "Повестей для юношества", "самой образовательной детской книги", оформляется у Жуковского к середине 1840-х годов. В его рукописях сохранился черновой проект книги, включающей десятки сказок, повестей, народных и библейских сказаний, отрывки из моралистов, сюжеты русской истории (РНБ. Ф. 286. Оп. 1. Ед. хр. 53. Л. 1-2).

   ⁶² Показательно в этом отношении признание П. А. Вяземского, прочитавшего перевод Жуковского: "Я плакал, как ребенок, как баба или просто как поэт - если я и не поэт на стихах, то поэт на слезах, - читая последние главы. Бой отца с сыном, кончина сына - все это разительно, раздирательно хорошо" (ПВЖ, с. 57).

   ⁶³ ...сводную повесть о войне троянской. - Историю этого замысла и текст повести, обнаруженный в архиве, см.: БЖ, ч. 2, с. 532-546.

   ⁶⁴ Здесь и далее Плетнев приводит обширные фрагменты из писем Жуковского к нему, которые впоследствии П. А. Ефремов выделил из статьи и напечатал отдельно (Изд. Ефремова, т. 6, с. 592-600).

  

  

   Плетнев, т. 2, с. 80-82.

  

   ¹ Есть очень любопытная картина... - Речь идет об известной картине группы художников, учеников А. Г. Венецианова, "Субботнее собрание у В. А. Жуковского".

  

   1-го сентября 1847 года я поступил на службу к В. А. для переписки бумаг; - а через год ему угодно было, чтобы я был его камердинером и вместе с тем вроде маленького секретаря, как он сам иногда выражался.

   И так шло время до 12/24 апреля 1852 года, то есть до того печального для многих дня - до дня его кончины. - Еще за три дня до того он приказал мне, чтобы я имел постоянно в кармане две серебряные монеты и тотчас, как последует смерть, - закрыл ему глаза и положил на них серебряные монеты; он говорил: я не хочу, чтобы я был для других страшен¹. - И вот пришла эта грустная минута - и как трудно было мне исполнить эту заповеданную им мне честь, печальную и горестную для меня. - Закрыть глаза, Тому! кого я так с благодарностию любил за многие его благодеяния. Тому! кто год еще назад сделал меня свободным гражданином, дал возможность возвратиться в отечество и свободными глазами смотреть на свет Божий, - Тому! кто был мне посаженым отцом и благословил меня на брак. Тому! кто был восприемником моего первого сына. И, наконец, закрыть глаза Тому, который меня тоже любил и обо мне заботился, как добрый отец; - это я видел и знал, потому что он сам говорил мне, что мое будущее, когда возвратимся в Россию, он надеется улучшить. - Судьба же решила не возвращаться ему более в Россию, чтобы жить там. - Но он и в последние дни перед смертию еще заботился обо мне и сказ