Белый Андрей - Начало века

штампы: "истина" и "ложь"; история переоценок с отмывом транзитных виз на право прохода в ближайшую пятилетку; "пьяный дикарь" - таков в десятилетиях был штамп на имени "Шекспир"; "гений" - так штамповали... Кукольника;1 нагар столетий лег густым слоем на краски русских икон; заклепали в тяжелое золото пропорции, изучаемые ныне всем миром; и показывали на копоть лицевого провала, зияющего из оловянной брони.

  Суеверов не осеняло правильное отношение к не известной никому живописи: отодрать золотой штамп, отмыть нагар.

  Джотто и Дюрер в трактовке тем следовали предрассудкам времени; оспаривать их глаз в "науке видеть" - переть против рожна; стоящее в глубине времен отражается в нас с достаточной объективностью; мы видим и стихотворное мастерство, и гражданское мужество в монахе Данте;2 и мы не поддадимся логическим заблуждениям Кампанеллы на том основании, что он - первый поставил нас перед картиной социалистической жизни [Утопия Кампанеллы: "Солнечный город" 3].

  Явления же вчерашнего дня мы подвергаем абстрактному ригоризму, накладывая копоть хулы или золото прославления; коли не топим, то тащим: за уши; химик Оствальд в интересной статье вскрыл зерно правды в старом взгляде на процессы горения, опровергнутом французом Лавуазье; критик-варвар, француз, заявил, что цель крупного немецкого химика - лягнуть Францию. Мысль Оствальда ясна: в свете закона сохранения энергии и забракованная Лавуазье аналитическая "теория флогистона", и синтетический взгляд на процессы горения - теза и антитеза в синтезе современности.

  Литературным деятелям вчерашнего дня наряду со справедливыми нападками на них приходится иметь дело и с копытом, бьющим стариков и бьющим в барабаны перед всем сильным; "Личарды" господствующей тенденции стоят в позе обвинителей; вспоминая иных из них в их вчерашних деяниях, вспоминаешь слова, которые я обронил 23 года назад в фельетоне, озаглавленном "Люди с левым устремлением": "Что такое человек с левым устремлением в обыкновенное - т. е. не революционное [Фельетон написан в 1907 году, в эпоху реакции, в газете, чуть ли не ежедневно закрывавшейся Гершельманом4 и пытавшейся воскресать под названиями: "День", "Час" и т. д. (так что не помню, в "Дне" ли, в "Часе" ли он напечатан)] - время? Дай бог ему... подойти к Чехову... Он взлетает в артезианской струе"; я развиваю мысль: артезианская струя, вырываясь наружу, бьет и грязью; "Он... косно летит вверх и влево... В нем развивается левый пафос... Он... летит... обгоняя на ходу и Штирнера, и Бакунина... Так Иван Иванович становится мистическим анархистом... Он пересек все оттенки... от фиолетового до красного... И Иван Иванович чернеет... Левое устремление провалило... за горизонт. Если он взойдет... то только справа. Он опишет, как солнце, круг... Иван Иванович... будьте по-правее... и хотя бы социализм не ругайте..." ("Арабески", 336-338. 907 год)5.

  Так я писал 23 года назад; среди символистов и людей к ним приставших была тенденция преодолевать символизм одновременным бегством и в анархическую общественность, и в мистический соллипсизм; Георгий Чулков напечатал манифест о "стоустом вопле" мистического анархизма; Сергей Городецкий сказал: "Всякий поэт мистический анархист: как же иначе?" 6 "Как же иначе" прогремело в качестве аргументации "левого" когда-то уклона в символизме; пока не явился в самом уклоне уклон - "наилевейший", себя объявивший "символизмом третьей волны", которого вдохновителем был провозглашен бытовик-натуралист, Борис Зайцев, - Виктором Стражевым; апологет наилевейших, почтеннейший дядя, Сергей Голоушев ("Сергей Глаголь"), жалел нас: "Вы старички!" Мне было 26 лет. Голоушеву около пятидесяти.

  Я дернул фельетоном об Иване Ивановиче, человеке "левых устремлений"; мне открылась вечная истина о "левых" заскоках во всяком течении, преодолевающем нечто на деле, а не на словах; и я писал: "Инфракрасные эстеты с инфракрасными общественниками, занимаясь постройкой новых небес, планет и душ... восходят справа. Они пятнают Гете, Пушкина... как пятнают Маркса... Иван Иванович, скорее проходите мимо... Ближе нам Белинский, Писарев... Довольно с нас левых устремлений" ("Арабески", стр. 341. 907 год)7.

  В 906 году я познал левое устремление, в котором вчерашние правые преодолевали нас, левых; немного позднее - постиг я и "правый уклон" в символизме: в картине проталкивания "пассеистических" ревизий Гумилева и "прекрасной ясности" Кузмина 8 с Валерием Брюсовым; и нам, "весовцам", наш "вождь" угрожал слияньем... со Струве и Кизеветтером9.

  Теперь, на другом плацдарме, наблюдаю я изученное явление: "левую чехарду" вчерашних еще не марксистов, а сегодня уже "мистических" марксистов, объявляющих "нюх" пролетария критерием критики; и узнаю знакомца; жив, жив курилка, Иван Иванович, имеющий "нюхи" - сегодня пролетарский, вчера - нюх на богача, прикармливавшего его в газете; кто бы сказал лет 20 назад, что в армии тогдашних сотрудников желтой прессы откроются столькие "пролетарские" нюхи?

  В 903 году мой знакомец, Иван Иванович, клеветал на меня - посетителям "Художественного кружка"; в 910 году я ощущал во рту сладковатый привкус от его лести, вызывающий, однако, колики в желудке; льстя, он учил искажать то, чему обучился у меня же: в период травли; встречая его теперь в усилиях меня вынюхать по-пролетарски, - заливаюсь смехом; и он стал "диалектиком", высказывающим выученную назубок вытяжку - не из Гегеля и не из Энгельса.

  Между знанием назубок "о" чем-либо и овладением - бездна; и Дарвин изложим в три минуты; и с Дарвином на кончике языка дойдешь до... Овидиевых метаморфоз.

  Диалектика - там, где владеешь изменением смыслового оттенка и где слова - не "божки"; она там, где понимают, что есть "реализмы", от которых бежит диалектик; как-то: "реализм" Фомы Аквинского.

  Почему похвальное в одном случае зазорно в другом? Почему Энгельсу в идеалистической схеме Гегеля разрешено видеть симптом зреющей под ней реалистической мысли? А мне не разрешено в линии дионисовых культов, борющихся с Олимпом, видеть наступление на Олимп динамизма, позднее перерожденного в диалектику Аристотеля, который был в одной из фаз мысли Греции кристаллизатором зреющей научной мысли, как стал он же позднее кристаллизатором средневекового склероза; отцы диалектического материализма видели в Гераклите "мистические темноты" и здоровую тенденцию будущего, не боясь метафор языка и понимая процессы рожденья понятий из мифов; темнота темноте - рознь; темнота от засора мысли не темнота от обилия не переваренного научно сырья; и в "метаморфозе богов" может лежать семя учения Гете: о метаморфозе позвоночной кости.

  Я буду говорить о том, как я и мои друзья, будучи юношами, унюхивали символы при помощи логики, химии и социологии; Брюсов изучал Спинозу; я - Менделеева; Эллис - Энгельса и Маркса; я буду говорить о том, почему мы, универсанты, не убоялись слов, поняв, что смыслы диалектичны, что от "реализма" Фомы сбежишь, пожалуй, в "идеализм" Гегеля.

  Там, где не диалектик ляпает штампами "истина", "ложь", диалектик разглядывает корни заблуждений в истине и корни истины в заблуждении; он понимает: [и "идеалист" Гегель близок подчас мысли Ленина.]

  Азбучные истины, о которых стыдно писать, становятся "мистикой", как скоро студент-естественник, Борис Бугаев, интересуясь метаморфозой образов и понятий друг в друге, разглядывает древние культы как символизации эмбрионального в них закона эквивалентов; или как скоро он, одушевленный разглядом корней заблуждений в истине, оперирует с энергетическими понятиями так, как оперировал бы грек: и говорит о "боге" Дионисе, о котором так много рассказано и филологами, и Ницше, и профессором Зелинским, и Роде.

  Почему же не предположить: суть проблем, выдвинутых символистами, людьми с высшим образованием, - в разгляде метаморфозы образа в понятие (и - обратно), вне которой образ и понятие как метафизические реальности пусты; и лишь процесс, их сцепляющий в метаморфозу, - наполнен содержанием; ведь переоценка понятий и образов прошлого - основа их поворота вспять; что искусства, культы и быты - для них опытный материал, а не регалии культа; в их фольклоризме, как в средстве, - проблема расчистки сознанья в борьбе со штампом; почему не предположить: теоретику символизма "in statu nascendi"10 в 1901 и 1902 годах дороги и история символизма, и задача самообразования, а не "радения"; отсюда: интерес к мифам и культам; интерес к способам символизации в ранних фазах более поздних идей.

  С первых страниц этой книги подчеркиваю: зарисовываемое мной - попытка осмыслить юношеское "credo"; до 901 года моя биография - утопание в быте отцовских квартир "Бореньки", "Бори" и, наконец, - Бугаева, Бориса: "студента"; первое десятилетие литературной деятельности скрещает во мне "Белого" с "Бугаевым", "ученика" с "учащим", "студента" с "лектором"; это есть - жизнь в идеях и понятиях, в большей степени, чем личная жизнь; социальные связи, чтение, тактика, дружбы и ссоры, согласия и несогласия - определяют "credo"; я вижу себя "двуногой идеей", раскаленной спором; ошибки мои - идеологический ригоризм.

  Личная биография - провал биографии; быт понятий проваливает ряд художественных заданий.

  О том, что меня раскаляло и перекаляло, я хочу рассказать страницами этой книги.

  Высказывания 902 - 910 годов - фрагменты черновика к книге, не увидавшей света, или - дневник студента; теория символизма - тема дневника; стержень ее сковался в университете; она - в разгляде многообразия допустимых оформлений и в правилах владения оформлениями; краски, стиль подачи материала менялись в 910, 912, 916 годах; мысль оставалась тою же.

  С 901 до 911 года нет изменений в методе говорить о методах; но с 901 до 911 года краски "оперения" гаснут: мажор переходит в минор; "аллегро" в "анданте"; пульс жизни мысли бьется слабей в тисках повторов: себя самого; диалектическая спираль, свернувшись в круг, поймана в тенета не преодоленного догматизма.

  Единственный догмат юношеского мировоззрения провозглашает борьбу символизма с "догматом"; и этот лозунг я начинаю ощущать: "догматом"; я ощущаю абстрактность в борьбе с догмами; борясь с инерцией рутины, я упускаю из вида инерцию прямолинейного и равномерного движения; [Физика различает два рода инерции: инерцию покоя и инерцию движения] абстрактная правота уживается с конкретной ложью; конкретная правота есть абстрактная правота; плюс: поправочный коэффициент на каждый случай; я ощущаю свою терминологию бедной поправками; мой критический смысл выглядит в высказывании наивно; появляются оспаривающие друг друга "Белые" - в Белом: компания их: мистик, кантианец, поэт, стиховед, оккультист, скептик, индивидуалист, коллективист, анархист и социалист - таким выгляжу я извне; [неправда вкралась между мною и словом, меня отделяющим от тех, с кем мне положено быть, и соединяющим с теми, от кого я далек; эмпириокритицйст Валентинов мне говорит: "Вы проповедуете социализм под флагом символизма". Блок и Иванов отказываются от меня.

  "Казусы" сопровождают все мои выявления; правильность теории оказывается неприложимой в конкретном деле; и я становлюсь собственным мифом.]

  Вход в литературу в 1901 году и выход из нее во внутреннем "нет", сказанном соратникам по оружию в 1912 году, и сопровождаемый разрывами "дружб", обусловлен идеологическими исканиями; ярок мой литературный оптимизм 901 - 902 годов; мрачно мое "нет", сказанное в 912 году "литературщине", из-под которой я не вижу будущего русской литературе; так поднимается тема "кризиса".

  Свертываются светлые перспективы "Золота в лазури"; звучат темы "Пепла" и "Урны" - книг, в которых я ставлю над собою крест как над литератором; на кресте же - эпиграф:

  Золотому блеску верил,

  А умер от солнечных стрел.

  Думой века измерил,

  А жизни прожить не сумел 11.

  Блок, Брюсов, Мережковский, Иванов, - попеременно друзья и враги, - выглядят мне на этом абстрактном отрезке жизни эмблематическими актерами в моей драме. [Я переживаю кризис коллектива, без которого литературная борьба за "credo" - лишь сон.]

  

  

  

  СИМВОЛИСТЫ И ДЕКАДЕНТЫ

  [Кризис, пережитой мной, не был кризисом символизма во мне: кризисом - из-за символизма; тяготел в коллектив, к которому я примкнул, разорвав с традицией детства и отрочества; все базировал я на связи с людьми: с Мережковскими в 1902 году, с Блоком в 1903-ем, с Вячеславом Ивановым в 1904-ом; мой пафос: преодолеть отъеди-ненность эстетства и дурной наследственности феномена-листической культуры, символизму предшествующей; бессознательная в отцах, в детях осознавалась она как чувство гибели.]

  Считал и декадентство синонимом символизма; декаденты - те, кто себя ощущал над провалом культуры без возможности перепрыга; для декадента крылья - крылья воздухоплавателя, Лилиенталя, доказавшего своею гибелью невозможность авиации... за несколько лет до открытия воздушных путей. Декаденты и символисты осознали необходимость вылета из культуры; декаденты не видели осуществимости к вылету; символисты - делали, так сказать, авиационные пробы.

  Декадент - Бодлер; символист - Ницше; символ для первого - соответствие двух рядов; символ для последнего - пересечение рядов: в новом качестве.

  Так виделось юноше, мне, соотношение между символизмом и декадентством.

  [Мироощущение декадента прекрасно выразил Брюсов:

  Но лестница все круче.

  Не оступлюсь ли я,

  Чтоб стать звездой падучей

  На небе бытия?] 12

  Сознанием падения исчерпывает себя декадентство. [Юный Блок поднимает для меня, юноши, голос символиста, когда, обращаясь к товарищам, велит:

  ...Вместе свяжем руки, -

  Отлетим в лазурь .

  Связь рук - в каком смысле и с кем? Тут - подана проблема символизма без "декадентства"; отделенность переживается как детская болезнь роста; не воскресший в символизме декадент становится скептиком-снобом вроде Франса, иль святошей с перепугу (Верлен, Гюисманс), или словесником, подменяющим вопрос "как жить" вопросом "как писать"; таким видится поздней Валерий Брюсов (эпохи 1910 - 1916 годов).]

  Декадентов, поставленных в необходимость осознать кризис старого мира, я не считаю упадочниками; смех мещан над Бодлером напоминает смех отца-сифилитика над наследственным сифилитиком, сыном, имеющим мужество показать свои язвы отцу.

  Таково мое отношение к Бодлеру, Верлену, Рэмбо, но не... к Маллармэ, силившемуся дотолкнуть декадентство до символизма; в русских символистах, явившихся на смену французским, я вижу шаг: от скепсиса к оздоровлению; так я гляжу на Брюсова; он - старший в опыте кризиса, но отставший в опыте осознания новых форм жизни, подавленный гибелью "Лилиенталей" культуры; мы с Блоком осязаем себя братьями Райтами, борцами за авиацию.

  Нас называли "символистами второй волны"; для меня это название значило: "символисты", но не "декаденты".

  Лозунг Брюсова и Бальмонта "мгновение принадлежит мне" обнажал "тайное" феноменалистической философии Спенсера.

  Так путник посредине луга,

  Куда бы он ни кинул взор,

  Всегда пребудет в центре круга,

  И будет замкнут кругозор.

  В. Брюсов14.

  [Вытекающая из феноменализма музеология, - вот чем звучали мне строки Брюсова:

  Хочу, чтоб всюду плавала

  Свободная ладья:

  И господа, и дьявола

  Хочу прославить я.]15

  Замкнутость "Я" - склероз декадентства на символизме; [в 1900 году я объявлял отцу: "Мир есть мое представление" (- "Как же так, Боренька?"); под миром же я разумел "мир квартир" средневысшей интеллигенции.]

  В 901 году мне делалось грустно за Брюсова, когда я читал:

  В безжизненном мире живу:

  Живыми лишь думы остались.

  В. Брюсов.

  Я волил разрыва границ познания, борясь за безграничность его, за преодоление "Я" в "мы", за организацию "СО-": со-знания, со-чувствия и со-волия.

  Личность в моем понимании в индивидуализме включалась в соборность; я изучал виды соборностей (церкви, братства, коллектива, коммуны и т. д.); я понимал понятия индивидуума в терминах философии Риккерта, называвшего "индивидуумом" только неразложимый комплекс (предметов, чисел и личностей), отмеченный стилем.

  Личность (или "а" комплекса "abed") изживаема не как "а", а суммой отношений, развертываемых от каждого к каждому (в "ab" - одно, в "bacd" - другое); "индивидуум" для меня был личностью, расширенной коллективом и взятой в коллективе; "персонализм" и "индивидуализм" становились понятиями полярными; личность, отъединенную от коллектива, - считал я личиной; в статье "Маски"17 я вскрывал трагедию декадентства как "персонализма"; символизм связывал я с соборным индивидуализмом.

  Но такую соборность противополагал я механическому ее пониманию.

  Отношение Блока и меня к Сологубу, Бальмонту, Брю-сову сперва - отношения почтения издалека; задержь относилась к противоборствованию идее коллектива; "Я" немыслимы без "мы".

  С 1905 года стерлись контуры, отделявшие символистов первой "волны" от "второй"; во мне - разрывом с Блоком и союзом из тактики с Брюсовым; в Блоке - близостью с Чулковым, Городецким и Вячеславом Ивановым.

  И Брюсов меняет позиции: он проявляет организаторский талант, отдаляясь от Бальмонта; ряду моих лозунгов он говорит "да" в статье "Священная жертва"18, отрекаясь от соллипсизма.

  Но в первой встрече он мне скорее - попутчик, чем явный союзник.

  В 901 - 902 - 903 годах я подчеркивал связь с Блоком и отъединенность от Брюсова в кружке, названном "Арго", мы считали себя аргонавтами, плывшими от "декадентства" к поискам новой коммуны: по-новому "жить", а не "писать", - лозунг, соединявший нас.

  Из ячейки искателей я протягивался к голосам, утверждавшим новую жизнь; таким голосом был и голос Meрежковского, пока не вскрылась фельетонная церковность казавшихся издали революционных стремлений; таким голосом был голос юного Блока, приглашавшего нас "связывать руки"; разочаровавшись в обоих, я внял роговому фальцетто Брюсова, звавшего в фалангу борцов; если не за жизнь, то "хоть" за искусство.

  Мысли о символизме как жизненном пути, осуществляемом в коллективе, сменились мыслями о "литературной школе", разрабатывающей методологию.

  Не закрываю глаз на свои промахи; но пребываю в недоумении: символисты перескочили через символизм; историки новейшей русской литературы отметили в символизме на 80% то, с чем я боролся, не отметив того, что я защищал; я боролся с музейной редукцией вправо, боролся с "мистическим анархизмом", гипертрофирующим в символизме мистику; эти наросты и фигурируют в качестве мифов о символизме 1) у квазисимволистов, 2) у квазиизобличителей; распространяются пародии на символизм: субъективно-иллюзионистические сюсюки об "искусстве для искусства"; символизм же - выдвигает лозунг "искусство - не только искусство"; под флагом символизма доселе плавает в сознаниях "мистический анархизм".

  Обрываю себя; спрашиваю: мои представления - рисуют ли символизм? Они рисуют нечто, пережитое как опыт детства; пытаюсь себя убедить словами обо мне: меня считают же, черт подери, символистом; кроме того: о символизме я много писал с дней молодости.

  Написанное обойдено глубоким молчанием, если оно не подано в искажениях; читали Чулкова; читали исследовательские труды Валерия Брюсова под формой критических заметок; теории символизма в них нет; читали и "К звездам" В. Иванова;19 там умные мысли об очень многом не ориентированы вокруг символизма, заставляя предполагать в авторе - филолога, богослова, литературоведа, интересующегося и... символизмом; сумма всех этих не моих воззрений облекает меня в андерсеновское "царское платье", в котором порою я чувствую пренеловко себя; а когда я вспоминаю о том, чем я, собственно, волновался, то получаю письма: вы-де сдали позиции ("чулковские" некогда).

  Касаясь эпохи 901 - 910 годов, я буду порой прерывать воспоминания о личностях воспоминаниями о силуэтах, составленных из взглядов того времени субъекта воспоминаний, не потому, что они были безупречны, а потому, что они были таковы, каковы были; [я ведь касаюсь эпохи боев за символизм, - боев, сопровождаемых разрывом с друзьями и создававших мне после каждого выхода очередного номера "Весов" отряды врагов за цель: размежеваться с псевдосимволистами;] и я не могу довольствоваться указанием: мне быть "мистическим соборником" по Вячеславу Иванову, рыцарем "Дамы" по Блоку или стать Г. И. Чулковым, с которым я люто боролся; с ним ныне я в добрых отношениях; и я готов просить у него прощение за несправедливую жестокость полемики с ним; но от существа ее не отказываюсь: он, ныне не символист, создал некогда миф о символизме, последствия которого через 25 лет -сказываются... на мне.

  Ему-то - ничего; мне-то - каково!

  Вот почему свою книгу я снабжаю и показом идейного паспорта: эпохи окончания университета; побуждают нападки справа: я мимикрирую материалиста; допустим, я - плут; все же: не такой наивный, чтоб верить, что мне поверят; нападки основаны на невежестве; к показу побуждает и ирония слева: "А как... с "антропософией"?". Оная сплетена с естествознанием Гете; об этом я распространился в своей книге о Гете;20 отсылаю к ней: там показано - "как".

  В благосклонном отзыве на книгу "На рубеже" (см. в "На литературном посту")21 я разглядел улыбку: пока автор рисует "Бореньку", гимназиста, или "студента Бугаева", - он ясен; иное будет, когда он коснется "Белого", утонувшего в мистике. Был период сосуществования "Белого" и "студента" (900 - 903 годы)! В нем и "Белый" приготовлял анилин; и "студент" лаборатории "в небеса запускал ананасом", 22 оба срослись, являя двухголовое существо.

  То - аллегория; была одна голова, озабоченная проблемой увязки стремлений в картине проекций, строящих пространственную фигуру по законам логики, а не мистики; вставала проблема, как такая фигура возможна; именно: как возможно скрестить науку, искусство, философию в цельное мировоззрение; "художник" в Бугаеве колебал точность лабораторных занятий; и - лопались склянки, ломался термометр, рассеянно превращенный в палочку для помешивания; художественному же "нутру" Белого делалось неповадно от проблем логики, которыми его Бугаев просаживал; живой темперамент сказывался не только в стихах о "кентаврах", загалопировавших в его стихотворной строке с полотен импрессиониста Штука, но и в попытке формулировать действие закона эквивалентов в эстетике: [наблюдение, свойственное естествознанию, переносилось в сферу: изучения колоритов зари - по годам, чтобы открыть закон господства разных закатных типов; пожимали плечами, когда я, бросив "кентавров", заводил речь о "плотности энергии", - понятии, введенном в науку моим учителем, Умовым; "мы имеем возможность говорить об обратном отношении между количеством и плотностью материала художественного произведения и плотностью энергии", - писал я в 906 году; и Брюсов, Блок, Иванов, "филологи" по образованию, не понимали степени живости для меня этих понятий; такие мысли - продолжение мыслей 900 - 901 годов, развитых в статье "Формы искусства"; статья напечатана в декабрьском номере "Мира искусства" за 1902 год; на нее обратили внимание "старики": математик Бугаев и профессор Кирпичников; она осталась чужда - Брюсову, Иванову, Блоку.]

  Весь круг идей о символизме - кристаллизация мыслей, выношенных в университете, - [между занятием химией, сочинением об оврагах и изучением Вундта, Гельм-гольца, Оствальда, Спенсера и т. д. Были другие интересы - к Метерлинку и Рэйсбруку, что ж, - Якова Беме любил же... Энгельс.]24

  В эту эпоху зарисовывались контуры теории символизма в дневнике, который я вел; он - утрачен; но он - источник позднейших фрагментов; в них вкраплены мысли, жившие систематически в плане ненаписанного философского кирпича.

  Если эти фрагменты дать в вытяжке цитат, - контур теории не вызывает сомнений; и ясна роль естествознания в ней; оно - в проблеме стиха, ставшей камнем преткновения для "филологов"-формалистов.

  Подавая схему воззрений, не склонен ее защищать или разоблачать, а склонен показать: стиль сырья; то, что есть, а не то, что сфантазировано; в вязи "цитат" из высказанного четверть века назад мой "ответ" и на - "приспособляетесь", и на иронию слева: "А как увязан "Белый" со студентом-естественником?" [Я цитирую себя только из двух моих книг: "Символизм" и "Арабески", являющих главным образом перепечатку журнальных статей, написанных в 1902 - 1909 годах; в сносках я буду обозначать "Ар." - "Арабески" и "С." - "Символизм", с указанием страниц и с указанием года написания статей].

  

   СТУДЕНТ "БУГАЕВ" В ПРОБЛЕМЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ

  "Действительность многогранна";1 стремление к многогранности "полагает... установление порядка и границ между отдельными дисциплинами";2 "легко спорить об объектах познания... Важно уяснить целесообразность в порядке познания";3 порядок - не метафизический: "мы видели крах метафизики";4 "догматическая философия погибла до Канта"; 5 "злоупотребление отвлеченными понятиями... - неизбежно в догматизме, если не обращать внимания на способ возникновения и употребления их"; 6 "смена философских систем есть смена терминологии";7 но мы можем видеть и "красоту высоких заблуждений", - например: у Канта, у Гегеля.

  В статьях 904 года метафизический догматизм отклонен; чем он заменен?

  "Основою... положительных сведений о действительности мы считаем точную науку";9 "история науки рисует... картину... выпадения из философии...; научная индукция... уверенно... врезается в расплывчатые границы... априоризма... Для философии наступает роковой момент. Она оказывается без объектов" 9.

  Так говорю я в 1904 году.

  "Научный метод превратился в многие методы: возникли частные логики наук"; 10 "оставаясь на точке зрения частной науки, мы не получим объективного соотношения между различными научными методами"; 11 "вопрос о методе подчиняет научное толкование... теории знания"; 12 "точность наук в группах связей"; 13 но эти группы - "ряд параллельных, непересекающихся линий"; u "частные логики наук требуют общелогического обоснования"; 15 вне его и "догматы научных мировоззрений... суть утопические фантазии...; они не говорят ясным языком"; 16 "философия... является... в новой роли... Она устанавливает правильное соотношение между науками"; 17 без "критицизма лучшие бы из нас задохнулись..." 18.

  "Рассудок ручается только за правильность выведенного, а не за действительность"; 19 "исторически смысл знаний менялся";20 "вчерашний предел перестает быть пределом...; молекула-атом-ион" 21 [С. 12. 904.2 С. 13. 904.3 С. 13. 904. 4 С. 94. 909. 5 С. 21. 904. 6 С. 22. 904. 7 С. 103. 909. 8 С. 51. 909. 9 С. 12-19. 904. 10 С. 51. 909. 11 С. 12-19. 904. 12 С. 12-19. 904. 13 С. 55. 909. u С. 55. 909. 15 С. 54. 909. 16 С. 55. 909. 17 С. 12 - 19. 904. 18 С. 21. 904. 19 С, статья: "Критицизм и символизм".20 С. 56. 909.21 С. 55. 909] - стадии расширения пределов материи; статике противополагается диалектика становленья понятий; "винегрет... из предельных методологических понятий... ведет к гетерономии каждого"22.

  Дается отпор и подстановке служебных понятий под общелогические: "смешны... решения проблемы причинности путем подстановки понятий вроде энергии, силы...; ведь тут объясненье целого... ее частью; сказать, что причина есть сила, - сказать, будто единица равна своей трети"; 23 "соединение науки и философии в нечто однородно смешанное - только словесно";24 "принципы метода образуют частную логику науки...; но частных логик много";25 "мировоззренье не может лежать ни в основе частной науки, ни в ее выводе; мировоззрение не может лежать и в основе системы наук";26 "некоторое время научным мировоззрением считалась система наук...; но частные науки развивались независимо от системы... Система распадалась за системой...";27 "Кряж "синтетической философии" распался" 28, - говорю я о Спенсере; "в позитивизме как системе наук... 29 открывается характер научного мировоззрения как... догматического";30 "нужно быть многострунным" 31.

  Отклонив систему наук позитивизма, я отклоняю и попытки строить мировоззрение на данных частных наук.

  "Пытались... в центре научного мировоззрения поставить выводы одной из частных наук (химии, физики, механики) , принятых за основную";32 "философию... превращали в историю... психологию и даже термодинамику... Ответы были ответами методологическими" 33.

  Отклонив догматизм, метафизику, позитивизм, механицизм, я разбираю психологические мировоззрения моего времени.

  Когда под базой психологии берут психофизиологию, то подставляют понятие о пределе; "понятие о бессознательном... понятие о предельном... оперируя в психологии с понятиями о сознательном и бессознательном, мы оперируем с понятиями соотносительными"; "Крайний вывод... соллипсизм. Это выясняет Шуппе..." 35.

  [22 С. 55. 909. 23 С. 55. 909. 24 С. 23. 904. 25 С. 53. 909. 26 С. 54. 909. 27 С. 51. 909. 28 С. 909. 29 См. сочинения Спенсера: "Основные начала", "Основание биологии", "Основание психологии", "Основание социологии", "Опыты". 30 С. 22. 904. 31 С. 30. 904. 32 С. 50-53. 909. 33 С. 50-53. 909. 34 С. 35. 904. 35 С. 44. 904].

  В статье 1904 года "О границах психологии" я даю краткий разгляд позиций волюнтаризма, психофизики фехнера, сенсуализма и параллелизма, признаваемого мной недостаточным, ибо "внутренний" ряд в этой позиции остается лишь "постулатом эмпирической психологии", а "раскрытие постулата лежит... за пределами психологии";36 но и запредельное "психологии" я отвергаю, как-то: рациональную, невозможность которой еще доказал Кант, и спиритуалистическую: "бедные психологи-спиритуалисты"3 .

  Так "основные проблемы... возникающие в психологии... выносятся из ее области"; "психология... оказалась... химерой"; 39 границы ее, "во-первых... предельные механические понятия и, во-вторых, познавательные формы" 40.

  Таков первый абзац мировоззрителя "Белого", пропо-ведываемый им и в 1904 году, и в 1909 году в статьях, а ранее (в 1901 и в 1902 годах) проповедуемый в университете, товарищам: Суслову, Петровскому, Владимирову, Печковскому и многим другим, - проповедуемый дружески расположенному семейству Соловьевых, горячо принимавших "поэта" Борю и холодновато относившихся к "Бориным теориям"; отец мой, горячо споря, порой безусловно соглашаясь, относился приязненно к мировоз-зрительному строительству своего сына, не подозревая в нем "художника", не подозревая и "мистики" в отклонении позитивизма, крайностей механицизма, историзма, психологизма и плюрализма.

  [Вероятно, "мистика" и проблема трансцендентности влетели в Белого с "черного хода", ибо парадный вход - "бутафория".

  Увы, - ее нет: высказываемые истины естественны для естественника; ими были "заражены" не одни символисты; их исповедовали сотни "студентов", читавших Милля, Спенсера, Вундта, Оствальда, Фехнера, Гельмгольца, как я, штудировавших историю индуктивных наук, как я; и интересовавшихся соотношением естествознания и философии, как я, - например, сын профессора медицины А. Б. Фохта, Борис Фохт, окончивший в эти годы естественный факультет и изучавший Канта на филологическом, с которым у меня бывали схватки и у которого я впоследствии учился тому, как штудировать Канта: с комментариями.]

  [36 Там же. 37 С. 41. 904. 38 С. 47. 904. 39 С. 48. 904. 40 С. 44. 904].

  Проблема критического мировоззрения волновала меня в эпоху изучения естествознания, она же волновала и в эпоху пребывания моего на филологическом факультете; волновала позднее, определяя встречи с кружком молодых философов - Фохтом, Кубицким, Гордоном, Гессеном, Яковенко, Шпеттом и сколькими, вызывая недоумение, недружелюбие со стороны Брюсова, Мережковского, Иванова, Блока; Брюсов предпочитал в разговорах со мной философии литературу; с Блоком при всем желании было невозможно вести философский спор; в Иванове я старался опрокинуть "реалистическую" концепцию символизма не потому, что она "реалистична", а потому, что его реализм был для меня "метафизическим реализмом".

  [Почему же соединялся с ним? Философская оправа на Иванове, филологе, тончайше воспринимавшем "стили" и понимавшем искусство, выглядела "дышлом"; она делалась неопасной мне; его сила и меткость не в философии, а в историзме. Теоретизируя, - он сбивался; но он высказывал тончайшие и глубочайшие истины о символизме, ставя их на исторический фундамент; в моей "теории" он был - отдел, озаглавленный "История символизма"; необходим был Брюсов в другом отделе, озаглавленном: "Символизм и литературные школы".]

  В теоретических интересах я был одинок, [и когда говорил врагам "мы", - то разумел себя и надетые на правой руке фикцию "литературоведчества" Брюсова или - "мы - с Брюсовым", на левой - фикцию "исторических экскурсов"; или - "мы - с Ивановым"; я поступал, как напуганный ночной тьмою еврей, показывающий вооруженным разбойникам надетые на руки: шапку и ермолку.

  Это было - нелепо, наивно и гордо; оказалось же - непрактичным: в сумме шишек на моем лбу от критических тумаков я ощупываю и те, которые относимы к Брюсову, и те, которые относимы к Иванову.]

  

  

  ТЕОРИЯ ЗНАНИЯ, ИЛИ... "ВЕЛИКАН РИЗА"?

  "Законы вещества, устанавливаемые... химией и физикой... модели, сосредоточивающие внимание на требованиях, которые мы должны предъявлять изучению формальных принципов"; 1 "указание на массу как на энергию сопротивления равнозначно указанию на динамический базис всякого учения о массе";2 "законы сохранения вещества... следствия закона сохранения энергии";3 "современные энергетики пытаются даже формы познания вывести из энергетических процессов"; 4 "Рилъ определил причинность как вид энергетического процесса";5 "закон эквивалентов нашел бы свое выражение в формальной эстетике"6 [1 С. 182. 906. 2 С. 183. 906. 3 182. 906].

  Так говорит естественник; гносеолог в нем понимает: данные механического мировоззрения - модели; пользоваться ими надо с большой осторожностью; так что: хотя "в термодинамике не обойтись без понятия энергии"7, но это "понятие - определенно лишь в той области, где с этим понятием связано понятие о механической работе"8 оно, "вынесенное за пределы частной науки, становится... совершенно не ясным"? критика основоположений механики ставит его в отношение подчинения к теории знания: "механические и динамические понятия оказываются в зависимости от данных гносеологического анализа"; 10 "переход этих понятий... механики к понятиям гносеологическим стоит в связи с расширением каузальной проблемы"11.

  Но критика основоположений всякой "науки ставит науку в отношение подчинения к теории познания" 12 вне ее и научная систематика есть "систематика... незнания";13 ее формулы, практически не раскрытые в жизненном смысле, - отношения, протекающие между неизвестными величинами, или "винегрет из... методических понятий"; 14 "частные логики... требуют общелогического обоснования"15, или - вскрытия многосмыслия отвлеченных понятий в жизненную осмысленность их:

  "Теория знания есть введение ко всякого рода миросо-зерцаниям"; 16 "критическая философия имеет дело с основными проблемами познания"; 17 "она занимает независимое место в ряду прочих наук"; 18 "не против точного смысла научного знания направлено жало...; против иных способов расширения знания"; 19 "само знание становится предметом";20 "познание - знание о знании" 21.

  Что здесь мистического?

  В 906, 907, 908 годах Александр Блок и Вячеслав Иванов упрекали "мистика" в отвлеченном рационализме и в безуханной неблагодатности его мыслей о символизме; из "Золотого руна", штаб-квартиры мистических анархистов, летели стрелы Генриха Тастевена по его адресу.

  [4 С. 23. 904. 5 С. 31. 904. 6 С. 187. 906. 7 С. 187. 906. 8 С. 187. 906. 9 С. 52. 909. 10 С. 43. 904. 11 С. 44. 904. 12 С. 55. 909. 13 С. 56. 909. и С. 55. 909. 15 С. 54. 909. 16 С. 54. 909. 17 С. 56. 909. 18 С. 57. 909. 19 С. 57. 909. 20 С. 57. 909. 21 С. 57. 907].

  Был ли рационалистом я?

  Рационализм в первые годы начала столетия был представлен рядом школ, берущих начало в Канте: Коген, На-торп, Кассирер, Кинкель с одной стороны, Виндельбанд, Риккерт, Ласк, Кон, Христиансен - с другой рационализировали до крайности трансцендентальный идеализм Канта; отношение к Канту было экзаменом на право быть принятым в общество "порядочно" мыслящих; для этого надо было усидчиво преодолевать некую понятийную гимнастику, заменяющую мировоззрение овладением приемами схоластических головоломок, как-то; знать, чем форма отличается от "формы формы" и почему "форма формы формы" равна "форме формы" 22.

  [22 Этими уточнениями занимались последователи ученика Риккерта, профессора Ласка]

  В 1905 году я писал против идеализма и рационализма: "Переоценка ценностей... выразилась в бунте против узкого материализма и натурализма... Но... не к рационализму, не... к идеализму призывала новая литературная школа"; в этом-то "но не..." и была загвоздка для понимания моих тогдашних идей; "но" предполагало какое-то "хотя - однако"; "хотя" - относилось к условному допущению метода в отмежеванной ему сфере; "однако" - относилось к отрицанию реальности за методическим смыслом; "но не", - на нем спотыкались: товарищи символисты и "враги" - идеалисты, рационалисты, механицисты, позитивисты, наивные материалисты, метафизические реалисты и теософы; они смешивали в молодом символисте две проблемы: овладения языком, т. е. умением говорить при случае как идеалист, как метафизик, как механицист, как материалист, как теософ, и оценки языка как определяющего мировоззрения; я учился у идеалистов: они были склонными порою меня счесть своим, видя меня оперирующим их понятиями; глупые люди и доселе видят в моих естественнонаучных интересах лишь желание примазаться к... Молешотту; это доказали иные из читателей книги "На рубеже".

  Через всю жизнь проходит знакомая картина: Степпун, Гессен, проф. Богдан Кистяковский мне говорят: "Тут вы мыслите как... риккертианец"; Мережковский в 1902 году заявляет студенту-естественнику: "Вы - наши, мы - ваши"; социал-демократ Валентинов видит в позиции "Эмблематики смысла" позицию, близкую к социализму; Георгий Чулков в 1905 году записывает и меня в "мистическую соборность"; Гончарова в 1902-ом записывает в теософа. И это оттого, что они видят во мне - "хотя"; "хотя" - означает: умение говорить как мистик, как идеалист, как позитивист и т. д.; смешивают средство, учебу, - с целью: с заданием критически вскрыть корни "языка"; разглядеть в нем заблуждение; и даже: увидеть в заблуждении искажение истины, подобное искажению ее в теории, забракованной Лавуазье.

  Это "хотя - однако" - выявление в естественнике проблемы ножниц, о которой я говорю подробно в книге "На рубеже", жалуясь, что понимающий меня в науке отец приходил в ужас от "мистики" стихотворений, мною написанных; не понимающий этих стремлений литературный патрон, М. С. Соловьев, всемерно покровительствовал "художеству".

  Это проистекало из усилий выработать собственную теорию знания, а не взять ее напрокат; изучая жаргон Канта, не делался кантианцем; изучив жаргон Владимира Соловьева, написал о его философии, что она "малоговорящая метафизика"23, хотя личность Соловьева чтил чрезвычайно.

  Теория Канта для меня - "только проблема";24 теория знания "отсутствует у Канта";25 "теории знания как науки нет у него"; 26 у него же "выведение опыта из... предпосылок лишает объект знания предметной значимости: содержание выводится из формы... "Вещь в себе"... оказывается мыслимым понятием...; улетучивается... объективно данный материал...; бытие становится формой мысли"; 27 "тяжкая форма хронического незнания по пунктам есть предмет гордости нескольких теоретико-познавательных школ";28 "Кант... был восьмым книжным шкафом своей библиотеки... Может ли книжный шкаф обладать личным творчеством"; 29 "из кантовского критицизма, отрицающего существенность познания, выход или в позитивизм, или к Гегелю" 30.

  [23 См. "Арабески". Владимир Соловьев (силуэт). 24 С. 60. 909. 25 С. 59-60. 909. 26 С. 60. 909. 27 С. 69. 909.28 Ар. 213. 910. 29 С. 215. 910. 30 С. 27. 904].

  Позитивизм - отвергнут; Гегель - метафизичен; и я зову от Канта к постановке по-новому его проблем, чтобы с критицизмом как тенденцией встретились актуальные проблемы начала века; и жду от встречи новой теории знания: насквозь критической, насквозь жизненной; в ней не только возможно обоснование эстетики в логике, но и логики в эстетике; она должна вскрыть самое творчество как точную фантазию мысли.

  Такая теория только - загадана; мое задание: сдвинуть ее с точки загаданности хотя бы на шаг.

  Осуществление в усилиях поколений.

  Здесь корень моего символизма: он - в мироощущении рубежа, в опыте понимания, что "несостоятельность научно-философских теорий в... оценке... бытия и необходимость подобной их оценки... побуждает перейти за пределы теорий"31, провозглашающих предел познанию и полагающих бытие в непознаваемом; вот где корень "потусторонности", аромат которой разливает мой литературный портрет (чуть было не сказал "памфлет").

  Не раз употребляю я термин "трансцендентный". В каком смысле? В смысле перехода границ ограниченного познанья - познанием же, а не верой; переход - куда? "За пределы... теорий... в области практического идеала" 32.

  Я провозглашаю примат созидающего познания над познанием рефлектирующим и отражающим "тени вещей"; мой трансцендентизм - разрыв границ и переход в сферу жизни, - из двух расколотых половинок, объявляющих, каждая, себя в "здесь" и полагающих, каждая, другую - в "там"; он в соединении "кажущегося" запредельным с "кажущимся" внутрипредельным - в том, что ни "вне", (ни) "внутри", ибо самые "внутри", "вне", - миросозерцательный расщеп дуализма, пара автономий "психологии в себе" и "естествознания в себе", психологизма и наивного натурализма.

  Мой "трансцендентизм" - 1/2 моего "имманентизма"; понимание символизма как имманентизма за пределами метафизики с ее "вещами", что термин "трансцендентный" фигурирует у меня лишь в смысле пропирания через искусственные рогатки, поставленные познавательными импотентами.

  Я вижу, что "современная теория знания претерпевает кризис";33 ее "единство оказалось метафизическим"; 34 "Кант пришел к необходимости теории познания";35 и - только.

  Вносится проблема борьбы за должную, не данную теорию знания и за путь науки, вырванной из м